Заслуженная пышка для генерала дракона

Глава 82

— Слушайте сюда, уважаемый граф, — произнёс Марон, и каждое его слово звенело, как клинок, вынутый из ножен. — Сначала — имя и фамилия. Я наведу справки. Просто так отдавать замуж я никого не планирую. И только после того, как я выясню о вас всё, дам разрешение на брак. Ваше имя?

Граф побледнел. Как будто услышал приговор.

— К-к-конечно… — выдохнул он, дрожащими пальцами поправляя воротник. — Лирен… Дэйнвуд.

Марон кивнул. Коротко. Холодно. Как будто только что записал имя в список. — Понятно.

Лирен поклонился — низко, как перед королём. И исчез — как тень, растворившаяся в свете.

Марон взял меня под локоть. Не схватил. Не потянул. Взял, как драгоценность, которую боятся уронить. — Мне нужно с вами поговорить, — прошептал он голосом, как будто только что вырвал из себя кусок души. Я не спросила, о чём. Я не удивилась. Я знала. Речь пойдёт о Мэричке.

Марон увёл меня — подальше от комнаты, подальше от девочек, подальше от сундуков, брошей и счастья.

— Давайте отойдем сюда, — прошептал Марон, уводя меня подальше от комнаты, где девочки собирали вещи.

Мы отошли в конец коридора, встав возле самого окна.

— Нашел… Мою девочку. Ты знаешь, я больше всего на свете переживал, что она попала в какой-нибудь пансион мадам Пим и что ее вышвырнули на улицу. Но судьба оказалась такой доброй и направила ее к тебе…

Он вздохнул. Глубоко. Как будто только что попытался отпустить из себя боль, вину, страх.

Я усмехнулась. — Я уже поняла, что не каждая хрупкая девочка способна утащить сундук. — Пауза. — Теперь понятно, как она отбилась в той подворотне…

— Не говорите мне про это. Я не хочу это слышать. — Голос генерала был хриплым, сломанным. — Я был женат на её матери. И вот однажды мы с ней разругались. Она ничего не сказала про беременность. Ни слова. Если бы она сказала — всё было бы иначе. Но…

— А почему вы разругались? — спросила я, не отводя глаз. — Она не хотела детей, — ответил Марон, глаза — в пол. — Её раздражали дети. Всё, что с ними связано. А я… хотел. Очень хотел. И просил у неё ребёнка. В итоге я вернулся… и узнал, что она тайно родила… и отдала ребёнка в приют. Такого я ей не простил. Я бросился искать… но следы потерялись. Малышка… — Его голос дрогнул. — Я узнал только то, что это была девочка… растворилась в Столице. В приюте её уже не было. Не было ничего, что могло бы указать, где она. Мне давали адреса… но всё — не то. Девочка просто… пропала… Я знал примерно, сколько ей лет. И всё. И я каждый день молился… чтобы она попала в хорошие руки.

Он замолчал. Посмотрел на меня. Глаза горели. Не льдом. Золотом. Огнём. Любовью.

— И мои молитвы были услышаны, — прошептал он, беря мои руки — и целуя их. Каждую. — Она попала к тебе… В самые добрые… в самые чудесные… и в самые красивые руки, которые я только мог представить…

Я почувствовала, как на глазах выступили слёзы. Не от жалости. Не от боли. От счастья. От чуда. От того, что мир — иногда — всё-таки справедлив.

— К самой чудесной женщине, о которой я мог мечтать, — добавил он, и из уголка его глаза покатилась слеза.

Я шмыгнула носом и улыбнулась.

— А зачем это говорить? — спросила я, глядя на свои руки — в его руках. — Зачем тревожить прошлое? Не всегда нужно говорить правду. Далеко не всегда. Ты можешь просто удочерить её. И всё. Не надо ничего объяснять, рассказывать, тревожить тяжёлые воспоминания. Просто приди — и скажи ей, что ты решил её удочерить. Этого вполне достаточно. А правду будем знать только мы…

Генерал замолчал. Глубоко вздохнул. Как будто только что принял решение — всей своей жизни.

— Ты права, — прошептал он. — Стоит ей только сказать — как все воспоминания тут же воскреснут в её памяти. А я… не хочу этого. Я просто хочу, чтобы она забыла унижения, лишения, боль, как страшный сон.

