Звезды, пламя и сталь

Глава 3

Планета Сканда-4, учебный лагерь «Кузница победителей»

Нас согнали вниз по аппарели, как стадо баранов. Сержанты орали, щедро раздавали пинки и затрещины. В общем, всё прошло, как и ожидалось. Максимум суеты, минимум порядка и собранности. Ну, а что вы хотели?

Две сотни молодых парней, действительно походили на тех самых баранов. Минут двадцать нас строили с помощью тумаков, и какой-то матери.

Пока сержанты драли глотки, я окинул взглядом окрестности. Местность тут была весьма унылой. Плиты посадочной площадки уже хорошо нагрелись под лучами местного светила. Это было хорошо видно — над ними стояло марево горячего воздуха.

И сейчас, как я понял, было ещё утро. С трудом представляю, что тут творится днём. Вокруг космодрома, сколь хватало глаз, простирались унылые красные пески.

Мы только-только покинули борт, а этот песок уже скрипел на зубах у всех. Он был везде.

И в этом песке мы будем барахтаться ближайшие пол-года. Так себе перспектива.

Нас разбили на небольшие группы. Каждую группу построили в шеренгу.

И теперь перед каждой шеренгой стояло по командиру. Служба начинается. И начинается она со знакомства с нашим персональным дьяволом — сержантом.

А сержант уже расхаживал перед строем, исследуя нас цепким взглядом. И было ясно, что он составляет для себя портрет каждого из нас. Он замечает все мелочи, которым мы в жизни не придаём никакого значения. А для него всё это — намеки на наши слабости, уязвимости и возможные сильные стороны.

Кстати — у него и руки и ноги свои, без металла. По крайне мере мне так показалось. Сам он были сухим, жилистым. Его грубое лицо казалось вырезанным из твёрдого дерева. Взгляд отстранённый, равнодушный. Глаза бесстрастные, холодные. Глаза палача или патологоанатома. Он видел много смертей, он свыкся со смертью.

— Отделение, смир-рна! — Вдруг рявкнул этот щуплый человек. И все, кто до это вертелся и трепался с соседями вдруг замерли, бестолково вылупившись на него.

— Я ваш сержант, — сообщил он, скользя взглядом по нашей извилистой шеренге, — зовут меня Брукс, — он сделал паузу, словно ожидая, что кто-нибудь заговорит. Но наш строй хранил молчание. Сержант усмехнулся и продолжил:

— Обращаться ко мне надо «Господин сержант», ну, или просто «Сэр», — он остановился и спросил, — это понятно?

Строй загудел в ответ что-то неразборчиво-утвердительное.

Сержант ухмыльнулся… И началось. Мы пол-часа учились хором отчётливо произносить фразу: «Так точно, сэр». Когда сержанту наконец понравилось, как мы отвечаем, я уже был весь мокрый. Думаю, что и все остальные в нашей шеренге тоже хорошенько вспотели. Солнышко-то, пригревало, карабкаясь вверх по небосклону. Так что жара продолжала усиливаться.

А вот сержанту было хоть бы хны. Глядя на него нельзя было сказать, что он испытывает какой-то дискомфорт. На форме — ни единого мокрого пятна, и на лбу ни капли пота. Железный человек.

— Итак, продолжу, — он заложил руки за спину и медленно раскачивался на каблуках взад-вперёд. — слушаться меня надо беспрекословно. Я ваш бог, судья и истина в последней инстанции. Вы здесь — ничто. Пыль. Бессловесный скот. Мясо. — голос его был тих и страшен.

Он остановился и опять окинул строй острым взглядом. Похоже, то, что он увидел, его устроило. Сержант продолжил, роняя слова, словно камни:

— Моя задача — сделать из вас инструмент. Инструмент точный, острый, послушный. Из кого такого инструмента не получится, те сгинут в этих песках. А те, кто будут недостаточно хороши, но всё-таки здесь выживут — сгинут позже. Там, куда вас пошлёт Империя. И только те, кто впитает в себя все навыки и умения, что я буду вам преподавать… Те, может быть, смогут выжить в своём первом бою. И в последующих, если повезёт… И не надейтесь на те нейросети, что вам установят по окончании нашего курса. Если в руках нет силы, а в голове, мозгов — то вы обречены. Вопросы?

