Второе пришествие Воланда

Цепная реакция

Василий убрал под лавку свой школьный рюкзак, чтобы его случайно не обнаружили соседи и не сообщили об этом бабушке. Двор был большой с часто посаженными деревьями. Он решил здесь ждать развития событий.

Сидя на лавочке, он не мог видеть, но зато хорошо слышал, как бабушка со второго этажа руководила работой криминалистов.

– Молодой человек, – слышался ее голос. – Вы напрасно отфутболили эту бутылку из-под кваса. На ней могут быть отпечатки пальцев. Не отмахивайтесь.

Василий не обращал внимания на эти и другие ее рекомендации, он завис в телефоне. Но вскоре послышался радостный возглас бабушки.

– Наконец-то. Начальство приехало. Я надеюсь, прислушается к опытному человеку.

Василий метнулся к помойке и не опоздал. Прибывшие два майора разговаривали с криминалистами. Из разговора он понял, что майор с командирскими часами на руке имеет фамилию Буряк, а второй – фамилию Рак. Оба майора среднего роста и особых примет не имели. В контейнере обнаружена шкура животного и его кровь.

– Вы определились, с чего начать расследование? – послышался голос бабушки. – А я вам скажу… – и после многозначительной паузы продолжила: – Начните с Петровича. Он проживает на третьем этаже.

– Спасибо, – ответил ей Буряк.

Мария Ивановна руководила следствием, но и на часы поглядывать не забывала. На подсознательном уровне в голове кружились слова Фроси со второго подъезда, которые она произнесла посредством телевидения на всю страну: «Купила две последние пачки соли, и когда будет завоз – неизвестно».

Но Марии Ивановне было известно, в какой магазин с открытия она нагрянет за солью. И потому на «спасибо» полицейского она коротко ответила:

– Спасибо скажете, когда мы с вами труп найдем, а затем и того, кто из живого человека труп сделал. Я сейчас ухожу в магазин, вернусь – и мы с вами обойдем квартиры нашего подъезда. Если желаете, то и второй и первый подъезд. До двух часов я совершенно свободна. Да, еще молодые люди… – она сделала многозначительную паузу, и этим воспользовался майор по фамилии Рак.

– Спасибо. Спасибо. Не волнуйтесь. Идите в магазин. Мы к вам зайдем.

– Да, да. Хорошо. Убегаю.

Маргарита спешила в школу, ее урок был вторым, но ей не спалось. Она рано проснулась, управилась с делами с улыбкой на лице и вышла на улицу.

Дорога в школу проходила мимо помойки дома номер тридцать один. И еще издали, увидев, что на помойке работает полиция, она погрустнела. Непроизвольно забеспокоилась о Николае: его участок.

Среди полицейских не было знакомых, и она прошагала мимо. Но не успела пройти и половину двора, как ей на встречу с улицы вышла парикмахер Клава.

– Привет, Маргарита. Как тебе все это нравится? – с налета начала она, показывая на помойку.

– Что именно?

– А то, что я тебе и говорила, – Воланд.

– Он что, на помойке?

– Ой, – искренне вздохнула Клавдия. – Какие же вы все-таки, образованные, тугоумы. Конечно, нет. Они вчера вечером ушли из подъезда, а утром в контейнере нашли труп.

– Какой ужас.

– Ужас в том, что труп затем пропал.

– Если его обнаружили, то как он мог затем пропасть? За ним кто-то смотрел?

– Смотрели, – Клавдия закачала головой. – Это все Воланд. Его проделки. У меня вторая смена, ума не приложу, как его повидать. Пойдемте ко мне, по очереди будем у двери дежурить.

– Я не могу. Мне в школу, – Маргарита сделала шаг. – В Воланда я не верю, хотя с трупом все очень странно.

– Да не говорите.

Оставшийся путь до школы Маргарита думала о Николае. Ей хотелось позвонить ему. Вновь на его участке преступление, которое добавилось к этому переодетому полицейскому, что напал вчера на женщину. Николаю все равно достанется от зама по либеральной части. Уже шагая по коридору школы, Маргарита вновь рвалась позвонить ему, но она понимала, что это не очень правильно, и сдержала себя. Из приоткрытой двери класса доносился голос учителя, рассказывающего о цепной реакции.

Вовку меньше всего интересовала цепная реакция, он думал о Васькане. Удалось ли ему выйти на след трупа, а лучше уж сразу на след преступника? Или нет? Он хотел быть рядом с другом, но мысли о прогуле и папиных мерах воздействия против прогула были гораздо сильнее. Уроки только начались, и он боялся, что ему не хватит характера досидеть до конца занятий. Он в очередной раз попытался услышать учителя, который говорил о беспрецедентной скорости цепной реакции.

Но что учитель мог знать о настоящей скорости? Скорость распространения информации среди пенсионеров превышала скорость цепной реакции – хотя бы и незначительно, но все же превышала.

Когда Мария Ивановна прибыла к сетевому магазину за пять минут до открытия, она была семнадцатой в очередности за солью. Ей повезло частично. Соли ей хватило, но соль закончилась на ней, то есть досталось только семь пачек. Сумки-тележки с солью одна за другой откатывались от магазина. На лицах хозяев проступало чувство глубокой удовлетворенности. Но их было только шестнадцать. Семнадцатая Мария Ивановна желала иметь больше соли. Остальная часть очереди, оставшаяся без соли, выражала явное недовольство. Слышались выкрики, что нужно жаловаться и писать куда следует.