— Боюсь, она этого не забудет никогда, — сказала я честно, как всегда. — Именно благодаря этим воспоминаниям она стала такой, какая есть. Просто… У тебя есть шанс сделать её жизнь счастливой. Вот и всё. Понимаю, все бы тебе в один голос твердили: «Скажи правду!». Но зачем? Зачем снова бередить старые раны? Мэричка — дотошная. Она будет выяснять, правда ли ты её не бросал. Ей нужны будут доказательства. Железные. И всё равно — она им не поверит. Вы просто испортите отношения. Вот и всё. Она спросит: «Почему ты не нашёл меня раньше? Мне же было так плохо! Я была совсем одна, наедине с жестоким миром! А ты где был, папа? Почему ты не пришёл? Почему не защитил?!». Оно тебе надо?

Он улыбнулся. Тонко. Тепло. Как будто только что увидел не уставшую меня, а настоящее чудо.

— Такой странный совет, — заметил генерал, глядя мне в глаза. — Но… спасибо… Ты права, Ольга. Я просто удочерю их всех.

— Их? — переспросила я, приподнимая бровь. — Всех, — сказал он, усмехаясь. — Всех, кто у тебя есть! Дерзкую Симбу. Гордую Спарту. Добрую Тайгушу. И Мэричку. Все они остались сиротами по моей вине. Ты тогда в замке была права. Я виноват в том, что папа не заступился за них, когда им было плохо. Поэтому… я считаю своим долгом — забрать их всех. Тем более… что я к ним привязался.

— А ничего, что они скоро замуж выйдут? — спросила я слегка насмешливо. — А вот это уже другой разговор, — ответил Марон, глаза сверкнули. — Пока я лично не проверю каждого жениха — никто замуж не выйдет. Я буду очень суровым отцом. Тем более — теперь девочки смогут сами выбирать жениха. А не быть товаром на выставке. Теперь женихи будут бегать круг вокруг замка и стоять в стойке, чтобы я убедился в серьёзности их намерений. И за кого попало я их не отдам. На счёт жениха Тайгуши — я проверю всё — до последней пуговицы. Не числятся ли за ним беременные служанки? Нет ли у него тяги к выпивке и карточным играм? Всё. Досконально. Так что теперь — выставка переезжает в моё поместье. И вместо ринга будет мой холл. А судьёй буду я. Теперь я знаю, что смотреть. Вот и посмотрим!

— То есть… мы не едем на столичную выставку? — спросила я, чувствуя, как внутри всё поёт. — Нет, — сказал он. Его голос был твёрдым, как сталь. — И я сейчас озверею окончательно — и выставка просто не состоится.

Марон промолчал. Я чувствовала тепло его рук. Его прикосновение согревало моё сердце. А я мысленно спрашивала: «Что он чувствует? Благодарность? Или… всё-таки — что-то другое?

— Я перед тобой в неоплатном долгу, — произнёс он. — Ой, да брось! — вздохнула я. — Ты сделал больше, чем должен был. — Что именно? — усмехнулся он, глядя мне в глаза, прижимая мои руки к своей груди. — Причёску Тайгуше! — рассмеялась я. — Ладно, пора собираться. А то не хватало — метели!

Он кивнул. Сердце пело. Душа летела. Мир стал добрее. — Ты пока иди, объяви пока девочкам новость! — улыбнулась я, понимая, что нужно будет спуститься к кучеру и узнать, что у нас с каретой и лошадьми. Отошли ли они после полета. И готовы ли они, в случае чего, к новому?

Генерал кивнул, а я направилась в опустевший зал, где валялись обрывки лент, кружев, чья-то растоптанная пудра. Короче, праздник закончился. Я спустилась по ступенькам, глядя на нашу карету, которая стояла во дворе среди других.

— Ну че? — спросила я у кучера. — Как лошади после полета?

— Да так. Переволновались жутко. Еле успокоил! — заметил он, похлопывая лошадок по крупу.

— Ну, если опять разыграется метель, то придется снова лететь, — заметила я, погладив лошадок. — Ладно, сейчас будем носить вещи. Только у нас теперь нужно место для сундуков! С призами!

— Ой, а мы точно все утащим? — спросил кучер, расхаживая по снегу.

— Придется, — усмехнулась я.

Я поднялась по ступеням, радуясь, что все так сложилось. И что выставок больше не будет. Но больше всего я радовалась, что мы уезжаем отсюда. Прямо душа пела при мысли о тепле. Я вошла в зал, как вдруг… мне к лицу кто-то прижал тряпку.

Я дёрнулась, пытаясь задержать дыхание. Но сладковатый запах проникал в нос и щекотал его… Я попыталась брыкаться и вдруг осела!