Звезды, пламя и сталь

Глава 15

Планета Сканда-4, учебный лагерь «Кузница победителей», казарма

Неделя после каньона прошла в странной изоляции. Не физической — мы по-прежнему жили в одной казарме, ели за одним столом, участвовали в тех же учениях. Но между нами и остальными курсантами выросла стена.

Они смотрели на нас по-другому. Осторожно, почти со страхом. Особенно на меня.

Я понимал почему. Мы все побывали в настоящем бою. А я, в отличие от своих товарищей, не показывал даже намёков на какие-либо переживания…

А вообще, меня это не беспокоило. «Доминатор» подавлял большинство эмоций, оставляя только то, что было нужно, чтобы выжить и выполнить боевую задачу. И этот их страх просто надо было учитывать и принимать в расчёт.

Гвидо кипел от ярости. Смерть Арата задела его за живое, и он жаждал мести. Постоянно говорил о том, что нужно найти тех, кто организовал засаду, и заставить их заплатить.

Но я думаю, что он немного лукавил. Арата он почти не знал и редко с ним пересекался. Так что вряд ли Арат для него хоть что-то значил.

Нашего Быка, похоже, просто корёжило от той простой мысли, что на месте Арата мог быть и он. И от него самого в этом вопросе мало что зависело. А вот это он пока принять не мог…

Его рана заживала медленно — он не давал плечу покоя, постоянно тренировался, несмотря на запрет врача.

Тихий замкнулся ещё больше. Он всегда был молчаливым, но теперь мог не произнести ни слова в течение целого дня. Только наблюдал, анализировал, делал выводы. Иногда я ловил на себе его изучающий взгляд.

Чиж прятался. Буквально. Старался не попадаться мне на глаза, избегал прямых разговоров. Кошмары мучили его каждую ночь. Стеснялся своей слабости и боялся выглядеть слюнтяем на моём фоне.

Дрищ… Тот все больше общался с Гвидо. Ну да. Они старые друзья…

А я… я просто существовал. Выполнял приказы, участвовал в учениях, оттачивал навыки. «Доминатор» работал в фоновом режиме, продолжая оптимизировать мой организм. Способности росли медленно, но стабильно.

Брукс наблюдал. Постоянно. Я чувствовал его взгляд на себе во время тренировок, на построениях, в столовой. Он что-то подозревал, но пока не предпринимал никаких действий.

Но это не могло продолжаться вечно.

Планета Сканда-4, учебный лагерь «Кузница победителей», тренировочный полигон

Утром восьмого дня после каньона мы отрабатывали штурм укреплённых позиций. Стандартное упражнение — группа атакующих против группы обороняющихся, учебные боеприпасы, имитация реального боя.

Я командовал штурмовой группой. Брукс назначил меня старшим без объяснений, просто сказал: «Ржавый, твоя группа идёт первой».

В группе было восемь человек, включая моих товарищей. Остальные — курсанты из разных отделений. Эти смотрели на меня с плохо скрываемым недоверием.

— План простой, — сказал я, изучая макет позиций противника. — Тихий занимает позицию снайпера на высоте двести метров, подавляет огневые точки. Гвидо с первой тройкой идёт в лобовую атаку, отвлекает внимание. Я со второй тройкой обхожу слева, бьём во фланг.

— А если они нас засекут? — спросил один из курсантов, Волков из третьего отделения.

— Не засекут, — ответил я с уверенностью, которая удивила даже меня.

«Доминатор» уже просчитал все варианты развития событий. Вероятность успеха операции составляла 87%. Вполне себе высокий процент.

— Откуда такая уверенность? — не унимался Волков.

— Опыт, — коротко ответил я.

Опыт одного реального боя. Но этого было достаточно, чтобы понимать тактику лучше большинства курсантов.

Мы заняли исходные позиции. Я лежал в кустах в ста метрах от вражеских окопов и наблюдал за обороняющимися. «Доминатор» оценивал обстановку, выявлял слабые места в обороне.

— Начинаем, — сказал я в радио.

Тихий открыл огонь первым. Его учебные пули поразили двух «противников» в головы — красные метки на шлемах засветились, сигнализируя о «смерти». Снайперская работа была безупречной.

Гвидо повёл свою группу в атаку. Они бежали в полный рост, стреляя на ходу, привлекая внимание обороняющихся. Учебные пули свистели над их головами, вся тройка получила «ранения», но никто пока не выбыл.

А я со своей группой обошёл позицию слева. «Доминатор» показывал оптимальный маршрут — через лощину, мимо отдельно стоящего дерева, к слепой зоне окопов.

