— Вот и пожаловали, гости дорогие, — без особого выражения донеслось изнутри. — Проходите, проходите. Ты, серый, дверь прикрой — сквозит сегодня.
Комната ничем не отличалась от дома Магды, разве что солнца было куда больше, и окно было настежь распахнуто, и свет свободно вливался в комнату. И не было так неряшливо неприбрано на столе, а в самом его центре восседала и мыла лапку чёрная кошечка.
— Что уставился, добрый молодец? — спросила кошечка, оторвавшись от своего занятия и посмотрела на Алека зелёными, совершенно человечьими глазами. — Поить-кормить не предлагаю, некогда вам. Рассказывать тоже не надо, и так все понятно. Сразу скажу: ты когда лезешь во что нелюдское, ты готов будь, что провернуться может по-всякому. Больше шарлатанство, конечно, но может оказаться и правдой. Как вот сейчас. Понял?
— Понял.
Алек решил тоже пренебречь правилами: раз никто не поздоровался, чего время терять. Но сентенции… куда ж без них… Придётся дослушать. Во всех сказках, которые он помнил с детства, Иван-дурак каждый раз выслушивал и потом получал нечто ценное. То, что роль царевича-дурака отводится всеми именно ему, сомнению уже не подлежало. Приходилось смириться и терпеть. Тем более, и Мира ничего плохого ему не сделала. И даже краткие секунды, которые он мог уделить тому, чтобы подумать над ситуацией, приводили к мысли, что с ней действительно случилась беда.
— Вы только подскажите, как мне все поправить. Что делать нужно?
— А на что ты готов? — усмехнулась кошечка. — Найти, где ее спрятала тень, а потом и колдовство порушить. И цену заплатить, ту, которую попросят. Если готов окажешься.
— А какая цена?
— Да. Измельчал нынче прынц. Цену ему назови, а он подумает. А кто духа в дом пригласил? Кто этого духа сделал-то?
— Ну не я же!
— Не ты. Но из-за тебя. Сама она тогда себе наворожила, а в жертву тебя выбрала. Только просчиталась. Вот и нет ей покоя, пока ты, успешный да всеми любимый, по земле ходишь. Ни туда, ни сюда. И зря ты, милок, задумал все понять. Лучше тебе и не знать, какие силы на кону стояли, да что Настасье той обещано было.
— Это-то здесь при чем? Мирена пропала, ее спасать надо!
— Так она потому и пропала, подменыш потому ее место занял, что все, что нужно — у Мирены в сундуке закрыто! И ты тут оказался именно в это полнолуние — случайно что ли? Ты раньше что, часто встречи да дни путал?
— Никогда.
— То-то. И не говори про случайность. Не случайность это, глаза тебе отводили. А как ты подъельничек-то углядел? Полночь, темнота, а ты цветок, который и днем-то заметить не просто, рассмотрел. Не странно тебе это? Не странно было, что такого. Вот, все вы такие, верите любой ерунде, лишь бы касалось вас да возносило, мол, не такой я, как все прочие, тараканы они все, людишки эти мелкие, против меня. Вот и прошёл дух в жилище. Да что теперь. сделанного не воротишь, а исправлять надо. И перво-наперво, духа надо опередить. Он за одной вещицей пришёл, знает, что она у хранителя есть. А вам, ребятушки, надо первыми эту вещицу найти и забрать. Если Магда не переложила, то в сундуке она, скажу, как найти. А потом мечом-кладенцом разрубить заклятие. Мирена и проснётся. Только спешить надо. К сундуку ты так просто не попадёшь, Алешенька, а времени нет совсем.
— Что искать нам надо?
— Зеркальце. Маленькое, круглое зеркальце. Духу его покажешь — и сила его, и чары пропадут. Чтобы тебе понятнее было — это как аккумулятор энергетического поля, не будет у духа сил противиться, как магнитом притянет. Если дух зеркальце раньше найдёт — беда. Лежало оно в сундуке, ты, Иваныч, помнишь, что ли сундук-то наш?
— Помню, Миренушка, помню, — угодливо прошептал волк.
— А меч-кладенец где искать? — вмешался Алек.
— А это ты знаешь. Мирена им врата защищала. Помнишь, куда потом положила?
Алек задумался и полез в карман. Карман был пуст.
— Неужто тебе отдала?
— Не совсем. Она сняла пояс прямо на полянке, где все было, и он в какую-то штуку превратился… в поясок, что ли… Потом она его убрала в сумочку такую. А сумку мне отдала у дома — подержать попросила. Я и взял. В карман сунул, вроде сюда.
Котомка нашлась в ветровке. Лежала себе, почти не ощутимая и никем не замеченная, в кармане. Алек развязал ее и высыпал на стол перед кошечкой содержимое.
— Вот он, меч, — указал журналист на свёрнутый поясок.
— Надевай, — велела кошечка и лапкой начала дотрагиваться до остальных предметов.
— А вот ленты. Мира их бросила когда Луна на нас падала.
— Ты надевай, не отвлекайся.
Алек покорно развернул поясок и завязал впереди. Ничего не произошло. Как болтался старый, потрёпанный кусок тканого полотнища, спускаясь ему чуть не до колен, так и болтался. И не превратился ни в какой богатый пояс с мечом, как это произошло на поляне.
