Пятое января настало. Набатом прозвенело в тихом ночном доме, холодком прошлось по расслабленным во сне спинам, грубыми тисками сдавило дыхание.
Я придвинулась к Артуру, и он обнял меня во сне. Сжалась в кольце сильных рук и попыталась унять сердцебиение.
Тёмная спальня казалась мрачной, свист ледяного ветра за окном — агрессивным. Я механически привела себя в порядок, надела приготовленные с вечера брюки и любимый пиджак. Артур выглядел собранным, уверенным и готовым к бою. Он буквально пылал холодной, сдержанной яростью. Я впервые ощутила его силу так отчётливо и потянулась к ней.
Завтракали в сосредоточенной тишине, без аппетита, но с решительностью людей, отправляющихся на бой. Легкомысленные закуски, оставшиеся со вчерашнего дня, не очень подходили к атмосфере, но вкуса еды всё равно не почувствовал никто.
Шипы шин мощных автомобилей располосовали лёд на подъездной дорожке, и мы двинулись в путь. Эльвира предпочла ехать с Игорем и Мадиной.
В утренней мгле мы тёмными тенями скользили по замёрзшей дороге, обгоняя возникающие пробки. Заседание начиналось в семь утра, непозволительная рань. Мой оборотень был собран и внешне спокоен, но я уже умела чувствовать его эмоции. Он нервничал.
Город казался умирающим. Редкие снегоуборочные машины разрывали мрачную предрассветную тишину. Заваленные снегом улицы в тусклом свете фонарей выглядели дорогами в царство теней, а в отблесках фар каждого автомобиля я видела ухмыляющийся оскал белоснежных клинообразных зубов. И эти хищники охотились за мной, преследовали острыми лучами, вырывали из тишины резким торможением или нетерпеливым пронзительным сигналом.
Когда мы припарковались, Артур обернулся ко мне.
— Всё будет хорошо, моя ведьмочка, — соврал он.
— Я тебе верю, мой оборотень, — соврала я в ответ.
Мы шли к тёмному строению, держась за руки. Свет в окнах не казался приветливым, наоборот, сочащиеся жёлтой тусклостью проёмы пугали, смотрели глазами демонов, следили за мной. На морозе свет дрожал и размывался, окутывая четырёхэтажный корпус Трибунала мистическим опасным ореолом.
Стало тяжело дышать, хотелось свалиться в снег и забиться в истерике. Остановиться, вырвать руку из родной ладони, ставшей вдруг чужой и колючей, и убежать. Но я позволила себе лишь небольшую заминку. Обжигающе холодный воздух тянул из меня последние силы, наполняя лёгкие горькой обречённостью. Я не понимала, откуда взялось это тяжёлое, давящее чувство. Словно я заново переживала смерть мамы и оставалась одна во всём враждебном мире.
Возможно, если бы Артур держал меня в курсе происходящего, было бы легче. Вот только он предпочитал отмалчиваться. В итоге я шла в неизвестность, лишь в общих чертах зная о плетущихся за спиной интригах. К крыльцу здания стягивались тени. Я видела оборотней, ведьмаков, ведьм. У всех разные ауры — наполненные силой, угасающие, мерцающие.
— Твари звездолобые! — ругалась Тимея. — Какие же паскудники!
Они с Давидом нагнали нас почти у самого крыльца.
— Кто-то знатно поворожил, — сощурился Давид, оглаживая широкой ладонью короткий ёжик рыжеватых волос.
С начала отношений с Тимеей он перестал бриться наголо. Вот только это придало ему ещё более отчаянный и бандитский вид, подчеркнув несколько незаметных ранее шрамов на голове.
— Что происходит? — прохрипела я.
Слова давались с трудом, застревали в горле и царапали изнутри.
— Город накрыли Печатью Тоски, — процедила Тимея.
Её губы дрогнули, уголки сползли вниз, лицо приобрело угнетённое выражение, которого я не видела у неё раньше.
