Пограничник. Том 9: За речкой

Глава 19

— Если вопрос служебный, — ответил я, пожав плечами, — то говори здесь. Я слушаю.

Физиономия Волкова стала еще кислее. Он поправил панаму. А потом зыркнул к дальней стене крепости, где солдаты под руководством сержантов и какого-то незнакомого мне лейтенанта занимались чисткой оружия.

На этом Волков не остановился. Так же медленно посмотрел он и к ближней стене, под пузатую башню штаба. Даже поймал на себе взгляд худого как щепка прапорщика, под чьей командой солдаты таскали на склад боеприпасы.

Очень уж не хотелось замкомвзвода вести какие-то разговоры здесь, в этом людном месте. Даже если эти разговоры, в чем я лично сомневался, касались службы.

— Нет. Отойдем.

Мне очень хотелось ухмыльнуться, но я сдержался. Вместо этого сделал очень серьезное и предельно «служебное» лицо, а потом громко, так, чтобы все слышали, сказал:

— Скажите, ваша просьба отойти, чтобы поговорить без посторонних, это приказ?

Волкова мой излишне громкий голос и формальный тон будто бы по голове ударили. Он даже на миг скривился и втянул голову в плечи. Снова заозирался, наблюдая, как лейтенант с сержантами обернулись, чтобы посмотреть, что же происходит. Обернулся и прапорщик.

Замкомвзвода понимал, что если он все же настоит, то для окружающих это будет выглядеть несколько странно. А еще может выставить старшего сержанта в очень невыгодном свете. Вдруг другие офицеры и солдаты решат, что Волков какой-нибудь интриган?

— Пожалуй, можно и здесь, — протянул он сквозь зубы.

— Хорошо. Надеюсь, наш разговор не затянется, товарищ старший сержант. Я следую по служебным делам.

И снова реакция такая, будто бы Волкова стукнули молотком по макушке.

— Нет. Ну, конечно же нет, — вымученно улыбнулся он. — Но это не значит, что дело не серьезное.

Не ответив, я только кивнул.

— Утренние занятия уже закончились, а документация по ним еще не заполнена. Это, Саша, непорядок, — он ухмыльнулся. — Определенное нарушение дисциплины. Возможно, у себя на заставе ты мог себе такое позволить, но здесь — дело другое.

— Занятия официально закончились меньше сорока минут назад, — пожал я плечами. — Личный состав обедает. Можешь не переживать, Дима. После обеда я все заполню и принесу тебе под роспись.

Волков нахмурился.

— Похоже, ты более расторопен в том, чтобы провоцировать бойцов нарушать дисциплину, — понизил голос Волков, — чем в исполнении своих служебных обязанностей.

А потом он подался ближе ко мне. Начал еще тише:

— Ведь поднимать мятежи против офицеров, что тебе не по душе, веселей, чем заполнять бумажки, не так ли?

Я хмыкнул, ничего не ответив ему сразу.

Я уже давно понял, что документы — лишь предлог к тому, чтобы вызвать меня на конфликт. Волков хотел продемонстрировать свой авторитет, а мне — указать место. Причем сделать это он планировал в своей мерзковатой, змеиной манере.

Да только по его правилам я играть не собирался. И более того — как и планировал, вывел замкомвзвода из себя, чтобы вытянуть из него истинные намерения. О которых, к слову, и так догадывался.

— Но тут тебе не Шамабад, Селихов, — продолжил Волков в полголоса. — Тут Хазар-Кала! Тут Афган. А ты — на карандаше у товарища старшего лейтенанта. И хоть одно нарушение дисциплины — и тебя переведут в…

— А ты? — спросил я.

Волков осекся. Вопросительно приподнял бровь.

— А что я?

— А ты на карандаше?

— В каком смысле?

— А надо бы Мухе озаботиться.

Волков опять скривился, но так, будто ему завоняло.

— О чем это ты? Не пойму.

— Разреши поинтересоваться, а где ты был после стрельб, когда твое отделение проводило тактическую подготовку?

На лице Волкова тотчас же потухли все эмоции, но в следующую секунду оно вытянулось вслед за приподнявшимися от удивления бровями.

— Бойцы видели, как ты скинул руководство на сержанта, а сам удалился не пойми куда, — ухмылка моя стала настолько мерзкой, что Волков сглотнул, — у меня даже на миг возникло ощущение, что командир им и не нужен. Сами прекрасно справляются. Так, может, и замкомвзвода у нас в подразделении — лишняя должность, а?

Волков вдруг заозирался. В глазах его заблестел страх, когда он увидел, как солдаты и офицеры внимательно следят за нашим разговором.

