И вот, шаг за шагом, оставив все разговоры позади, я направилась в кабинет герцога. В руках у меня были документы, карты, все отчёты о проделанной работе за последние недели. Я шла одна. Ни свидетели, ни помощники мне были не нужны — да и вряд ли кто-то из них смог бы защитить меня, если вдруг муж решит говорить со своей женой с позиций силы, а не разума.
Подходя к массивной дубовой двери его кабинета, замедлила шаг: за ней слышались голоса. Один — отчётливый, женский, резкий, слишком громкий для обычной беседы. Я сразу узнала голос вдовствующей герцогини. Обычно я старалась уважать личное пространство и никогда бы не стала подслушивать — в прежней жизни уж точно. Но моё имя, отчётливо и неоднократно произнесённое, заставило меня остановиться. Дыхание затаилось само собой. Я застыла в двух шагах от двери, прислушиваясь.
Голос герцогини-матери срывался на гневные интонации, но быстро возвращался к своей холодной, почти надменной сдержанности — её фирменному оружию.
— Что ты хочешь, мама? — спросил он, своей обычной интонацией, которая скрывает любые его эмоции.
— Ты должен был обозначить свои позиции, свою власть, — произнесла она, и в голосе прозвучала не просьба, а требование. Женщина была недовольна, а герцог лишь засмеялся в ответ.
— После смерти твоего отца твоё влияние только возросло, и ты прекрасно это знаешь. Я сама видела, как могущественна твоя сила, алтарь не врет. На наших землях в разы безопаснее, чем в самой столице. — продолжала герцогиня.
Тишина. В кабинете повисло странное молчание.
По моему субъективному мнению, столица — самое защищённое место королевства. А на землях герцогства как раз небезопасно: уровень жизни понизился, урожай упал, много грабежей, даже дороги нуждаются в починке и охране.
Любопытство пересилило, и я наклонилась немного ближе к двери, в надежде услышать больше. Но понять сути их беседы мне никак не удавалось, я сжала пальцами край папки с документами, ощущая, как начинает подниматься легкая тревога. А каком алтаре вообще идет речь?
— Ты не можешь позволить им относиться к тебе как к простому лорду, — продолжала она, уже почти шипя, но снова выравнивая тон. — Ты — герцог, твоя власть охватывает земли, почти равные по размеру королевскому домену. Мы — сила, с которой должны считаться. Мы — не придаток, не дань традициям.
Наступила тишина. Я почти прижалась к стене, чтобы не задеть дверной проём, и старалась дышать тише. Наконец раздался голос герцога — спокойный, даже лениво насмешливый:
— Думаю, в этом и причина, дорогая матушка. Герцогство почти равно территориально королевскому домену. И связь моя крепче. Никто не любит слишком влиятельных.
Муж усмехнулся — я ясно услышала этот оттенок в его голосе. Он не соглашался, спорил, хоть и мягко.
— Ты обязан напомнить об этом королевскому совету. И жена твоя тоже. Её поступки бросают тень на твоё имя. Есть много поводов для развода!
И теперь мне хотелось услышать больше. Услышать, как он защищает меня, призывает свою мать к спокойствию, упрекает эту женщину … ну или, наоборот, подтверждает её слова. Ожидание становилось невыносимым.
— Во дворце короля и так проблемы… — раздался спокойный голос герцога, как будто никто ему не говорил ни про развод, ни про его возможные причины. — Я не готов класть свою голову на плаху. Спорить о размерах герцогства и королевского домена, тем более просить Его Величество о разводе или повторной женитьбе бессмысленно. Я принял его волю.
В воздухе разносился сухой, мерный звук — герцог стучал пальцами по столу. Я очень хорошо знала этот жест. В прошлой жизни о нём мне рассказывали его помощники в полу-шутливой, но вполне серьёзной форме: «Если он не стучал пальцами по столу, вот так, значит вы в порядке».
Стук был ровным, почти ритмичным. Это был его способ удерживать эмоции внутри, не дать себе вспыхнуть. А значит, разговор для хозяина кабинета становился не слишком приятным.
— Ты должен был сам выбирать себе жену изначально, — голос вдовствующей герцогини дрожал от сдерживаемого раздражения, женщина не планировала отступать. — а не под давлением Короны. Они хоть понимают, что слабая жена, как Оливия, — это не просто неудобство? Это угроза. Угроза авторитету, стабильности. Угроза границам герцогства. — женщина тяжело вздыхала, продолжая говорить так, что сам воздух заканчивался в её легких.
— Я бы все отдала, чтобы у тебя была жена, близкая к нашему кругу. Но к сожалению, дочерей подходящего возраста не было ни у герцогов, ни у маркизов. Но Его Величество, как он мог допустить, чтобы женой герцога стала дочь простого господина. Мы могли подождать.
— Матушка, чего или кого мы могли подождать? Мне нужна жена, а не еще один ребенок в доме. — он откровенно смеялся над надеждами своей матери, я же стояла у двери сдерживая смех. — Я понимаю ваши волнения, но…
Герцогиня перебила сына, она говорила чётко, с расстановкой, делая акценты на каждом слове, как будто выкладывала фигуры на шахматной доске. Я знала, что за каждым таким тоном стоит холодный расчёт, такая попытка манипуляции.