— Сегодня будет очень много смертей и самоубийств среди людей. И всё только для того, чтобы деморализовать нас.
— Кто это сделал?
— Я тебе что, энциклопедия, чтобы всё знать? — вызверилась Тимея.
Я отпрянула, не узнавая подругу.
— Извини… — добавила она уже спокойнее. — Извини, нервы ни к чёрту. Круг из трёхсот ведьмаков, не меньше. Чем слабее ведьма, тем сильнее на неё действует.
Как иллюстрацию её слов, Игорь нёс рыдающую Эльвиру на руках.
— И что нам делать? — спросила Мадина, приложив пальцы к щекам.
Совсем как Эльвира, когда волновалась. Неожиданно стало чуть легче. Я находилась среди близких. Всё было хорошо. Это лишь злая ворожба.
— Держаться рядом, думать друг о друге, сосредоточиться на любви и нежности, которая в нас есть, — глухо ответила Тимея и прижалась к груди Давида.
Их метки горели ярко и уверенно.
— Эльвира, солнышко, они нас боятся. Они это сделали, потому что боятся нас. Но мы сильнее, — я неловко сжала её икру, потому что больше ни до чего не смогла дотянуться. — Тебя когда-нибудь утешали, гладя по икре? — спросила я неожиданно для самой себя.
— Нет, — всхлипнула она и наконец вынырнула из омута тоски, накрывшего её с головой.
— Смотри, я хочу поделиться с тобой силой. Примешь?
— Зачем? — тяжело вздохнула она.
— Потому что тебе тяжело, и я хочу помочь.
Я нежно коснулась её руки и постаралась отпустить силу так ласково и мягко, как только могла. Но всё равно получился вихрь, сминающий нежную мяту и наполняющий ароматом горячего вина с апельсинами. Я почувствовала, как Эльвире стало легче, как распустился болезненный узел в груди, как расслабились мышцы.
Игорь поставил её на ноги. Она умылась чистым снегом и вытерла лицо поданным платком.
— Мы справимся, мама, — сказала Мадина, делая упор на последнее слово.
Мы вошли в здание молча, полные решимости сопротивляться и стоять на своём до конца. Оставив верхнюю одежду в одном из кабинетов, мы прошли в зал заседаний вслед за Михаилом Натановичем. Артур перекинулся с ним парой слов и сообщил о Печати Тоски. Тот хмыкнул и сделал несколько пометок.
Ведьмы, находящиеся в зале, выглядели пришибленно. А ведьмаки — вызывающе.
Напротив входа у дальней стены располагался длинный узкий стол с пятью судьями. Два незнакомых мне Высших ведьмака, Высшая ведьма и два седых оборотня. Перед ними — зал, разделённый на две половины, и обращенные к судьям столы обвинителей и обвиняемых. Посередине, ровно напротив ведьмы, небольшое пустое пространство с высоким стулом. Видимо, место свидетеля. От одного его вида в животе свернулся болезненный узел. Виски ломило. Подташнивало. Я едва успевала сглатывать набегающую слюну, думая, что выплеснуть содержимое желудка на одного из ведьмаков — не самая лучшая идея, хоть она и не лишена своего очарования.
Места зрителей заседания подковой расположились позади столов участников процесса. Обвинение: я, Тимея, Мадина, Эльвира, Евстигней. Наши оборотни занимали места ровно позади нас так, что отведя руку вниз, я могла коснуться колена Артура и поймать его пальцы.
Рядом с нами сидели Михаил Натанович и незнакомый оборотень, кажется, Юра.
Справа от нашего стола сгрудились ведьмаки. Они шептались в плотном кругу, из которого периодически слышалось ядовитое шипение. Я узнала Ивсоревых — кареглазые, кудрявые, полноватые или хотя бы просто упитанные — они выделялись на фоне остальных. Арские тоже легко вычислялись по внешности, их набралось около двух десятков, в том числе Арес и Блевот. Молодые ведьмаки с узкими озлобленными лицами смотрели на нас с ненавистью. Некоторые учились в Стамбульской школе, но большинство — чужие, незнакомые, агрессивные — сидели и переговаривались позади стола обвиняемых. Правую половину зала они заняли почти целиком. От ведьмаков исходила гнетущая, враждебная сила.
