Зеркальщик

Глава 16

Глава 16

Валяться в больнице было скучно, телефоны Радиму не вернули, ноутбук не дали, ссылаясь на запрет подключения посторонних устройств к больничной закрытой сети, так что, единственным развлечением стал телевизор. Раз в день его навещал Лев Аронович. После посещения лекаря Радиму становилось гораздо лучше. А еще к нему зачастил Жданов, и не с пустыми руками, помимо неизменных фруктов и шоколадок с орехами, он приносил и более весомые вещи, то пиццу, то пару бургеров, так что, часть дня Вяземский страдал от больничной еды, а вечером, получив гуманитарную помощь, устраивал себе праздник живота.

Выписали его к обеду в понедельник, полковник даже смотался на служебную квартиру и привез новую чистую одежду. На выходе ему вернули сигареты, зажигалку, кукри, складень и, конечно, телефоны.

На память о ведьме у него остался тонкий шрам от осколка зеркала чуть выше лопатки. Вообще с ним Радиму сильно повезло, рана оказалась глубокой, и если бы осколок вошел на пару сантиметров левее, то оказался бы задет позвоночник, тогда бы тварь его и прикончила. Место, куда угодила пятерня зеркальной ведьмы, благодаря Льву Ароновичу быстро затянулась, да так быстро, что врач, который навидался тут всякого, только глаза округлил, но молча принял это, как факт, и выписал пациента. Так что, теперь у Радима над грудью в районе ключицы имелся шрам с памятную медаль. И это при старании старого еврея, без него все было бы, куда как хуже.

В отделе, куда он явился сразу из закрытой больнички, его встретили аплодисментами. Каждый сотрудник подошел и, пожав руку, сказал несколько теплых слов. Это было очень приятно, Радим вообще чувствовал себя среди зеркальщиков своим. И если бы не некоторые вопросы службы, он бы, не думая, остался в отделе.

Последними к нему подошли Жданов и Ломов.

— Поздравляем с выздоровлением, — выдал дежурную фразу полковник, после чего вытащил из кармана деревянный футляр, на котором выжжен клеймом символ отдела — нарцисс.

Да, вот так просто, обычный цветок. Когда Радим его в первый раз увидел на шевроне одного из силовиков, он с минуту недоуменно таращился, пытаясь понять, как это связано с отделом зеркальщиков. Но все оказалось проще — легенда о Нарциссе, который был заклят богиней Афродитой в наказание, что отверг любовь прекрасной нимфы. Под чарами он увидел в ручье свое отражение и влюбился в самого себя. Он был неспособен оторваться от своего облика, и в итоге умер, а на месте его гибели вырос цветок, который назвали в его честь.

— Наставник, все равно не понимаю, — произнес он, гладя на подполковника Пряхина, который все ему это рассказывал, — причем тут нарцисс и отдел?

— Иногда ты схватываешь суть на лету, а иногда тормозишь, — с улыбкой ответил подполковник. — Это напоминание всем нам, насколько может быть опасно зеркало и то, что мы в нем видим.

Радим тогда потер подбородок и признал, что в таком ключе все выглядит очень логичным.

— Открывай, — подмигнув, произнес Михаил, — это тот самый сюрприз, про который тебе Альберт Романович говорил.

Но Вяземский уже знал, что внутри. Судя по тяжести и размерам, ничем иным, как складнем, это быть не могло. Он откинул крышку и увидел на бархатной подушке складной нож, почти точную копию, что был у него на кармане, разве что клинок и рукоять чуть длиннее.

— Цени, — улыбнулся Жданов. — Гефест не пожалел рунного металла на этот клинок. Руны, как и на кукри, пробития, кровотечения, сокрытия, поиска гостей. Ну, да что я тебе рассказываю? Ты сам все видишь.

Радим вытащил нож из коробки и одним движением разложил его, тихонько щелкнул механизм, запирая клинок.

— Спасибо, — складывая нож и убирая обратно в футляр, поблагодарил Вяземский. — Спасибо, мужики, прям угадали, ведь хотел к концу практики к Гефесту на поклон идти, чтобы сделал мне складень.

