Звездная дверь

Глава 6

Удивительным образом, в дожде, серости и слякоти Клоптон не изменился почти никак. Скорее, стал более завершённым и гармоничным в своей убогости.

Я уже семь минут гипнотизировала взглядом нужный мне дом, и никак не могла решиться выйти из машины. Не из-за грозы, нет, та даже как-то стихла — или, может, просто ушла дальше, на север, оставив после себя обычную мерзкую морось, так что пугала меня отнюдь не перспектива намокнуть…

Цокнув языком, я слегка пригнулась и в четвёртый раз обвела взглядом двор-колодец — загаженную и уменьшенную копию моего, — в который заехала, следуя записанному на клочке бумаги адресу. В четвёртый же раз я не смогла отделаться от ощущения, что сама себя загнала в ловушку, но припарковаться снаружи, на проезжей части, почти наверняка означало вернуться к искалеченной и безнадёжно испорченной машине, а этого я, само собой, не хотела. Пара дополнительных обойм не решат проблемы, если против тебя ополчится весь квартал…

На всякий случай я всё-таки проверила, насколько легко револьвер извлекается из кобуры, и убедившись, что хотя бы с этой стороны подвоха ждать не стоит, глубоко вздохнула и вышла наружу.

Вонь помойки и человеческих нечистот шибанула в нос, заставив непроизвольно поморщиться — судя по всему, здесь и с канализацией были проблемы, решать которые, конечно же, городское управление если и собиралось, то только в последнюю очередь. Местных же, очевидно, не смущала необходимость справлять нужду в условно укромных закутках.

Подавив брезгливость, я пересекла двор, отметив, что, в отличие от моего, здесь хотя бы сухо. То ли ливнёвка, в отличие от обычной канализации, работала как надо, то ли неполадки с последней и создали дополнительный ход для дождевой воды.

Когда же я зашла в подъезд, то столкнулась с необходимостью задержать дыхание, поскольку жители в качестве упомянутых укромных мест в первую очередь использовали лестничные клетки и подвал, решётчатая хлипкая дверь в который была приоткрыта, и откуда тянуло таким смрадом, что у меня слегка заслезились глаза. Вытащив из кармана брюк слегка замусоленный и помятый платок, я прижала его к лицу и двинулась по лестнице вверх — меня интересовал второй этаж, а, если точнее, четвёртая квартира.

Искомая дверь нашлась сразу, справа от лестницы, и вид её изумительно гармонировал с окружением: обшарпанный дерматин, приколоченный тусклыми гвоздиками, половины которых недоставало, перекошенный номер «4» и оплавленная, кажущаяся измятой, — словно пожёванная детская жвачка, — кнопка звонка. Ручки не было — из дыры на её месте торчала какая-то свёрнутая грязная тряпка с узлом на конце.

«Вот и на месте…» — подбодрила я себя, отнимая от лица платок и мимолётно посмотрев на часы — пятнадцать-тридцать две, — и надавила на испохабленную кнопку.

Откуда-то изнутри раздалась удивительно мелодичная трель колокольчика и почти сразу же дверь передо мной немного приоткрылась — буквально на ладонь. Сделав шаг назад от неожиданности, я машинально опустила ладонь на рукоять «SW», и дверь, словно только этого и ждала, гостеприимно распахнулась.

В первый момент мне показалось, что внутри царит непроглядная темнота, но я быстро поняла, что это впечатление иллюзорно и создано тёмной колышущейся тканью, закрывающей дверной проём. Это меня не особо вдохновило, учитывая качество места, куда я пришла, и, наплевав на законность этого действия, я вытащила револьвер из чехла. Поддев кончиком ствола тёмную штору, я аккуратно сдвинула её в сторону. В образовавшуюся щель просочился тёплый оранжевый свет, сладковатый запах, что-то неуловимо мне напомнивший, и очень далёкая нежная звенящая мелодия.

— Добро пожаловать, мисс Вудворт, — внезапно раздался изнутри мягкий, самую малость ломкий юношеский голос, заставивший меня вздрогнуть и дёрнуть стволом в сторону, отталкивая ткань и открывая взгляду коридор.