Оборотней пришло втрое меньше. Они вели себя более расслабленно, с нашей половины слышались смешки. Многие лица я уже видела, но я мало кого смогла бы назвать по именам. Из женщин стаи присутствовали единицы, рядом с ними сидели их пары.
Ведьмы разместились между оборотнями и ведьмаками, стараясь держать дистанцию и от тех, и от других. Было на удивление много сильных, в том числе и знакомых. Завьялова, Надежда, Анжела Кузьминична занимали места в первых рядах. Там же сидела дознаватель Виденеева в компании других пожилых ведьм с очень сильными аурами.
Никто не кивнул в знак приветствия, не повернул головы.
Воздух в зале тяжело лежал между столами. Некоторые ведьмы на дальних рядах с трудом сдерживали слёзы и шмыгали носами.
К нашему столу присоединились ещё четыре ведьмы, они выглядели бледными и измученными. Те, кого обнаружили в поместье Ивсоревых? Скорее всего.
Когда зал заполнился под завязку, появилась одетая в строгое серое платье ведьма с тусклым напряжённым лицом и объявила начало заседания. Судьи открыли папки, раздался шелест документов.
— Уважаемый Трибунал, мы бы хотели ходатайствовать о переносе заседания на другой день, — первым взял слово Михаил Натанович. — До моего сведения было донесено, что над городом развёрнута Печать Тоски. Эта ворожба довольно сильно влияет на состояние и настроение ведьм с низким рангом, коих со стороны обвинения большинство. Мы просим перенести заседание на завтрашнее утро.
По залу пробежал шепоток, но разобрать слова не удалось.
Представитель ведьмаков — Гриба́льский — выделялся ростом и сединой висков, резко контрастирующей с тёмным цветом волос, забранных в низкий хвост. Лицо хищное, узкое, нос острый и тонкий, с горбинкой, тонкие яркие губы изогнуты в издевательской усмешке. На вид ему было слегка за тридцать, но кто их разберёт, этих колдунов? Он давил на зал тяжёлым, душным шармом. Большие карие глаза в обрамлении длинных ресниц притягивали внимание.
— Уважаемый Трибунал, мы в корне не согласны с требованием другой стороны. Мы не можем переносить заседание из-за неподтверждённых фактами слов. Насколько мне известно, в деле нет экспертизы, подтверждающей, что над городом действительно раскинута Печать Тоски. И даже если таковая имелась бы, то это не повод отказываться от слушания. Факты не изменяются от плохого настроения, если уж на то пошло.
Сидящие с краев судья встали и сбились в плотный кружок перед оставшейся сидеть ведьмой. Вскоре они кивнули друг другу и расселись по местам.
— Суд принимает решение продолжить процесс, — вынесла вердикт ведьма.
Победная ухмылка рассекла лицо хвостатого.
— При условии, что силами находящихся здесь ведьм будет поднят экранирующий щит, — добавила ведьма, и радости у Грибальского поубавилось.
— Позвольте, госпожа Шустова. Ведьмаков ведь присутствует больше, — возразил хвостатый. — Мы сами можем организовать щит.
— Не нужно спорить с судом. Суд постановил, что это сделают ведьмы. Женевьева, прошу, — кивнула она в сторону присутствующих на суде.
Обернувшись, чтобы разглядеть ведьму со столь редким именем, я с удивлением поняла, что это Виденеева. Неожиданно.
Мне впервые удалось наблюдать работу круга из двадцати ведьм. Зрелище заворожило. Теперь, когда я стала гораздо сильнее, потоки колдовства открывались взору, и можно было по достоинству оценить призрачный купол, накрывший ведьм, судей, оборотней и представителей Трибунала. Сидящих в правой части помещения ведьмаков он обогнул, расчертив зал практически пополам.
