Звезды, пламя и сталь

Глава 5

Планета Сканда-4, учебный лагерь «Кузница победителей»

На следующий день случился сюрприз. И сержант Брукс тут был совершенно не при чём.

После ужина я в спортзал не пошёл, а улёгся на койку поверх одеяла и прикрыл глаза. Пользуясь тем, что один в кубрике, я собрался посмотреть, как там продвигаются дела по настройке. Кстати, погружение в транс с каждым разом удавалось мне легче и легче. И сейчас, стоило мне прикрыть глаза, как перед ними неспешно поползли строки:

…«Регенерация». Текущий прогресс — 4%.

' Укрепление мышечной системы, сухожилий и костей скелета' . Текущий прогресс — 2%…

Прогресс налицо. Хоть и совсем небольшой. Но сам факт порадовал. Дело идёт потихоньку — а это главное!

Закончив сеанс, открыл глаза и сел на койке. И тут увидел входящего в кубрик Чижа.

То, что он вошёл, само собой, не являлось чем-то из ряда вон. Мой интерес возбудило то, что под глазом у него красовался хороший такой синяк. Свежий, ещё не успевший налиться густой синевой. Но кровавая ссадина под глазом была вполне заметна. И у меня появилось желание узнать подробности событий, в результате которых наш Артёмка обзавёлся такой роскошной гулей под глазом.

— Эй, Чижик, — услышав мои слова парень нервно вздрогнул и отвернулся, — что с лицом случилось-то?

— Да так… — ему было явно неприятно моё внимание, так как он справедливо полагал, что связано оно со следами побоев на его физиономии. Ведь никому не приятно объяснять, как так вышло, что морду набили. Быть терпилой в глазах окружающих никому не нравится, даже самим терпилам.

Всё-таки я раскрутил его на откровенный разговор, и выяснил, что его поймали там, где не было камер. Трое. Поймали и избили. Но не просто так, а с вполне конкретной целью. Вслед за избиением ему было сказано, что теперь он обязан чистить чужие берцы по утрам. Ну и ещё там ему придумали обязанностей. Уйдёт в отказ — будут бить. Будут бить регулярно, пока не станет делать, что скажут. В общем, классика…

Ну да, в нашем приюте тот, кто считал себя сильнее, тоже частенько третировал слабых. А когда такие типы сбивались в банду, то становилось совсем весело.

Вот и встала передо мной во весь рост проблема армейского буллинга. Ничего странного — для замкнутых коллективов эти процессы совершенно естественны. Значит, пришла пора создавать свою банду. В целях обороны — свои берцы я и сам почищу.

И тут вошёл Дрищ. И, что вы думаете? И у него под глазом наливалась синевой свежая гематома. После опроса этого слабака выяснилось, что его били те же люди и с теми же целями. Дурни. Они не знали, что у него есть настоящий друг, который за него порвёт кого угодно. Ведь наш Гвидо не побоялся и на Брукса напрыгнуть из-за Дрища.

У меня в голове начал складываться план. Осталось подождать Гвидо и обсудить с ним детали.

А пока я занялся тем, что вытягивал из пострадавших подробные словесные портреты обидчиков. И один из этих словесных портретов показался мне очень уж знакомым. У него был характерный шрам на щеке. Это был тот самый тип, что пытался спихнуть меня с койки ещё когда мы сюда ехали. Он же недавно врезал мне по затылку табуретом. Как раз после этого он и обзавёлся тем самым шрамом.

Вот им-то я и займусь в первую очередь. А остальные двое — его дружки. Так себе бойцы, если честно. Их я уступлю Гвидо и тому, кто станет третьим «мстителем».

В кубрик зашёл Гвидо, и лицо его начало буквально чернеть, когда он глянул на своего друга. Хорошо, что он ни на кого не стал бросаться, а всё-таки выслушал мой рассказ.

Устроили совет, в процессе которого я изложил свой нехитрый план. План одобрили. Но теперь надо было найти третьего бойца. На эту роль подходили двое — Крот и Тихий.

Крот выглядел, конечно, внушительно, но характер у него был дрянь. Если коротко, то был он отъявленным эгоистом и вообще, с гнильцой.

Эти свойства своего характера он и проявил, ответив отказом, когда я предложил ему вписаться за наших.