Стены, укрытые алой парчой — или вышитым плотным шёлком, пол, устланный мягким ковром с высоким ворсом, лампа в зоне видимости, под самым потолком, укрытая золотистым плафоном. И по центру этого великолепия — говоривший. Мальчишка лет четырнадцати, индус, в какой-то пёстрой жилетке, надетой на голый торс, и свободных светлых шароварах, босоногий. На голове — непропорционально огромная белая чалма, размером, пожалуй, в три его головёнки. Из-под полоски ткани на лбу, над которой возвышалась эта тканевая нелепость, на меня с поразительным спокойствием смотрели блестящие чёрные глаза, густо обведённые сурьмой.

На меня. Не на пистолет в моей руке.

— Мы знакомы? — грубый вопрос вырвался у меня вместо приветствия.

Извиняться я, впрочем, не собиралась, поскольку вариантов — откуда местные наркоманы могут знать, как меня зовут, было не так уж и много, и грёбанная газетёнка Дэнни была лучшим из них, но не самым вероятным.

Словно прочитав мои мысли, парень слегка улыбнулся и очень церемонно поклонился — чалма каким-то чудом удержалась на месте, — и жестом вытянутой руки указал куда-то вглубь коридора:

— Всё ответы вы найдёте у Учителя. Он ожидает вас, мисс Вудворт.

«Какого… что здесь происходит?» — я недоверчиво глянула в том направлении, после чего убрала револьвер в кобуру и всё же перешагнула порог.

— Учитель? — уточнила на всякий случай, продолжая шарить взглядом по сторонам и подмечая большее количество деталей — но все они в данный момент были мне совершенно бесполезны.

Какие-то шторки из длинных стеклянных бус, ленты, курительницы с благовонными палочками, подвесные украшения — или чем там у них являются эти резные фигурки?..

— Учитель Чекванапутри, — с бесконечным терпением маленького Будды ответил мальчик, одним махом развеяв мои сомнения, что вместо классического наркопритона я ворвалась в мирную обитель сектантов.

«Это самый тихий сектант из всех, что я встречал в своей жизни», — эхом в моей голове раздался голос Фергюсона, и я вновь напряглась.

— Что ж, в таком случае я буду признательна, если ты проводишь меня к нему, — сдержанно улыбнулась я, стараясь забить паранойю поглубже, но отчего-то выходило очень плохо.

— Разумеется, мисс Вудворт. Прошу вас, следуйте за мной.

Вновь поклонившись, парнишка совершенно спокойно повернулся ко мне спиной и бесшумно направился вглубь помещения. Судя по всему, как угрозу он меня не воспринимал, несмотря на первые секунды встречи. Удивительное спокойствие, или же фанатичная глупость?

А кроме того, я поняла, что глаза у него не подведены ничем — просто ресницы были настолько густые и чёрные, что создавалось впечатление некоторой искусственности. Впрочем, пожалуй, любая девица не отказалась бы от такой «кукольности».

Следуя за своим провожатым, я вертела головой по сторонам, отмечая, что в стене было несколько проёмов в другие комнаты, также занавешенных воздушной тканью и нитками бус, и там, в этих комнатах, я успела разглядеть изрядно отдающий Востоком интерьер, где на мягких подушках, брошенных на пол, возлежали какие-то люди, чьи лица я не могла разглядеть из-за плотного кальянного дыма. И именно вид этого дыма натолкнул меня на мысль, почему я никак не могу усмирить тревогу и страх — сладкий запах опиума, пробивающийся сквозь терпкую горечь сандала, заставлял меня инстинктивно напрячься, сопротивляясь дурману.

— Сюда, мисс Вудворт.

Дойдя до конца коридора, мой провожатый остановился у дверного проёма слева, и всё тем же изысканным жестом тонкой руки пригласил войти. Вопросов у меня стало больше — например, почему Чекванапутри меня ждёт и откуда, чёрт возьми, в подобном месте такие манеры? И если их осведомлённость ещё можно было объяснить тем, что где-то проболтался Роджерс, а, следом за ним, и его контакт в ФБН… То схема выходила слишком некрасивая, и заострять на этом сейчас внимание я не собиралась. В любом случае, если мне и подготовили засаду, то вели к ней просто как королеву.