С меня будто сняли тучу. Я глубоко вздохнула и улыбнулась напряжённой Тимее.
— Господин Грибальский, надеюсь, что вы на нас не обидитесь. Силы всё-таки нужно экономить, а вы сами сказали, что Печать Тоски не ощущаете, и для вас это факт недоказанный, — Виденеева очаровательно оскалилась.
— Ну что вы, Женевьева, разве я могу на вас обижаться! Вы ведь были дружны ещё с моей почившей прабабкой. Кроме того, вы правы, защита слабых в приоритете, — вернул ей Грибальский пробирающую до дрожи улыбочку.
Судя по обмену любезностями, эти двое не первый день на ножах.
Оказалось, что у процесса есть ведущие. Вперёд вышли и представились два следователя. От ведьмаков Видо́р Зеле́н и Андрей Роров от оборотней. Оба выглядели сосредоточенно, и было видно, что им приходится много работать рядом. Роров — не такой высокий и массивный, как большинство перевёртышей — шатен среднего возраста, с расчерченным двумя глубокими морщинами лбом. Ведьмак хоть и пониже ростом, но приятной глазу комплекции, тёмно-рыжий, горбоносый, но при этом смешливый и даже задорный на вид. Внешне он походил на Злату Зелеваренко, скорее всего, они родственники. Интересно, Видо́р Зеле́н — что из этого имя, а что фамилия? Спустя несколько минут оказалось, что Видо́р — имя.
Суд совершался следующим образом: следствие представляло факты, а каждая из сторон — свою трактовку. В дальнейшем обе позиции подкреплялись показаниями, уликами, протоколами допросов и экспертизами. В конце следователи высказывали своё мнение касательно ситуации. На основе этих данных судьи выносили вердикт. Никакую часть процесса нельзя записывать или фотографировать. Все телефоны и другие устройства на входе в здание переставали работать.
Каждый эпизод разбирался отдельно, по хронологии начали с Евстигнея, его похищения и удержания. Позиция защиты состояла в том, что он проник на территорию самостоятельно, но доказательств с их стороны почти не было. Зато экспертиза показала, что оборотень действительно находился в указанной им камере «в течение некоторого времени, более трёх месяцев». Обе стороны, как защита, так и обвинение, желали допросить его в зале суда.
— Скажите, Евстигней Скоростин, как вы попали в дом, принадлежащий роду Ивсоревых? — задал вопрос Михаил Натанович, стоя вполоборота к судьям.
— Меня привезли туда против воли. Сам момент похищения я помню смутно, предполагаю, что меня опоили. Дело в том, что для оборотня мой возраст уже более чем преклонный. Сил остаётся всё меньше, сопротивляемость организма падает, и я становлюсь более подвержен болезням и воздействию зелий. Но я точно могу сказать, что оказался в том доме против воли. Первые дни в плену помню плохо, меня заковали в кандалы и оставили в просторном помещении с каменными стенами и толстыми решётками.
— С какой целью вас похитили?
— Проводили эксперименты по воздействию разных эликсиров, амулетов, артефактов и зелий на организм оборотня.
— Вас пытали?
— Меня не пытали намеренно, но многие опыты были крайне болезненны и унизительны. Я также знаю, что из шкур и костей оборотней Эрлен Орвеев и Аркель Арский разрабатывали и изготавливали артефакты. Из одного короткого разговора я понял, что меня планируют убить в боевой ипостаси, чтобы использовать шкуру. Однако до того момента они пичкали меня зельями, лишающими возможности обернуться.
— У вас была возможность освободиться самостоятельно?
— Нет, в еде или питье содержались вещества, ослабляющие меня, кроме того, я был закован в кандалы, разорвать которые не под силу в человеческой ипостаси, — Евстигней отвечал угрюмо. Признание в слабости давалось ему тяжело.
— Вы можете указать на ваших похитителей?
— Я могу указать на тех, кого регулярно видел во время заточения. Кто именно был исполнителем моего похищения, мне неизвестно.
