Восходоземье. Великий турнир (СИ)

Глава 18

Места уже были заполнены в тронном зале, поскольку с минуты на минуту начинался суд. Так заговорщики называли действо, в ходе которого собирались лишить законную королеву власти, а ее детей — прав на престолонаследование. Треть знатных фамилий франского королевства, будто слетевшиеся голодные стервятники, прибыли, чтобы понаблюдать за крахом Медины. А их авангардом, конечно же, выступали обиженные Карфы. Их род представлял глава фамилии, лорд Логнус Карф – поразительно неприятный человек. Причем, неприятность касалась как его внешности, так и манеры общения. Ехидно улыбаясь, он осматривал собравшихся гостей своими крохотными крысиными глазками. Безусловно, он приложил немало усилий, чтобы суд состоялся, и сейчас он был, пожалуй, одним из самых довольных людей. Естественно, после Костакула, что намеренно расположился по правую сторону от пустого трона и отпускал надменные взгляды. Он чувствовал себя победителем, который вот-вот должен был получить долгожданную награду, а затем по окончании собрания торжественно занять королевский трон. Еще одним ярко-выделявшимся неприятным типом среди «сливок общества» по праву можно было считать главного понтифика, старика Делия, бессовестно присвоившего себе прозвище «Блаженный». Разумеется, из блаженного в лицемерном подлеце было только прозвище, а сам он прослыл недалеким религиозным фанатиком, которого Танару время от времени приходилось ставить на место. Делий даже на полном серьезе предлагал Костакулу провести суд над Мединой в храме восьмиконечной звезды, а потом показательно сжечь королеву заживо на городской площади. Четвертым главным зачинщиком являлся городской управляющий, который сидел поодаль от всех и составлял повестку заседания. Какие-либо значимые военные фигуры не присутствовали, поскольку часть из них подверглась репрессиям, другая часть скрывалась, а третьи, дабы не примыкать к заговорщикам и не становиться их жертвами, все еще придерживались нейтральной позиции.

Суд начался со вступительной проповеди понтифика и показательно прочитанной всеми присутствующими молитвы о любви и сострадании. Возник такой нравственный парадокс, при котором с таким же успехом убийца издевался бы над своей жертвой, попутно прося прощения в содеянном.

Тем не менее, двери распахнулись, и в накрытую полумраком комнату завели королеву, которую взглядом проводили к центру комнаты под колкие смешки. Ей не предоставили парадного платья, как того требовали судебные нормы, в соответствии с которыми представители высших сословий имели право на достойный внешний вид во время суда. Вместо этого ее нарядили в подпоясанную крестьянскую рубаху, которая висела мешком на прекрасной фигуре Медины. Таким образом, организаторы суда пытались высмеять ее даннское происхождение. На шее, ногах и руках королевы висели скрепленные между собой цепями браслеты, под которыми виднелись покраснения на коже от железяк, что тянули к земле. Более того, Медина, за исключением нескольких стражников, была единственной из присутствовавших в зале, кто стоял. Еще одно унизительно неудобство, устроенное стервятниками.

Нынешний шабаш напомнил Медине похожий эпизод из прошлого. Она вспоминала, как, приехав впервые в Октоград в юном возрасте, ощутила на себе концентрацию негатива окружающих. Иноверная дикарка, чужачка, белая ворона. Изо дня в день, из года в год, она целенаправленно преодолевала трудности в виде тайных насмешек дворянства, терпела унижения от религиозных фанатиков, боролась с прохладным отношением народа к ней. Благодаря силе воли и поддержке Танара, долгие годы каждодневной войны принесли свои плоды, и даннская красавица одержала победу в этой незримой битве интриг, сразив одних, дискредитировав других и сделав союзниками третьих. Но теперь тучи вновь сгустились над королевой. Сгустились более скорбными тонами, чем ранее. Льстивые змеи показали истинную сущность, а на кону стояли жизнь и честь королевы.

– Хорошо, что приказали ее помыть да одеть в чистое, – произнес Логнус Карф, чем спровоцировал в зале животный смех, – а то пришлось бы вдыхать дикий характер данна.

— Такую богомерзкую грешницу, как эта, ни одна вода не очистит, – подхватил Делий Блаженный, повторив успех лорда. – Разве что огонь.

– Предлагаю начать, — словно тост, произнес радостный Костакул. Сейчас ему особенно не хватало хрустального бокала, в который он бы со звоном просигналил гостям. — Мы чтим законы и уважаем право каждого на защиту в суде. Даже, если перед нами предстает столь опасная преступница. Франы всегда следуют многовековым традициям, которые говорят нам любить ближних, карать врагов и воздавать по преступникам по их заслугам. И чтоб доказать благость наших намерений, мы любезно согласились вершить правосудие вместе с дорогими гостями из Цитадели.

Десяток моллов приподнялись со скамьи и поклонились, а из зала донеслись приветственные аплодисменты. Управляющий взмахом пера сделал несколько заметок в толстой книге.