— Идите вы, — недовольно буркнул он, — сами разбирайтесь. Не моё дело.

Я не стал его уговаривать, лишь про себя отметил, что и за него вписываться никто из нас не будет. А от наездов тут никто не застрахован.

А вот Тихий согласился. Он был действительно тихим, предпочитал молчать и никогда не лез на первый план. Но на занятиях по рукопашке показывал стабильно неплохие результаты.

Мы решили, что всё будем делать легально — никого за углом стеречь не будем. План был гениален и прост. На утреннем разводе подходим к сержанту Бруксу и объявляем о том, что намерены драться с тремя курсантами из третьего отделения. Причина — острая личная неприязнь. Разумеется, и Дрищ и Чиж должны до развода сидеть в кубрике и никому берцы не чистить…

На том и порешили.

Но вот и наступило утро, и утренний развод, неизбежный, как восход солнца.

Сначала с Бруксом говорил я. Позывные каждого из наших противников мы установили ещё вчера. И сейчас я оформлял вызов на дуэль курсанта с позывным Горб. Именно такое погоняло было у того дебила.

— Знаешь, сынок, — усмехнулся Брукс, — а ведь он-то помощнее тебя будет. Не боишься?

— Никак нет! — ответ последовал немедленно. Я и правда был спокоен. Моё тайное оружие — нейросеть Джоре. И оно вселяло в меня уверенность. Хотя в силу не вошло и не войдёт ещё долго.

— А ты знаешь, что он может отказаться? — Брукс, как всегда был ехиден.

— Так точно! — я был уверен, что этой возможностью Горб пользоваться не будет. Ибо при отказе от дуэли ему полагалось пять плетей — за трусость. Очень мудрое правило, как я считаю. Цель нашего обучения — подготовка бойцов. А боец не должен избегать боя только из трусости.

Потом подошла очередь Гвидо и Тихого. Их заявки, как и моя, были приняты.

Но то, что сказал Брукс, подводя итоги нашего разговора, меня немного удивило. И, что греха таить, доставило мне толику злобной радости:

— Бои ваши будут послезавтра вечером, — насладившись нашим растерянным видом он пояснил:

— Эта троица послезавтра утром только из карцера выйдет. А потом занятия будут — ну, вы в курсе, — ухмыльнулся он.

Значит, там, где это дурачьё било слабых, таки всё же были камеры. То есть, если ты не видишь камеру слежения, то это отнюдь не значит, что её там нет.

И не стоит пренебрегать правилами. Хоть они и драконовские, но исполняются. Жёстко и непреклонно. И это привносит в нашу жизнь хоть какой-то порядок.

Но вот наконец настал тот день. День отмщения. Мы все прошли в корпус, где в дневное время проходили занятия по рукопашке и работе с холодным оружием.

Следящие камеры безмолвно смотрят сверху. Стены из пластали, холодные и гладкие. Высокий потолок. Пол покрыт слегка пружинящим покрытием, липким от пота и крови, пролитых бойцами. Воздух густой от запаха озона, металла, свежего пота и чего-то острого — то ли страха, то ли азарта.

Наши противники уже были здесь. Выглядели они неважнецки, так как отсидев своё в карцере тут же отправились на занятия. А после занятий сразу сюда. Ну, тем лучше для нас. Мы их отделаем, хоть и не без труда.

Мой оппонент, например, сильно прибавил в весе с тех пор, как мы с ним повздорили из-за койки. И вес его возрос отнюдь на за счёт жира. Он оброс мышцами и выглядел весьма внушительно. Да и его кореша тоже заметно прибавили. Но мы были уверены в своей правоте и своих силах.

Каждой паре был отведён свой октагон — их в зале было пять, так что места для драки было достаточно. Кроме нас была ещё одна пара — но до них мне дела не было.

В каждом октагоне был свой судья. Он наблюдал за тем, чтобы бойцы не поубивали друг друга. Ибо смерть рекрута — это допустимо, но не желательно. Чем больше курсантов отправят в войска — тем лучше.

Бои в октагоне ведутся до тех пор, пока один из соперников не потеряет возможность продолжать бой или не запросит пощады. Всё просто. Главное правило — никаких правил. Как в жизни, где для достижения победы хороши все средства и приёмы.

