За тысячи лет до Рагнарека

Последняя и первая битва

Рев рогов-луров с правого берега Тола эхом отозвался и на левом берегу, когда оба войска двинулись навстречу друг другу. Лишь река, разлившаяся от дождей преграждала им путь и лишь дамба, перегородившая Тол, давала им возможность сойтись в бою.

Сидя на белом коне, Тейн смотрел как вражеская армия неспешно выходит из леса, почти вплотную подходившего к правому берегу Тола. Молва не преувеличивала — не меньше трех тысяч воинов отправилось в поход нового короля Рудогорья. Впереди шли лучники и пращники: не только местные, но и пришлые в бурнусах и лисьих шапках, с меховыми обмотками на ногах. За ними двигалась пехота — сначала местные в одеждах из звериных шкур, вооруженные кто чем: дубинами, каменными топорами, молотами из терна. Лишь немногие из них владели бронзовым оружием. Дальше виднелись уже лучше экипированные воины: в облачении из вареной кожи, а некоторые даже в бронзовых доспехах, вооруженные копьями, мечами и топорами. Среди этих бойцов куда чаще мелькали чужеземные лица — не только рыжие тракии, но и темноволосые и темноглазые выходцы с юга, с бронзовыми щитами украшенными изображением лошади, и бронзовых же шлемах с плюмажами из конских волос. На левом крыле шли всадники — воинственные кемеры в плащах из волчьих шкур, наброшенных поверх доспехов из вареной кожи с бронзовыми нашлепками, вооруженные луками и бронзовыми клинками.

С колесницы, запряженной двумя черными конями, Одрик тоже внимательно рассматривал врага. Для боя молодой король облачился в ахейский панцирь, бронзовые поножи и шлем в виде головы волка. С пояса его свисали железный меч, шею охватывала золотая гривна. Он возглавлял отряд колесниц, ведомых подручными вождями королей Рудогорья.

Одрик не медлил с началом войны — пепел его отца еще не успел остыть, когда он, собрав все войско, двинулся на север. Он рассчитывал ударить внезапно, застав врага врасплох, но начавшиеся дожди спутали его планы: из-за разлившихся рек ему пришлось уклониться дальше к северу, к той самой дамбе на Толе, на которой он впервые увидел Амалу. Скрыть продвижение столь большой армии, разумеется, не удалось и когда Одрик вышел к Толу, ему навстречу выступило союзное войско Скадвы и Озерного края. И, хотя даже объединившись, они уступали числом армии Рудогорья, тем не менее, ему противостоял грозный противник. Состав его был примерно схож с войском Родрика: те же лучники и пехотинцы, — знатные и простолюдины, — и всадники. Последних, впрочем, было куда меньше, чем у Одрика, но для того, чтобы это преимущество оказалось решающим требовалось переправиться через реку, но как раз в успешности этого перехода у короля Рудогорья имелись немалые сомнения. Хотя дамбу не разрушили, как он опасался, но из-за дождей ее изрядно подмыло, что делало переправу куда опасней.

С другой стороны иного решения никто не предлагал и Одрик, оторвавшись от созерцания вражеского воинства, кивнул своему вознице.

— Труби!

Колесничий, — худощавый чернобородый мужчина в волчьей безрукавке, — подмигнул королю единственным глазом и поднес к губам лур. Новый трубный звук пронесся над Толом и первые ряды войска Рудогорья двинулись к реке. Лучники и пращники заходили прямо в холодную воду и град стрел, пик и камней взлетел над рекой, обрушиваясь на союзников. Вражеские лучники не остались в долгу — свист стрел и стук камней, обрушившихся на берег, смешались с криками боли и воинственными воплями. Берега реки усеяли груды мертвых тел и кровь павших обильно стекала в реку.

Одрик быстро оглянулся и столкнулся взглядом с матерью — Баркина, оседлавшая вороного коня, в бронзовом панцире и шлеме, возглавляла всадников кемеров. Одрик дал ей знак и женщина, обернувшись к своим сородичам, завыла по-волчьи. Кемеры ответили ей таким же воем — и в следующий миг конный отряд пронесся вперед по дамбе. Улюлюкая и завывая по волчьи, пригибаясь под градом стрел и сами стреляя на скаку, всадники, потеряв с дюжину мертвыми, ворвались во вражеское войско.

— Вайуу!!! Вайу!!! — визжали кочевники, бешено орудуя клинками и расстреливая последние запасы стрел. Лучники Озерного края, не выдержав, побежали, и кемеры, проломившись сквозь их ряды, обрушились на вражескую пехоту. Вот Одрик подал сигнал — и уже пешие воины ступили на дамбу, спеша на помощь кемерским всадникам. Меж тем лучники и пращники Рудогорья, зайдя в воду так далеко, как только могли, продолжали осыпать врага стрелами и камнями. Однако и противник, опомнившись от первого натиска орды, также начал давать отпор.

— Колесницы — к реке! — крикнул Борий, потрясая над головой топором и в тот же миг послышались воинственные вопли.

— Нотен! Нотен! Вперед, претаны!

