Времяточец: Исход

5. СВЕРКА ПРЕДСКАЗАНИЙ

Сильно ошиблись те, кто принял мои миролюбие и терпение за слабость или даже трусость. С этих пор я решил говорить с Польшей на том же языке, на котором Польша обращается к нам. Прошлой ночью польские солдаты впервые стреляли по нашей территории. Мы им также ответили огнём. С этого дня на бомбы мы будем отвечать бомбами!

Из обращения Адольфа Гитлера к Рейхстагу по поводу начала боевых действий в Польше.

***

Через два дня после того, как Гитлер отправил свои армии в Польшу, он вызвал Доктора.

Это случилось сразу после завтрака. Эйс допивала кофе, а Доктор читал ей мрачные газетные заметки, которые были, разумеется, посвящены гениально успешной военной операции Гитлера.

Доктор поднял взгляд:

– Тут репортаж о речи Гитлера в Рейхстаге. Он сказал, что с этого дня он просто германский солдат, и что не снимет с себя военный мундир, пока война не окончится.

– Молодца! – сказала Эйс. – Представляю, какой запах мундир за шесть лет накопит.

Было чудесное воскресное утро, и Эйс размышляла над тем, стоит ли выходить на улицу. Смотреть достопримечательности ей больше не хотелось.

Почему-то табличка на скамейке расстроила её даже сильнее, чем насилие, которое она видела на улице. Мрачные объяснения Доктора настроение тоже не улучшили. Несмотря на солнечную погоду, Берлин всё больше и больше был похож на город призраков. А ещё хуже было то, что эти призраки ещё не знали, что они уже мертвы.

Она всё ещё не определилась, что ей делать, когда в дверях появился Мартин Борман, как всегда тихий и почтительный.

– Фюрер желает вас видеть в Канцелярии, герр Доктор. Машина ждёт.

Эйс подскочила.

– Только Доктор, фройляйн, – наставительно сказал Борман. – Это серьёзные государственные дела – мужские дела.

Эйс глубоко вдохнула:

– Слушай, приятель...

– Тихо, Эйс, – торопливо остановил её Доктор. – Боюсь, что нацизм означает сексизм. Церковь, кухня, дети – вот естественная среда обитания женщины. Разве я неправ, герр Борман? Прости, Эйс. Вернусь, как только смогу. Оставайся лучше в гостинице.

Не успела она придумать достойное возражение, как Доктор вытолкал удивлённого Бормана за дверь.

Вот чего Эйс не любила, так это оставаться в стороне. Никому я не нужна, все мне указываю что делать, – обиженно думала она. Она походила по комнате, рассуждая о том, не пойти ли гулять, просто ради того, чтобы досадить им. Раздался тихий стук в дверь. Зашёл служащий гостиницы с конвертом на серебряном подносе.

– Это для герра Доктора.

– Вы с ним только что разминулись. Он отправился в Канцелярию, чтобы проконсультировать о чём-то Гитлера.

Насладившись перепуганным лицом служащего, Эйс добавила:

– Оставьте его мне; я передам его, как только он вернётся.

Оставив конверт на столе, мужчина торопливо вышел из комнаты.

Эйс взяла в руки конверт. Он был новый, из дорогой бумаги. Наверное, – подумала она, – в таких доставляют важные официальные приглашения. Вместо адреса на конверте было написано «Доктору».

Эйс решила открыть его. Это может быть важно, в таком случае она может отправить его в Канцелярию. Да и вообще ей было интересно.

В конверте была белая карточка. На ней было выгравировано: «Доктор Феликс Кригслитер, Арийский Исследовательский институт». Ниже был указан адрес дома на улице Кронпринценштрассе.

Эйс перевернула карточку. Сзади было написано: «Мне была очень приятна наша встреча. Нам нужно многое обсудить. Заходите в гости».

Как опытная туристка, Эйс купила карту города. Сверившись с ней, она обнаружила, что Кронпринценштрассе была сразу за Курфурстендамм – длинным прямым бульваром, проходившим через центр Берлина. А Кригслитер – это странного вида мужчина, которого Доктор заметил на митинге в Нюрнберге, и которым он так заинтересовался потом, на приёме. И вот теперь Кригслитер хотел увидеться с Доктором. Это могло быть важно, а Доктор мог застрять в Канцелярии на весь день.

Эйс решила, что её долг – сходить туда вместо него. Она может сказать, что Профессор занят со стариной Адольфом, договориться о встрече в другой раз и одновременно выведать что-нибудь об этом типе. Здорово будет, если по возвращении Доктора она сможет предоставить ему что-нибудь полезное. По крайней мере, у ней будет какое-то занятие.

Быстро написав записку, Эйс ушла.

***

Автомобиль с визгом затормозил, и из него вышли Доктор и Борман. Борман с гордостью посмотрел на Доктора, ожидая его восторженной реакции. Новая Канцелярия Гитлера была огромная. По бокам от двери стояли две невообразимо высокие колонны. Над ними был огромный каменный орёл; широко расправив крылья, он сидел на венке, окружавшем гигантскую свастику. У подножий обеих колонн стояли часовые.