Никто нас не заметил. Я поднял руку. Группа встала, и я получил немного времени, чтобы оценить ситуацию.

Пять «противников» в окопе. Все смотрят в сторону Гвидо. Спины открыты. Идеальная позиция для удара.

— По моей команде, — прошептал я. — Три… два… один… огонь!

Мы синхронно открыли огонь. Учебные пули поразили всех пятерых «противников» в спины. Красные метки засветились на их шлемах.

— Объект захвачен, — доложил я по радио.

Упражнение заняло двенадцать минут. Рекорд, однако.

Брукс подошёл к нам, когда мы собирались у исходной позиции.

— Неплохо, — сказал он. — Очень неплохо. Особенно работа командира.

Он посмотрел на меня внимательно.

— Откуда такое понимание тактики, Ржавый?

— Учебники читаю, — ответил я, — матчасть изучаю.

А что ещё я мог сказать? Что во мне сидит нейросеть Ушедших, которая и делает меня почти идеальным солдатом?

— Идите отдыхать, — сказал Брукс. — Ржавый, задержись.

Остальные ушли. Мы остались вдвоём на полигоне.

— Что с тобой происходит? — спросил он прямо.

— Не понимаю, о чём вы.

— Не ври мне, — резко сказал он. — Я видел достаточно солдат, чтобы понимать, когда что-то не так. Ты изменился после каньона. Стал другим.

Он подошёл ближе.

— В бою ты действовал как опытный ветеран. Хладнокровно, профессионально, без лишних эмоций. Но ты всего лишь курсант, который впервые участвовал в настоящем бою.

— А может у меня талант? — сказал я.

— Талант? — он усмехнулся. — Талант не объясняет полное отсутствие посттравматического стресса. Не объясняет, почему ты спишь спокойно, когда твои товарищи мучаются кошмарами.

Он был прав. Но, с другой стороны, это тоже встречается у многих. И без всяких нейросетей. Тем более, что кошмары и у меня бывают. Только я их не помню — всё забываю напрочь, стоит только утром глаза открыть.

— Что вы хотите услышать, сержант?

— Правду. Что с тобой произошло в каньоне? Что изменило тебя так кардинально?

Я, конечно, мог соврать. Придумать историю о том, как бой закалил мой характер, как я нашёл в себе силы преодолеть страх. И прочее ля-ля… Но Брукс не поверил бы.

— Не знаю, — честно ответил я. — Что-то во мне изменилось. Но я не понимаю, что именно.

Это была правда. Я знал о «Доминаторе», но не понимал механизмов его работы. Не понимал, как он меняет мою психику, мой характер.

Брукс изучал моё лицо, пытаясь найти ложь. Не нашёл1.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Но помни — я буду наблюдать за тобой. И если увижу что-то подозрительное…

Он не закончил фразу, но не заметить угрозу было бы трудно.

— Понял, сержант.

— Иди.

Я направился к казарме, но его голос остановил меня:

— Ржавый. Будь осторожен. Система любит эффективных солдат. Но она же их и уничтожит без колебаний, если они по каким-то причинам начинают ей мешать.

Планета Сканда-4, учебный лагерь «Кузница победителей», казарма

Вечером я лежал на койке и размышлял о разговоре с Бруксом. Он что-то подозревал, но пока не знал точно, что именно. Это давало мне время.

Время на то, чтобы понять, что со мной происходит. На то, чтобы найти способ обрести контроль.

Я не хотел быть марионеткой «Доминатора». Да, его способности были полезны. Они помогали выживать, побеждать, защищать товарищей. Но я не хотел быть придатком нейросети. Она должна служить мне, а не я ей.

Проблема была в том, что я не знал, как это сделать. «Доминатор» работал на клеточном уровне, изменяя мою психику постепенно, незаметно. К тому времени, когда я осознавал изменения, они уже становились частью меня.

Нужно было найти баланс.

Легко сказать, сложно сделать.

Я закрыл глаза и попытался связаться с «Доминатором». Нейросеть отозвалась мгновенно.

— Ты меняешь меня, — мысленно сказал я.

…Оптимизирую. Делаю более эффективным…

— А что с моей личностью? С эмоциями?

…Эмоции мешают эффективности. Страх замедляет реакцию. Сомнения приводят к ошибкам. Жалость делает уязвимым…

— Но совсем без эмоций я не человек. Я не хочу лишаться эмоций совсем. Но был бы рад возможности их контроля.

Пауза. Долгая, тягучая пауза.

…Определи понятие «человек»…

Хороший вопрос. Что делает человека человеком? Эмоции? Способность к состраданию? Моральные принципы?

— Способность чувствовать, — ответил я. — Любить, ненавидеть, сострадать, радоваться.