— Леди Лиззи... она была готова стать твоей женой. Её род мог хоть как-то укрепить твои позиции. Если бы ты тогда поднял вопрос о правах лордов… Если бы был с ней — ты мог бы избежать этого брака, — добавила она с ядовитым акцентом на слове «был», придавая ему двусмысленность, словно намекала на нечто более личное.
— Леди Лиззи тоже не идеальный вариант, но тебе нужны наследники. Ричард может оказаться слаб. Ты часто ездишь в эти опасные земли… Ричард, конечно, твой наследник, но… — продолжала свою речь герцогиня, пока ее не прервал собственный сын.
— Оливия — моя жена. — его голос звучал холодно и спокойно.
— Но как ты можешь?! Как, после всего услышанного, ты снова даёшь ей шанс?! — вспыхнула вдовствующая герцогиня, поднимаясь со своего места как оскорблённая королева. Звук трения ножек стула по паркету, а потом и шаги разносились по всей комнате. — Ты слышал Кервина, ты слышал меня! Неужели ты всерьёз намерен… оправдывать это?! Её?!
— Оливия — моя герцогиня.
Женщина тяжело дышала, борясь с желанием не закричать. Слишком долго она строила этот момент. Вдовствующая герцогиня считала, что всё подготовлено — что вся обстановка, все аргументы, даже расстановка мебели — всё это сыграет в её пользу.
— Но ведь это не оправдывает её… еретического поведения… Все эти змеи… А измены, о которых шепчутся слуги… — почти интимно прошептала вдовствующая герцогиня. Если бы я не стояла так близко к двери, я бы не услышала этот выпад вовсе.
И вдруг — сухой, звонкий удар пальцев прекратился.
— Хватит, — перебил её герцог. Его голос не был громким, но в нём чувствовалась острая, колючая эмоция. Впервые я услышала, как в нём вспыхнула не просто досада, а настоящая ярость. — Личное я буду обсуждать с женой. Оливия — моя жена, перед богами. И этот разговор больше неуместен… Нам есть что обсудить еще?
Я не могла разобрать всего, что он сказал — звуки заглушались дверью, — но этих слов было достаточно. Я стояла неподвижно, ощущая, как внутри поднимается волна облегчения. Из-за того, что он защитил меня вслух. Не поддержал разговор о леди Лиззи. Не уклонился. Признал меня своей женой и просто поставил точку.
Но надолго тишина не задержалась — разговор быстро сменил тональность.
— Прости, — голос герцогини снова стал холодным, почти деловым, — но ты должен понять: ты исчезаешь, оставляя меня справляться с делами здесь. Я не понимаю этих твоих бумаг. Все эти сборы, отчёты, ритуалы — мне неясны. Если бы не господин Кервин, половина проблем осталась бы незамеченной.
Пауза. Она выжидала. А потом добавила:
— Хорошо, что достойный человек с нами уже много лет. Ты должен прислушаться к нему. Кервин знает, как действовать. Он сейчас тебе объяснит, почему леди Оливию нужно держать вдалеке от дел.
— Ну так, — услышала я голос герцога, теперь спокойный, но оттого только опаснее, — давайте выслушаем господина Кервина.
И снова тишина. Я напряглась. Вот это поворот. Больше прятаться в тишине я не могла, это было выше моих сил. И вот я делаю глубокий вдох, тяну руку к двери, ещё один глубокий вдох…
Я уверенно и отчётливо постучала в дверь кабинета. Один раз, — как бы подчеркивая: я герцогиня, и мне нечего бояться. Сделав глубокий вдох, я толкнула тяжёлую створку и вошла, не дожидаясь приглашения.
Запах пергамента, тёплого воска и угля из очага сразу окутал меня — уютно и тревожно одновременно. Просторное помещение, утопающее в полумраке позднего дня, встречало тишиной. В углу потрескивал огонь, отражаясь в стекле старинного барометра. Ветер шелестел тяжёлыми шторами. И в этой полутени, за большим письменным столом, сидел он.
— Вы хотели меня видеть, ваша светлость? — голос мой прозвучал чётко и спокойно, разрезая тишину, как лезвие ножа. Я не отвела взгляда, не замялась, не выдала себя ни жестом, ни интонацией.
Герцог Терранс выглядел усталым. Очень. Его пальцы были перепачканы чернилами, рубашка немного расстёгнута на груди, тень щетины на лице подчёркивала тяжесть прожитого дня. Перед ним лежала кипа бумаг — донесения, ведомости, жалобы, возможно, и доносы. Его глаза, обычно проницательные и холодные, были сейчас тревожно неподвижны.
У камина, лениво опираясь о мраморную плиту, стоял Кервин. Не ожидала увидеть здесь этого господина, не думала, что он был свидетелем подслушанного мною разговора. Его поза была вызывающе расслабленной, он не скрывал своей удовлетворённой ухмылки, будто уже слышал мой приговор. Его взгляд скользнул по мне с насмешкой, в которой было что-то большее, чем простая враждебность. В этом взгляде читалось всё: от презрения до нетерпеливого ожидания — как будто он заранее наслаждался моментом, когда меня разоблачат, и я буду унижена при всех.
___________________
Спасибо большое Тане за награду!