Смерив взглядом паренька, я протянула руку и сдвинула в сторону несколько слоёв лёгкой полупрозрачной ткани. Комната за ней оказалась неожиданно маленькой, больше похожей на чулан, заваленный десятками подушек, устланный пятком ковров и занавешенный совершенно непроницаемым слоем тряпья по стенам.

И, конечно же, главным, что бросилось в глаза, был плотный слой густого белоснежного дыма, неподвижно висящего в воздухе, из-за которого очертания всех предметов казались размытыми. Каждое моё движение тревожило этот мнимо непроницаемый полог, и я даже отстранённо залюбовалась завихрениями, образующимися вокруг моих рук. Совершенно сюрреалистичное зрелище.

— Присаживайтесь, мисс Вудворт, — вырвал меня из размышлений голос мальчика, и я, вздрогнув, оглянулась по сторонам в поисках хоть какого-то стула.

— Куда?.. — спросила было я, но юный провожатый уже аккуратно подхватил меня под локоть и, сделав буквально четыре шага вправо, подвёл к импровизированному «дивану», сложенному из подушек. — Оу, благодарю.

Несколько неловко я опустилась на указанное место, машинально отметив, что оно крайне неудобное, если потребуется быстро вскочить и бежать. Затем подняла голову, и замерла, встретившись взглядом с прозрачно-серыми внимательными глазами. Эти чистые и спокойные глаза принадлежали лицу, изборождённому старческими морщинами, неуловимо перетекающими в длинную седую бороду. Лицо, в свою очередь, должно быть, крепилось к голове, на которую была водружена белая чалма — сильно уступающая размерами той, что царила над головой младшего индуса.

Ниже лица, и, соответственно, головы, располагалось тело, укутанное в белое же сари — или как там в Индии звали многослойные одежды мудрецов? Как по мне, это гораздо больше было похоже на обычный халат…

Я никак не могла отделаться от мыслей о Кэрролле и его Чеширском коте, изучая проступающего из дыма Учителя — почти наверняка это был сам Чекванапутри, — и оставалось надеяться, что здесь нигде не притаилось Червонной Королевы, сносящей всем головы.

— Моё имя не существенно, это лишь образ, что нужен чтобы найти меня. Лишь слово. Вам важнее знать про другое имя — имя песни, — раздался высокий чистый голос, исполненный глубочайшего спокойствия и усталости.

Одновременно с этим я поняла две вещи: губы старика, частично скрытые за седой растительностью, не шевелятся вовсе, а говорит мальчишка, почтительно стоящий подле него. Просто тембр и звучание изменились настолько, что в первый момент даже не признала его… А затем до меня дошло, о какой именно «песне» он говорил, и я внутренне подобралась — неужели он тоже в курсе пропажи Сонга?

— Прошу прощения, э-э-э… мистер Чекванапутри, — я постаралась максимально абстрагироваться от максимальной странности происходящего, но, при этом, сохранить хотя бы видимость вежливости. — Я…

— Я уже Знаю, зачем вы здесь, нет нужды задавать вопросы, но если считаете это необходимым — я не смею прервать ваш ритуал.

Я осеклась, моргнув несколько раз — мне показалось, что образ Чекванапутри несколько расплылся, — после чего нашарила в кармане блокнот и достала его, открывая на пустой странице. К гадалкам я никогда не ходила, но, наверное, те вели себя примерно так же — говорили размытые фразы, нагоняли туману… Опийного. Размягчённому сознанию гораздо проще скормить любую выдумку или небылицу.

— Мистер Чекванапутри, я правильно поняла, что вы знакомы с Эндрю Сонгом? — сдержанно уточнила я, стараясь дышать через раз, хотя навязчивый белёсый дымок, словно живой, стремился забиться мне в нос.

— Так случилось, что я Знаю этого человека, ближе, чем желал бы, но хуже, чем следовало бы, — последовал очередной выспренный ответ.

Подавив желание закатить глаза, я напомнила себе, что вторглась в чужой «монастырь», и, по-хорошему, должна быть благодарна за любые ответы — поскольку давать их мне всё равно никто не обязан, всё сугубо добровольно. Потому, нацепив максимально дружелюбную улыбку, я поинтересовалась:

— Расскажите, как давно и при каких обстоятельствах вы познакомились с мистером Сонгом?

