Врата Полуночи

Глава 14 Алек пытается не верить, но получается не очень хорошо

— Обернуться я не могу, — пояснял задумчиво Иваныч все еще не пришедшему в себя журналисту. Хотя, ну как «не пришедшему» — невнятно помыкивать в ответ на слова он вполне мог. А то, что разум отказывался принимать действительность… ну и не проблема, дело наживное. — А ты колдовать не можешь. И не научу я тебя. Поэтому надо нам что-то придумать. По части «думать» ты как? Поняяятно.

Понятно Иванычу было только одно: толку от московского гостя было чуть. А ведь он чуял, что добром это не закончится. И чуял, и Мирену предупреждал. Не послушала. Теперь вот и сама неизвестно где, жива была бы, и этот вот. гость московский, принесла его нелегкая в недобрый час.

— А скажи-ка ты мне, добрый молодец, как так получилось, что привёл ты в наш дом беду? — высокопарно спросил он.

— Какую беду? — обречённо спросил Алек, отойдя от первого потрясения.

— Какую. Такую вот! Мирка-то где?

— На кухне, завтрак они готовили.

— На кухне, — ехидно передразнил волк. — Не Мирка там. Оборотень-подменыш. В дом в полночь проник. А Мирка-то и не знала. Сам-то ты не заметил, что не хозяйка тебя утром встречает? Ласковые они, любви добиваются, а потом высосут из тебя всю кровь и душу. А жертва их и рада, сама в сети идёт. Сопротивляться-то и правда им сложно, но не все под чары попадают, можно и избежать. Главное, не есть и не пить ничего из их рук. Твои-то уж под чарами, дааааа. А тебе, помеченный, Баюшка не дала… Спасать надо Мирку-то. Слышь, герой? Спасать, говорю, надо. Ты как, готов?

Многое вдруг стало понятно Алеку: и взгляды эти нежные, и влюблённость — неожиданная и такая яркая, неестественная и эмоциональная.

— О, дошло, — констатировал волк, бесцеремонно уставившись на журналиста.

— Делать что надо? — угрюмо спросил Алек.

— Сами мы ничего не сделаем. К Магде надо ехать. Она подскажет.

— К какой Магде?.. — испуганно переспросил Алек. Готовился он к своим программам сам, не доверял никому эти моменты и точно помнил, что Мирена стала директором после смерти прежней хозяйки, Магдалены Степановны. В голове тут же пронеслись обрывки всем известных и давно поднадоевших историй про бабу-ягу, охраняющую край света, тьфу ты, границ мира мертвых, напоить-накормить и в баньку, конь на обед… нет, это из друго сказки.

— К какой. к такой, — съехидничал волк и зевнул. — К старшей Яге. Сказки помнишь? «Не знаю, чем помочь тебе, добрый молодец, а ступай-ка ты к моей старшей сестре, она тебе дорогу укажет, как Марью-Моревну одолеть подскажет».

— Там спасали, — поправил Алек.

— Чего? — не понял оборотень.

— В сказке Марью Моревну прекрасную королевну спасали, а не одолеть надо было.

— Во, и я про то. Кто ж смерть спасает? Сами все с ног на голову перевернёте, а потом жалуетесь.

— Я не жаловался, — почему-то уточнил Алек, дивясь, что все еще этот абсурдный диалог поддерживает. — Так к какой Магде?

— К тётке Миркиной, к старшей Яге.

— Через печь? Через мост калиновый? Через калитку? Или как у вас этот мир попадают по правилам?

— Он больной? Точно не ел и не пил ничего? — спросил волк у кошки, правда, ответа не дождался и повернулся к человеку: — Какой мир-то? В лес нам надо, на заимке она там живет. И через печку не полезу я — увидят нас. Эта твоя тень и увидит. Она пока в доме — силу имеет, много может. Много, да не все. Но рисковать не будем. Через калитку — ну, она не увидит, может, а люди? Вой как по деревне поднимут, не пройти. А через мост нам не надо, там другие дорожки, не для тебя, уж не серчай, добрый молодец. И сразу говорю — давай без этих выкрутасов. Сказали тебе «в печку» — пошёл к печке и полез, скажу «прыгай» — прыгай. А то опять начнёшь эти свои квесты со стонами «Ой, прости меня, волчик, я не хотел, просто не удержался!». Съем. Понял?

Волк повёл ушами — прислушался.

— Алек, — крикнула с крыльца Ольга, — ты тут?

На утренней пустой улице звуки разносились хорошо, слышно было даже, как помощница переминается на холодных половицах крыльца. Ольга позвала его еще раз, потом еще — громче и настойчивее — и вернулась в дом.

— Искать пойдёт, точно тебе говорю. Не отпустят они тебя, Лёха.

— Ладно. Куда к Магде этой идти? Как ее найти?

— Да я довезу. Садись, парень, садись, — волк осклабился и лёг на смятую траву.

Алек и рад был бы рассказать потом про дорогу, в свойственной ему манере описать и поле, и лес, только промелькнуло это все словно мимо, словно во сне. Хвост волчары будто стирал все, что проносилось мимо, и мчался волк с такой скоростью, что легко составил бы конкуренцию автомобилю. Поле, речушка, лес — все это мелькнуло и пропало в дымке. Волк нёсся без дорог и троп по густому ельнику, по чавкающему под его мощными лапами болоту, через овраги и перелески. Остановился он только один раз, раздумывая, куда свернуть; выбрал и понёсся дальше. Направление Алек уже давно утратил, цеплялся за шерсть и молился. Чего ему хотелось больше — чтобы безумная дорога уже закончилась или не свалиться, он сам уже не совсем понимал.

