Закончилось все куда быстрее, чем начиналось. Волк немножко поскакал, ровно до того места, где остановился клубочек, подхватил круглую диковину в пасть и передал своему седоку — мол, прибери, пригодится еще, — и неторопливо потрусил дальше. Но тоже недалеко. На первой же прогалине в лесу он остановился, поводил мордой по разным сторонам, будто вынюхивал что-то, и вдруг бешено закрутился на одном месте. Мелькали деревья, обалдевший от неожиданности Алек вцепился в холку — удержаться в этом круговороте надо было еще суметь, — а волк замер так же внезапно, как и начал свои игры. Они по-прежнему стояли на прогалине, между поваленных деревьев, только лес вокруг изменился. От хвойных великанов не осталось и тени: вокруг стояли тоненькие, реденькие берёзки, опустив свои пустые ветви вниз.
— Слезай, — велел оборотень, — дальше не повезу, сам пойдёшь.
Алек промычал что-то невнятно. За утро он устал так, как не уставал за съёмочную смену. После бешеной карусели голова немного кружилась и окружающее никак не хотелось принимать привычное статичное положение — так и норовило покачаться перед глазами.
Наконец полегчало.
— Мы где хоть? Далеко нам?
— Тебе. Я не пойду. Мне нельзя, забыл что ли? Я сбежал и скрываюсь.
— Нормально. А я?
— А ты гулял. Гулял-гулял, гулял-гулял… и вернулся потом. Что непонятного? Главное, ни к чему не прикасайся в доме как Старшая велела: ни есть, ни пить. Помнишь?
— Помню.
— Подойдёшь к подменышу — так надо бы так, чтобы она перед тобой стояла. Ой, боюсь я за тебя, Лёха. Падок ты на баб. Одурить тебя, вокруг пальца обвести ничего не стоит! Посмотришь ей в глаза — забудешь ведь про все.
— Не забуду, — буркнул Алек. И почему-то вспомнил, как любовался утром Миреной, как ощущал себя сильным и уверенным от того, что и его любят, и каково это — ловить свое отражение в больших зелёных глазах. Кино да и только.
— А потом Мирку найдёшь, заклятье разрубишь, зло прогонишь — и всем нам будет долго и счастливо житься. Ой, Лешка. Не подведи, пропадём ведь!
— Как у тебя все. просто. Где искать-то ее?
— Не знаю, — вздохнул волк. — Тварь эта сначала меня поймала. И только потом в дом просочилась. Баюшка-то, поди, знает? Ты ее спроси. Она кошка, где сама, где тенью — везде пройдёт, все разузнает. Приведёт тебя куда надо, не откажет. А я не пойду дальше, здесь останусь. И этих, своих, которые с тобой приехали. Ты их не слушай и вообще ушли куда-нибудь от греха. Они не захотят, но ты не слушай. Они уж с подменышем точно — околдованные. Защищать ее будут. А как дух в зеркальце окажется — так оно спадёт, заклятие-то, освободятся. Но пока подменыш тут, на земле бродит, без слуг не обойдётся.
— Понял.
— Вот и хорошо. Понял — это всегда хорошо. Ты еще запомни, что да как, да что за чем сделать бы.
— Я запомнил, не волнуйся. Ты за себя лучше волнуйся — как оборотиться. На тебе тоже заклятие, что ли?
— Заклятие, заклятие. Спасёшь всех — и я обернусь. А не спасёшь. бегать мне, горемычному, до скончания века волком, — заскулил оборотень, присел на хвост и завыл так, что у Алека уши заложило.
— Шут., — пробормотал он, впрочем так, чтобы было не слышно и провозгласил: — Все-все, понял. Пошёл спасать. Сначала оборотень, потом Мирена. Зеркало не разбить, котомку не потерять.
— Ага. Ну, и ступай тогда с Богом.
Волк развалился на бревне, уложил голову на вытянутые лапы и блаженно закрыл глаза.
— Я пошёл! — еще громче заявил Алек.
— Иди, — отозвался оборотень, но даже не шевельнулся и глаз, поганец, не открыл.
Алек демонстративно потопал к виднеющейся между берёзами тропинке, но не дойдя до нее обернулся. Волк безмятежно дремал под утренним октябрьским солнышком и помогать не собирался.
— Мне в какую сторону?
Волчара лениво ткнул куда-то хвостом, указывая направление.
— Точно? — усомнился Алек. Идти не хотелось категорически.
Ответа не последовало. Пришлось идти по указанному хвостом направлению.
Редкий лесок и правда скоро закончился, как-то незаметно перетек в серое полотно поля. Под ногами немножко хлюпало, немножко почавкивало — после дождя дорогу размыло, но не так основательно, чтобы сделать ее совсем уж непригодной для передвижения. Но попадающиеся периодически глубокие длинные лужи в колее заставляли удлинять и без того кажущуюся бесконечной дорогу.
