На следующее утро я проснулся с ощущением, что нужно немного отвлечься от чертежей и технических расчётов. Голова была забита цифрами, схемами паровых машин и пневматических систем — пора было проветриться.
— Захар, — сказал я, спускаясь к завтраку, — сегодня просто прогуляемся по городу. Посмотрим, что да как.
— Слушаюсь, Егор Андреевич, — кивнул он, явно довольный перспективой размяться после вчерашнего сидения в кузнице.
Маша ещё спала, а бабушка с няней Агафьей уже были на кухне, давая во всем деловые советы Матрёне. Я быстро позавтракал, оделся потеплее — мороз на улице крепчал — и мы с Захаром вышли.
Тула встретила нас морозным, но ясным днём. Солнце сверкало на снегу, от дыхания шёл пар, но воздух был чистый, бодрящий. Мы не спеша шли по улицам, я разглядывал лавки, здания, людей. Город жил своей размеренной жизнью — торговцы зазывали покупателей, извозчики предлагали свои услуги, где-то вдали звонили церковные колокола.
Мы свернули на соседнюю улицу, когда я услышал знакомый голос:
— Егор Андреевич! Какая встреча!
Я обернулся и увидел высокого сухощавого мужчину в дорогой шубе с седой бородой — барон Сергей Михайлович Строганов собственной персоной. Он шёл нам навстречу, широко улыбаясь.
— Сергей Михайлович! — ответил я, останавливаясь. — Не ожидал вас здесь встретить!
Он подошёл ближе, протянул мне руку:
— Да я вот по делам заехал в Тулу на пару дней. Как раз думал, не навестить ли вас, съездив в Уваровку, а тут — судьба сама свела! Как дела? Как супруга?
— Спасибо, всё хорошо, — ответил я. — Мария Фоминична отдыхает, врач велел поберечься перед родами.
— Понимаю, понимаю, — закивал барон. — А вы куда направляетесь? Может, составите мне компанию? По чашечке чая выпьем, поговорим?
Я подумал. Почему бы и нет? День свободный, дела могут подождать.
— С удовольствием, Сергей Михайлович, — согласился я.
— Отлично! — обрадовался барон. — Вон там постоялый двор, где я остановился. Пойдёмте.
Мы направились к знакомому мне зданию — тому самому постоялому двору, где я останавливался в первый свой приезд в Тулу. Хозяин — Семён Петрович — стоял у входа, зазывая постояльцев. Увидев меня, его лицо расплылось в улыбке:
— Егор Андреевич! Какими судьбами? Заходите, заходите!
— Здравствуй, Семён Петрович, — поздоровался я. — Вот, с бароном Строгановым по делам.
Хозяин поклонился барону, потом многозначительно посмотрел на меня и кивнул в сторону. Я понял — он предлагал отдельную комнату для разговора. Я едва заметно кивнул в ответ.
— Проходите, господа, — засуетился Семён Петрович. — Сейчас всё устрою!
Мы вошли внутрь. В общем зале было довольно людно — несколько купцов за столами, пара военных, группа мещан. Пахло щами, жареным мясом и хлебным вином.
— Захар, оставайся здесь, — сказал я. — Закажи себе что-нибудь, отдохни.
— Слушаюсь, Егор Андреевич, — кивнул он, усаживаясь за свободный стол поближе к печи.
Семён Петрович провёл нас через узкий коридор в небольшую, но уютную комнату с круглым столом, двумя креслами и маленьким окошком, выходящим во двор. Здесь было тихо, тепло и уединённо — идеальное место для серьёзного разговора.
— Что подать, господа? — спросил хозяин.
— Чаю, — сказал я. — И пирогов, если есть свежие.
— С капустой, с мясом, с яблоками — всё свежее, с утра пекли! — заверил Семён Петрович. — Сейчас принесу!
Он вышел, прикрыв за собой дверь. Мы, сняв верхнюю одежду, уселись за стол друг напротив друга.
— Ну что, Егор Андреевич, — начал Строганов, вешая шубу на спинку кресла, — рад, что мы встретились. Хотел с вами поговорить, да всё случая не было.
— Слушаю вас, Сергей Михайлович, — ответил я, устраиваясь поудобнее.
В дверь постучали — вошёл Семён Петрович с подносом, на котором дымился самовар, стояли кружки и лежала гора пирогов. Он быстро всё расставил на столе, поклонился и вышел.
Я налил чай себе и барону. Мы отпили по глотку, и Строганов заговорил:
— Егор Андреевич, я понимаю, что вы человек занятой. Дел у вас по горло — и завод, и свои проекты, и семья. Но всё же хочу ещё раз предложить вам свой вариант.