— Вы спрашиваете о его пути, но желаете узнать куда он его привёл. Вы задаете вопросы, что были бы уместны, а не те, что хотите задать, — с нотками отстранённой назидательности проговорил мальчик, и я, вновь обратив на него внимание, поняла, что у него закрыты глаза — а вот старик, напротив, смотрит на меня очень внимательно.

— Возможно, — я пожала плечами. — Но знание пройденного им пути позволит мне понять — как я могу найти мистера Сонга. Последовать за ним, так сказать…

— О, не говорите того, о чём можете пожалеть! — внезапно воскликнул паренёк — я даже вздрогнула. — Путь Песни не годится для того, чтоб следовать за ним.

— Хорошо, — несколько опасливо кивнув, я неосторожно сдвинулась в сторону и едва не соскользнула с подушки, тихо чертыхнувшись. — Прошу прощения, продолжайте. Вы говорили о мистере Сонге…

— Прежде всего, вам нужно понять, кто я. Я Знающий, — мальчик сделал странный, выглядящий довольно рваным и неуверенным жест, прижав руку к своей груди — но, на контрасте, голос его звучал очень важно и значимо, особенно это «Знающий». — Наш орден почти так же стар, как колесо Сансары. Первый вздох человеческий принес Знание о самом себе, так появились и мы. Эндрю пришел к нам в поисках Знания, разбитый и потерянный. Он искал успокоения в горах Тибета, пытаясь справиться со своими демонами — демоном дурмана и демоном вины. Вместо этого он нашел нас, и Знание.

«Точно сектанты», — лениво подумала я, внешне сохраняя невозмутимый и внимательный вид, но собственный организм меня подвёл, заставив ровно в этот момент широко и сладко зевнуть — едва успела прикрыться рукой.

Индусов это, однако, совершенно не смутило. Старик продолжал сверлить меня взглядом, сидя абсолютно неподвижно, словно статуя, а младший разглагольствовал дальше — напевно и вдохновенно, как заправский сказитель.

— Он выстоял положенную неделю перед вратами нашей обители, взывая о помощи, без еды и лишь с дождевой водой в качестве питья. Дождь стал его другом с тех пор, и по сей день они неразлучны. Когда Эндрю страдал, не в силах проронить и слезинки в горе своём, дождь плакал вместо него.

— Очень поэтично, — не удержалась я. — Но можно вас попросить чуть ближе к сути? Зачем именно Сонг пришёл к вам? Духовное наставничество?

— Можно сказать и так, — покладисто склонил свою огромную чалму паренёк. — Он вошел в наш дом званым гостем, а стал учеником. Он задавал вопросы, ответы на которые нельзя Узнать, их нужно дать самому. Он желал Знания, которое было слишком большим для него.

Губы на юном лице сжались в тонкую полосу и изогнулись скорбной дугой — что выглядело очень странно, в совокупности с закрытыми глазами и, в целом, спокойным, чуть ли не сонным выражением, застывшем на нём. Навевало мысли о каком-то трансе… например, наркотическом.

— Ученик проводит тридцать два года в медитациях, сливаясь со вселенной и пытаясь объять разумом бытие. Только Знание бытия позволяет Узнать небытие, что так интересовало его, и узоры, в которые переплетаются жизнь и смерть при вращении Колеса. Именуемый Эндрю Сонгом был нетерпелив. Вместо того чтобы получить Знание, он украл его. Украв, он унес его в мир, не готовый к неподготовленному Знающему.

В принципе, я готова была даже посочувствовать Сонгу — в плане нетерпеливости, как минимум, — поскольку эта странная речь порядком выводила из себя. Для истовой религиозности во мне было избыточно прагматизма, и сейчас меня не покидало ощущение, что эти двое просто закидывают меня словесной шелухой, искать среди которой крупицы смысла — та ещё задачка. Заигрывание с понятиями «смерти» и «жизни», пафосное и важное надувание щёк, реинкарнация… Глупо было воспринимать всё это всерьёз, но эти двое выглядели чертовски уверенными в этом своём «Знании».

— А что именно он украл у вас? Какую-то реликвию, или что? — выцепила я из этой тирады более-менее понятную мне вещь — в конце концов, желание наказать вора и вернуть украденное вполне неплохой мотив для выслеживания и убийства.