Далее Евстигнею предоставили фотографии ведьмаков, среди которых он выбрал более десятка и передал следователям. Настала очередь вопросов защиты.
— Евстигней, скажите, как вы относитесь к ведьмакам? — встал с места Грибальский.
— С ненавистью.
— Вполне естественная позиция для оборотня. Как и желание создать провокацию. К примеру, проникнуть в дом ничего не подозревавших Ивсоревых, пока они отдыхают вместе с гостями, наследить в одной из камер, похитить ведьм, а затем вызвать Трибунал и бросить обвинения в пленении. Крайне изощрённый план, бросающий тень на всех ведьмаков. Разве не это ваша цель? Очернить репутацию сильной половины нашего вида.
— Нет, моя цель — призвать к ответу конкретных представителей вашего вида, действуя в рамках закона. Кроме того, в ваших выкладках есть существенная ошибка: ведьм я не похищал, это они помогли мне спастись. И они могут сами это подтвердить.
— Не нужно забегать вперёд, эти ведьмы ещё дадут свои показания. Хотя насколько они надёжны, если учесть, что три из них в открытую демонстрируют свою связь с оборотнями… Мы не можем не назвать их предвзятыми. Они скрываются в стае оборотней от своих же родственников и соплеменников, ставя под сомнение свою благонадёжность. Но об этом позже! — Грибальский рассёк воздух картинным жестом. — Лучше расскажите нам, как мы должны поверить в то, что оборотня можно держать в кандалах? Всем присутствующим известна ваша сила, и само по себе это утверждение абсурдно. Во время следственного эксперимента господин Роров легко освободился от данных кандалов, перейдя в боевую ипостась. При этом, насколько мне известно, он далеко не самый сильный представитель вашего… вида, — последнее слово защитник произнёс с таким смачным презрением, что во мне поднялось возмущение.
Евстигней злился. Он бросил короткий, уничтожающий взгляд на Артура, но заговорил спокойным, сдержанным голосом.
— Я стар. Последние несколько лет перед смертью оборотни существенно слабеют физически. Задача, посильная молодому оборотню, невыполнима для старика.
— Это противоречит известной всем информации, что у вашего вида, наоборот, сила увеличивается с возрастом. Наиболее мощными оборотнями считаются как минимум зрелые особи старше семидесяти лет.
— Это так, зрелость наполнена силой. Но последние несколько лет перед смертью каждого из нас ждёт угасание.
— Вы хотите сказать, что вы при смерти?
— Это так.
— Какое удобное время, чтобы реализовать свои коварные планы и как по нотам разыграть представление о пленении! Естественно, предварительно заручившись поддержкой подконтрольных ведьм.
— Это ваши предположения. Факты же говорят, что я находился в камере длительное время.
— Улики можно и подбросить, никто же не отрицает, что вы умны и на дело шли не с голыми руками. Кроме того, дверь в вашу камеру была вскрыта снаружи, это очевидно для всех присутствующих и подтверждается экспертизой. При этом вскрыта она с помощью Элейской стали, которая, как известно, изготавливается только оборотнями. Вы проникли в помещение, вскрыли двери, ведущие в комнаты с решётками, налили своей крови, раскидали волосы и частицы кожи по помещению с целью провокации.
— Нет, дверь вскрыла Лейла, пара Артура Волкова. Артур подарил ей Элейский кинжал, которым она и вскрыла дверь. По характеру вскрытия вы должны иметь представление о ширине клинка, который был использован. У вас есть экспертиза двери?
— Не вы здесь задаёте вопросы, — завёл руки за спину Грибальский. — Экспертиза говорит, что ширина обоюдоострого клинка была около двух с половиной сантиметров. Покажите ваши клинки.
Евстигней спокойно засучил рукава и позволил двум массивным мечам скользнуть из рук в ладони.
— Ширина моих клинков шесть сантиметров.
— У основания. Но кто мешал вам использовать самый кончик? — лукаво улыбнулся Грибальский, и я поразилась его изворотливости. Он так уверенно перевирал все факты!