Когда он снова глянул на меня, к этому страху подмешался огонь настоящей ненависти. Мне даже показалось, что у Волкова дрогнуло веко.

— Не учи меня, как выполнять свои обязанности… Селихов… — прошипел тот сквозь зубы. — Лучше следи за своими… Бумажками…

А потом, не прощаясь, обернулся и энергично пошел прочь.

— Так точно, товарищ старший сержант! — закричал я ему вслед громко, — и позвольте напомнить: боевая задача через день! Личному составу весьма полезна была бы дополнительная отработка взаимодействия под руководством замкомвзвода! Надеюсь, вы найдете время сегодня вечером!

Волков замедлил шаг и снова на одно-единственное мгновение втянул голову в плечи. Я даже стал думать, что это у него какой-то странный нервный тик. Прям как у страуса из детских мультфильмов.

Волков мне ничего так и не ответил. Вместо этого он энергичнее зашагал прочь, к землянке своего отделения.

Я осмотрелся. Офицеры и бойцы уже занимались своими делами. Казалось, сейчас, перед пузатой башней ничего и не происходило.

Пожав самому себе плечами, я обернулся и пошел к Омарову. Будут мне сегодня учебные гранаты или нет, в конце концов?

В командном пункте разведвзвода царил полумрак.

Единственная работающая лампочка освещала рабочее место Мухи. Старлей внимательно изучал карту кишлака Айвадж. Особенно его интересовал рельеф местности вокруг кишлака. Борису нужно было определить наиболее подходящие для наблюдательных постов позиции.

Когда наружная дверь со скрипом открылась, а потом грохнула, Муха лениво посмотрел на часы. Потом уставился на темный зев пустого дверного проема, которым оканчивалась лестница. А на ступенях, между тем, уже гулко звучали энергичные шаги.

В КП вошел Волков.

Муха заметил, что он нес под мышкой журналы учета по утренним стрельбам. А еще был каким-то нервным: быстро снял панаму, скомкал ее в руке, чего обычно никогда не делал.

Муха знал, в чем причина этой нервозности. Слухи по Хазар-Кале разносятся быстро.

— Журналы, товарищ старший лейтенант, — подошел Волков к столу Мухи.

— Хорошо. Положи сюда.

Волков положил. Потом быстро прошагал за свое рабочее место. Включил свет. Сел.

Краем глаза Муха видел, что замкомвзвода мнется в какой-то нерешительности. Он вел себя ровно так же каждый раз, когда хотел завести неудобный ему разговор.

В общем и целом поведение Волкова Муха уже давно и хорошо изучил. Оно казалось старшему лейтенанту довольно шаблонным: одни и те же реакции на схожие раздражители. Как у одноклеточного.

Например, когда Волков лгал или собирался солгать, то почти всегда чесал шею. Когда за ним появлялся какой-то залет — всячески избегал прямого взгляда почти на всех, особенно на Муху. А когда ему приходилось чему-то радоваться, то Волков лыбился во все тридцать два, хлопал себя по бедрам, а потом в ладоши и нередко приговаривал: «Вот и ладушки! Вот и хорошо!».

Муха не изучал все эти особенности своего зама специально. Они просто очень бросались наблюдательному разведчику в глаза.

И как уже было сказано, сейчас Волков мялся. А это значило, что Муху ждет разговор, который обязательно покажется старлею незначительным. Что будет он касаться какой-то преувеличенной старшим сержантом проблемы. А может быть и вовсе раздутой из ничего.

Муха привык к подобному. А еще — он был к этому терпим.

При всех минусах характера Волкова, ему нельзя было отказать и в плюсах. Дмитрий Волков был отличным солдатом. И проявлял столько же рвения в бою, сколько подобострастия и лизоблюдства в обычной жизни. Все же выучка у этого человека была отличной, даже при том обстоятельстве, что у него имелись определенные пробелы в умении командовать людьми.

Собственно говоря, за его боевые качества и бесконечную преданность начальству (которая несомненно была обусловлена карьеризмом старшего сержанта), Муха и взял его на должность замкомвзвода. На тот момент лучшей кандидатуры не было.

Командир разведвзвода прекрасно понимал все достоинства и недостатки Волкова. И даже считал его определенной проблемой своего подразделения. Но проблемой, все же, второстепенной. Такой, которая может подождать. Пока не найдется более подходящий человек.

Знал Муха, так же, и о том, что и сам Волков прекрасно догадывался, как командир взвода относится к нему самому. И очень из-за этого переживал.

И что-то подсказывало Борису, что разговор, который Волков все никак не решался завести, касался именно вот таких замовских переживаний.

— Товарищ старший лейтенант, — наконец решился Волков. — Разрешите обратиться.