Наш судья — мастер-сержант Сарнов. Мощный дядька с добродушным лицом и пудовыми кулаками.

Сарнов поднимается на свой помост. Толпа замирает:

— Приготовились… Бой! — дублируя команду сержанта, в воздухе разносится гулкий звук гонга.

Горб рвется вперед. И по нему не скажешь, что ночь в карцере провёл. Выносливый, мерзавец.

Его первая атака — не размашистый кросс, а быстрая серия из трех прямых ударов левой рукой. Он хочет проверить дистанцию, заставить меня защищаться. И найти брешь в моей защите. Надо же, усвоил что-то из того, чему нас тут учат.

Удары быстрые, но без вложения массы тела — видно, что это скорее для разведки. Не вижу пока реальной опасности.

Уклоняюсь и не отступаю. Вместо этого делаю шаг вперед-вправо, отводя первый джеб Горба предплечьем левой руки. Второй джеб проходит мимо — меня тут уже и нет. На третьем джебе ставлю жёсткий блок, резко опуская локоть вниз и внутрь, сбивая траекторию удара Горба. Сухой звук удара кости о кость. Горб вздрагивает — блок болезненный. У него, похоже, немеют пальцы. Это хорошо.

В ответ на гримасу боли на его перекошенном лице улыбаюсь. Открыто и по доброму. И беднягу от этого знатно корёжит. Слышу, как он скрипит зубами от злости…

Теперь, не давая Горбу восстановить дистанцию я тут же наношу короткий прямой правой в солнечное сплетение. Горб успевает частично уйти с линии атаки поворотом корпуса, но ему все равно прилетает по ребрам. Раздаётся глухой звук, словно врезали дубинкой по сырому мясу. Горб кряхтит, отшатывается назад. Лицо искажено — ему больно дышать. А дышать-то надо.

Нельзя останавливаться. Делаю резкий подшаг, сокращая дистанцию до минимума. Клинч. Наношу два быстрых апперкота левой рукой снизу вверх — один в живот, второй, чуть выше — целюсь в челюсть. Горб инстинктивно прижимает подбородок к груди, принимая первый апперкот на пресс. А второй мой удар скользит по защитному шлему. Обидно — не попал. Ну да ладно, ещё успею…

Горб, чувствуя опасность захвата, резко бьет открытой ладонью снизу вверх по моему подбородку — ему нужно разорвать дистанцию. Удар, кстати, несильный, но неожиданный. Запрокидываю голову, и оппонент отскакивает назад, тяжело дыша. Первая кровь за ним, однако. Губу мне разбил, гадёныш. Сплёвываю розовую слюну, глаза сужаются — закипает холодный гнев.

Гонг — короткая пауза. Расходимся. Горб хватает ртом воздух, лицо бледное от боли в ребрах. Я же стараюсь дышать носом. Кровь из разбитой губы уже почти не течёт. Регенерация работает. Да и вообще — чувствую себя свежим и бодрым. Противник, похоже начал прогибаться — дал слабину. И если раньше я опасался поражения, то теперь я абсолютно уверен в победе. Я его сделаю! Гонг!

Боль и адреналин затуманивают разум Горба. Вместо осторожного сближения он снова рвется вперед с криком, пытаясь нанести мощный боковой удар правой мне в голому.

Нырком ухожу. Его кулак проносится над головой с шелестящим свистом. Чуть присев, бью сильный лоу-кик правой ногой. Горб вскрикивает — удар по бедренной мышце получился болезненным, и нога оппонента подкашивается. И это хорошо.

Горб, теряя равновесие, пытается удержаться, но я не даю ему опомниться. Поднимаюсь из приседа и наношу мощный толчок двумя руками в грудь противника. Оппонент, потеряв равновесие, летит назад и тяжело падает на спину. Толпа рекрутов, наблюдавших за боем, взрывается коротким ревом. Ага, у меня, как оказалось, и болельщики тут появились. Становлюсь звездой октагона, не иначе.

Но, к чёрту всё это. Надо развивать успех. Напрыгиваю на оппонента, пока он не поднялся. Теперь у нас борьба в партере. Мгновенно захожу в боковую позицию, прижимая Горба к полу своим весом. Он отчаянно пытается защитить лицо руками. Бью короткими, жесткими ударами, локтями по рукам и корпусу оппонента, стараясь пробить защиту. Стонет, гад, корчась под моими ударами. Кровь из разбитого носа размазывается по лицу. Хо-ро-шо.

