Утром проснулась довольно рано. Артур ещё спал, заложив руку за голову и скинув с себя почти всё одеяло. То ли оборотни вообще от холода не страдают, то ли мне достался такой горячий экземпляр. Мало того, что согревал по ночам, так ещё и на одеялку не покушался. Это, конечно, было большим плюсом, потому что я бы в этой борьбе точно проиграла.
Сейчас же наконец появилась шикарная возможность его рассмотреть.
Полюбоваться.
Изучая линию за линией, каждый шрам, каждую чёрточку и изгиб, я не удержалась и погладила. Счастье буквально выплёскивалось искрами наружу, а внутри всё пело на разные голоса: «Мой! Только мой!».
Прижавшись, я ещё какое-то время полежала рядом, прислушиваясь к мерному дыханию и биению сильного сердца. Но жажда бурной деятельности в итоге выпнула меня из кровати. Чтобы не потревожить Артура, я тихонько привела себя в порядок, оделась в домашнее и ушла в кабинет.
Итак, телефон!
Включив и загрузив все необходимые приложения, я повозилась с тем, чтобы синхронизировать контакты. Старый телефон пришлось подключить к ноуту и вникать, как скопировать данные, но я справилась.
До этого момента жажда кому-то позвонить была просто неуёмной, но как только работающий телефон оказался в руках, то пыл поумерился сам собой. Самая близкая подружка с работы — Ленка. Дрыхнет в соседней комнате. Ведьмы тоже все учтены.
С остальными коллегами с работы я общалась меньше, чем с Леной. Во-первых, они все сильно старше, и заботы у них другие. Во-вторых, моё знаменитое везение рано или поздно начинало людей раздражать, особенно на фоне их собственных даже небольших неудач.
Девочек из университета, с кем мы остались в дружеских отношениях, я поздравила ещё вчера, лично.
Школьных подруг у меня особо не осталось: до тринадцати лет я ходила в элитную школу, а когда разница в финансовом положении стала слишком очевидной, контакты со мной прервали почти все. Нет, никто не ссорился, но общение само собой сошло на нет. Сначала перестали приглашать на дни рождения, а потом и вовсе вычеркнули из активной социальной жизни.
В новой школе дела обстояли получше, но это только на первых порах. А дальше сказалась разница в воспитании и выборе досуга. Хорошие отношения сложились только с Мариной, но она с родителями переехала куда-то на Дальний Восток, и постепенно общение прекратилось.
Помыкавшись с телефоном в руках, я позвонила Ольге Петровне, которая заменила мне бабушку. Сначала она работала воспитательницей в садике, куда я ходила, затем учительницей младших классов в начальной школе. Став чуть старше, я часто забегала к ней в кабинет после уроков, и мы болтали обо всём на свете. Она всегда относилась ко мне по-доброму, живо интересовалась делами и проявляла участие.
После нашего с мамой переезда в Зеленоград оказалось, что проживает Ольга Петровна по соседству. И так уж вышло, что в тяжёлые времена она нас и привечала, и подкармливала.
Нет, добротой старушки мы никогда не злоупотребляли. Да и она не была одинокой, не всегда могла уделить нам время. Просто родной человек. В какой-то момент она нам с мамой даже помогла найти квартиру в аренду, и некоторое время мы жили в соседних домах. Ей я носила свои первые рисовальные и кулинарные шедевры, именно она научила меня готовить и печь. Став взрослой, старалась забегать к ней хотя бы раз в месяц, помогать по дому. Но все рвения бойкая старушка отвергала, зато всегда за кружкой чая с вареньем расспрашивала о делах, выслушивала внимательно и давала весьма дельные советы.
Подарок для неё я тоже купила, но отдать вчера не смогла — её не оказалось дома.
— Алло, Ольга Петровна! Здравствуйте, дорогая моя, с Новым годом!
— Ой, Лейка, ты, что ли? Ох, рада, рада голос твой слышать! Давно ты не звонила и не приезжала, егоза! Аль чего случилось в Турции этой? С начала декабря от тебя ни слуху ни духу.
— Можно и так сказать, случилось. Я мужчину встретила. Вот сейчас у него, Новый год праздновали.
— Ох, егоза! — радостно рассмеялась она. — Того самого, настойчивого? А ну, выкладывай всё как на духу!
Я и выложила. Естественно, без подробностей, в общих чертах.
— Вот такие у меня новости. А вы как сами? Я вчера заезжала, но дома вас не застала.