Ах да. Стоило упомянуть еще и о том, что с начальством Волков всегда, в любой обстановке был предельно формален. И не важно было — дело происходит на плацу или же в укромном кабинете при личном разговоре.

Эта особенность зама хоть и раздражала Муху поначалу, но потом он все же привык.

— Обращайся, — буркнул Муха.

Волков суетливо встал. Оправил китель. Но потом снова сел. Прочистил горло.

— Я бы хотел поговорить с вами о Селихове.

Муха украдкой вздохнул.

— Да? И о чем же конкретно?

— О его неуставных занятиях с личным составом. Что вы о них думаете? — выпалил Волков так, словно эти слова свербели у него на душе.

Муха оторвался от карты кишлака. Обернулся к Волкову. Тот уставился на командира взглядом преданного щенка.

— Подготовка спецназа или ВДВ, — сказал Муха. — Углубленная тактика. Ни мотострелков, ни пограничников такому не учат.

— И откуда, по-вашему, он знает такие приемы?

Муха даже не задумался.

— Селихов работал с Каскадом. Мог понабраться.

Волков сжал губы. Кажется, он снова не решался продолжить разговор. Впрочем, Муха и не стал его ждать. Когда старлей решил уже вернуться к карте, Волков внезапно снова его отвлек:

— И как вы относитесь к подобной практике?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… Не кажется ли она вам избыточной в наших условиях? Не кажется ли вам, что личному составу стоит сделать акцент на… в большей степени на огневой подготовке?

Волков быстро стал перебирать какие-то бумажки. Торопливо заговорил:

— Я тут поднабросал кое-какие планы относительно будущих занятий. Не хотите ли взглянуть и…

— Дима… — вздохнул Муха. — Подобная углубленная тактическая подготовка — это азы работы в малых группах. Предварительная подготовка подразделения к началу занятий, предполагающих боевое слаживание. Как учить бойцов слаживанию, если они даже с собственным телом совладать не могут?

Волков не ответил. Только мелко отрицательно покачал головой — не знаю, мол.

— Мы привыкли, что боевое слаживание и навыки работы в таких группах вырабатываются у бойцов сами собой, со временем. Мотострелкам этого вполне хватает. А Селихов, по всей видимости, решил ускорить этот процесс. Я нахожу его действия обоснованными. За два дня слаживания не добиться. Он и сам это знает. Но вот друг к другу бойцы привыкнуть успеют. Мне пока что этого достаточно. А там глянем.

Волков замер в некотором замешательстве. Когда Муха отвернулся, зам снова принялся шуршать бумажками.

— И все же мои идеи по огневой подготовке могут показаться вам интересными. Может, взгляните?..

— Дима… — уже несколько раздраженно, и не отрываясь от карты, бросил ему Муха. — Как ты оцениваешь результаты боевой подготовки взвода в целом?

Волков задумался.

— Ну… Удовлетворительными?

— Это вопрос?

— Удовлетворительными.

— А я оцениваю на уровне выше среднего. А вот отделение Селихова нуждается в определенной адаптации. Он как раз этим и занят. Еще вопросы есть?

Волков сглотнул.

— Нет, товарищ старший лейтенант. Больше вопросов не имею.

— Ну и хорошо. Не забивай себе голову, Дима. Ты по-прежнему мой зам. Вот и занимайся своими прямыми обязанностями. А Селихову оставь его обязанности.

— Есть оставить Селихову его обязанности, — несколько понуро бросил Волков, немного погодя.

— Вот и хорошо, — Муха поставил на карте пару отметок карандашом. Потом замер. Обернулся.

Волков, тем временем, уныло собирал свои бумажки.

— Дима.

— Я, товарищ старший лейтенант? — поднял он на Муху взгляд.

— Я слыхал о том, что сегодня днем случилось у вас с Селиховым, — взгляд Мухи стал строже. — Ты это дело кончай. Нечего сор из избы выносить на глазах всей крепости. Ясно?

Волков сконфузился.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— Ну и хорошо. Лучше готовься к завтрашним политзанятиям. Нам нужно посвятить взвод в курс предстоящего дела.

— Мы не знаем об этом человеке ничего, — сказал Муха, заложив руки за спину. — Вернее, ничего, кроме прозвища. Он ведет проповеди под именем Муаллим-и-Дин. Это значит — Учитель Веры.

Вечером следующего дня, насыщенного занятиями по огневой и тактической подготовке, нас ждала очередная политподготовка.

На этот раз она представляла из себя не что иное, как инструктаж относительно выполнения поставленной перед нами боевой задачи.

Инструктаж проводился на улице, под одной из разрушенных башен малой стены Хазар-Калы.