Рослые светловолосые воины в разноцветных плащах, наброшенных прямо на голое тело, неслись с западного крыла, врубаясь в строй кемеров. Самые отчаянные из претанских бойцов, они помогли Бриндену основать собственное королевство в Альбе, но оказались слишком буйными и своенравными, чтобы стать добропорядочными воинами нового короля. Именно тогда Бринден отдал их Одрику, в благодарность за помощь в усмирении бывших подданных Коля. Вместе с ними на восток отправились и некоторые альбийцы — темноволосые раскрашенные воины, вооруженные бронзовыми и каменными топорами, сейчас рубились бок о бок с кемерами, взывая к Ночной Кобыле. Жестокий бой закипел на речном берегу, лошади хрипели, кусали и били копытами как людей так и друг друга; в воздухе носились стрелы и копья, скрещивались мечи, взлетали и опускались бронзовые топоры, круша черепа, отрубая руки и рассекая тела от плеча до поясницы.

Меж тем пешие воины Рудогорья, сходу проломившись сквозь жидкие ряды народного ополчения, ударились о могучих светловолосых воинов, в бронзовых панцирях и рогатых шлемах — личная дружина короля Скадвы и его новых союзников с Янтарного Берега. Сам король Рольф, рыча от ярости битвы, махал огромным топором, с каждым ударом отправляя кого-то из врагов в Царство Мертвых. И с точно с таким же жестоким упоением битвы сражались и остальные северяне, пронзая и разрубая каждого, кто попадался им по пути. Однако через дамбу потоком рвались все новые вражеские воины, так что и северянам становилось все тяжелее отбивать их натиск.

Борий, во главе конного отряда, устремился вдоль речного берега, намереваясь ударить в тыл кемерским конникам. Воинственный клич, рвавшийся с его губ, оборвался, когда долетевшая с другого берега стрела пробила его шею. Король Озерного края упал, захлебываясь кровью — и также захлебнулась и вся его атака. Баркина, увидев смерть вражеского короля, издала торжествующий вой, разворачивая коня в сторону оробевших дружинников Озерного края. Слишком поздно она услышала стук копыт и дикое ржание, когда из гущи боя вынырнула колесница, ведомая молодым воином, за спиной которого развевался синий плащ. Светлые волосы выбились из-под бронзового шлема, голубые глаза светились жаждой убийства. Со звоном он скрестил свой меч с клинком Баркины, выбивая оружие из женских рук. Выругавшись, кемерка сорвала с седла короткую пику, целя в лицо воина. Тот отпрянул, но слишком поздно: когда бронзовый наконечник, прочертив кровавую борозду, вонзился в его правый глаз. Кровь хлынула струей, заливая оставшийся целым глаз, но и полуослепший молодой воин сумел ударить в ответ. Конь дико заржал, вставая на дыбы и сбрасывая с себя Баркину, хлеставшую кровью из разрубленной шеи. Тейн, — а именно он вышел на битву с матерью своего врага, — вытер с лица хлеставшую из глаза кровь и вновь направил колесницу в гущу боя. Кемеры, лишившись своей предводительницы, попятились и, отступая, врезались в рудогорских пешцев, смешав и рассеяв их ряды.

Одрик, даже с противоположного берега увидев гибель матери, сжал руку в кулак с такой силой, что из-под вонзившихся в ладонь пальцев брызнула кровь.

— Вперед! — крикнул он, оборачиваясь к колесницам и, сам подавая пример первым ворвался на дамбу. В следующий миг он услышал за своей спиной стук копыт и колес — последний резерв Одрика мчался вперед, торопясь вступить в битву. Сам Одрик, подражая матери, издал совершенно волчий вой, но, вместо ответного боевого клича, услышал предостерегающие крики и громкий треск дерева. Слишком поздно он вспомнил, что дамба и без того изрядно подмытая дождями, не могла выдержать такого количества людских и конских ног, что протоптались сегодня по ней. Новый треск, еще громче прежнего, показался ему оглушительным как раскат грома, в уши ударило паническое ржание и крики, когда подломилось сразу несколько бревен и огромный пласт земли рухнул в воду, увлекая за собой людей и лошадей. Вода, почувствовав свободный выход, устремилась в проем, захлестывая кричащих воинов и разливаясь по округе. Люди отчаянно цеплялись за спины лошадей, а те, увлекаемые под воду тяжестью колесниц, лишь жалобно ржали, не в силах спасти ни себя, ни своих наездников.

Барахтаясь в мутном потоке, Одрик все же сумел сорвать панцирь и шлем и, отплевывая грязную воду, все же вынырнул на поверхность. Чья-то ладонь ухватила его судорожно шарившую руку, вытаскивая его на дамбу.

— Спасибо! — выдохнул Одрик, поднимая глаза — и увидел перед собой усмешку исказившую знакомый лик. Упершись ногой в дамбу, Хникар с нечеловеческой силой дернул, поднимая короля из воды…и насаживая его грудью прямо на железный клинок. Кровь выплеснулась изо рта Одрика, когда Хникар, упершись ногой в его плечо, спихнул уже мертвого короля обратно в бурлящую воду и, уложив меч обратно в ножны, зашагал прочь.

Обрушение дамбы и гибель вождей Рудогорья окончательно лишила духа его воинов. Те из них, кто еще оставался на правом берегу, разворачивались и исчезали в лесу, также как и те, кому посчастливилось выбраться из воды. Воинам же, оказавшимся в ловушке на левом берегу повезло меньше: прижатые к реке они уже не думали о победе, но лишь о том, чтобы спастись. Иные из них бросались обратно в воду, в тщетно надежде добраться до «своего» берега, другие же кидались в бегство вдоль берега, преследуемые по пятам торжествующими победителями. Солнце клонилось к закату и его багряные отблески, отражались в красном от крови Толе, в котором сегодня утонули великие мечты Одрика.