Наконец, волк снизил скорость, с бега перешёл на трусцу, а вскоре показался и низенький домишко у самого края полянки.

Волк потряс серой башкой и одернулся к седоку:

— Приехали. Слезай давай. Тощий, а тяжёлый ты какой! Через полянку сам дойдешь, не развалишься, — бесцеремонно заявил он, вывалил язык наружу как самая настоящая псина и задышал шумно.

— А чего я скажу? — поинтересовался Алек, шагая по поляне и мысленно проклиная все и вся. Травка, такая нежная и шелковистая на вид, кое-где доходила ему до колена, стебли — тонкие, но упругие и мощные, не собирались сминаться под его ногами, сопротивлялись до последнего, затрудняя движение.

— Даааа, эт тебе не по газонам шастать… — констатировал волк. — Ну, как есть скажешь. Врать не советую. Не поймут.

— А как есть-то? Мирена пропала? Так я ее видел. Слушай, — остановился вдруг Алек, с подозрением глядя на волка. — А ты, часом, не решил ли меня сюда специально заманить? А? На обед себе? Мира дома. Ну, ведет себя немного. вольно. Ну и что? Может, я ей понравился? Она одинокая, молодая, я тоже не намного старше. На кухне она была, завтрак готовила. Для меня. Так, никуда я не пойду, вези меня обратно.

— Спасёшь мне девку — хоть до Москвы твоей окаянной довезу. Иди давай. Заманивают его, — ворчал волк, подталкивая Алека в спину, — нужен ты очень. Вообще-то, нужен, конечно. Я-то оборотень, да и староват уже. А тут молодой требуется. Герой. Понимаешь? Ну, стучи давай.

И Алек постучал. Правда, на стук никто не отозвался. Зато, как в плохом детективе, дверь приотворилась. На маааааленькую такую щёлочку.

Алек заглянул внутрь, осмелел и открыл дверь.

Помещение в избе оказалось одно. Большая и просторная комната сплошь почти была увешена травами и связками грибов, даже на белоснежной стенке печи висели травяные веники засохшими головками цветов вниз. Посреди стоял стол, заваленный посудой и загаженный донельзя. Колбочками и горшочками были вставлены даже подоконники — шторок, даже самых простых, не было и вид открывался специфический. Среди этого разнообразия посуды выделялись только диковинные цветы, похожие на орхидеи, но в несколько раз крупнее привычных, и цветок на стебле рос один. Окна были закупорены наглухо, в печке что-то надрывно булькало и пыхтело.

— Оооой, Магда, беда у нас, — завыл протиснувшийся за ним волк. — Мирка-то пропала, помоги что ли!

Алек вздрогнул от неожиданности — не ждал, что оборотень и так может, не хуже старушки-кликуши причитать, да еще и с такими интонациями… специфическими…

— Магдааааа, — продолжал надрываться волк, подвывая, —

Мааааагдаааааааа! Покажиииись!

— А я возвращаюсь, думаю, совсем ума лишилась, дверь не подперла. А тут ты безобразишь! — рявкнуло у двери, и Алек обернулся.

Статная, рыжеволосая женщина — старухой назвать ее язык не поворачивался — в старенькой, еще советского пошива, штормовке, грязных джинсах и заляпанных коровьими лепешками калошах стояла на пороге с банкой молока, заботливо прикрытой марлечкой.

— Да еще и привёл с собой кого-то. Ай, бестыдник! Сколько просила — уймись, а? Дай покою! Нет, опять тащит. Вот съем его, костей не оставлю — будешь знать!

— Магдааааааа, — не обращая внимания на суровую отповедь, завыл Иваныч: — Магдааааааааа! Помоги. Потом ешь, колдуй, потом что хошь делай. Беда у нас!

— Здрасьте, — добавил Алек.

— И вам, — подозрительно оглядывая гостя, отозвалась хозяйка. Поставила молоко на лавку, сняла косынку и спросила: — Ну, что случилось-то? С Мирой что?

Алек беспомощно оглянулся на подвывающего, упивающегося горем оборотня, и кивнул.

— Иваныч вот говорит, оборотиться не может. И с Миреной, наверное, не все ладно. Мы как из леса пришли, она совсем другая утром стала. И еще.

— Ты, говоришь, журналист?

— Я — да, ведущий, у меня свой канал, посвящённый сверхъестественному. Но я вам не говорил, что журналист.

— А мне и говорить не надо, я и так все знаю. С Мирой-то что? Ты мне внятно расскажи, по-порядку, а то, судя по твоему рассказу, не журналист ты совсем.

— Если бы я сам понимал — рассказал бы понятнее, — обиделся Алек. — Держите тут за дурака.

— А ты и есть дурак, — равнодушно бросила Магда и посмотрела на него Мирениными глазами, зелёными, как спелый крыжовник в августе. — И не обижайся, ничего тут нет такого обидного. Он вот оборотень, я — яга, а ты дурак. Царевичем станешь, если испытание пройдёшь.

— Мне не надо царевичем. Мне надо Мирене помочь, если она в беду попала. А Иваныч говорит — попала. Говорит, только вы ее спасти можете.

— Садись и рассказывай.

— Утром…

— Ты с полуночи начни, сынок. И подробно все расскажи. Все-все.

Алек рассказывал, Иваныч, перебравшийся поближе, подвывал, подтверждая: так все и было, Магда, не сомневайся. А Магда уже и не сомневалась. Дело-то принимало совсем скверный оборот.