У меня были вопросы. Но я благоразумно решил придержать их при себе. И дальнейшие события показали, что в этом я оказался прав…

Тут раздался надсадный кашель. Я скосил глаза в сторону звука и увидел, что кашляет тот самый Артём. Да-да, тот самый, что лежал в транспорте надо мной на верхней койке. И его кашель стал поводом:

— Ты что-то хотел спросить? — сержант обернулся к бедняге. Лицо его оставалось бесстрастным, но в глазах зажёгся нехороший огонёк.

— Не-ет, господин сержант… — растеряно и боязливо проблеял новобранец.

— Ты как стоишь? Я разве давал команду «вольно»? — всё ясно, сейчас начнётся экзекуция.

И цель этой экзекуции не кого-то там за что-то наказать… Нет. Просто пришло время показать нам всем, что мы просто мясо.

— Упал, отжался! — отрывисто пролаял сержант прямо в искажённое ужасом лицо Артёма.

Тот, вместо того, чтобы исполнять команду скривился, словно собрался разрыдаться прямо тут, при всём честном народе. Сержант без замаха воткнул кулак ему в брюхо. Рекрут опять зашёлся в кашле и согнулся, схватившись за живот.

Сержант неподвижно стоял, глядя на эти конвульсии. Заметив, что Артём перестал кашлять, тихо и страшно прошипел:

— Упор лёжа принять! — до придурка дошло, что шутки кончились и он грохнулся на колени. Некоторое время неуклюже возился на горячей плите и наконец принял упор лёжа.

— Отжимайся! — скомандовал Брукс, и рекрут, глотая катящиеся из глаз слёзы, начал отжиматься.

Отжимался он отвратительно. Задница провисала, руки дрожали, локти разъехались в стороны…

Отжавшись раза четыре, Артём окончательно обессилел. Он извивался, как червяк, силясь ещё раз выпрямить руки, чтобы оторвать от песка впалую грудь.

— Достаточно! — Артём тут же бессильно растянулся на песке, всхлипывая и кашляя, — теперь ты понял, чего ты стоишь? — спросил его Брукс.

— Да, сэр, — прохрипел Артём, сплёвывая набившийся в рот песок.

— Ну и хорошо, — сержант обвёл нас всех тяжёлым взглядом, — а вы, сынки, вы всё поняли?

Я один, как дурак, проорал во всю глотку:

— Так точно, сэр! — остальные опять начали что-то мямлить…

В результате мы ещё минут двадцать посвятили уставной форме ответа на вопросы командира. Солнце к этому времени добралось таки до зенита. И теперь пекло наши макушки на пределе своих возможностей.

— Я вижу, что до всех до вас с трудом доходят даже простейшие вещи, — с насмешливым сожалением сказал он, — ну что ж… Будем тренироваться.

Он ещё раз обвёл взглядом нашу кривую шеренгу:

— Теперь каждый хватает свою сумку, — он брезгливо посмотрел, как строй моментально развалился. Все кинулись к сваленным в кучу личным вещам, пакетам, сумкам, и рюкзакам.

Единственный, кто остался на месте — это я. Я не брал с собой никаких сумок. Грегори перед отправкой сказал, что всё равно всё придётся выбросить. Да и не было у меня ничего, что можно было бы в сумку положить. И если быть честным до конца, то и сумки приличной тоже не было…

— А ты что, самый умный? — я вздрогнул, так как этот вопрос сержанта был обращён ко мне.

— Никак нет, сэр! — выпалил я на одном дыхании и вытянулся по стойке смирно.

— А почему за сумкой не пошёл? — он смотрел на меня с недобрым прищуром.

— У меня нет сумки! — ответил я.

— У всех есть, а у тебя нет? — что он ко мне пристал-то с этой сумкой… Какая разница, есть она у меня, или нет её… Как выяснилось, разница таки есть.

Все построились, навьюченные личными вещами.

— Точно, самый умный, — сержант продолжал сверлить меня взглядом, — ну, смотри, я тебя запомнил…

Оставив меня в покое, он окинул строй довольным взглядом:

— А теперь слушайте. Сейчас мы побежим в лагерь, где дислоцирован наш учебный центр, — довольно осклабился, увидев, как вытянулись наши, и без того кислые, морды, — не бойтесь, тут рукой подать — километра три, не больше. Но вы должны дотащить до лагеря все свои мешки и пожитки. Ясно?