— Тем не менее, я утверждаю, что не делал этого. Дверь вскрыли ведьмы с помощью кинжала Лейлы.
— Чуть ранее вы утверждали, что дверь вскрыла одна лишь Лейла, но неточность в показаниях характерна для лжи, поэтому я не удивлён, — довольно цокнул адвокат ведьмаков.
— Я не знаю точно, кто именно вскрывал дверь, тем более что это заняло длительное время. Мне известно только, что открыла её Лейла, и она же показала мне свой клинок.
— Вы утверждаете, что до этого не были знакомы с этими ведьмами?
— Я не был с ними знаком.
— А ведь компания Тимеи Яхно выполняла работы по озеленению участка вашего соседа в 2006 году. У вас была прекрасная возможность познакомиться и проработать детали плана.
— Я не был знаком с Тимеей Яхно лично и не знал до сегодняшнего дня, что она выполняла какие-то работы по соседству.
— Другого ответа я и не ожидал. Ваша история и мотивы мне понятны. На мой взгляд, старый оборотень решил воспользоваться удачным стечением обстоятельств, проник на охраняемую частную территорию семьи Ивсоревых, похитил и силой вывел одних ведьм, заручившись фальшивыми показаниями других, находящихся под влиянием оборотней.
— Нет, это не так. Три года назад меня похитили и держали в неволе. Ведьмы помогли мне освободиться, а я помог им выбраться наружу. На тот момент ни одна из них не имела метки, поэтому я изначально им не доверял. Но показанный Элейский кинжал развеял мои сомнения, — Евстигней цедил слова через зубы и едва сдерживал ярость.
— Что ж, мы достаточно услышали ваших обвинений, защита хотела бы перейти к обсуждению экспертиз.
— Возражаю! — вмешался Михаил Натанович. — Показания Евстигнея необходимо дополнить показаниями ведьм.
Нас вызывали по одной и допрашивали. Вежливые и корректные вопросы оборотня перемежались с вопросами ведьмака, полными яда, спекуляций и откровенного перевирания фактов, начиная от ложных обвинений в воровстве и заканчивая попыткой представить ситуацию так, словно мы отправились туда добровольно.
Отсутствие Саши играло ведьмакам на руку, никто не мог подтвердить, что она нас опоила. Защита доказывала, что мы добровольно согласились «поучаствовать в вечеринке» и «развлекались в предназначенных для сексуальных игр стилизованных под камеры помещениях».
Даже показания Тимеи и данные её осмотра, который произвели на месте, были трактованы как «следы на лице от сексуальных игр соответствующего направления».
У меня опускались руки. Всё было представлено иначе, вывернуто наизнанку, извращено и показано в совершенно ином виде. Доказательства, казавшиеся железобетонными, начали выглядеть хлипкими и косвенными.
Нашей маленькой победой стал отказ судей выделять расследование о мёртвой ведьме в отдельный процесс. Попытки объявить виновным Евстигнея разбивались об экспертизы, причём проведённые в том числе и самими ведьмаками.
Заседание проходило до семи вечера с короткими перерывами на обед и полдник, во время которых я не смогла есть.
В семь вечера всех отпустили домой. Завтра предстоял второй раунд.
На обратном пути меня трясло. Я отказывалась принимать, что мир может быть настолько подл, что есть настолько извращённые умы, что правду так легко исказить.
Дома у меня случилась истерика, я плакала и не могла остановиться. Видимо, слёзы тоже могут быть заразными, потому что и Эльвира, и Мадина тоже разрыдались. Игорь метался, пытаясь утешить обеих, а меня Артур отнёс в спальню.
Не знаю, как справлялась со стрессом Тимея, они с Давидом сразу уехали к себе.
Артур держал меня в объятиях, пока я не уснула.
Всю ночь меня мучили кошмары, и преследовал вкрадчивый голос Грибальского, бесконечно спрашивающий, кто мой отец.