Я кивнул, слушая.
— У меня на Урале заводы — железоделательные, медеплавильные. Работают они уже много лет, приносят доход. Но, — он вздохнул, — с каждым годом дела идут всё хуже. Качество металла падает, выход продукции снижается, затраты растут. Конкуренты наступают на пятки, особенно англичане со своим чугуном и сталью.
— Понимаю вашу проблему, — сказал я. — Технология выплавки устаревает, новые методы не внедряются.
— Именно! — воодушевился барон. — Вот вы понимаете! Я слышал о ваших достижениях — паровые машины, пневматические системы, новые методы обработки металла. Если бы вы приехали на мои заводы, показали, научили, внедрили новое — я бы щедро заплатил! Очень щедро!
Я отпил ещё глоток чая, взял пирог с капустой, откусил. Строганов ждал, не сводя с меня напряжённого взгляда.
— Сергей Михайлович, — начал я, прожевав и проглотив, — я ценю ваше предложение. Действительно ценю. Но сейчас я не могу к вам поехать.
Его лицо вытянулось:
— Почему? Деньги? Я готов заплатить любую сумму!
— Дело не в деньгах, — покачал я головой. — У меня здесь, в Туле, несколько больших проектов, которые я никак не могу бросить. Работа на заводе, производство эфира, организация клиники — всё это требует моего постоянного присутствия и контроля, особенно на начальных этапах.
Барон хотел возразить, но я продолжил:
— Но даже если бы я мог — всё равно не поехал бы. Моей жене скоро рожать, Сергей Михайлович. Я не хочу её оставлять в такой момент. Это важнее любых денег и любых проектов.
Строганов откинулся на спинку кресла, его лицо осунулось. Он молчал, переваривая мои слова. Я видел, что он по-настоящему расстроен — видимо, очень рассчитывал на мою помощь.
Мне стало его жаль. Да, у меня нет возможности поехать на Урал, но это не значит, что я не могу помочь иначе.
— Сергей Михайлович, — сказал я мягче, — я не могу приехать лично. Но могу дать вам рекомендации, которые помогут улучшить дело прямо сейчас. Если хотите, конечно.
Он поднял взгляд, в его глазах мелькнула надежда:
— Рекомендации? Какие?
Я наклонился вперёд, посмотрев на собеседника:
— Расскажите мне подробнее о ваших заводах. Как устроена выплавка? Какие печи используете? Как готовите руду?
Барон оживился и начал рассказывать. Оказалось, что на его заводах использовались доменные печи старого образца — высокие, с плохой теплоизоляцией, работающие на древесном угле. Руду дробили вручную, обогащали примитивно — просто промывали водой, удаляя лёгкие примеси. Выход чугуна был низкий, качество — посредственное.
Я слушал внимательно, задавая уточняющие вопросы. Постепенно в моей голове складывалась картина проблем и возможных решений.
— Так, — сказал я, когда барон закончил рассказ, — с ваших слов, вижу, что проблем несколько. Первая — подготовка руды. Вы просто моете её, но этого недостаточно. Руда содержит не только железо, но и кучу примесей — серу, фосфор, кремний. Они попадают в металл, ухудшают его качество.
— И что делать? — спросил Строганов, готовый впитывать каждое моё слово.
— Нужно прокаливать руду перед плавкой, — объяснил я. — Руду дробят, насыпают в печь слоями с известняком и нагревают до высокой температуры, но не плавят. При нагреве выгорают лишние примеси — сера уходит в виде газа, органика сгорает. Известняк связывает оставшиеся примеси в шлак, который потом легко отделить.
Строганов хмурился, пытаясь вникнуть:
— Прокаливать… С известняком… А это точно работает?
— Абсолютно, — заверил я. — Этот метод называется обжиг руды. После обжига руда становится более чистой, выход металла повышается, а качество улучшается. Плюс, прокалённая руда легче плавится — требуется меньше топлива.
Барон начал что-то записывать на салфетке, но я остановил его:
— Подождите, Сергей Михайлович. Сейчас попросим у хозяина нормальную бумагу и перо. Так вы всё забудете.
Я вышел в коридор, позвал Семёна Петровича:
— Семён Петрович, есть у тебя бумага и перо? Нужно кое-что записать.
— Есть, Егор Андреевич, сейчас принесу! — он поспешил прочь и вернулся через минуту с несколькими листами бумаги, пером и чернильницей.
Я вернулся в комнату, разложил всё на столе. Строганов уже сидел наготове.