За полем, совсем далеко, стали определяться заборы окраинных усадеб, и Алек с удивлением понял, что он попал почти к самому дому Мирены. Отчего в начале пути надо было так упорно скакать по лесу, цепляясь за все колючки и собирая по дороге всю грязь после дождливой ночи? Если все так просто и быстро? Отметив про себя, что Иваныча надо будет потом допытать на этот счет и предполагая, что ответ ему точно не понравится, зато появится повод все претензии высказать, — законно высказать, между прочим! — Алек продолжал обходить лужи. К деревне приближаться все так же не хотелось — страшно было, если говорить честно, но забор Мирениной усадьбы неумолимо становился все ближе. Вот уже можно было рассмотреть каждую штакетинку: резные наконечники забора, как пики, смотрящие в серое небо… места с облупившейся и не обновленной краской. и еще столбы, мощные, из добротных стволов. и один, который стоял неровно, заваливался в сторону левого собрата.
Подойдя к ограде, Алек остановился. В голове крутились мысли и не давали покоя. А ну как этот дух все узнает? Как-как. сам и скажет ей. Вон как смотрела утром — никакого гипноза не надо, на все был готов, и что примечательно — сам. А рядом — никого. «Ну что, хотел сказки? Вот, получай. Сказка по полной программе, дальше некуда. Хотел магии? Вот, пожалуйста, на блюдечке — кушайте. Перелезть что ли, через забор?»
Но через забор он не полез. Это как-то уж слишком не вязалось с образом столичного героя для провинциальной девушки. А играть надо было достоверно. Для всех. И для себя тоже.
Он не стал медлить перед калиткой, изображать из себя трепетного и пылкого.
В доме было тихо. Голос Ольги слышался откуда-то издалека: она разговаривала по телефону из своей комнаты и не прикрыла дверь. В другое время он не преминул бы подслушать, — а кто скажет, что это мерзко и неприлично, так пожалуйста, вы и не подслушивайте, — но сейчас требовалось услать девицу из дома. И почему-то он был уверен, что Ольга изо всех сил будет этому противиться. Или не будет — просто не послушает.
— Оля! — позвал он. — Ольга! Иди сюда!
Она появилась из своей комнаты, прикрывая мембрану трубки рукой — разговор прервать не пожелала, а это кое-что значило.
— Кто? — одними губами спросил Алек, указывая взглядом на зажатый в руке помощницы телефон.
— Саныч, — так же ответила она, и вернулась к разговору, заулыбалась, расплываясь от нежности и обожания. Продюсер, нанявший некогда и Ольгу, и Женю, и самого Алека подобравший для нового проекта, так и не менялся. Спонсоры менялись, и, что уж греха таить, иногда даже как-то слишком быстро менялись. Проект не менялся, ведущий — не менялся, но, пожалуй, и все. Остальную команду регулярно перетрясали — политика руководства, которым номинально считался автор, успешный и независимый Алек Айден. На самом же деле все далеко не всегда упиралось только в спонсоров, и совершенно точно — не в неземной талант Алека. Талантливых журналистов — как собак, куда ни плюнь, никаких преувеличений. И не все могут удержаться на своем месте, пусть даже и таком, как ютуб-канал, который все вокруг считали (и будут еще какое-то время считать, давайте будем откровенны до конца) ерундой по сравнению с телевизором, с самым настоящим телешоу! Какие-то проекты действительно начинали авторы. Какие-то, но не все. Слишком уж удачное место для заработка. Слишком уж удачное место, чтобы удобно оставаться в тени и скрыть от любопытных глаз то, что должно быть скрыто. Но я отвлеклась, читатель.
Ольга закончила разговор, радостно сообщила шефу о перспективах финансирования, необходимости быстро отснять все и вернуться в столицу, а может быть и не снимать — зачем, материал все равно получается не особо, никаких фактов никто никому так и не предоставил, не стремился и вообще — ну, тоскливая же история! Ничего из нее не выжать, кроме как музейчик провинциальный прорекламировать, так не заплатят же, а время на канале-миллионнике, оно дорогое…
— Саныч предлагает нового героя. Ну, отлично. Ты тогда давай в Москву, готовь материал, договаривайся, а мы с Женькой доснимем здесь и присоединимся к тебе в понедельник. Что там у меня в понедельник кроме студии? Монтаж впиши в мое расписание, я хочу сам все проверить. А то получим, как в прошлый раз. Хорошо, ничего особо не заметили!
— Так давай все доделаем сегодня и вместе поедем. Как вы добираться будете? Машина-то у нас одна в этот раз.
— Оля, езжай в Москву. Отзвонишься мне и все подробно расскажешь про проект. Только подробно, а не как всегда, и не как в этот раз — встреча в понедельник, а мы в пятницу поперлись. Но раз уж я здесь теряю собственные выходные, я этот материал и доделаю. А ты готовь следующие съемки. И не накосячь! Иначе уволю.