…Эти функции снижают боевую эффективность на 34%…

— Да мне плевать на это. Я хочу остаться собой.

Новая пауза. Ещё более долгая.

…Возможна частичная коррекция. Сохранение базовых эмоциональных реакций при подавлении деструктивных импульсов…

— Что это значит?

…Ты сможешь чувствовать привязанность к союзникам, но не будешь испытывать жалости к врагам. Сможешь радоваться победе, но не будешь бояться смерти…

Компромисс. Не идеальный, но лучше, чем полная потеря человечности.

— Сделай это, — решил я.

…Процедура займёт несколько дней. Возможны побочные эффекты — головные боли, тошнота, временная дезориентация…

— Я готов платить эту цену, — сказав эти слова, я вдруг подумал, что есть смысл попросить и о большем — ведь чем чёрт не шутит, может и получится:

— А ты можешь дать мне возможность контроля эмоций, отключать их или, напротив, отпускать на волю?

Пауза перед ответом нейросети была очень длинной. Я уже подумал, что этот вопрос останется без ответа.

…Это возможно. Но не сейчас. Сейчас ты не готов. И долго ещё готов не будешь…

Значит, в принципе и это возможно. Надо развиваться — и всё будет…

С течением времени я начал ощущать, как что-то меняется во мне. Не сразу, не резко — постепенно. «Доминатор» начал коррекцию.

Утром я проснулся с головной болью. Не сильной, но назойливой. «Доминатор» работал, меняя нейронные связи.

За завтраком я попытался оценить изменения. Смотрел на товарищей и пытался понять, что чувствую.

Гвидо ковырял еду одной рукой, морщась от боли в плече. Я чувствовал… беспокойство? Да, что-то похожее на беспокойство за его состояние. Не сильное, но уже заметное.

Тихий молча ел кашу, изредка поглядывая на меня. Я чувствовал доверие к нему.

Чиж избегал моего взгляда, нервно теребил ложку. Я чувствовал… раздражение? Нет, скорее сожаление о том, что он боится меня.

Эмоции возвращались. Медленно, осторожно, но возвращались.

— Ржавый, — позвал Гвидо. — Ты как? Выглядишь бледным.

— Нормально, — ответил я. — Просто голова болит.

— Может, к врачу сходить?

Забота в его голосе. И я чувствовал благодарность за эту заботу. Слабую, но настоящую.

— Спасибо, — улыбнулся я, — думаю, само пройдёт.

После завтрака у нас были занятия по тактике. Теоретические — изучение классических операций, анализ ошибок, разбор успешных и неудачных действий.

Я слушал инструктора и понимал, что знаю всё это. «Доминатор» загрузил в мою память огромный объём тактической информации. Я мог предсказать, что скажет наш лектор, ещё до того, как откроет рот.

Это было полезно, но скучно. Я переключил внимание на товарищей.

Гвидо дремал на заднем ряду, положив голову на руку. Рана мешала ему нормально спать по ночам. Дрищ сидел рядом и делал вид, что слушает лектора. Тихий действительно внимательно слушал, делал записи. Чиж рисовал что-то в блокноте — судя по линиям, портрет какой-то девушки.

Обычные люди с обычными проблемами. И я чувствовал связь с ними. Не сильную, но реальную.

«Доминатор» работал правильно.

Планета Сканда-4, учебный лагерь «Кузница победителей», полигон

После обеда у нас была стрельба. Я взял снайперскую винтовку и занял позицию на огневом рубеже.

Первый выстрел — точно в центр мишени на расстоянии трёхсот метров. Второй — тоже в центр. Третий, четвёртый, пятый — все в яблочко.

— Отличная стрельба, — сказал инструктор. — Где ты так научился?

— Много тренировался, — ответил я.

Это была правда. «Доминатор» тренировал мою нервную систему, оптимизировал движения, улучшал зрение. Результат — идеальная стрельба.

Я перешёл к мишеням на пятисот метровой дистанции. Снова все попадания в центр. Потом на восемьсот метров. Результат тот же.

Остальные курсанты собрались вокруг, наблюдая за моей стрельбой. В их глазах плескались и удивление, и восхищение, и, конечно, зависть.

— Как ты это делаешь? — спросил Волков.

— Дышу правильно, — ответил я. — Контролирую дыхание. Учитываю ветер.

Стандартные советы для стрелков. Но я не говорил о главном — о том, что «Доминатор» просчитывает траекторию пули с точностью до миллиметра.

— Покажи ещё раз, — попросил кто-то.

Я перезарядил винтовку и прицелился в мишень на восемьсот метров. Максимальная дистанция для этого полигона. Ветер был переменным, видимость не идеальной.