— Он скверно обошелся с украденным, применив одно, продав другое и оставив третье себе. Он скверно применил первое, чтобы замести следы. Бывшее одним, стало двумя, но ни одна из частей не может заменить целого. Он стал меньшим чем был, чтобы сбить нас со следа, но не преуспел, и вот я здесь. Лишь вторая его часть спряталась так, что её не найти — в неё он вложил то, что никогда не позволял нам увидеть. Нельзя Знать то, что никогда не видел.

Голос говорившего внезапно изменился, став хрупким и надтреснутым, как старое стекло. Мир вокруг меня на секунду утратил чёткость, словно я на мгновение потеряла сознание, а когда снова пришла в себя — поняла, что говорить начал Чекванапутри, а мальчик оседает рядом с ним, словно марионетка с подрезанными ниточками. Мне было трудно двигаться, думать и ворочать языком, и отчего-то сейчас казалось, что всё происходящее — уместно и даже правильно.

— Всё так. Теперь ты можешь понимать меня, и нам не нужен посредник.

Старик улыбнулся мне и кивнул, и я внезапно отметила, что вижу его гораздо чётче. Не как монохромно-белую статую с размытым контуром, а яркую фигуру. Кажется, я даже различала мелкий чёрно-золотой узор, вьющийся по краю его одежд — сложных и многослойных.

— П… продолжайте, пожалуйста, — выдавила я с трудом, даже не пытаясь записывать то, что мне говорили.

— Часть украденного он продал нашим старым врагам, что не ценят Знание как способ постичь бытие, а лишь как диковинку, которую нужно добавить в коллекцию, — вместе с «вещественностью» старик получил и странную лёгкую живость движений — говоря о «диковинке» он шевельнул кистью, словно брал нечто невидимое из воздуха, а продолжая про коллекцию — «спрятал» это нечто в широкий рукав. — Что получил он за это — я не Знаю. Хранители преуспели в сокрытии себя от взгляда мироздания, что дает нам Знание.

— И как же выглядит украденная вещь? — попыталась я вернуть беседу в более адекватное русло, но старик лишь одарил меня снисходительным взглядом.

— Тебе не под силу вернуть украденное Знание, дитя. Однако, я Знаю, что ты сможешь воспрепятствовать Эндрю в его стремлении… Ибо хуже всего оказалась та часть, что он оставил себе, — в лице Учителя проступила суровость. — Та часть Эндрю Сонга, что я Знаю, желает непоправимого, желает повернуть ход Колеса вспять, вырвать утраченное из потоков времени. Он не готов, он не сумеет. Колесо в безопасности, но на себя и души тех несчастных, что он успеет осквернить, пытаясь, он навлечет вечное проклятье.

— Вы… вы понимаете, о чём говорите? — хрипло и резко спросила я, предприняв ещё одну попытку встать, но лишь глубже закопавшись в подушки.

Ощущение ватной слабости, сковывающей моё тело, и головокружения вызвало закономерное отторжение. Я дико хотела на воздух, убраться подальше из этого дымного вертепа — пускай даже на вонючие трущобы! К тому же, меня не отпускало ощущение, что проклятый старик просто водит меня за нос и тянет время.

— Может кому-то вроде Сонга ваши россказни под опиатами и кажутся великим откровением, а как по мне — вы просто напускаете туману, для значительности, чтобы тянуть из своих несчастных последователей деньги. Ведь Сонг платил вам, не так ли? Я видела чек, — я едва ворочала языком и, к собственному ужасу — вялому и тупому, словно далёкое эхо настоящей эмоции, — не могла разъяриться достаточно, чтобы разорвать этот дурман.

— Этот чек существовал только для того, чтобы ты смогла найти меня. Чтобы ты узнала имя и пришла. Пришла, чтобы Узнать о том, куда двигаться дальше — ибо именно тебе надлежит остановить Эндрю. Но ты так же нетерпелива, как он. Ты торопишь меня, думая, что время имеет значение. Это не так. Ничто не важно — даже дыхание, — в этот момент я отметила, что дым, окутывающий его лицо, не шевелится вовсе — ни когда он говорил, ни когда дышал. — Если бы ты понимала это как я, твой разум был бы менее затуманен, но туман позволяет тебе воспринимать меня. Так отсутствие Знания сменяется его присутствием.