Чувствуя, что я его сейчас забью, Горб собирает остатки сил и встаёт на мостик. Он резко выгибается вверх в попытке меня сбросить. Одновременно он забрасывает ногу для удушающего приёма. Техника грязная, но тут можно всё. Поэтому я, не желая рисковать, резко откатываюсь назад. Встаю на ноги и отступаю на шаг, давая Горбу пространство подняться.

Сарнов слегка кивает — моё решение верно. Следует избегать ненужного риска в партере. Тем более, когда противник тяжелее тебя.

Горб поднимается медленно, шатаясь. Его левый глаз заплыл, комбез в крови и грязи, дыхание хриплое, прерывистое. Правая нога явно болит от лоу-кика. Да и рёбра должны напоминать о себе.

Но ярость еще горит в его единственном открытом глазу. Я стою чуть дальше, вытирая кровь с подбородка рукавом. Дыхание учащено, но я с этим справлюсь. Главное — сохранять спокойствие. И победа будет моей.

Горб, хромая, снова идет вперед. Это уже не атака, а акт отчаяния. Он пытается войти в клинч, чтобы свалить и задушить. Но движения у него неверные. Видно, что плывёт.

Я делают шаг вперед-влево, уходя с линии атаки, и одновременно наношу свой коронный жесткий, вложенный апперкот левой рукой. Но не в голову. Целюсь точно под правую дугу ребер оппонента, в область печени. Удар короткий, взрывной, с идеальной техникой — вся масса тела, вращение корпуса, сила ног — всё направлено в одну точку.

И кулак вонзается точно в цель. Раздаётся глухой звук. Как будто мешок с песком упал с высоты.

Горб замирает. Весь воздух вырывается из его легких звуком: «Ууухх…». Глаз оппонента расширяется до предела, наполняясь не болью даже, а ужасом. Цвет лица мгновенно становится серо-зеленым. Он не падает сразу. Стоит секунду, согнувшись пополам, левая рука судорожно вцепилась туда, куда пришёлся удар. Правая же бессильно повисла. Потом его ноги подкашиваются, и он падает на колени. Затем валится на бок, свернувшись калачиком. Начинается неконтролируемая рвота — сначала остатками пищи, потом желтой желчью с прожилками крови. Он не кричит, только хрипит и давится, тело бьется в судорогах от шока и боли. Круг замкнулся.

И вот я стою над ним. Пот стекает ручьями по лицу. Кулаки все еще сжаты, плечи напряжены. Я не смотрю на Горба. Он мне сейчас не интересен — просто кусок мяса. И я не улыбаюсь. Победа — это не триумф. Это просто то, что должно было случиться — случилось. Это доказательство пригодности. Это усталость. И это возмездие.

Сарнов произносит свой вердикт тем же каменным тоном: «Ржавый. Победил в кругу чести. Проигравшего в медблок». Два рекрута без эмоций подхватывают корчащегося Горба под мышки. Волокут его к выходу, оставляя кровавый след на гладком полу. Его провожают злорадными взглядами. Видать, многим насолить успел. Но вот и на него управа нашлась. Зло посрамлено, справедливость торжествует.

Выхожу из октагона. Толпа молча расступается. Я не чувствую их взглядов. Я чувствую только боль в костяшках, липкий пот на спине и абсолютную, леденящую пустоту после боя. Пустота, это место, где должен был бы быть страх, но вместо него лишь холодная уверенность в том, что всё было правильно. Рядом что-то восторженно лопочет Чиж. Не слышу.

Я иду, уже прокручивая в голове свои ошибки: слишком открылся на входе, позволил оппоненту выйти из клинча, не добил эффективно на земле… Следующий раз будет лучше. И пусть хоть кто-то только попробует дёрнуться на наших.

Тихий и Гвидо уже давно разобрались со своими противниками и даже успели по-болеть за меня.

Мы молча шли обратно в казарму. Слова были не нужны. Мы сделали то, что должны были сделать. И сделаем ещё, столько раз, сколько потребуется.