Я не была твоим врагом

Глава 28

– Всё… всё прошло, – прошептал муж. Обхватив моё лицо ладонями, он губами бережно осушал слёзы, бегущие по моим щекам.

С настороженной опаской прислушиваясь к своему телу, я с удивлением поняла, что боль действительно прошла, так же неожиданно, как и началась. Казалось, что моё плечо прожжёт до кости, и вдруг всё прекратилось как не бывало. В теле появилась лёгкость, усталость бесследно исчезла, разодранную ладонь больше не тянуло. И единственное, что меня сейчас беспокоило – это нависающий надо мной муж, часть которого всё ещё находилась во мне.

– Как ты себя чувствуешь? – проговорил мужчина, с тревогой в меня всматриваясь, от его пристального взгляда мне стало ещё более неловко.

– Хорошо, – пробормотала я, чуть поёрзав, давая понять, что сейчас не время вести светскую беседу, и смущённо отвернулась к стене. Вспыхнувшее во мне желание, вызванное умелыми ласками, прошло, возбуждение от боли схлынуло, осталось только стеснение и почему-то стыд.

– Почему ты не сказала, что невинна? – спросил Алан и с едва заметным и тихим стоном сожаления освободил меня, заботливо накрывая моё дрожащее тело рубахой.

– Я… я не знаю, – растерянно пробормотала. Сев, я быстро натянула на себя одежду и, обхватив своё тело руками, невидяще уставилась на светящийся бледно-голубым вход в пещеру.

– Как тебе удалось не пройти обязательный в вашей стране ритуал? – продолжил свой допрос мужчина не спеша одеваться, и время от времени бросал на моё плечо задумчивые взгляды.

– Не помню, я говорила, что после падения… – начала было отвечать, но от очередной вспышки боли, теперь уже в висках, сдавленно застонала. От мелькающих перед моим взором жутких воспоминаний к горлу тотчас подступила тошнота. С трудом справившись с приступом, я, опасливо покосившись на мужа, произнесла, – братья не дали этому свершиться.

– Хм… странно, – вполголоса протянул Алан, продолжая в меня подозрительно всматриваться, будто пытаясь уличить в обмане. Мне же было сейчас всё равно, что он обо мне думает и что со мной будет. Меня не отпускали из своих жутких объятий воспоминания девушки…

Таллии было всего тринадцать лет, когда её привели на ритуал к одному из церковников. От ужаса перед предстоящим девочку трясло, она вся покрылась липким потом от страха, наблюдая за неторопливо расхаживающим вокруг каменного алтаря мерзким старцем. Даже сейчас я ощущала те же эмоции, что переживала девочка, глядя на искажённое необузданным и грязным желанием лицо мужчины…

Братья не дали провести ритуал. Таллия была единственным человеком, которого они действительно любили. Зная из рассказов служанок об этой процедуре и о том, что им пришлось пережить, парни не могли допустить, чтобы их сестра испытала те же чудовищные действа.

Уже тогда они были хитры и жестоки. Пробравшись в святилище, где Таллию уложили обнажённой на жертвенный камень, и где она ждала своего часа взросления, они разбили голову перевозбуждённому старику, облили его каким-то вонючим пойлом и уложили у подножия лестницы. Изобразив это так, будто церковник после ритуала напился и, скатившись с неё, убился насмерть. Ритуал с Таллией проводился отдельно, и к церковнику в этот вечер никто не должен был прийти, так что у заговорщиков всё вышло складно. Эту тайну братья и сестра хранили бережно, и даже отец не знал правды. И, если быть откровенной, мне было нисколько не жалко церковника, наоборот, я считала, что после всего, что он совершил, мерзкий старикашка отделался легко, и смерть его была слишком быстрой.

Наверное, поэтому на Таллию от одной только мысли, что ей предстоит быть с мужчиной, нападал чудовищный страх разоблачения. Пережитое девочкой тоже наложило свой жуткий отпечаток от произошедшего. А от настойчивого предложения графа Лавастина она и сбежала, зная, что он мог воспользоваться её беззащитностью, и тайна открылась бы…

– Идём, нам не стоит здесь задерживаться, – будто сквозь вату донёсся до меня обеспокоенный голос мужа, прерывая ужасные картинки прошлого.

– Мы… не будем продолжать? – чуть запнувшись, проговорила, прямо посмотрев в глаза мужчине, принимая из его рук свою одежду.

– Не здесь, – с кривой улыбкой ответил Алан и, чуть помедлив, добавил, – ты Таллия Девон, и это подтвердила Нисан…

– Кхм… – не сдержалась я, быстро натягивая на себя платье, обувь и куртку, и больше ни слова не сказав, поспешила к выходу.

За пределами тёмной пещеры было ярко и очень светло, разноголосое пение птиц в первые секунды оглушило, а запахи, словно изголодавшие звери, набросились на меня, стоило мне выйти. Шумно втянув в себя сладкий воздух, я с изумлением ощутила, что неподъёмный гнёт с моих плеч медленно уходит, а тёплые лучи солнца будто смывают всю ту грязь, что въелась в тело после кошмарных воспоминаний.

– Возвращаться будем другой дорогой, – проговорил муж, подав мне бурдюк с водой, – если ты готова, то можем выдвигаться.