– Медина из династии Оклегерианов! – обратился к пленнице Костакул, – Мы, народ франов, по-братски предоставили тебе когда-то кров и поделились с тобой хлебом. И мы всегда поддерживали тебя в самые трудные минуты. Но на нашу бескорыстную заботу ты предпочла ответить подлым предательством, сведя с ума нашего великого короля. Сначала ты его уговорила отдать пустынникам наши земли. А потом ты принудила короля участвовать в смертельном турнире. Ты даже вызвалась лично сопроводить его к Цитадели, дабы своим змеиным языком нашептывать ему по пути губительные речи. А сейчас ты вернулась обратно, чтобы окончательно посеять смуту среди нас. Достопочтенный лорд Карф свидетель, я свидетель, Творец свидетель твоих страшных козней.

Пламенная речь Костакула впечатлила собравшихся, заставив их злобно выкрикивать оскорбления в адрес королевы.

– Ведьма, посланная тьмой, — крикнул понтифик, тыча толстым указательным пальцем в сторону узницы и еще больше провоцируя зрителей.

— Я никого не подговаривала.

Медина попробовала оправдаться, на что дворяне зашипели пуще прежнего. Перекрикивая, они лишали обвиняемую всякой возможности обосновать свою позицию и доказать отсутствие вины.

-- Мы сейчас начнем долгий и тщательный процесс разбирательства. Но во избежание твоего позора и траты своего времени мы даем тебе шанс во всем сознаться лично, преступница! – предложил младший брат короля. – Сознаешься ли ты в содеянном?

Медина почувствовала, как нечто страшное подступало к ее горлу. Против ее собственной воли. На миг она представила себя свирепым, огнедышащим драконом из Дандбурбской Аллеи, изрыгающим пламя. Только вместо пламени была ненависть. Долгие годы она накапливалась, росла в ранимой душе Медины, пытавшейся бороться со слабостью, а теперь грозилась стремительным потоком выплеснуться наружу.

– Сознаюсь, – спокойно ответила пленница.

В зале поднялся одобрительный гул ликовавшей знати, а Костакул и лорд Карф поздравили друг друга довольными взглядами.

– Сознаюсь! Но не в том, что подлый Костакул выплюнул из своих мерзких уст, – с презрительным спокойствием продолжила Медина, заставив затихнуть ошеломленную публику. Ее горячая даннская кровь вскипела, заявив о себе. Она не сотрясала воздух гневными криками, поскольку наполненные искренней ненавистью монотонные слова говорили громче всего. – Сознаюсь в том, что вы все сейчас умрете!

Такой ответ не устроил разозленного Костакула, и он приказал стражникам схватить Медину под руки. Но вместо этого, стражники закрыли изнутри все три выхода из зала и приготовились оборонять запертые двери. А приглашенные «гости из Цитадели», вытащив из-под своих длинных одежд кинжалы, развязали массовую резню франской знати. Пожалуй, самые жестокие битвы позавидовали бы той беспощадной сцене, которая развернулась в тронном зале. Просторная комната сотрясалась от визга жертв, которым вспарывали животы, перерезали глотки, выковыривали печень, отрывали уши и языки. Убийцы не щадили никого. Они хладнокровно орудовали острыми лезвиями, пуская по полу кровь. Никому не удавалось вырваться из захлопнувшейся ловушки. Надменность дворян сменилась ужасом. Мясники поочередно их хватали, а затем призывали к ответу. Кто-то удостаивался быстрой смерти, а кого-то намеренно мучили. Например, четырех заговорщиков. Так, Делию переломали дубиной все кости. Карфа разорвали на четыре части, растянув веревками. Управляющему накинули мешок на голову, из-за чего тот медленно задыхался от нехватки кислорода. Особенно страшная участь постигла Костакула, плоть которого порезали на куски в буквальном смысле. Сперва палачи силой залили франу в глотку Бодрящий Экстракт, дабы он не потерял сознание. Они начали с его пальцев, затем отрезали ступни с ладонями, затем линия разделения прошла по коленным и локтевым суставам, а позже убийцы добрались до тазобедренных суставов и плеч. Еще пребывавший в сознании Костакул умолял о смерти, на что ему любезно ответили отрезанием головы, закончив муки.

Спустя час кровавая драма окончилась. По комнате прокатывались последние тихие всхлипы захлебывавшихся кровью лежащих дворян, а в воздухе отчетливо ощущался запах свежего мяса. Медину, которую все это время оберегали несколько переодетых в стражников убийц, успели освободить от железных оков, и она устало побрела в сторону трона, чтобы отдохнуть. Как только она села, то перед ней распластался весь тронный зал, наполненный бездыханными телами. Не брезгуя, она рассматривала каждого убиенного.

«Фамилия Кинкудов. Вы присягали Танару, когда его короновали, а мне клялись в верности на последнем балу. Фамилия Бостов. Вы в мою честь устраивали рыцарские турниры. Фамилия Палланов. С девушками из вашего рода я дружила, делясь секретами. Вы все предали нас с Танаром!» – королева помнила каждую фамилию предателей. Она произносила их имена, словно обращаясь к ним. К безжизненным мужчинам и женщинам, чья густая кровь застелила черно-белый шахматный пол. Медина прекрасно понимала, что эти люди были лжецами и лицемерами, но она никогда не ожидала от них столь предательского отношения к своей персоне и, тем более, к ее супругу. Радость победы над врагами отсутствовала, уступая подавленности. Так же, как отсутствовала надежда с остатками женской наивности, что навсегда умерли в тронном зале вместе с заговорщиками.