— Всегда приятно, когда дар приходится по сердцу, — улыбнулся Ломов. — А теперь двигай к Старостину, он тебя уже ждет. Завтра окончание твоей практики.

Убрав футляр в карман, Радим пожал Альберту и Михаилу руки и направился к кабинету главы отдела.

— Здравия желаю, товщ полковник, — гаркнул Дикий, входя строевым (ну, как он это представлял) шагом в кабинет Старостина, — лейтенант Вяземский по вашему приказанию прибыл.

— Прекрати паясничать, Радим, — попросил его начальник одиннадцатого отдела. Он поднялся навстречу и крепко пожал ему руку. — Рад видеть тебя живым и здоровым. Не многим бывалым зеркальщикам удалось выжить после столкновения с ведьмой в боевой трансформации. И я знаю, что это в основном именно твоя заслуга. А еще ты мне Ломова с Ждановым сохранил, за это отдельное спасибо, не окажись там тебя, и мы бы потеряли двух хороших сотрудников. Так что, завтра вечером быть тут, в парадной форме, планируется небольшой фуршет, награждение, ну и проводы, если ты, конечно, не передумал и не останешься с нами. Условия, которые я предлагаю, ты знаешь — хороший оклад, квартира, через год получишь новое звание. Короче, не обидим.

— Нет, товарищ полковник, не останусь, — покачал головой Радим. — Прикипел я к вам и отделу, это правда, но не мой это город, плохо мне тут, не выдержу.

— Понимаю, — согласился Старостин, — Москва не для всех. Ладно, теперь давай о делах. Я знаю, Альберт довел до тебя, что требуется сделать, чтобы окончательно закрыть твою практику досрочно.

— Так точно, — кивнул Радим, враз став серьезным, — я готов.

— Вот и проверим, на моей памяти было несколько человек, кто не смог этого сделать. Но ты — парень крепкий, уже хлебнул с нами лиха, не помню ни одной такой практики, как твоя. Ладно, Радим, готовься, ночь у тебя будет трудная. Пойдешь отсюда из отдела, через зеркало палача, это своего рода традиция.

— Я буду в отделе, мою каморку еще не отдали никому?

— Нет, — улыбнулся полковник. — До завтрашней ночи она в твоем полном распоряжении.

В кабинете без окон, где ютился Вяземский на время обучения и стажировки, было пусто, стол, стул, зеркало, шкаф, и больше ничего. Радим запер дверь на ключ и, включив мощную вытяжку, прикурил, глядя на свое отражение. То, что он собирался сделать, полностью обрушит доверие к нему сотрудников отдела, если, конечно, они узнают о том, что он сотворил, но, если честно, не должны. Вяземский не считал, что поступает не правильно, он собирался взять то, что его по праву, и так отдел наложил лапы на наследие князя, и дневник у него на руках был единственной вещью, которая ему осталась, а ведь после того, как он покинет отдел, ему уже не удастся раскрыть эту тайну, а она его мучила. И сейчас фактически последний шанс сделать так, чтобы его осталось при нем. Достав из стола дневник князя, он убрал его во внутренний карман, пора заняться делом.

Подойдя к зеркалу, Радим начертил руну поиска. Запитав ее, он прикоснулся к ней пальцами, представляя зеркало в своей спальне. С минуту зеркало было мутным, но потом там медленно проступила единственная комната в служебной квартире. Радим вздохнул и принялся чертить руну пути. Запитка ее отняла куда больше сил, чем предыдущая, но не прошло и пары минут, как символ полыхнул золотом, и зеркало пошло рябью. Короткий шаг, и вот он уже вышел с другой стороны, два шага — к прикроватной тумбочке, открыть ее, кинуть туда оригинал, забрать подделку, точную копию, абсолютно пустую, и именно ее завтра он сдаст в хранилище. На все про все ушла минута, и он снова стоит в своей каморке. Стереть руны, все — дело сделано.

Оставшуюся часть дня Радим посвятил приведению складня от Гефеста в рабочее состояние, запитать руны — дело непростое, но он справился, и даже осталась половина резерва, как раз хватит на сегодняшнюю ночь.