— Дак я хорошо, что мне будет-то? — нарочито просторечно заговорила Ольга Петровна. Она всегда так делала, когда была в хорошем настроении. — Помирать пока не собираюсь, коли ты про это. А вчерась на рынок ездила, куда ж ещё-то. Ох, рада я за тебя, Лейка, но ты ухо востро держи! Как себя поставишь, так дальше оно и покатится. Любовь глаза застилает, но так ты всегда разумом была сильна, вот и сейчас думать головой не забывай. Плохого в свою сторону не терпи. Ишь, ревнивец выискался, перевоспитывай. А с другой стороны, хороший мужик, основательный, с домом. Это тоже важно, не голытьбу же плодить. Рада я за тебя, Лейка.
— Спасибо, Ольга Петровна. Я приеду обязательно и вас познакомлю, но пока не знаю, когда. Очень тут места глухие, самой никуда не добраться.
— Ты лучше пока не приходи, я что-то приболела малясь. И его ко мне не води, нечего ему старухами своими докучать. Ладно… такую девку, как ты, уму-разуму учить — только портить. Но ты уж поаккуратнее там, егоза. В глухих-то местах. Мало ли, какие там волки водятся, — и последнюю фразу так серьёзно она сказала, что у меня на секунду аж дыхание перехватило.
— Да что вы, какие волки, — я попыталась вернуть лёгкость разговору. — Кроме того, с такой защитой, как Артур, мне ничего не грозит.
— А вот это хорошо, Лейка, это хорошо.
Вдруг в телефоне что-то громко бахнуло и заскрежетало.
— Ольга Петровна?
— Ох, Лейла, похоже, доигрались мы с Юнонкой! — а затем её тон и сам голос изменились, стали властными, уверенными, всё старческое добродушие как ветром сдуло. — Слушай меня. Сюда больше никогда не звони и не приезжай, для всех я тебя знать не знаю. В глаза буду смотреть и сделаю вид, что первый раз вижу! Без оборотня своего чтобы ни шагу, поняла меня? И уж поверь старой ведьме, не всё так просто, как кажется! Всё, прощай, егоза моя любимая.
На этом связь оборвалась. Я ошалело замерла с телефоном в руке.
Это что такое сейчас было⁈
Мысленно повторяя в голове слова Ольги Петровны, я так и стояла, замерев столбом посередине комнаты, пока не пришёл Артур.
— Лейла, что случилось? — встревоженно спросил он.
— Я не знаю, Артур, — я по привычке схватилась за свой кулон на цепочке и начала его теребить. — Я разговаривала с Ольгой Петровной, это моя воспитательница и первая учительница. Вроде как обычно всё было, а потом она сказала, чтобы я берегла себя, потому что волки разные бывают. И так серьёзно это получилось, я аж опешила.
Дальше я пересказала остаток разговора и заметалась по комнате.
— Получается, что никакая ты не неучтённая ведьма.
— Но почему тогда?..
— А вот это уже интересный вопрос. Значит, твоя Ольга Петровна знает твою бабку. И сама ведьма. Всегда присутствовала в твоей жизни, пусть не очень плотно. Но по детству, считай, чуть ли не ежедневно. И это в Москве. На ум приходит только то, что она за тобой приглядывала. И всё это с явного участия твоей бабки. Она же сказала, что доигрались вдвоём. А теперь вопрос: с чего бы это?
— Понятия не имею! — искренне воскликнула я. — Кроме того, бабка себя вела так, словно первый раз обо мне слышит, когда мы встретились.
— Значит, играла. И ты говоришь, что из-за её поведения никакого желания войти в род или даже продолжить с ней отношения у тебя не возникло. А теперь вопрос: отчего ей тебя от себя отдалять и фактически толкать ко мне в объятия? Меня с самого начала мучила несуразность происходящего. Даже Эрлен действовал мягче, даже Завьялова проявила себя душевнее. Могла она нарочно себя так вести, чтобы в род ты не вошла?
— Наверное, могла, — засомневалась я.
— А почему это может быть важно? — нахмурился он. — Так, зови своих ведьм, будем думать вместе. Я про это слишком мало знаю. И ещё, теперь ты точно одна ни на шаг, кажется, что мы с головой утопли в какой-то мутной и давнишней истории.
Собрались быстро. Лена робко спустилась со второго этажа и села вместе со всеми в гостиной. Гнать её было бы дико неловко, поэтому я усадила её на диван и сказала:
— Лен, все объяснения потом. Просто посиди пока с нами, ладно?
А дальше во второй раз пришлось пересказать весь разговор с Ольгой Петровной. Было ощущение, что я нащупала что-то важное, но пока не могла понять что.
