Вторая жизнь Герцогини. Кровь и Дух

ГЛАВА 30 РАЗМЕРЕНАЯ ЖИЗНЬ

Я вернулась поздно, позже ужина — намеренно. Хотелось тишины. Хотелось отложить неизбежную встречу с вдовствующей герцогиней. А гости и вовсе стали для меня сюрпризом.

Не заходя в столовую или гостиную и не проявляя ни малейшего интереса к вечернему сборищу, я поднялась прямо в свои покои. Эва помогла снять дорожное платье, сдержанно и деловито — видно, что ей не терпелось узнать, кто именно поселился в восточном крыле. Я не задала вопросов сразу. Хотела выдохнуть. Но уже переодевшись и устроившись с чашкой тёплого травяного настоя, всё же вызвала одну из старших служанок.

— Кто именно прибыл? — спросила я, не глядя на неё, как бы между делом, хотя каждое слово отзывалось тяжестью в груди.

Ответ был куда более интересным, чем я ожидала. Не королевские эмиссары, не герцогские советники. Нет — дамы.

— Мисс Лиззи Сарз, миледи. Со своей тётушкой, вдовствующей баронессой Кринс, и младшим братом — господином Филиппом Сарзом. А с ними ещё три юные особы — подруги мисс Лиззи. Все размещены в восточном крыле, как и распорядилась вдовствующая герцогиня.

Имя Лиззи Сарз щёлкнуло в памяти, как отдалённый звук металла по каменному полу, скрипящий, неприятный. В прошлой жизни я встречала ее, в этой лишь слышала о ней — о прелестной, жизнерадостной девушке с изрядным приданым, богатым отцом и ещё более амбициозной тётушкой.

О вдовствующей баронессе Кринс говорили, что она была подругой моей свекрови ещё с юности, служила при дворе в одном из королевских домов, а потом поселилась в деревне. Несложно было представить, как легко и приятно ей вернуться в такое общество — хотя бы и в провинциальном виде — в качестве почётной гостьи герцогини-матери.

Но всё остальное... всё остальное было театром.

Филипп Сарз, брат Лиззи, не вызывал у меня ни удивления, ни интереса. Юноша лет семнадцати, едва перешагнувший границу детства, но уже заносчивый, как петух на балконе. Говорили, он позволяет себе слишком многое — особенно по отношению к служанкам, и уже считает себя игроком на великом балу дворцовой жизни. Я видела таких прежде. Их самоуверенность росла быстрее разума.

А вот появление ещё трёх девушек, сопровождающих Лиззи, уже казалось мне чересчур. Избыточным и даже нарочитым. Приезд целой маленькой свиты молодых незамужних дам в сопровождении старшей — да ещё во двор, где отсутствует герцог, но живёт его молодая жена... Это уже была не просто дружеская поездка. Это был намёк. Непонятная мне демонстрация. Я то не приглашала никого.

Никто не приезжает так спонтанно, в сопровождении полудюжины девушек на выданье, просто «погостить». Особенно, когда нет потенциальных женихов.

Я сжала чашку крепче, чувствуя, как по венам пробегает напряжение. Они приехали с какой-то задачей. И внутреннее чувство мне подсказывало, что задача касалась моего отсутствующего супруга — или, хуже того, моего положения здесь, в этом доме.

Я отставила чашку и встала. Эва уже без слов принесла платье на утро — то, в котором я выгляжу серьёзной, уверенной и ни капли не уязвимой. Завтра я поздороваюсь с гостьями. Как полагается хозяйке.

Я тщательно продумала своё появление к завтраку — до мелочей, до жестов и интонаций. Я знала, что опоздание будет замечено, но не осуждено. Я не собиралась быть просто участницей спектакля, разыгранного без меня. Я выходила на сцену в момент, когда все зрители уже собрались — и именно на меня обратятся все взгляды.

Когда я вошла в гостиную, там уже царила напряжённая, почти немая тишина. Все гости, в том числе вдовствующая герцогиня, собрались и, судя по лицам, ожидали завтрак — или хотя бы напитки. Но этого не происходило. Ни подносов, ни чашек, ни аромата кофе. Слуги, как я и велела заранее, проявляли сдержанную вежливость и ровно такое внимание, какое положено без прямого приказа хозяйки дома. И сегодня, этой хозяйкой была я.

С гордо поднятой головой, легко скользя по ковру, я вошла первой, за мной — Эва, несущая серебряный поднос с графином лимонада и хрустальными бокалами. Я задержала шаг ровно на мгновение, позволяя всем заметить наше приближение.