Кошечка поняла недоумение Алека по-своему:
— Спрячь, спрячь под майку. Нечего артефактами светить направо и налево. Чтоб не увидели до поры. А это все прибери, да смотри, не потеряй в дороге! Вот этот гребешок, смотри — бросишь за спину — вырастет лес, никакие преследователи не пройдут-не догонят. А вот и зеркальце. Как же Миренка-то, забыла и не спрятала? Счастливый ты. Покажи зеркальце духу, так, чтобы посмотрелась она. И сила ее исчезнет.
— Она зеркало ищет?
— Зеркало. В нем погибель. Найдёт — разобьет, выпустит всех. Ты поэтому осторожнее будь, береги его. Как поймаешь — убери сразу от греха.
— Понял. Слова там какие надо сказать? Волшебные.
— Ты это сделай, умник, — фыркнула кошечка, сметая все со стола обратно в котомку. — Слова. Какие уж слова!
— Ну и хорошо. Мы пойдем тогда?
— Молочка попейте, на дорожку. И езжайте себе. А в доме, Алешенька, ты не пей и не ешь ничего. Ни из рук поменыша, ни от кого понял? Кто бы что не предложил. Иначе спать Мирене крепким сном до следующего полнолуния.
— А потом?
— А потом уже никакой разницы никому не будет, когда в мир охотники въедут. Некому будет врата защитить, некому будет откупиться. А уж если въедут… то и защищать потом некого будет. Про апокалипсис слышал? Воооот. В кино-то тоже, поди, видел? Так это — детский лепет по сравнению с тем, что на земле начнется. Так что ты постарайся, сынок.
Кошечка спрыгнула на пол, повернулась вокруг себя и предстала перед Алеком в новом обличии. Ее нельзя было назвать старой: статная юная дева стояла перед человеком, но чувствовалось в ней такая древность — взгляд ли ее зеленых, как спелые крыжовинки, глаз, выражение ли, — такая сила! Рыжие волосы густой волной спадали чуть не до пола, и, казалось, никакая лента их не удержит, приди кому в голову собрать и спрятать эту роскошь.
— Не о том ты думаешь, Алешенька!
Голос был нежен, но никто, даже самый придирчивый ханжа не смог бы упрекнуть хозяйку в том, что как-то по-особенному она говорит или смотрит, в том, что наводит свои извечные женские чары.
Девушка тем временем разлила молоко из высокого глиняного кувшина, заботливо прикрытого марлей: Алеку в такую же чашку из необожжёной глины, волку — в мисочку, которую поставила ему прямо под морду.
— Ты, Алешенька, как в дом-то войдёшь, ты вспомни, что молоко-то пил.
Молоко Алек не любил. В детстве мать и бабушка заставляли его пить кипячёное молоко прямо с пенкой, считая, что так для ребёнка полезнее. А главное, этим самым кипячёным, с пенкой, молоком нужно было обязательно запивать кислый творог, а на ночь пить не менее кислый, но куда более противный кефир. Позже, когда отец начал лучше зарабатывать да и в целом продукты стали доступнее, в рацион добавились йогурты, но от того, что название было другое, а консистенция и наполнение стали разниться, в зависимости от производителя, никакой радости от молочки Алек так и не испытал. Но как хозяйке откажешь? Он мужественно взял кружку и улыбнулся. В конце-концов, можно выпить это все залпом, в несколько глотков, и противный вкус не успеет толком распробоваться. А хозяйке, чтобы не обижать, можно рассказать о том, что ведь он и правда не завтракал, и лёг вчера голодным, и так оправдать свою торопливость.
Молоко оказалось не таким противным, как он ожидал. Зато чуть не с вечера ноющий висок успокоился, и Алек вдруг почувствовал себя куда бодрее.
— Добрый ты парень, Алешенька. Ты помни про это, как в Москву вернёшься. Особенно, когда выгоды искать будешь. Все тогда сложится наилучшим образом, — не понятно к чему сказала хозяйка.
Волк потыкал его мордой в бедро и зашипел:
— Благодари, слышишь? Благодари быстро!
Алек покорно — хотя где-то в глубине души он мог с чистой совестью сказать, что все сделал искренне, — благодарил: и за молоко, и за наставления, и за помощь и пятился к двери, потому что волк упорно и с силой тянул его за куртку на улицу. Только и успел, что схватить со стола котомочку, полученную от Мирены. Хозяйка с усмешкой посмотрела на них и обернулась кошкой, вспрыгнула на стол и продолжила свое дело.
Стащив человека с крыльца, волк выплюнул его куртку и осклабился:
— Совсем ты, Алек, с ума съехал, — констатировал он.
— Что так? Что ты вообще пристал? Я сам что ли не знаю…
— В том и беда, что не знаешь! Это ты, милый, у себя в Москве можешь так себя вести. Или ты там со всеми так разговариваешь: ни спасибо, ни здрасьте — стоит, улыбается, пялится на девицу. Никакого вежества, ей-богу! Что за люди! Вот раньше бывало.
— Все, завёл! Нормальная девица, и не пялился я на неё вовсе.
Волк хрюкнул, совсем как Иваныч вчерашним утром, и повернулся к спутнику хвостом:
— Залезай давай. И за холку не щипи, никакой шерсти на вас, людей, не напасёшься! Домой поедем — держись крепче. Зеркальце не потерял?
Волк смирно дождался, пока Алек перепроверит все вещички, придирчиво проконтролировал, куда человек спрячет свои драгоценности и только потом допустил к себе на спину.
— С вами скоро в ездовые собаки впору переквалифицироваться, — проворчал он. Чувствовалось, что ему самому этот квест с прыжками по лесу никакого удовольствия не сулит. Но делать было нечего. Дорога обратно началась.