Тут весь строй в едином порыве грянул уставной ответ. У меня аж в ушах зазвенело.

— Молодцы, — снисходительно похвалил нас Брукс, — и ещё. Если кто упадёт, остальные должны помочь ему добраться до лагеря. Хоть на себе тащите. Зачёт по последнему. Если в норматив не уложитесь — вам придётся ещё раз бежать сюда. А потом вернуться в лагерь. Само собой, тоже бегом. Вопросы? — он насмешливо посмотрел на наши унылые лица.

На этот раз никто не кашлял и глупых вопросов не задавал. Все поняли, что обращать на себя внимание — себе дороже.

Ну, раз нет вопросов, то не будем терять времени, — подвёл черту Брукс. — Слушай мою команду…

Он набрал в грудь побольше воздуха и заорал: — Бегом… Марш!

И мы побежали… Почти сразу к нам присоединились и остальные. И вся эта толпа топала, пыхтела, хрипела. Пылищу подняли — не продохнуть…

Эту пробежку невозможно описать словами. Такое надо пережить, чтобы по настоящему понять, что это такое.

Забегая вперёд скажу, что это тогда мне казалось, что хуже не бывает. Марш-броски с полной выкладкой по пересечённой местности оказались гораздо более запоминающимися. Но это всё будет потом…

А сейчас мы бежали по покрытой трещинами бетонной дороге. Она извивалась среди высоких барханов. Сверху нещадно жарило местное солнце.

Первые несколько сот метров мы преодолели без потерь. Но вечно так продолжаться не могло — это было бы слишком хорошо. Сначала упал какой-то толстяк, который пёр на себе объёмистый рюкзак.

Сержант, бежавший чуть сбоку, выдернул из строя пару счастливчиков. Молча указал пальцем на лежащую на горячем бетоне тушку. Ребятишки кивнули и направились к толстячку. Энтузиазма в их глазах не было совсем. Да и откуда ему взяться-то?

Но к приказу сержанта они подошли творчески. Вместо того, чтобы взваливать на свои плечи увесистого рекрута, один из них с размаху пнул страдальца по пятой точке. И, о чудо! Упитанный симулянт вскочил, и, поправив рюкзак, порысил вслед удаляющемуся строю.

А парни, вернувшие его к жизни, бежали рядом и подбадривали. Добрыми словами, пинками и оплеухами. Пока помогало.

Я же отметил про себя, что надо держаться вне поля зрения сержанта. А то припашет ещё тащить кого-нибудь.

В течение пары минут я поменял своё место в толпе бегущих. Теперь меня от него надёжно загораживали другие рекруты.

Вообще, жалкое зрелище было. По моим ощущениям мы пробежали всего пару километров. А за строем уже волокли троих. Бег с мешками на горбу под палящим солнцем — это хорошее испытание выносливости…

Но всё на свете заканчивается. Рано или поздно. Так или иначе. Закончился и этот позорный кросс.

Наша колонна втянулась в ворота КПП лагеря. Сержанты уверенно указывали нам путь по территории. И вот мы, наконец, оказались на плацу перед длинным одноэтажным строением, сложенным из пласталевых секций.

Курсанты жадно хватали ртами воздух и опасливо косились на сержанта, уже расхаживавшего по плацу.

— Что столпились, как бараны? — прорычал Брукс, — в шеренгу стройсь!

Парни, бестолково толкаясь, начали искать места в строю. Сержант презрительно наблюдал за этим броуновским движением. Наконец, когда скопление рекрутов стало отдалённо походить на шеренгу, он продолжил:

— Теперь берём свои мешки, и бежим… — слово «бежим» заставило нас всех исторгнуть горестный вздох, — … во-о-он к тем контейнерам. И бросаем туда всё то дерьмо, что вы привезли с собой в своих мешках. — глядя на потные лица подчинённых, он злорадно добавил:

— Вместе с мешками. На ле-во! Бегом марш! — и мы побежали к контейнерам. Ребята — выкидывать свои сумки и рюкзаки, а я так, за компанию…

Потом мы пробежались до склада. Там получили форму, обувь и всё прочее, что положено иметь курсанту, вплоть до тюбика с армейской зубной пастой. После чего опять побежали к казарме, где безжалостный Брукс снова нас построил.