— Интересен тайминг. Я имею в виду, что скажи свои слова Ольга Петровна неделю назад, это могло бы всплыть на допросе так или иначе, — потерев короткий ёжик волос на голове, проговорил Давид. — Значит, либо старая ведьма знает, что второго такого допроса уже не будет, либо просто повезло. Но её последние слова, что всё не так, как кажется, намекают, что знает она многое.
— Она с самого начала на жениха отказалась смотреть — поняла, что он-то её быстро раскусит, — вздёрнула бровь Тимея. — И с тобой отказалась встречаться, явно не заболела, поняла, что теперь-то ты её сразу вычислишь. По телефону-то нет, а вот при встрече…
— Может, перезвонить и узнать? Или поехать к ней? — заметалась я по комнате.
— Лейла, у тебя есть основания ей не доверять или подозревать, что она желает тебе плохого? — спросил Игорь.
— Я, оказывается, не обладаю полной картиной, но скорее нет.
— Тогда лучше пока действовать так, как сказала она. Говоришь, там послышались грохот и скрежет? И слова, что они доигрались. Возможно, речь идёт о нападении, и тогда мы можем нарваться на засаду или наблюдение. А интерес оборотней к обычной старушке объяснить можно только тем, что старушка связана с нами. Надо ли оно? — проговорил Игорь.
— Судя по тому, что сказала твоя Ольга Петровна, ваше знакомство она будет отрицать до последнего. И здесь мне видится только один мотив: желание тебя защитить или вывести из-под удара, — добавил Артур.
— Что, опять же, является поводом прислушаться к её словам, — добавил Игорь.
— Но я же беспокоюсь! Что с ней теперь будет? — подняла я глаза на своего мужчину.
— Судя по всему, она знала, на что шла, — задумчиво проговорил Артур. — Это любопытно. Я всегда считал, что вы попадаете под удар из-за связи с нами, но что, если ситуация гораздо сложнее?
— Мы хотели узнать про принятие в род, — вспомнила я. — Тимея?
— Это обряд или скорее ритуал, который даёт связь со всеми предками. Взывая к силе рода, ведьма чувствует всех своих родственниц: сестёр, дочерей, племянниц, маму, бабушку, тёток и так далее.
— То есть, приняв тебя в род, они открыли бы тебя для всех остальных. Но твоя мать даром не обладала. И, соответственно, в род принята не была, — рассуждал Артур, пальцами барабаня по столу. — Судя по всему, им нужно было скрыть родство с тобой, причём так, словно от него отказалась ты сама. Вот только почему?
— Эльвира, а тебя почему не приняли в род? — внезапно спросил Давид.
— Мама отказалась из-за низкого уровня дара. После инициации он заблокировался. Я им не могу пользоваться, живу как обычный человек.
— Занятно, что у Мадины и Лейлы так много общего. В род не приняты, матери либо без дара, либо с очень низким, который они сами использовать не могут. Инициированы оборотнями и обе стали Высшими, хотя по логике не должны были. Я один это вижу? — задумчиво проговорил Давид.
— Возможно, есть ещё параллели? Обе единственные дочери.
— Какого числа вы родились?
— Я двадцать шестого ноября, — сказала Мадина.
— А я третьего июня, — ответила я.
— Эльвира, а ты? — спросил Давид, делая записи.
— Тридцатого апреля, — ответила та.
— Эльвир, а с каким весом родилась Мадина? — глядя на листочек, задумчиво спросила Тимея.
— Четыре двести. Немало для девочки. Да и потом до трёх лет была настоящей плюшкой, но дальше как-то изрослась, — ответила Эльвира, и за столом повисло какое-то нехорошее напряжение.
Я ничего не понимала и переводила взгляд с одного лица на другое.
Эльвира побледнела, лоб покрылся испариной, а Тимея ковыряла ногти. Она всегда так делала, когда нервничала. Я же по привычке затеребила кулон на шее.
Да что происходит-то⁈
— И как же она у тебя родилась на четыре двести, будучи настолько недоношенной? — растягивая слова, спросила Тимея. — Ты говорила, что инициация была на следующий день после шестнадцатилетия. Мадина родилась двадцать шестого ноября. Это семь месяцев всего.
Все глаза обратились к побелевшей Эльвире. И как она на допросе вообще продержалась? Видно же, когда она врёт!
— Это не моя тайна. И не имеет отношения ни к Лейле, ни к тому, что происходит, — прошептала она.
Никто не шевельнулся. Ленка переводила шокированный взгляд с одного лица на другое.
— Откуда нам знать? Если не хочешь говорить, то мы тебя поймём, но попытаемся выяснить сами в любом случае, — спокойно проговорил Артур.