К вечеру отдел опустел. На первом этаже скучал дежурный, на втором в кабинете гоняли чаи ночной следак и один из штурмовиков, на третьем над бутылкой коньяка коротали время два полковника.

Зазвонил рабочий телефон, на котором высветился номер Жданова.

— Пора, — произнес Лихач, и тут же повесил трубку.

Радим раздавил в бездымной пепельнице окурок и поднялся, ему предстояло пройти последнюю дорогу, сыскарем был, охотником был, остался путь палача.

Каменный мешок в подвале, толстая цементная шуба на стенах, тусклая лампа под потолком. Света от нее так мало, что небольшое помещение потонуло в сумерках. В коробке всего несколько предметов — стол, на нем пепельница, три стула, два из которых сейчас заняты Старостиным и Ждановым, и последней самой главной вещью в этом каменном мешке, было большое старинное мутное зеркало у дальней стены.

— Готов? — спросил Альберт, поднимаясь ему навстречу.

— Пока готов, — ответил Радим. — Ничего не ощущаю, ни страха, ни робости, ни подъема, ничего, пусто в груди, только желание покончить с этим побыстрее.

— Это хорошо, — кивнул Старостин. — А то видал я таких, которых трясло от возбуждения, они возвращались опьяненные силой. Одного такого я убил лично, шесть лет тому назад, в истории страны он остался, как призрачный убийца.

— Неужели, — опешил Вяземский, — сотрудник отдела — убийца двадцати трех женщин?

— Да, бывает такое, — подтвердил Сергей Витальевич. — Мы — тоже люди, и люди не идеальные, и нам дается сила, некоторых она развращает, превращая в чудовищ. Не становись чудовищем, Дикий, иначе я или кто-то из зеркальщиков придет за тобой. Но хватит о прошлом, пора о будущем, надо закончить начатое тобой. — Он кивнул в сторону зеркала палача. — Протокол ты знаешь, действуй.

Радим кивнул и принялся рисовать руну поиска. Зеркала помнят все, это огромная сеть, которая способна найти кого угодно, если, конечно, он не укрыт руной. Вот и сейчас Радим, активировав символ, приложил к нему фотографию Матильды Генриховны Шмидт, при этом он в голове держал дом, в котором она проживала, чтобы сократить время и район. Минут пять ничего не происходило, и зеркало показывало только бетонную коробку под отделом и трех человек — двое сидели за столом и Радим прямо перед зеркалом.

Изображение дрогнуло, исчез подвал с бетонной шубой на стенах, и вместо мрачной камеры в стекле теперь отражалась большая роскошная кичевая спальня с люстрой, лепниной, барельефом над большой, двуспальной, кроватью, хотя там можно спокойно еще пару человек разметить. Зеркало было вделано в гигантский угловой шкаф, так Радим смотрел на спящую Матильду Генриховну Шмидт, вдову владельца завода по изготовлению всякой нужной пластиковой фигни, чуть под углом. Женщина спала не одна, рядом с ней лежал смуглый брюнет с идеальным телом младше ее минимум вдвое. Но Радима он не волновал, руны решат эту проблему.

Вяземский прихватил с собой заключение тройки и принялся рисовать руну пути, вторую за день, но резерв позволял, так что, он не беспокоился застрять с той стороны, да и не займет это много времени, так пара минут. Вспышка золотом, подтверждающая активацию символа перехода и подернувшее рябью стекло, и Радим, применив руну сокрытия, решительно шагнул на ту сторону. Никто не проснулся при его появлении, жеребчик спал, очень мило и трогательно, сунув себе ладошку под щеку. Радим создал руну покоя и накинул на него, теперь до утра будет сопеть в две дырки, и близкий ядерный взрыв не разбудит. Далее он обошел комнату и начертил символ тишины, теперь никто ничего не услышит. Сокрытие он снимать не стал, это одна из частей протокола. Просто один раз сотрудник налетел, оказалось, что в спальне стояла шпионская камера, и потребовалось много сил, чтобы замять случившееся. Да и пугались приговоренные голоса из пустоты куда сильнее, чем появившегося в спальне мужика.