— Запомните, сынки. Передвигаться по территории лагеря можно только двумя способами — либо строем, либо бегом. Увижу кого, кто просто идёт — сгною в карцере. Все всё поняли?

На этот раз парни наученные горьким опытом не оплошали и над плацем прогремело: «Так точно, сэр!».

— И ещё… Сейчас идёте в казарму, и селитесь в третий кубрик. Там будет находиться ваше отделение. Подгоняйте форму, приводите себя в порядок. И будьте готовы к построению — возможно наш взводный захочет с вами познакомиться.

Я нашёл себе койку на нижнем ярусе, стоявшую максимально далеко от входа. Разложил на ней всё, что получил на складе и начал осматривать своё имущество. В общем, возился, никого не трогал. Отдыхал телом и душой.

День выдался суетный. Но, видимо за счёт того, что у меня начала расти способность к регенерации, устал я не так сильно, как ожидал. В общем, всё было относительно неплохо и ничто не предвещало.

Да, всё было хорошо, пока я не ощутил настоятельную потребность посетить санузел.

И когда я возвращался обратно, произошёл этот досадный инцидент.

Я шел в узком проходе между койками. Арка нашего кубрика была уже рядом. И тут мне прилетело в затылок.

Удар был ужасающим. Похоже, били табуреткой. Как череп не раскололся, не знаю — повезло, не иначе. Сознание помутилось, но я всё-таки ушёл в кувырок. А из кувырка вышел в стойку и тут же развернулся лицом к угрозе.

В проходе стоял тот самый хмырь, что пытался в транспорте отжать моё койко-место. Видимо, одного раза ему не хватило, и он возжелал добавки. Хотя шансы у него были. Если бы я отключился, то он бы меня тут отделал, как бог черепаху. А так…

Я скосил глаза сначала в одну сторону, потом в другую. Его прихлебателей видно не было. Наверное, он просто решил воспользоваться удобным случаем. Врезал мне по затылку табуретом, пока я проходил мимо. Ну, он за это заплатит.

Теперь я скосил глаза к носу и начал неуверенно раскачиваться, типа, поплыл от удара. На самом деле я следил за противником, готовясь к атаке. Смотрел я на его нижнюю часть тела. Так ему было труднее понять по моему взгляду, что я готовлю ему сюрприз.

И когда он сделал первый шаг, я шагнул ему навстречу, нанося прямой удар ногой. Ну да, бил в промежность. Но на этот раз попал вскользь — оппонент успел повернуться и частично прикрылся бедром.

Грязно выругавшись, он начал заносить над головой ту самую табуретку. Но ударить я ему не дал. Бросился вперёд и толкнул его что было сил. Сбить его с ног мне не удалось, но табурет он таки выронил. И я сразу почувствовал себя более уверенно.

Противник был близко. И, вместо того, чтобы быстро среагировать и врезать мне, он зачем-то раззявил свой рот. Вероятно, хотел ещё раз обругать меня, бедняга.

Но я вырос в приюте. Для меня нет грязных приёмов. Любой приём хорош, если помогает одержать победу. Поэтому я быстро сунул согнутый крюком большой палец правой руки в слюнявую пасть придурка и рванул щеку наружу.

Как же он орал, как орал… Бедняга схватился за морду, а сквозь его пальцы сочилась кровь и падала на пол. Значит пасть я ему хоть чуть-чуть, да порвал. Дав ему напоследок по морде с ноги, развернулся в сторону кубрика.

Из арки выглядывали рекруты нашего отделения. Говнюки. Вместо того, чтобы выручать товарища, пялились на бесплатное зрелище. М-м-да, не союзники. В лучшем случае — сочувствующие зрители. Болельщики, итить их так… Но ладно, посмотрим. Может до них дойдёт, что только вместе мы сила. Какая-никакая…

Провожаемый настороженными взглядами я прошёл в своей койке. Сверху свесился Артём:

— А здорово ты его! — с энтузиазмом прошептал он. Только мне купание в лучах его восхищения никакого кайфа не доставляло. Потому я устало цыкнул на него:

— Помолчи, — ощупывая свежую гулю под глазом. Успел таки, гад, сунуть мне своим кулачищем… А я в горячке и не заметил, пропустил как-то… Это плохо…

Через час пришёл Брукс, чтобы отвести нас в столовую. Причём сегодня это был наш первый и последний поход туда. Трёхразовое питание обещали с завтрашнего дня.