Хотелось и пожаловаться, и написать куда следует, но давило на сознание незавершенное расследование, и Мария Ивановна направилась к дому.

Как только бабушка с сумкой на колесиках двинулась в магазин и завернула за угол дома, Василий направился к подъезду. Войдя в квартиру, он спрятал в шкафу прихожей свои школьные пожитки, подкрепился бутербродом и вышел в подъезд. В подъезде занял наблюдательный пост на подоконнике между первым и вторым этажами.

Николая Петровича доставили в Белую сдачу, где поместили в одной палате с Прикроватным Е.М.

– Добрый день, – произнес он при входе в палату и протянул руку. – Николай Петрович. Будем знакомы.

– Тапочков, – ответил мужчина и вяло пожал ему руку. – Лев прав. Располагайтесь.

– Спасибо, – Николай Петрович заглянул под кровать и сел. – Извиняюсь. На табличке значится Прикроватный. Или все же Тапочков?

– Тапочков, – кивнул мужчина. – От слова «тапочки». «Прикроватный подразумевается коврик, а я – прикроватные тапочки. У меня два мнения по любому вопросу. У левой тапочки одно мнение, а у правой противоположное или другое, но иногда мнения совпадают. Редко. И потом зовите меня Лев Прав для удобства общения.

– Хорошо, – взбивая подушку, ответил Николай Петрович. – Я сторонник установления монархии в России. Большой поклонник Солоневича Ивана Лукьяновича и его труда «Народная Монархия». Бывал уже в этом заведении за агитацию в пользу Царя. Кое-кто меня за глаза зовет Царем, – уложив подушку на свое место, закончил: – Так и вы уж зовите меня Царем для удобства общения.

– Царем так Царем, – послушно кивнул Лев Прав и добавил: – Монархом.

– Одна тапочка Царем, другая Монархом, – сообразил Царь. – Понятно.

Все это время из коридора через специальные отверстия за ними наблюдали главный врач и заместитель по хозяйственной части.

– Подружились, – констатировал факт знакомства главврач.

Они двинулись по коридору в сторону кабинета главврача.

– Тяжелое утро, – произнес главврач.

– Ночь была не легче, – ответил заместитель. – Особенно под утро скорые подвозили и подвозили высокопоставленных чиновников. Если бы я не заказал две недели назад партию матрасов и постельного белья, то мы сели бы в лужу.

– Спасибо. Спасибо. Дорогой мой человек. Ты всегда выручаешь, – главврач приобнял заместителя. – Кто бы мог подумать, что через столько лет в городе вновь объявится Воланд.

Вошли в кабинет, и глаза главврача встретились со взглядом президента Провального. Его портрет висел над рабочим столом, обрамленный в дорогую рамку. Некоторое время они смотрели друг на друга, и главврач произнес:

– У нас есть портрет Воланда?

– Нет. А для чего?

– Вдруг явится.

– В третьей палате художник, что пишет нашу элиту, допился до чертиков. Рассказывал, как они к нему с люстры спускались. Вживую видел.

– И?

– Сейчас он нормальный. При нехватке мест можно и выписать. Если скажете, нарисует.

– Сам не знаю. Провального снимешь, а он к нам ляжет отсидеться, спрятаться, как и все, от Воланда. Естественно, зайдет – а там, где обычно его портрет висит, красуется черт знает что, – главврач глубоко и жалостливо вздохнул. – Художник пусть пишет маслом. У нас есть масло?

– Обижаете, – приподнял брови заместитель. – За те деньги, что нам пересылают спонсоры, у нас есть всё в буквальном смысле слова.

– Хорошо. Пусть пишет. На всякий случай. Провальный же пусть еще повисит.

– А почему они к нам все легли пересидеть?

– По книге, Воланд не посещал психбольницу, – главврач еще раз взглянул на портрет. – Кто читал книгу, кинулся к нам. Интересно, где сейчас президент?

– Думаю, в подземных бомбоубежищах. Не иначе.

– Пусть бы там и оставался.

– Пусть.

– По сколько человек комплектуете палаты?

– По четыре, – заместитель открыл папку. – Да, по четыре. Больные сами просят, чтобы по четыре. Так удобнее в домино играть или в подкидного дурака.

– Продуктов достаточно?

– Вполне. При необходимости закажем.

– Я вот все думаю, – заулыбался главврач. – Если президент прибудет, мы его к Царю подселим, – засмеялся и взглянул на зама. – Шучу. Как Вам?

Заместитель сымитировал смех и спросил:

– Царь-то нормальный. Может, пусть освободит палату?

– Нельзя, нельзя. Пусть полежит два дня, – главврач сделал многозначительное выражение на лице. – О нем сын просил, – и, перейдя на шепот, произнес фамилию отца.

– Все ясно, – заместитель потряс подбородком.

Главврач включил телевизор. На экране корреспондент указывала на толпу пенсионерок у входа в сетевой магазин.

– В городе нет соли, – объявила она в камеру. – Сейчас за пачку соли люди отдают полпенсии. Только что на наших глазах пенсионер открутил колесо у своего автомобиля и обменял его на пачку соли.

– Как у нас с солью?

– Хватит. Воланд по книге пробыл три дня и в ночь улетел. Сегодня второй день, на завтра хватит и еще останется.

– Мне принеси пару пачек. Будь любезен.

– Хорошо.