– Фу, ну и вонь же здесь. – Незаметно для Медины в зал вошел Эллеб. Осторожно переступая через лужи крови и прикрывая платком лицо, он направлялся к трону, чтоб вручить освобожденной пленнице пышную красную розу.

– Поздравляю с успехом! Признаться, такую коронацию я наблюдаю впервые, – воскликнул Эллеб. – Недаром в шахматах королева – самая могущественная фигура. Перебила всех пешек. Этих предателей и трусов.

– Выиграно сражение, но не война. – Скептически отнеслась к поздравлениям Медина.

Принцу понравился настрой полной серьезной решимости королевы, и он посмотрел на нее, как ученик смотрит на своего учителя. Но что-то его в ней все равно смущало.

– Всю жизнь я презирала своих предков, ненавидела их за жестокость, злобу и деспотию, что они несли сквозь века. Я не хотела быть их частью. Особенно сильно я возненавидела свой род после того, как отец против моей воли отправил меня сюда для решения своих государственных проблем. И вот теперь кровь взяла свое, а я сама стала такой же тиранкой.

– Прошлое можно любить или ненавидеть, но его всегда необходимо признавать. Наши предки давно стали историей, прошлым. По себе они оставили нам в наследство славу, королевств и сотни тысяч зависимых от нашей воли жизней. Согласитесь, не самый плохой дар. – Эллеб хотел убедить собеседницу в обратном. – Жестокость и деспотизм – побочные явления, другая сторона одной медали. Хотя кто знает, возможно, без проявления этих качеств они не смогли в свое время стать теми, кем они стали. Кто знает? Возможно, наш миропорядок – плод минувшей жестокости.

– Ваше Высочество, – обратилась опечаленная королева к Эллебу, указывая на мертвых. – Вот истинные плоды жестокости. Что это чувство может породить, кроме смерти и разрухи?

Эллеб всматривался в окровавленное лицо погибшей молодой дворянки, которое уже успело посинеть. В ее широко раскрытых пустых глазах навсегда застыли ужас вперемешку с болью.

– Не имею представления, Ваше Величество, что может породить это чувство. Я, конечно, не правитель, однако точно уверен, что жестокость для власти также необходима, как милосердие. Король может строить театры, вести войны, устраивать праздники для своего народа, но что по-настоящему делает его королем, так это жестокость с милосердием. В итоге все сводится к двум ключевым действиям: наказании непослушных и награждении верных. Тот из правителей, который наиболее тонко чувствует грань между этими двумя процедурами, который умеет грамотно разделить своих подчиненных на два лагеря, тот наиболее мудр. Одним – стрелы, другим – оливковую ветвь. Не гнетите себя зря. Вы поступили верно. Вы поступили, как требовалось.

– У них остались родственники. Зная франов, они наверняка будут мстить. Тем более, иноземке. – Королева резко перевела разговор, и принцу пришлось маневрировать.

– Против Вас восстало около трети всех дворянских фамилий. Остальные за Вас. Армия за Вас. – Подбодрил Эллеб. – А с родственниками можно в любой момент справиться.

– Так же, как с ними?

– Так же, как с ними. Помните! Одним – стрелы, другим…

Принц вручил Медине розу подобно тому, как истинные рыцари одаривают вниманием своих избранниц на турнирах. Затем молл направился к выходу.

– Что с Вашей просьбой? – спросила напоследок королева.

– Граф Себастьян Монтек – мой доверенный помощник. Он с Вами свяжется. – Довольный благонадежностью Медины, принц поделился сдержанной улыбкой. Он учтиво поклонился в последний раз и миновал широкие двери, встретив там Бакдуса. Рыцарь уверено шагал в направлении трона, звеня железными пластинами доспеха.

– Ваше Величество, – обратился он, – какие приказания?

– Собирайте войско, – скомандовала королева, – нам предстоит потрудиться.

Бакдус покорно поклонился и без лишних вопросов последовал исполнить монаршую волю. Что касается бывшей пленницы, то ее в присутствии остальной знати официально признали регентом малолетнего Бернарда, которого Плимий доставил в столицу вместе с Тессой спустя несколько дней. Со вступлением Медины в законные права вскоре начались зачистки примкнувших к Костакулу родов, которым подверглись все их члены. В течение нескольких недель происходили масштабные изгнания и казни. Отобранные дворянские земли передавались в пользу командующих армии и других фамилий, оставшихся лояльными короне. Замки вельмож, оказывавших малейшее сопротивление, сжигали. Во многих городах франского королевства вверх к небесам поднимались клубы черного дыма возмездия. Таковой оказалась плата за попытку переворота. Таковой оказалась плата за неповиновение огненной королеве.