— Так, — начал я, — записывайте. Первое — обжиг руды. Руду дробят на куски размером с кулак, не больше. Смешивают с известняком в пропорции три части руды на одну часть известняка. Складывают в кучу, поджигают снизу дровами или углём. Обжиг идёт несколько часов, пока руда не раскалится докрасна. Потом дают остыть и отправляют в доменную печь.
Строганов быстро записывал, время от времени переспрашивая детали. Я терпеливо объяснял, повторял, уточнял.
— Второе, — продолжал я, — сама доменная печь. У вас, я так понял, старые печи с плохой тягой?
— Да, — кивнул барон. — Дым идёт плохо, часть тепла уходит зря.
— Нужно улучшить конструкцию печи, — сказал я. — Во-первых, увеличить высоту дымовой трубы — чем выше труба, тем сильнее тяга. Во-вторых, утеплить стенки печи — обложить их дополнительным слоем огнеупорного кирпича. Это сохранит тепло внутри, температура будет выше, плавка — быстрее и эффективнее.
Строганов записывал, его глаза горели интересом:
— Ещё что?
— В-третьих, — я взял чистый лист бумаги, начал набрасывать схему, — подача воздуха. Сейчас у вас, наверное, просто мехи, которые вручную или лошадьми качают?
— Да, так и есть, — подтвердил он.
— Это неэффективно, — сказал я. — Воздух подаётся неравномерно, давление скачет, температура в печи нестабильна. Нужно сделать постоянную подачу воздуха — например, от водяного колеса, которое приводит в действие большие меха или вентиляторы. Или ещё лучше — от паровой машины, если есть возможность.
Строганов смотрел на мою схему, качал головой:
— Паровая машина… Это сложно. Но водяное колесо — это возможно. У нас рядом река есть.
— Отлично, — обрадовался я. — Водяное колесо — простое и надёжное решение. Оно будет постоянно крутиться, приводить в действие большие меха или вентиляторы, которые равномерно подают воздух в печь. Температура будет стабильная, высокая — металл будет плавиться лучше, выход увеличится.
Я продолжал рисовать и объяснять. Строганов слушал, не отрываясь, записывал каждое слово. Я рассказывал о важности контроля температуры, о том, как правильно загружать шахту — смесь руды, угля и флюсов, о том, как следить за процессом плавки по цвету пламени и консистенции шлака.
— Четвёртое, — сказал я, — качество угля. Древесный уголь должен быть хорошо прожжённым, сухим, без примесей. Если уголь сырой или плохо прожжённый — он горит хуже, даёт меньше тепла, засоряет металл золой и смолами.
— Как проверить качество угля? — спросил барон.
— Хороший уголь — лёгкий, звонкий, — объяснил я. — Если стукнуть два куска друг о друга — они издают чистый металлический звук. Плохой уголь — тяжёлый, глухой, крошится. Ещё один способ — бросить кусок угля в воду. Хороший уголь не тонет или тонет медленно, плохой — сразу идёт ко дну.
Строганов кивал, записывая:
— Понятно. Ещё что?
— Пятое, — я задумался, вспоминая, что ещё может помочь, — шлак. Его нужно удалять правильно. Шлак — это отходы плавки, которые всплывают на поверхность жидкого металла. Если его не убирать вовремя — он попадает обратно в металл, ухудшает качество. Нужно делать специальные отверстия в боковых стенках печи на уровне, где скапливается шлак, и периодически выпускать его.
— У нас уже есть такие отверстия, — сказал Строганов.
— Отлично, — кивнул я. — Главное — следить, чтобы они не забивались, и удалять шлак регулярно, не давая ему накапливаться.
Мы ещё долго говорили. Я рассказывал обо всём, что знал о выплавке металла еще из кружков по минералогии в таком далеком XXI веке, адаптируя знания под реалии XIX века. Строганов слушал жадно, переспрашивал, уточнял. Я видел, что он по-настоящему заинтересован, что мои советы для него — не пустые слова, а реальная возможность улучшить своё дело.
Наконец я отодвинулся от стола, потянулся:
— Вот, пожалуй, и всё, что могу посоветовать в общих чертах. Если внедрите хотя бы половину из этого — увидите явные улучшения.
Строганов смотрел на исписанные листы бумаги с благоговением:
— Егор Андреевич, это… это просто бесценно. Я даже не знаю, как вас благодарить.
— Не за что, — отмахнулся я. — Просто попробуйте внедрить. Если будут вопросы — пишите письма, постараюсь ответить.
— А это… — он замялся, — это точно будет работать? Качество металла улучшится?