Мы проводили его под тенью пустых от бронетехники навесов, пристроенных к стене. Бойцы взвода расселись кто-где: кто-то прямо на земле, другие на ящиках, пеньках и даже табуретах.

Муха с Волковым стояли у стены, на которую командир взвода, словно картину, повесил на гвоздик свою карту зоны ответственности ММГ-4. Словно строгий учитель, Муха держал в руках обломок деревянной рейки, которым время от времени тыкал в карту, обозначая нам маршруты и точки.

— Этот Муаллим-и-Дин, — продолжил он, — в последние несколько недель появляется в кишлаке Айвадж и ведет там свои проповеди. Сначала проповеди несли в себе чисто религиозный смысл и казались совершенной обыденностью. Но затем начались странности.

Муха замолчал. Нахмурился и поджал тонковатые губы. А потом закончил:

— А теперь и вовсе они перетекли в серьезные проблемы. Причем в проблемы очень… щепетильного с точки зрения политики вопроса…

— Саша… — шепотом позвал меня Серый Матовой, сидевший рядом на куске сухого бревна.

Я глянул на Сергея.

— А неплохо ты вчера этого… — продолжил он полушепотом, — Волка уделал. Я видал, когда за сахаром ходил. Видал, как вы у башни сцепились… Как он до тебя докапывался…

— Тихо, — бросил я строго. — Слушай.

— Этот Волков мне сразу не понравился. Петух какой-то гамбургский. И…

— Разговорчики! — крикнул вдруг Муха.

Матовой тут же затих. Как виноватый школьник уставился на Муху.

— Рядовой Матовой.

— Я!

— Встать.

Сергей тут же торопливо поднялся.

— Тебе есть что нам рассказать, раз ты там болтологию разводишь? — строго спросил его Муха.

— Н-никак нет. Виноват, товарищ старший лейтенант.

— Сиди, помалкивай и слушай. Вопросы?

— Нет вопросов, товарищ старший лейтенант.

— Сесть.

Сережа сел. Виновато уставился на меня. Потом на Муху.

— Так вот, — продолжал Муха. — Муаллим-и-Дин остался бы для нас загадкой, если бы не информаторы, действующие в кишлаке. Они сообщили весьма интересные подробности о его «проповедях». А именно, что они несут явный антисоветский характер. А позже и вовсе в них появились призывы к борьбе. Причем эти призывы открыто поддерживаются местным населением. Но и это еще не самое главное. Главное — мы не знаем ни личности этого человека, ни того, каким маршрутом он прибывает в Айвадж. А так же каким образом он покидает его незамеченным. Подходы к кишлаку контролирует первая ПГ. И никто ни разу не заметил этого человека на дороге к кишлаку.

— Товарищ старший лейтенант! Разрешите обратиться! — поднял руку сержант Геворкадзе из первого отделения.

— Да. Чего такое, Андро.

— Разрешите спросить. Так может, этот Муаллим-и-черт его знает как, постоянно находится в кишлаке?

— Если б было так, Андро, — кивнул Муха, — информаторы бы его давно вычислили. Нет, он прибывает и отходит по мере надобности. Еще вопросы?

— Никак нет!

— Хорошо. Так вот. Но в последние две проповеди и вовсе закончились тем, что Муаллим-и-Дин принялся раздавать оружие местным. Причем неизвестно, откуда все это добро у него взялось. По политическим причинам мы не можем перевернуть весь кишлак вверх дном и найти схроны. Пути поставок тоже остаются для нас загадкой, так как все караваны контролирует застава. Как этот хитрый черт протаскивает оружие в кишлак — загадка. Причем загадка сложная. И именно ее мы и должны разгадать. Вернее, не только ее. Первоочередная задача — идентифицировать этого Муаллим-и-Дина. Попытаться понять, как он попадает в кишлак и как уходит. Ну и конечно — где течет ручеек поставки.

— Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант, — поднял я руку.

Муха уставился на меня. Потом переглянулся с Волковым. Лицо последнего снова стало предельно кислым, когда я подал голос.

— Разрешаю. Что такое, Селихов?

— Что вы имели в виду, говоря о щепетильных проблемах политического характера? В чем их особая «щепетильность»?

Муха нахмурился. Едва заметно вздохнул.

— Муаллим-и-Дин однозначно занимается вербовкой новых боевиков. И особое его внимание направлено на детей. Он активно раздает оружие малолетним от десяти до двенадцати-четырнадцати лет, — Муха заглянул мне в глаза. — И хотя я надеюсь, что такого не произойдет, но вполне возможно, что во время выполнения боевой задачи, нам придется столкнуться с этими детьми в бою.