В столовую мы перемещались строем… и бегом — одновременно. Но мне понравилось. Так оно даже быстрее было. А жрать мне опять хотелось, как из ружья. Наверное из-за того, что регенерация начала устранять последствия скоротечной драки.

Но процесс был медленным. А потому к тому моменту, когда мы вернулись обратно к казарме по моему лицу расплылся уже пожелтевший, но всё ещё заметный синяк.

Брукс бросил на меня заинтересованный взгляд, но так ничего и не сказал.

Остаток дня прошёл в какой-то невнятной суете, а когда объявили отбой, я улёгся в койку и опять потянулся к подсознанию. Нужно было как можно быстрее уяснить для себя, что и как надлежит делать, что бы скорее освоить все три позиции. Что-то беспокойно тут. И крепкие кости мне очень пригодятся. Да и реакция лишней не будет.

Утром нас построили. На плацу стояло не только наше отделение, а вся учебная рота — повзводно.

Перед строем расхаживал плотно сбитый офицер в выглаженном мундире. В руке он держал стек для верховой езды. Пижон. Верховой ездой занимаются только те, кому делать нечего и кредиты девать некуда. Настоящая лошадь стоит совершенно безумных денег. Отсюда и пошло, наверное, выражение про конские цены…

Сначала нам представили нашего взводного. Это был целый капитан. И звали его Алексис Зервас. А потом наш капитан, и все прочие взводные по очереди доложили что-то пижону со стеком. Прозвучала команда «Смирно». Мы застыли, как солдатики из олова.

А пижон, который был и вовсе майором, начал вещать. Из этого выступления мы узнали, что его имя — Джордан Лесли. На этом полезная информация и закончилась. Дальше он рассуждал о беззаветном патриотизме, воинском долге и прочих абстрактных вещах. По крайней мере тогда я воспринимал это всё именно так…

Наговорившись, ротный сел в приземистый командирский катер. Машина поднялась на пол-метра над землёй и полетела к штабному комплексу, вздымая облака красной пыли.

Наш капитан тоже исчез, стоило только катеру комроты скрыться за углом соседней казармы. Первый сержант нашего взвода, Вышински, дал команду разойтись. Но сразу после этого уже комоды1 стали строить свои отделения.

Построились и мы. Брукс был явно не в духе. Как мне потом сказали, из-за меня он крепко получил от взводного по шапке. Но это было потом. А пока я пребывал в счастливом неведении. Но не долго.

— Смир-рна! — мы вытянулись, задрав подбородки.

— Курсант Князев! — я даже не понял сначала, что Брукс выкрикнул мою фамилию. От того немного запоздал с ответом:

— Я!

Брукс сверлил меня тяжёлым взглядом:

— Выйти из строя на два шага!

— Есть! — я вышел из строя, развернулся и застыл, скроив морду кирпичом

Теперь весь строй смотрел на меня — на сержанта они глазеть опасались.

— За драку в казарме — сутки карцера! — тут в общем-то всё ясно.

Значит настучал, сучара. Хотя, всё может быть проще. Рана у него довольно специфическая. И, если начальство проявило к этому интерес, то поднять записи камер — это совсем не долго. А в том, что казарма нашпигована жучками, я уверен на все сто:

— Есть сутки карцера! — браво ответил я, подумав при этом тоскливо, что эти сутки у меня маковой росинки во рту не будет.

Но всё оказалось не так уж и плохо:

— После завтрака отправишься на гауптвахту. Там все в курсе, — хмыкнул он, — Тебя встретят и поселят в самые роскошные апартаменты.

— Так, сынки, — это он уже ко всем обращался, — все драки — только в специально отведённых для этого местах. В присутствии дежурного офицера. И с оформлением всех бумаг, как положено. Иначе отправитесь в карцер, как этот боец…

Завтракал я, как в последний раз. С прицелом набить брюхо на сутки вперёд.