Радим подошел к спящей женщине и, склонившись к самому уху, скомандовал:

— Проснись!

Женщина резко открыла глаза и уставилась в темноту.

— Кто здесь? — сев, поинтересовалась мать Роберта, потом толкнула в плечо любовника. — Давидик, ты что ли шутишь?

— Не он, — отозвалась пустота.

Глаза Матильды расширились от ужаса.

— Ааааа, — заорала она во всю глотку. — Не надо, не трогай, я все отдам. Давидик, здесь кто-то есть, просыпайся. — Она начала пихать спящего, но с таким успехом можно толкать локомотив, обессмысленное занятие.

— Бесполезно, — ответила пустота, — он будет спать крепко до самого утра. А теперь замолчи и слушай.

Женщина захлопнула рот и уставилась в пустоту, видимо, пришла к выводу, что, если с ней пока ничего плохого не делают, то можно и послушать странного невидимку.

— Матильда Генриховна Шмидт, вы виновны в убийстве своего мужа, Эдуарда Карловича Шмидта, и его любовницы, Мирошиной Ольги Андреевны. Вы виновны в покушении на убийство своей невестки, Натальи Александровны Шмидт. Вы вступили в сговор с зеркальной ведьмой Анеей, заплатив ей деньги за смерть вышеуказанных людей. Тройкой особого отдела вы проговаривайтесь к смерти. Вам есть, что сказать в свою защиту?

— Я делала то, что должно! — неожиданно твердо и зло процедила сквозь зубы Матильда. — Эта дрянь погубит Роберта, а муж мой едва не пустил нас по миру из-за блядины. Так что, да, я их убила. Да, я платила ведьме, зеркальной, иль еще какой, без понятия, но я сделала, что должно.

Радим на этот монолог ничего не ответил, он молча сотворил руну боли, прямо на лбу Матильды, и в считанные секунды напитал ее. Спазм, и женщина замертво падает на подушки. Завтра врач разведет руками, скажет аневризма, и дело закроют. Вяземский, на всякий случай, проверил пульс и, развернувшись, ушел в зеркало, чтобы через минуту выйти в бетонном подвале, расположенном под зданием особого отдела.

— Почему ты не стал читать протокол? — поинтересовался Старостин, разливая по рюмкам коньяк. — Ты все верно сказал, но отошел от протокола.

— Он очень сухой, — ответил Радим, — а вы знаете, я очень не люблю всю эту официальщину. Поэтому, несмотря на отличный коллектив, не пойду работать в отдел. Я не хочу носить целый день пингвиний костюм, не хочу вставать по часам на работу, да много чего не хочу.

— За вольного ходока Радима Мироновича Вяземского, — поднимаясь и воздев над столом стопку, провозгласил полковник Старостин. — Твое обучение официально закончено.

Радим и полковник Жданов тоже поднялись, и три рюмки столкнулись в воздухе.

— Поздравляю, лейтенант, ты больше не стажер, — произнес Альберт, пожимая Радиму руку. — Мне очень понравилось с тобой работать. Надеюсь, я выполнил свой долг учителя и наставника.

— Полностью, — беря бутылку и наполняя стопки заново, ответил Радим. — За вас, Альберт Романович, пусть ваши зеркала ведут только в чистые комнаты.

— Спасибо, ученик, — растрогался полковник и опрокинул стопку. — И откуда ты только это напутствие выкопал? Сто лет не слышал.

— Так, в столетнем дневнике ходока Мирона Золотарева и вычитал. Жил он до революции, служил в надзоре и сожительствовал с зеркальной ведьмой, даже ребеночка с ней прижил.

— А, помню, — кивнул Лихач, — читал его.

Старостин снова наполнил рюмки и молча поднялся. Радим последовал его примеру, как и Жданов. Ровно минуту постояли в мертвой тишине, выпили, помянув разом всех зеркальщиков, вольных или на государевой службе, что сложили головы за века существования отдела.