Доктор запрокинул голову, чтобы рассмотреть орла.

– Это самое грандиозное архитектурное сооружение, которое мне доводилось видеть.

– В первый раз оно может немного подавлять, – признал Борман, чувствуя себя виноватым в это небольшом недостатке.

Они поднялись по лестнице и зашли в огромный отделанный мрамором актовый зал. Из него они поднялись по лестнице в приёмную, затем прошли по огромной галерее, блестящие мраморные полы которой уходили вдаль, казалось, бесконечно.

В конце галереи была красивая круглая приёмная размером с футбольное поле, где собравшись группами стояли знакомые уже лица, занятые серьёзными разговорами. Там были Геринг и другие представители партийной верхушки.

К ужасу Бормана, Доктор громко сказал:

– Вам тут автобусное сообщение нужно сделать! Или хотя бы велосипеды выдавать. Роликовые коньки тоже помогли бы.

Геббельс и другие были в шоке. Геринг засмеялся и сказал:

– Отличная идея, Доктор! Возьмёшься организовать, Мартин? Хотел бы я увидеть нашего малыша Гейни на роликах!

Борман с облегчением отметил, что Гиммлер отсутствовал. Он прошёл через приёмную и завёл Доктора в святая святых – в кабинет Фюрера. Доктор смотрел по сторонам с удивлением, и Борман видел, что в этот раз это искренне. Комната с высоким потолком была длиной тридцать метров и шириной девять. Стены из тёмно-красного мрамора были увешаны портретами исторических личностей и щитами со свастиками. В дальнем конце комнаты стоял большой стол красного дерева, а за ним в красном кожаном кресле сидел Адольф Гитлер, одетый, как и было обещано, в простой коричневый китель, «мундир солдата».

Толкнув легонько Доктора вперёд, Борман выскользнул из комнаты.

Доктор глубоко вдохнул и отправился в долгий путь по роскошной ковровой дорожке. Увидев приближающегося Доктора, Гитлер с триумфальной улыбкой указал ему на одно из стоявших вокруг стола кресел.

– Ну, Доктор, что вы скажете теперь? Уже два дня прошло с тех пор, как мои армии вошли в Польшу, и её завоевание почти завершено. И что на это сказали или сделали британцы или, скажем, французы? Ничего! Признайте это! Я был прав, а вы нет.

Доктор немного помолчал, роясь в своей обширной памяти.

– Какое сегодня число? – тихо спросил он.

Адольф Гитлер нахмурился:

– Третье сентября.

– А который час?

Гитлер нетерпеливо посмотрел на настольные часы.

– Без одной минуты девять.

Отчаянно надеясь на то, что и его память, и его исследования точны, Доктор сказал:

– В таком случае, я прошу вас подождать... всего одну минуту.

Последовавшие за этим шестьдесят секунд были самыми длинными за многие жизни Доктора. Не переиграл ли его неизвестный противник? Может быть здесь, здесь и сейчас они изменили историю, отклонили поток времени? Если так, то всё потеряно, его авторитет провидца будет разрушен.

Наконец, наступили девять часов, и где-то в канцелярии начали бить часы. Не успел раздаться последний удар, как открылась дверь, и в комнату вбежал Риббентроп. За ним бежал нервный невысокий мужчина в очках, сжимавший в руке лист бумаги.

– Принято сообщение от британского посла... – он запнулся, увидев Доктора.

Гитлер махнул рукой:

– В присутствии доктора Шмидта можете говорить свободно.

Риббентроп подошёл ближе, жестом велев подойти и невысокому мужчине.

– Это мой переводчик. Кстати, его фамилия тоже Шмидт.

– У нас большая семья, – веско заметил Доктор.

– Хотите, чтобы он перевёл сообщение? – спросил Риббентроп.

Гитлер кивнул. Затем поднял руку:

– Давайте, в этот раз провидцем буду я, герр Доктор. Давайте я скажу, о чём это сообщение. Это будет официальная нота протеста против моего вторжения в Польшу. Они будут сожалеть, они будут возмущаться, они будут плакать, будут умолять... Но что они сделают? Ничего они не сделают! За Чехословакию они не сражались, и за Польшу не будут.

Риббентроп попытался заговорить:

– Мой Фюрер...

Гитлер взмахом руки велел ему молчать.

– Сообщение!

Дрожащим голосом переводчик начал читать:

– «Имею честь поставить вас в известность о том, что если до 11:00 сегодняшнего дня, 3-его сентября, правительство Германии не предоставит удовлетворительных заверений в том, что все немецкие войска будут выведены из Польши, с этого часа Великая Британия и Германия будут находиться в состоянии войны».

Доктор внезапно почувствовал облегчение. Англичане, наконец-то, заупрямились. Они будут воевать. История всё ещё шла своим чередом.

У него всё ещё было время.