Ольга поджала губы. И пока обижалась, явно подыскивала причины задержаться. Лицо ее исказила детская гримаска, за доли секунды превратившаяся в оскал — Алек вздрогнул и едва удержался, чтобы не оттолкнуть от себя приближающееся к нему чудовище. Перед глазами все поплыло, Ольга словно раздваивалась в воздухе, окружая и заполняя своими двойникам все вокруг.
— Алек, Алек, ты что? Вставай, пожалуйста? — голос у Ольги был привычным и крайне испуганным. — Врача вызвать?
— Нет, — через силу, стараясь произносить слова как всегда, — не надо врача. Собирайся и двигай в Москву. Возьмешь тему, соберешь материал и сегодня все жду на почту. Поняла?
— А врач? Ты сейчас чуть в обморок не свалился. С таким не шутят.
— Оля, какой врач! Кислорода много, вот сосуды и шалят! Собирайся! Еще один провальный материал — и из проекта вылетим все, дружно.
— Ладно, — недовольно протянула девица и вроде бы действительно пошла в свою комнату.
— Женя где? И хозяйка?
Ольга пробурчала что-то, и Алек взбесился:
— Слушай, я все могу понять, но работа у меня стоит на первом месте! И я тебя предупредил об этом, когда ты пришла ко мне устраиваться помощником и слезы лила, что тебе кредит платить нечем. Я тебя в чем-то обманул? Нет. Работа у тебя есть, зарплата у тебя — нормальная. Все, что я прошу взамен — спокойно работать! Выполнять свои обязанности! Ничего больше. Ни-че-го! Нет желания — ищи другую работу. И не мечтай, что заменят меня. Заменят, но не сейчас. Так что собирайся и езжай, куда тебе сказали. А рассказывать, какой я плохой начальник, самодур и урод ты будешь подружкам, в клубе, за коктейльчиком. На ту зарплату, которую урод и самодур тебе выбил. Есть еще вопросы?
Ольга всхлипнула и вышла из комнаты, на ходу застегивая сумку. До него донесся едва уловимый горький аромат ее туалетной воды, и от этого затошнило еще сильнее.
— Остальные где? — рявкнул он ей в спину, но ответа так и не услышал. Вместо ответа Ольга опять стала раздваиваться в воздухе, фантомы кружились на одном месте в разных направлениях, то наплывали на Алека, то отдалялись, и что было лучше — он сказать не мог. К горлу подкатывал комок рвоты, грозящий вот-вот вырваться наружу. А лицо Ольги — множества Олег — изменялось, становясь то милым, то, внезапно, искажалось оскалом, а то и вовсе изменяло свои черты, перевоплощаясь в других людей. От этой внезапно трансформации заныл висок. Алек прикрыл глаза, но Ольга никуда не делась, все так же он видел, и ничего не мог больше с этим поделать.
«Я так больше не могу», — и он решился. Со стороны это выглядело не так страшно, как ему казалось. Любой, видевший его сейчас, сказал бы уверенно, что парень, похоже, выпил, а может и с давлением, и что молодежь сейчас такая пошла, не крепкая, не то, что раньше. Но каждое движение, которое Алеку приходилось с огромным трудом совершать, как будто он продирался не сквозь воздух, а сквозь ком спрессованной ваты, выглядело может чуть медленнее, чем это привычно для глаза, но и только.
Алек остановился у самого входа и сказал в спину Ольге:
— Ты телефон забыла. И блокнот.
Ольга покорно вернулась, и тогда он закрыл за помощницей дверь. И ключ повернул. Окно точно было закрыто, аж снаружи ставнями и пока никто не удосужился открыть его.
— Алек, ты ненормальный? Что случилось-то? — закричала из комнаты Ольга. — Открой, слышишь?
— Открою. Потом. Сиди тихо. Лучше ты перед глазами будешь, чем сюрприз устроишь в самое неподходящее время. Тихо сиди!
Из-за двери зашипело, и дверь начала сотрясаться от каких-то нереальных ударов. Но самым жутким было не это. Никаких звуков. Дверь, словно резиновая, ходила из стороны в сторону, выгибалась, сквозь щели Ольга пыталась просунуть руку и схватить Алека, привалившегося к противоположной стене, но никак не доставала, от чего бесилась еще больше.
Если в начале разговора у журналиста и были сомнения по поводу собственной психической адекватности — а как еще: девченку оскорбил (ну, почти), в комнате запер не понятно за что и зачем, только потому что говорящий (!) волк отвез его к двум дамам-отшельницам, а те наболтали про слуг, которыми стали его помощники, наевшись и напившись из рук подменыша, который тоже оборотень… — то сейчас, когда он видел все как в немом кино при замедленной съемке… он готов был поверить во что угодно.
Предстояло найти Женьку, и что мог натворить здоровенный парень под чарами оставалось только догадываться.