— Как ты себя чувствуешь? — после того, как бутылка опустела, спросил Старостин, внимательно глядя в глаза Радиму, и взгляд его был абсолютно трезвым.

— Все хорошо, Сергей Витальевич, — слегка дернув щекой, ответил Вяземский. — Я сделал то, что должно, и нет у меня желания ходить по ночам, убивать людей, не чувствую я вкуса к этому. Но если придется, казню снова, таков мой путь. Как сказала покойная зеркальная ведьма, я — страж, сыскарь, охотник и палач.

— Да, она была права, — согласился Жданов. — Таков наш путь, и другого нет, особенно у ходоков.

— Докуривайте, и по домам, — убирая пустую бутылку и рюмки в пакет, произнес начальник одиннадцатого отдела, — дело сделано. Радим, ты сработал на отлично, хоть и нес отсебятину. Завтра на службу не приходи, для тебя она закончилась, вечером ждем ровно в семь, в парадной форме, не опаздывай. Ни о чем беспокоиться не нужно, организацию банкета отдел берет на себя.

— Вот и замечательно, — зевнул Вяземский и первым направился к двери из камеры, оставляя за спиной старое мутное зеркало, через которое вот уже несколько веков казнят тех, кто замарался. Ведь нет в России такого суда, который принял бы доказательства по делу Матильды Шмидт.

Радим проснулся поздно, делать ему было абсолютно нечего. Посмотрел на часы, которые показывали половину первого, разве что сходить куда-нибудь, пообедать. И тут он вспомнил про Владу. Взяв телефон, он кликнул на значок месенжера и отбил ей сообщение: «Я вернулся в Москву, скоро домой, жив, здоров. Целую и жду встречи, если, конечно, еще тебе нужен. p.s. Прости, что так вышло, служба». Ответ пришел, когда он брился, и он оказался очень теплым и довольно откровенным: «Испугалась, когда вместо тебя пришел уставший полковник. Никогда так не боялась, и, думаю, он мне врал про твое секретное задание. Да плевать, ты жив, а это главное. Люблю, жду, очень нужен, скучаю и хочу тебя, места себе не нахожу».

— Я тоже тебя хочу, — ответил Вяземский и из хулиганства сделал фотку в зеркале с намыленной половиной лица.

Ответ не заставил себя ждать. Надо сказать, хулиганила Влада куда как откровенней, ему прислали грудь в очень красивом кружевном лифчике, причем сфоткалась она прямо в офисе.

Радим в ответ послал смайлик, и все же, закончив бритье, отправился искать, где поесть. Поскольку жил он в центре, то никаких проблем с этим не возникло, томатный суп, паста карбонара, бокал пива с сырными палочками. Неужели сегодня последний день его московских гастролей? И завтра утром можно будет с чистой совестью прыгнуть за руль Ленд Ровера, и уже к вечеру быть в Энске? Если это так, то налегать на спиртное не стоит.

Радим несколько секунд смотрел на тумбочку, где лежал дневник князя Вяземского, и решил, что не стоит ему валяться тут так просто. На то, чтобы открыть проход через зеркало в собственную квартиру, ушло пять минут, еще три на то, чтобы быстро упрятать его в тайник. «Черт, — подумал Дикий, — надо было все же ехать тогда с Платовым на гелике, сейчас бы взял чемодан и прошел домой через зеркало». Но не бросать же машину в Москве. Эх, знать бы тогда, ну да чего уж теперь.

Вернувшись в квартиру, Радим быстро выгладил парадную форму, и тут его взгляд упал на квитанцию из химчистки. Блин, он совершенно забыл забрать вещи, которые приводили в порядок после его похода в зазеркалье за дочкой директора. Не желая откладывать это дело на завтра, чтобы сэкономить время, он оделся и выскочил за дверь. Обернулся быстро, и даже успел собрать чемодан, чтобы утром не возиться.

Когда он вошел в небольшой актовый зал, да и зачем отделу большой, их всего восемнадцать человек, все уже собрались. Дежурный на телефоне не в счет, он один из немногих, кто пришел со стороны, не левый, конечно, конторский, но все же не из одиннадцатого.