А ещё минут через двадцать дверь карцера захлопнулась за мной. Снаружи лязгнул засов и я остался предоставлен сам себе.

Обычно карцер описывают, как темную сырую камеру, где с потолка капает, под ногами пищат крысы, мыши и прочие грызуны… Тут было по другому. Воздух был сухим и горячим. Не было никаких грызунов. И воды не было. На сутки мне выдали два литра — и всё.

Здешний карцер представлял собой тесный вертикальный гроб квадратного сечения. Высота чуть больше двух метров, длина и ширина — метра по полтора. В углу — дыра в полу. Видимо, параша. А вдоль одной из стен — металлическая скамья. Сидеть можно, стоять тоже. А вот лечь и вытянуться — уже нет.

Сутки-то я ещё тут кое-как отсижу. Но вот трое суток в карцере уже будут для кого угодно суровым испытанием. Значит карцер навещать следует как можно реже. И не задерживаться тут на долго. Хотя, если учесть, что Брукс обещал меня запомнить, то я могу стать частым постояльцем этого отеля…

Дальше мысль потекла в русле того, что надо определить основную линию поведения. Ибо нужно будет избегать в будущем столкновений вроде вчерашнего. Немного подумал, и пришёл к выводу, что надо продолжать в том же ключе. То есть на наезды отвечать жёстко. Ещё пара таких случаев, и ко мне перестанут цепляться. Но!

Это до тех пор, пока не образуются устойчивые группы. В любом социуме со временем возникают такие группы и подминают под себя тех, кто слабее. И как бы крут я ни был, а мне тоже надо обзавестись если не друзьями, то хотя бы товарищами. Это вопрос выживания.

Так что, хочу я этого, или нет, а мне придётся влезать во все расклады. Выстраивать свою линию и окружать себя теми, кто будет сражаться рядом со мной…

Но, ладно, у меня целые сутки свободного времени. И надо употребить это время с пользой…

И время пролетело незаметно. Его я полностью посвятил физическим упражнениям. Падал периодически без сил. Но немного отдохнув, продолжал самоистязание. Надо сказать, что дело заметно продвинулось. Сделать удалось много. Но я это узнал немного позже — когда заглянул в подсознание и оценил изменения своих параметров.

Карцер оказался так же хорошим местом для медитаций и внутренней работы — тут никто не мешает. Потому, что больше тут нет никого. А охране глубоко наплевать, чем я тут занимаюсь.

Они у меня и ремень отобрали, и даже шнурки заставили отдать при входе в камеру. Так что повеситься я тут не могу. И голову об стену сразу разбить не получится. А как только они увидят на своих мониторах, что я буяню, так сразу примут меры.

То, что я тут яростный кач устроил, их, хвала Ушедшим, не напрягало. Ну и хорошо.

Тем более, что буянить я и не пытался…

Уровень показателя «Сила», достаточный для начала настройки избранной опции составляет: 350 единиц. Ваш текущий показатель «Сила» — 335 единиц…

Как-то большой прирост получился — наверное нейросеть оценивает потенциал изменений, которые только наступят в результате этих моих упражнений. Но ладно — в любом случае, осталось совсем немного, и скоро я запущу настройку ещё одной опции.

Так с пол-часа и сидел неподвижно в уютном трансе, пока внезапно не принесли поесть.

Да, меня разок тут покормили, хотя я на это даже не надеялся. Вот она, забота о солдате!

После еды ещё постоял в планке, пресс покачал, по-отжимался… В общем, если регенерация не справится с обилием молочной кислоты в мышцах — завтра будет всё болеть. Качественно болеть.

Выпустили меня из карцера чуть раньше, чем через сутки — в аккурат перед завтраком, так что я и в столовую успел. Ощущалась некоторая ломота в мышцах, но вполне терпимая. Значит регенерация работает. И это хорошо, так как после завтрака начались занятия. И этот день у нас начался со строевой… А я, наивный, надеялся что мне повезёт, и будут занятия в классе. Мечтал поспать на заднем ряду, так как не выспался. Ибо в карцере особо не разоспишься — условия не те…

1 Командир отделения — сокращённо — комотд. Буква «т» при произношении редуцируется, получается просто комод.