— Доброе утро, дорогие гости, — произнесла я, остановившись у центра зала. Мой голос звучал спокойно, но с лёгкой ноткой превосходства. — Я узнала о вашем приезде лишь вчера вечером и рада приветствовать вас лично — на правах хозяйки дома. Через десять минут в южной столовой будет накрыт завтрак.

Некоторые лица вытянулись, другие наоборот — застыли в любезных полуулыбках. Вдовствующая герцогиня резко повернулась ко мне, глаза её вспыхнули, но лицо оставалось непроницаемым. Видимо, ей либо не сообщили о моём возвращении, либо она понадеялась, что мне хватит такта не мешать её маленькому представлению.

Первым ответил юный барон Филипп Сарз. Он вскочил так резко, что едва не опрокинул свою чашку — пустую, разумеется.

— Миледи, — с подчеркнутым восторгом воскликнул он, — мне говорили, что вы прекрасны, но никто не упомянул, насколько. Как герцог сумел оставить такую красоту без внимания?

Его шутка вызвала легкий смешок у одной из дам, но я не позволила себе даже усмешки. Только кивнула, и посмотрела на него с лёгким снисхождением. Он ещё мальчик, которому кажется, что он уже мужчина.

Лиззи Сарз выглядела так, словно её неожиданно обрызгали холодной водой. Взгляд её стал тяжёлым, губы поджались, и вся её поза говорила о недовольстве. Очевидно, она надеялась застать дом без меня. Или думала, что не представленная им, я не выйду из свои покоев.

Я пыталась вспомнить, что я знала о девушке из прошлой жизни. Я избегала ее всегда и никогда не общалась. Но ходили слухи, что у нее планы на герцога, или у герцога на нее. Я не помнила, об этом говорили совсем давно, а после я была занята семейной жизнью с господином Форшем.

Вдовствующая герцогиня напротив выглядела… удивлённой. Не рассерженной — пока что. Просто ошеломлённой тем, что я вдруг снова здесь и более того — контролирую ситуацию.

— Я думала, дела у нашего соседа, графа Дюка, задержат тебя надолго, дорогая невестка, — произнесла она с мягкой фальшью. — А после ты ведь собиралась по делам в город?

— Ну что вы, матушка, — ответила я с таким же тоном — фамильярным, почти игривым. Я специально произнесла это слово — матушка, — вслух, и с особым ударением. Я заметила, как напряглась вдовствующая баронесса Кринс, будто его звучание задело ее лично. — Я планирую решать вопросы герцогства здесь. В отсутствие моего мужа.

Ответ был прост и точен — и в нём звучало больше, чем просто фраза. Он был напоминанием. О моём титуле. Моей власти. Моей законной роли.

— Ах да, — спохватилась вдовствующая герцогиня, — позволь представить тебе старых друзей моего сына. Их связывает очень давняя и тесная дружба с Феликсом.

Вот как. Давняя и Тесная.

Она начала по очереди представлять присутствующих. Лиззи, её подруг, баронессу Кринс, юного Филиппа. Все — улыбчивые, нарядные, молодые.

Но я знала одно наверняка: никто из этих людей не был другом моего мужа. Ни по возрасту, ни по духу, ни по характеру. Точно не другом.

Дни в замке тянулись как растянутая резина — вязко, бессмысленно, с каким-то липким чувством усталости от чужого присутствия. Гости, похоже, не торопились никуда. Они обжились, как пролитое вино в трещинах старого стола — и вытравить их было делом сложном, не хватит одного неловкого намёка.

Баронесса Кринс прочно заняла место рядом с вдовствующей герцогиней, став её неразлучной тенью, советницей, поддержкой и, что особенно утомительно, новой союзницей в каждом домашнем деле — от перестановки мебели до распределения сладостей к чаю. Их старческое единение лишь усугубляло общую атмосферу — вязкую, как сироп в жаркий день. Они находили силы в нравоучениях и жалобах о молодом поколении.

Лиззи же, в полной мере чувствуя свою безнаказанность и покровительство, развлекала тётушку, свекровь и, увы, весь замок своим даром приносить радость и колкими замечаниями, бесконечным щебетанием, жеманными смешками и язвительными шутками, объектом которых чаще всего оказывалась я. Словно моё существование в этом доме — досадное недоразумение, которое она охотно обсуждала за спиной, но и не упускала случая уколоть в лицо.