— Слава! Слава! Слава! — дружно гаркнули почти двадцать человек, стоя в две шеренги с бокалами шампанского в руках.

В конце этого коридора стоял полковник Старостин с подносом, на котором стоял одинокий фужер. Радим прошел к нему и, взяв бокал, высоко поднял, отсалютовал собравшимся и громко произнес:

— Служу России.

После чего залпом выпил отличное сухое шампанское и с силой швырнул бокал на пол. И все отдельские, как один, повторили его ритуал. Звон бьющегося стекла заставил Радима вздрогнуть, именно с этим звуком лопнул щит, и потом в него вонзились когти Анеи.

— Рассаживайтесь, — скомандовал Старостин и указал Радиму на крайнее место в первом ряду. — Тебе сюда, — добавил он, если Дикий вдруг не понял, а сам прошел к небольшой тумбе.

Дождавшись, когда народ успокоится, обвел взглядом зал.

— Соратники, — громко произнес он, — сегодня нас стало больше. Да, пусть Радим Вяземский выбрал путь вольного зеркальщика, но он будет хранить наш мир так же, как и мы, и, думаю, мы не раз еще пересечемся с ним. Когда я встретился с ним впервые, я сильно расстроился, я увидел очередного индивидуалиста.

Радим при этих словах улыбнулся уголком губ. Что сказать? Прав был полковник, он индивидуалист, но в хорошем смысле этого слова, и для него оно ничуть не обидное.

— Но я ошибся, Радим делом доказал преданность товарищам. Пожалуй, он — самый сильный курсант за последние лет двадцать, во всяком случае, за то время, что я в отделе и занимаю кресло его начальника. Сегодня мы чествуем его, нашего выпускника. Но есть еще один повод, касающийся Радима, и я не помню на своем веку, чтобы кто-то из наших курсантов заработал высокую награду, такую, как орден мужества, проходя практику.

Все зааплодировали, а Радим почувствовал, как кровь прилила к щекам, стало жарко, захотело распустить черный галстук и ослабить застегнутый ворот. «Только бы не потерять сознание», — прошептал он про себя.

— Лейтенант Вяземский, прошу сюда.

Радим поднялся и не очень уверенно вышел вперед, остановившись напротив развернувшегося к нему Старостина.

— За смелость и героизм, проявленный в бою с врагом, за ликвидацию старшей зеркальной ведьмы Анеи, принадлежащей к темному ковену, лейтенант Федеральной службы безопасности Радим Миронович Вяземскийнаграждается орденом Мужества.

В горле Дикого запершило, и тут случилось то, чего он сам от себя не ожидал, в его глазах встали слезы. Старостин заметил это, но ничего не сказал, молча достал из раскрытой коробки орден и приколол его к парадному кителю, после чего крепко пожал руку.

— Служу России, — дрогнувшим голосом произнес Радим.

Все сотрудники поднялись со своих мест и зааплодировали, а Радим стоял, растерянный, и не знал, что ему дальше делать.

— Коробку и удостоверение на орден не забудь, — подсказал полковник. — Ах, да, твоя ксива лейтенантская, тебе в Энске она пригодится, жить будет сильно проще. Когда доберешься, позвони по этому номеру, — он протянул Вяземскому визитку, на которой были только цифры. — Твой куратор, Бушуева Ольга Ивановна, подполковник Федеральной службы безопасности по городу Энск. Надеюсь, вы сработаетесь, она одна из немногих в области, кто посвящен в суть происходящего.

Радим кивнул.

— Понял, товщ полковник. Если строить меня не будет, то сработаемся.

— Пойдем пить, — улыбнулся Старостин, — люди ждут, тут многие хотят сказать тебе теплые слова.

Радим быстро рассовал по карманам коробку от ордена и документы, после чего присоединился к зеркальщикам, столпившимся возле накрытых столов. Глядя на вскрываемые бутылки, Вяземский подумал, что зря он рассчитывал на ранний отъезд, хорошо, если к обеду будет способен сесть за руль.