— Вперёд, Симба! — крикнула я, сжимая ринговку, как поводок перед скачками. — Легко! Как я учила! Рысь! Рысь! Ещё рысь! Не смотри на зрителей! Смотри вперёд! Вперёд — к цацке, к славе, к будущему!
Моя рыжая буря — Симба — взлетела на ринг, как комета, оставляя за собой шлейф из веснушек, огненных локонов и чистой, безудержной энергии. Её платье — с вышитыми золотыми веснушками — сверкало, как будто само горело. Она не бежала. Она парила. С улыбкой до ушей, с дерзостью в глазах, с походкой, от которой у судей подгибаются колени.
А я — летела за ней. На одной ноге, на двух, на всех четырёх — неважно. Главное — не отстать. Главное — быть рядом. Главное — не дать упасть.
И тут — второй фронт.
Сбоку — он.
Марон Моравиа.
Генерал. Дракон. Мужчина, который ещё с утра смотрел на ринг, как на чужую планету, а сегодня — бежал по нему, держа ринговку Спарты.
Спарта — высокая, грациозная, как богиня с Олимпа — скользила рядом с ним, как тень. Её фиолетовое платье с золотым шитьём переливалось, как закат. Её взгляд — был спокойным. Гордым. Победным.
А он — бежал.
Не шёл. Не прогуливался. Бежал. Спокойно. Точно. Как солдат на учениях. Его алый мундир — сверкал орденами. Его чёрные волосы — развевались на ветру. Его ледяные глаза — были пристально устремлены вперёд — на Спарту, на ринг, на победу.
И тут — взрыв.
Не магический. Эмоциональный.
Толпа — всхлипнула. Замерла. А потом — взорвалась.
— ЭТО КТО?! — закричала дама в розовом, чуть не упав со стула. — ЭТО ЖЕ ГЕНЕРАЛ МОРАВИА! САМ ГЕНЕРАЛ!
— ОН БЕЖИТ РИНГ?! — завизжала другая, роняя веер. — С КЕМ ОН?! ЭТО ЕГО ДОЧЬ?! ОТКУДА У НЕГО ДОЧЬ?!
— НЕТ, ЭТО ЕГО ЛЮБОВНИЦА! — вопила третья, тыча пальцем в Спарту. — СМОТРИТЕ, КАКАЯ ВЫСОКАЯ! ОНИ ЖЕ ИДЕАЛЬНАЯ ПАРА!
— НЕТ, ЭТО ЕГО СЕСТРА! — кричала четвёртая. — У НЕГО ЖЕ ДОЧЬ ПОТЕРЯНА! Я ЧИТАЛА В ГАЗЕТЕ!
— А МОЖЕТ, ЭТО ЕГО ЖЕНА?! — вопила пятая. — ОН ЖЕ НЕ ЖЕНАТ! ОН МОЖЕТ ЖЕНИТЬСЯ ПРЯМО СЕЙЧАС! ПРЯМО НА РИНГЕ! Я БУДУ СВИДЕТЕЛЬНИЦЕЙ!
Толпа сходила с ума. Как будто кто-то бросил в неё живого дракона — и не предупредил.
Судьи переглядывались, как будто видели призрака.
Лорд Басили замер, забыв, что он главный, и уронил перо.
А мадам Пим бежала.
Она неслась за своей девочкой — Амалией. Я не знала ее настоящего имени. Но назвала Амалией. Красиво, благородно и звучит, как будто у неё древний род и замок на скале, а не куча долгов и платье, сшитое из папенькиной жадности и маминых слез.
Мадам Пим бежала, как старая ворона, настигающая добычу. Её лицо было перекошено от злости. Её глаза горели, как угли в аду. Её зубы скрипели и крошились от ярости, как будто она жевала стекло. Зато платье на ее девочке было загляденье. Оно напоминало кусок звездного неба и сверкало так же. Просто невероятное! Клянусь! Я такого в жизни не видела!
— БЫСТРЕЕ, ПАСКУДА! — шипела она, дёргая ринговку. — НЕ ДАЙ ИМ ПОБЕДИТЬ! НЕ ДАЙ ЭТОЙ РЫЖЕЙ ТВАРИ! НЕ ДАЙ ЭТОЙ ВЫСОКОЙ ДУРЕ! НЕ ДАЙ ЭТОМУ ДРАКОНУ! БЕСТ ДОЛЖЕН БЫТЬ МОИМ! МОИМ! МОИМ!!!
Её голос был визгом. Её шаг спотыкался. Её душа кипела.
Мы пробежали круг. Застыли в реверансе.
Симба дышала тяжело, но улыбалась.
Спарта стояла ровно, как статуя, не сбившись с дыхания.
Амалия дрожала, как осиновый лист, но держалась.
Лорд Басили пошёл мимо нас. Медленно. Величественно. Его взгляд скользил по лицам, по платьям, по ногам, по цацкам. Он указывал рукой на тех, кто идёт в расстановку. Пока что в расстановку попала мадам Пим, генерал, горничная, которая вот-вот сдохнет, и ещё какая-то суровая мадам, предположительно бедная, но шустрая родственница со своей подопечной. Судья сомневался, выбирал между Симбой и ещё одной девушкой. — Вы! — кивнул он, а я выдохнула, направляясь к победителям, пока остальные с ненавистью и разочарованием покидали ринг.
Ещё кружочек, похожий на танец, и нас остановили, выстроив в шеренгу.
— Шестое место! Лаура Монтон! — послышался голос лорда Басили. — Пятое место Делиция Бирманг!
Быть такого не может!
Он пошёл дальше.
К Симбе.
Остановился.
— Огонь в глазах… Дерзость… Энергия… — диктовал он. — Веснушки… Уникальные. Походка… Запоминающаяся. Улыбка… Заразительная. Дух… Непокорный.
Он кивнул.
— Четвёртое место. Сибилла Доул. Пансион «Ласточкино гнездо».
Симба взвизгнула от счастья, чуть не сбив меня с ног.
— УРА! Я ЧЕТВЁРТАЯ! Я В РАССТАНОВКЕ! Я — ЗВЕЗДА!
Он пошёл дальше.
К Амалии.
Остановился.
— Красивые черты лица… Грация… Сдержанность… — диктовал он. — Взгляд… Покорный. Осанка… Идеальная. Походка… Плавная.
Он кивнул.
— Третье место. Анна Голдвайн…
Мадам Пим вскинула руки к небу, как будто только что выиграла войну.
— ДА! ДА! ДА! Я ЗНАЛА! Я ВСЕГДА ЗНАЛА! МОЯ АННА — ЛУЧШАЯ! ЛУЧШАЯ! ЛУЧШАЯ! МОЯ ДОЧЕНЬКА! ОНИ ВСЕ МОИ ДОЧЕНЬКИ!
Она обняла Амалию — не нежно. Триумфально. Как трофей. И даже расцеловала в обе щеки. Какой цинизм! Сначала «беги, паскуда», а сейчас «доченька». Впрочем, мне ещё есть за что переживать! И это не мадам Пим.
Судья остановился напротив Спарты и генерала.