«Доминатор» оценил влияние всех факторов и внёс поправки. Я нажал на спусковой крючок.

Пуля попала точно в центр мишени.

Вокруг раздались одобрительные возгласы. Кто-то захлопал. Я почувствовал… гордость? Да, что-то похожее на гордость за свои способности.

Эмоции определённо возвращались.

Вечером, после ужина, меня вызвал Брукс. Я пошёл к его кабинету, ощущая лёгкое беспокойство. Что он от меня хотел на этот раз?

Кабинет сержанта был таким же, как всегда — тесным, прокуренным, заваленным всяким хламом. Брукс сидел за столом и чистил свой личный пистолет. Не глядя на меня.

— Садись, — сказал он, не поднимая головы.

Я сел.

Брукс продолжал чистить оружие. Методично, тщательно, словно это было самым важным делом в мире. Атмосфера напряжения нарастала.

Наконец он отложил пистолет и посмотрел на меня.

— Сегодня на стрельбах ты показал результат, который не под силу большинству профессиональных снайперов, — сказал он. — Хочешь объяснить, как это тебе удалось?

— Талант, — ответил я.

— Опять талант? — он усмехнулся. — Знаешь, Ржавый, я служу уже двадцать лет. Видел много талантливых солдат. Но то, что демонстрируешь ты, выходит за рамки таланта.

Он встал и подошёл к окну.

— Зервас доволен твоей работой, — сказал он, глядя в темноту за стеклом. — Очень доволен. Говорит, что из тебя получится отличный инструмент.

Инструмент. Не солдат, не боец — инструмент.

— И знаешь, что меня беспокоит? — продолжил Брукс. — Что став инструментом ты рано или поздно сломаешься. Как ломается, исчерпав запасы прочности, каждый, сколь угодно хороший инструмент…

Он повернулся ко мне.

— А есть другие варианты? — спросил я.

Просто так сломаться в мои планы не входило. Тем более, сломаться ради достижения непонятных и чуждых мне целей.

— Нет, — жёстко сказал он. — Система не оставляет выбора. Она использует эффективных для грязной работы, а потом выбрасывает, когда они приходят в негодность или начинают мешать.

Он вернулся к столу и сел.

— Ты стоишь на развилке, Ржавый. Можешь пойти по пути героя — умереть молодым с чистой совестью и красивой легендой на могильной плите. Или по пути выживания — стать чудовищем, которое живёт долго, но в изоляции от всего человеческого.

— А если я не хочу выбирать?

— Тогда выбор сделают за тебя. И тебе это не понравится.

Он достал из ящика стола бутылку и два стакана. Налил в оба.

— За что пьём? — спросил я.

— За то, что ты ещё можешь задавать такие вопросы, — ответил он.

Мы выпили молча. Алкоголь обжёг горло, но «Доминатор» быстро нейтрализовал его действие.

— Хочешь совет? — спросил Брукс.

— Слушаю.

— Помни, кто ты есть. Не дай системе превратить себя в инструмент. Ты можешь быть эффективным солдатом, не переставая быть человеком.

— Как?

— Найди то, за что стоит сражаться. Не за империю, не за корпорацию — за что-то личное. За товарищей, за идею, за мечту. Что угодно, что будет держать тебя на плаву, когда всё остальное пойдёт ко дну.

Он посмотрел мне в глаза.

— И никогда не забывай цену того, что делаешь. Каждая смерть должна что-то значить. Иначе ты станешь убивать просто потому, что умеешь делать это хорошо.

Я кивнул. Над сказанным имело смысл как следует подумать.

— Разрешите идти?

— Иди. И помни — я буду наблюдать за тобой. Не как враг, а как… наставник. Хочу увидеть, сможешь ли ты найти свой путь.

Я встал и направился к двери.

— Ржавый, — окликнул он. — Ещё одно. Если почувствуешь, что теряешь себя — приходи. Поговорим.

— Спасибо, сержант, — и во мне действительно шевельнулась слабая благодарность.

Я вышел из кабинета с новым пониманием ситуации. Брукс не был врагом. Он был человеком, который видел слишком много и пытался предостеречь меня от ошибок.

Но главное — он верил в то, что можно найти путь баланса. Что можно быть эффективным солдатом, не становясь при этом бездушным инструментом.

Мне оставалось только найти этот путь. И он должен вести к достойной цели.

Моей цели.

1 На самом деле этому есть объяснение — существует такое явление, как «паралич эмоций». Это эмоциональное безразличие, возникающее при внезапных тяжёлых психических травмах. Обычно носит кратковременный характер.