После этих слов Эльвира стала цветом похожа на сугробы за окном, а потом поднялась и начала вышагивать по комнате.
— Ладно, видимо, нет смысла скрывать. Тем более что я верю, что никто из вас вреда ей не причинит, а для вас она опасности никакой не представляет, — Эльвира наконец успокоилась и села за стол. — Мадина не моя дочь, она моя сестра.
Новость грянула громом и молнией прошлась по позвоночнику. Мадина вцепилась в Игоря и хватала ртом воздух, словно рыбка, выкинутая на берег.
— Что?..
— Когда мне исполнилось шестнадцать, мать подложила меня под своего любовника. Ни он, никто другой не знал, что она беременна. Она даже мне тогда не сказала, побоялась, что я проболтаюсь. Вы же знаете, что после рождения двенадцатого ребёнка ведьм стерилизуют, проводится специальный ритуал. Но если беременность всё равно наступает, то убивают и мать, и дитя. Это новое правило, раньше так не было. Но потом пророчество о лишении власти… Оно сильно напугало ведьмаков. Знать бы, что именно там говорится, в этом пророчестве… Я намеренно никогда не искала, чтобы внимание не привлекать.
Эльвира сжала кулаки.
— Я посмотрю, есть ли у нас в архивах что-то на эту тему. Запрошу всю информацию по ведьмам, — задумчиво проговорил Артур.
— Так вот… После моей инициации мать пришла ко мне беременная и рассказала, что её ждёт, если я не соглашусь с её планом. Она говорит своему любовнику, что я зачала, и увозит в глушь, где я ращу ребёнка как своего. Отец всё равно не приедет посмотреть на девочку, а спустя пару лет три месяца разницы в развитии малышки уже никто и не заметит. Мы планировали сказать, что малышка родилась недоношенной. Я согласилась. Тем более что в семье всегда чувствовала себя чужой… из-за слабого дара, да и не только. Мать тогда сказала, что я смогу быть полезной семье хоть чем-то. В общем, я поставила ей ряд условий: больше никогда ни с кем меня не сводить, на судьбу не влиять, поддерживать деньгами до совершеннолетия Мадины. Она согласилась.
— И вы уехали в ту деревню, Мадину родила она, а осталась с ней ты? — прошептала Тимея.
— Да. Я понимала, что если кто-то узнает, что она тринадцатая дочь — её тут же убьют. А для меня она стала дочкой, я же вырастила её. Поэтому со временем как-то и сама стала забывать, что она моя сестра, — Эльвира переплела тонкие пальцы и виновато посмотрела на Мадину.
— Ты знаешь, кто отец?
— Только имя. Ирдаль.
— Ирдаль? Мне не знакомо, — нахмурилась Тимея.
— Вроде бы он погиб вскоре после рождения Мадины. Я точно не знаю. В общем, это вся тайна и история. Дальше всё было как обычно. С матерью я на эту тему больше никогда не говорила и не буду. Она к Мадине относится настороженно и предпочитает держать её от себя подальше. А в род меня не приняли, потому что иначе все бы сразу поняли, что Мадина мне не дочь, а сестра. Этого мать допустить не могла.
— Я один вижу тут связь? — Давид задумчиво потёр затылок. — Мать Лейлы, которую тоже не приняли в род, и которая жила отдельно. При этом такой высокий уровень дара у Лейлы, что само по себе очень странно.
— Лейла, ты говорила, что, начиная лет с тринадцати, твоя мама настаивала на том, чтобы ты на людях называла её по имени и сестрой? — нахмурилась Тимея.
— Да, но это вообще ничего не значит! Я мамина дочка, у меня отец есть!
— Который платил копейки в качестве алиментов, забыл к тебе дорожку, стоило только им развестись. И на которого ты ни капли не похожа. И который чуть не выдал тебя замуж за какого-то старика в Азербайджане. Знаешь, мне больше верится, что так поведут себя с падчерицей, а не с дочерью, — проговорила Тимея.
— Если наше предположение верно, то оно объясняет, почему Лейлу прятали у всех на виду, растили среди людей, — добавил Давид. — Но тем не менее за ней присматривали. Явно тринадцатых дочерей рожали не просто так. Возможно, специально для того, чтобы пророчество исполнилось.
Лена посмотрела на меня со смесью мистического и экзистенциального ужаса.
Я неловко развела руками и сказала:
— Ребят, вы чего? Это какие-то конспирологические теории. Слушайте, у меня есть фотоальбом, сейчас мы посмотрим. Мама хранила все фотографии, она очень любила делать снимки. Сейчас принесу!