— Просто… скажите мне, где Сонг. Я найду его, верну украденное… — сонно потребовала я, понимая, что та отчётливость, с которой я видела Чекванапутри раньше, вновь сменяется неприятной дымкой.

— Знание не значит всеведение, — наставительно заметил старик. — К несчастью, Эндрю Сонг хорошо это Знает. Он вошел в текущую воду, и не вышел с другой стороны. Последняя точка, где он был виден для Мироздания — там, где спят корабли, под мостом из скрипа и стона. Дальше его путь для меня Неведом.

Голос индуса звучал всё глуше и глуше, словно отдаляясь. Веки мои отяжелели, и я почувствовала, как подбородок уткнулся в грудь, когда я уронила ставшую совершенно свинцовой голову. Мне нужно было что-то сделать… Обязательно, непременно, необходимо…

В уши ввинтился мерзкий дребезжащий звук, заставив меня вынырнуть из лёгкой полудрёмы, в которую я так неудачно погрузилась. Встрепенувшись, поняла, что звук исторгал звонок, на кнопку которого — оплавленную и смятую, словно детская жвачка, — я давила с такой силой, что, кажется, утопила её в паз насовсем.

Откуда-то изнутри, следом за дребезжанием, раздался шум падающего тела, невнятный вскрик и грузный топот. Затем дверь распахнулась, и на пороге, в клубах мерзко воняющего гнилыми тряпками дыма возник жутко задрипанный мексиканец в рваной и потасканной жилетке, грязных штанах и нелепой тюбетейке с алой кисточкой.

— Эй-эй, чего трезвонить, шма⁈ — на ломаном английском возмущённо закричал он, и я только сейчас поняла, что продолжаю давить на звонок.

Правда, когда я отстранилась, мне пришлось стукнуть по кнопке кулаком, чтобы она отлипла и трезвон прекратился.

В голове было… странно. Одновременно ясно и звонко, и в то же время меня не покидало ощущение, что я подверглась наркотическому воздействию — или, проще говоря, меня накурили.

— Мне… — неуверенно начала было говорить я, но мексиканец бесцеремонно прервал меня:

— Эй, ты или сюда, или туда вали, торчать нельзя! — он активно замахал руками, то ли прогоняя, то ли, напротив, призывая пройти внутрь.

За его спиной я видела дико изгаженный коридор, освещённый одной тусклой лампочкой, но даже в этом скудном освещении в глаза бросалась копоть на стенах, пожелтевшие обои, грязный пол, на котором у дальней стены лежало стонущее тело в каких-то лохмотьях. Из глубины квартиры доносились жуткие болезненные стоны курильщиков опиума, потерявшихся в своих грёзах, и к общей какофонии примешивался резкий пряных запах дешёвого карри. Обычный шалман, коих здесь, в Клоптоне, по десятку на каждый дом.

Словом, место ничем не напоминало то, куда я звонила…

Я машинально опустила взгляд на часы.

Пятнадцать-тридцать три.

…минуту назад?

Не может быть.

Я потрясла рукой и прижала запястье к уху — часики бодро тикали, отсчитывая секунды.

— Ничего не понимаю… Чекванапутри. Он здесь живёт? — спросила я у возмущённого мексиканца.

— Я — Чекванапутри, — для наглядности он даже ткнул себя пальцем в тощую голую грудь, на которой проступали рёбра.

Едва удержавшись от того, чтобы воскликнуть «чёрта с два!», я спросила совсем другое:

— Который час?

— Э? — непонимающе нахмурился мужик. — Сколько час? Пять! Пять доллар!

— Нет, время. Сколько… который сейчас час, — я постучала себя по наручным часам.

— А-а… половина четыре, — он брякнул не глядя — видимо, как раз перед тем, как я вторглась, сверялся с расписанием клиентов.

— Ясно, — буркнула я в ответ, после чего развернулась и направилась по ступеням вниз.

— Ну и пошла к бесам! — в сердцах донеслось мне в спину, после чего я услышала стук закрываемой двери.

Я же, не заметив, как спустилась вниз, пришла в себя уже сидя в машине и с портсигаром в руках. Когда я его успела достать — не помнила.

Но зато отчётливо, в подробностях каждой нелепо-возвышенной фразы, я помнила мой разговор с безумным старикашкой-индусом.