Ариана — моя бедная, сбитая с толку сестра мужа — всё чаще и откровеннее подражала Лиззи. В её глазах искрилось слепое восхищение, и даже в манере одеваться, говорить и смеяться появилось нечто искусственное. Ричард же увязался за Филиппом, как щенок за новым мальчиком во дворе. Их невинные шалости, до этого трогательные и весёлые, теперь приобрели оттенок показного бахвальства.

Три молодых девицы, подруги Лиззи, совсем растерялись в отсутствии кавалеров. Казалось, они ожидали, что герцог вот-вот вернётся, а если не он, то, может, какой-нибудь второй сын знатного рода прибудет в составе его свиты обязательно на белом коне. Но вместо этого — глупые разговоры, карточные игры и пустые комплименты Филиппа, который, не получив от меня ни малейшего ответа, моментально переключался на Ариану, а потом и на других девушек. От его навязчивости веяло юношеским отчаянием и полным отсутствием воспитания.

И вся эта делегация — как её ещё иначе назвать? — лишь мешала мне.

Тем временем, от графа Дюка я уже получила несколько писем. Они были вежливы, полны благодарности и осторожных упоминаний о "нашей беседе" и его поддержке. Письма пришли запечатанные, с гербом Дюков, и вызвали живейший интерес у всей замковой публики. Ироничные взгляды, полуулыбки, перешёптывания — я чувствовала их затылком, даже не поворачивая головы. Вот так и рождаются слухи.

Но куда важнее — в замок прибыли первые десять плугов от графа. Усовершенствованные, выкрашенные в темно-зелёный цвет, с аккуратными металлическими насадками и удобным управлением. Мы с Ленноксом и Реем лично отвезли их в ближайшие деревни. Фермеры, сначала смотревшие с опаской, едва ли не благословили наши имена, когда увидели, как легко новая вещь режет землю.

Рей почти полностью восстановился после нашей ночной вылазки. Теперь он возглавлял работы по укреплению дорог и уже завершил важнейшие участки между двумя деревнями. Письма от старост теперь приходили со словами благодарности, а не жалоб.

Жизнь текла своим чередом. Всё шло по плану, выверенному, выстраданному, исполненному точности — казна в моих руках, дороги строятся, плуги вспарывают землю, как нож масло. И только одно звено выпадало из этой выстроенной мозаики: мой дар.

Я ожидала, что после суда над Реем, после того, как магия вновь хлынула через меня, как весеннее половодье — дар пробудится окончательно. Я мечтала, как почувствую его силу в каждом вдохе, в каждом шаге. Как мысли станут яснее, как энергия подчинится моим желаниям. Но вместо этого... он оставался словно под слоем льда — чуть слышный, неуловимый, скользкий, как дым в пальцах.

В замке, как и в прошлой жизни во дворце, витала незримая, но ощутимая завеса, искусственная атмосфера счастья и спокойствия — поток чар, тонких, изощрённых, сотканных с умением, против которого я не могла бороться открыто. Леди Лиззи. Она была источником. Нет, не зла, — но силы. Силы, направленной на влияние, очарование. Целью её чар была свекровь, затем тётушка, затем Ариана, но и я находилась под её действием, даже если не была объектом напрямую. Поток не обходил меня — он не обтекал, а касался, проникал. Ее не раз тетушка и свекровь просили использовать этот дар, становясь и вовсе зависимыми от него.

А мой дар не просыпался. Он дремал, сжался в комок где-то под кожей, и я чувствовала, как чужая магия словно укладывает мой дар в спячку снова и снова.

А потом однажды... всё изменилось. Я вошла в свои покои вечером, под звуки приглушённого смеха и бряцания посуды где-то внизу, и остановилась. Словно ударилась о стену.

Не тревога — нет, скорее опасность. Это было плотное, осязаемое чувство, как если бы в комнате скрывался преступник. В этот раз у меня получилось призвать свой дар, и выпустить тонкий поток силы из своих пальцев. Туго сплетённые нити энергии, тянувшиеся в воздухе, вились над полом, и сходились в одной точке — в самом центре комнаты.

Я не могла дышать. Я почувствовала их кожей, как ток, пробежавший по позвоночнику. Это был не страх, это было повторное пробуждение моего дара и чувство опасности, которое селилось в моей душе. Наконец-то я почувствовала свой дар. Но только кто-то — или что-то — угрожает мне прям сейчас. И моя сила, едва тлеющая, спасибо влиянию леди Лиззи, слабо среагировала на это.

Я не двигалась. Лишь стояла в полумраке своей комнаты, вглядываясь в невидимое, и впервые после суда над Реем ощущала не просто себя — но и свой дар.