– Да, готова, – отозвалась и, сделав несколько жадных глотков прохладной воды, вернула бурдюк Алану.

– Хорошо, – коротко ответил мужчина и первым ринулся в кусты, растущие густой, непролазной стеной.

Остаток дня мы ехали практически без остановок. Возвращались мы другим путём, и первые часы дороги я жадно всматривалась в открывшийся перед нами простор. Далеко справа, упираясь седыми вершинами в небо, стояли неприступные горы. Слева небо подпирали вековые леса, сквозь их плотно сплетённые ветви не пробивался даже крохотный лучик солнца. Над нашими головами то и дело проносились стайки мелких птиц. Воздух был неподвижен, пахло сочными травами и цветами. Стук копыт звонко отдавался в тишине. А окружающий мир казался таким приветливым, что с моего лица не исчезала улыбка.

Когда оранжевый шар превратился в багряный, воздух перестал быть густым и терпким, а с гор потянуло вечерней прохладой, Алан повернул коня к небольшой роще. За время пути мы обмолвились всего парой фраз и сейчас, так же молча, оба спешились и взялись каждый за своё дело. Муж занялся лошадьми, я отправилась собирать хворост, по ходу ища удобное место для уединения.

Когда я вернулась в лагерь, костёр уже вовсю пылал, в подвешенном над ним котелке кипела вода, а муж что-то обмазывал глиной. Не утерпев, глядя на то, с какой тщательностью он покрывает красноватой грязью небольшой комок, я, ссыпав возле костра собранный хворост, спросила:

– Что это?

– Птица, – коротко ответил Алан, внимательно оглядев неровный шар со всех сторон.

– Птица?

– В походе я и Бойд часто так готовили. Времени на приготовление обычно всегда не хватало, и подстреленную птицу, чтобы не щипать, мы обмазывали толстым слоем глины и запекали её в углях.

– Хм…, наверное, вкусно, – с сомнением протянула я, вспомнив, что у нас ещё осталось немного уже чёрствой лепёшки, сыр и вяленое мясо, но решила не обижать своим недоверием мужа и не варить похлёбку. А в случае чего мы вполне сможем утолить голод тем, что есть. Я лишь, достав из котомки мешок с травами, заварила для нас ароматный чай. Но я ошиблась: мясо птицы было действительно вкусным, нежным и очень сочным, а отсутствие соли было легко поправимо. Насытившись, я быстро убрала посуду и, взяв с собой мыло, гребень и полотенце, двинулась к небольшому ручью. Там, тщательно смыв пот и дорожную пыль с лица, охая, я стёрла мокрой тряпкой пот с тела, расчесала волосы гребнём, заплела косу и, надев последнюю чистую рубаху, поспешила вернуться к костру.

В лагере Алана не было, неподалёку привязанные лошади спокойно жевали траву, время от времени сердито прядая ушами. В затухающий костёр недавно подбросили валежника, и он, взметнувшись к быстро темнеющему небу, немного осветил погруженный в полумрак лагерь. Ещё раз бегло осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, чувствуя, что окончательно продрогла, я юркнула под тёплое одеяло.

Алан вернулся спустя десять минут, на его обнажённом теле блестели капельки воды. Мужчина, не произнеся ни слова, подбросил в костёр ещё несколько поленьев и неторопливо подошёл к войлочной подстилке, где я старательно притворялась спящей. Он забрался под одеяло и некоторое время не двигался, а я вообще перестала дышать и затаилась, прислушиваясь к каждому шороху…

Вдруг муж осторожно убрал прядку с моего лба и положил мою голову на своё плечо, а мою руку – к себе на грудь и крепко её прижал. Второй рукой он нежно провёл по моей спине и шумно выдохнул.

Под ладонью, там, где находилось его сердце, я ощущала, как оно гулко бьётся. Горячее дыхание мужчины вызвало сонм мурашек, которые жаркой волной прокатились по моему телу. Непроизвольно мои пальцы дрогнули, запутавшись в густых тёмных волосах, покрывающих его грудь, и это оказалось немым сигналом…

Муж молниеносным движением перевернулся и огромной горой навис надо мной. В темноте я смутно видела его лицо, но ощущала его обжигающее дыхание. Открыв было рот, чтобы напомнить ему о боли, я не смогла произнести ни звука – муж закрыл его поцелуем. Нежным, сладким, страстным, многообещающим…

Алан был искусным любовником. Нежность его прикосновений, лёгкое касание губ заставляли трепетать моё тело. Я уже не боялась боли, неистовое желание охватило меня, а протяжный стон, сорвавшийся с моих губ, подстегнул мужа к решительным действиям. Он, продолжая нежно ласкать одной рукой мою грудь, второй осторожно раздвинул бёдра и одним сильным толчком вошёл в меня. Его рот жадно впился в мои губы, заглушая стоны, руки продолжили свои сладкие, мучительные ласки. Изогнувшись всем телом, желая слиться с ним воедино, я зарылась рукой в его непокорную шевелюру, а ноги, обхватив горячее тело, крепко прижали к себе … Я уже летела куда-то, парила, стремилась к какой-то неведомой мне вершине и ни о чём не думала, полностью отдавшись наслаждению…