Я посмотрел ему прямо в глаза, говоря убедительно:
— Сергей Михайлович, я даю вам не теоретические выкладки, а проверенные методы. Обжиг руды, правильная конструкция печи, стабильная подача воздуха, контроль температуры и качества материалов — всё это напрямую влияет на результат. Если сделаете правильно — качество металла улучшится, выход увеличится, затраты снизятся. Гарантирую.
Барон выдохнул с облегчением:
— Спасибо. Я обязательно попробую. Сразу, как вернусь на Урал.
Мы допили чай, поели пироги. Строганов аккуратно сложил исписанные листы, спрятал во внутренний карман кафтана. Мы вышли из комнаты в общий зал. Захар уже допивал свой чай, увидев нас, поднялся.
— Ну что, Егор Андреевич, — сказал барон, протягивая мне руку на прощание, — ещё раз спасибо. Вы мне очень помогли. Если что понадобится — обращайтесь, я в долгу не останусь.
— Всё в порядке, Сергей Михайлович, — ответил я. — Удачи вам с заводами.
Мы попрощались. Барон направился к своему номеру, а мы с Захаром вышли на улицу.
— Ну что, Захар, теперь на завод? — спросил я.
— Как скажете, Егор Андреевич, — кивнул он.
Мы направились к заводу. Город оживал после обеденного перерыва — лавки открывались, на улицах появлялось больше народу. Мы шли не спеша, я обдумывал разговор со Строгановым. Надеюсь, мои советы ему действительно помогут.
Когда мы подошли к заводу, караульный уже узнал меня и просто кивнул, пропуская внутрь. Мы пересекли заводской двор и направились прямиком к реке. Издалека был слышен стук молотков, скрип досок, голоса рабочих.
Картина, открывшаяся мне, была впечатляющей. За время, что я не был здесь, работа продвинулась значительно. Площадка на реке уже практически готова — сваи забиты, укреплены камнями, настил из толстых досок уложен. Вокруг каждой сваи торчали ледорезы — острые конструкции из брёвен, которые должны были разбивать льдины весной. Над площадкой уже начали возводить крышу — деревянный каркас был готов, рабочие крепили доски.
Я не стал отвлекать людей от работы, просто постоял, наблюдая. Григорий был здесь — он стоял на площадке, что-то показывал Василию Кузьмичу, тот кивал, отдавал распоряжения мужикам. Всё шло чётко, организованно.
Удовлетворённо кивнув, я повернулся и направился к токарному цеху. Хотел посмотреть, как там дела с прокладкой труб.
В цехе было шумно — станки работали, мастера что-то обтачивали, шлифовали. По стенам уже была сделана разметка мелом — линии показывали, где будут проложены трубы для пневматической системы. Несколько рабочих измеряли расстояния, отмечали места крепления кронштейнов.
Я прошёлся вдоль разметки, проверяя. Всё было сделано правильно — две основные магистрали вдоль рядов станков, ответвления к каждому станку, места для запорных кранов. Я одобрительно кивнул.
— Егор Андреевич! — услышал я знакомый голос.
Обернулся — ко мне торопливо шёл Семён Кравцов. Лицо его было возбуждённым, глаза горели.
— Семён, — поздоровался я. — Как дела?
— Всё отлично, Егор Андреевич! — он остановился передо мной, тяжело дыша. — Мы тут делаем то, что вы сказали. Григорий нам дал схемы, показал, рассказал.
— Вот и молодцы, — похвалил я. — А скажи-ка, Семён, помнишь, как вы с Митяем и Петькой токарный станок по дереву переделывали под обработку металла?
— Конечно помню, Егор Андреевич! — живо ответил он. — Как забыть такое? Вы нам объясняли, показывали, мы три дня возились, пока не получилось.
— Вот и отлично, — сказал я. — Так вот, Семён, у меня к тебе задание. Ты возьми у Савелия Кузьмича два пневмодвигателя — он их уже сделал, готовые лежат — и начинай делать точно такие же станки, как тот, что мы переделывали. Только не один, а несколько. Два-три штуки для начала.
Семён моргнул, переваривая информацию:
— Делать станки? Самостоятельно?
— Именно, — подтвердил я. — Ты же помнишь конструкцию, помнишь, как всё устроено. Возьми хороших плотников, механиков в помощь, закажи у Савелия все металлические детали — оси, крепления. Сделай станины из дерева, установи всё как надо, подключи пневмодвигатели.
— Но это же… — он замялся, — это же большая ответственность, Егор Андреевич.
— Ты справишься, — твёрдо сказал я. — Ты же видел, как это делается. Плюс, у тебя голова на плечах, руки из правильного места растут. Главное — точность соблюдай, размеры выдерживай. И металл на резцы хороший бери, не экономь. Крепление продумай надёжное, чтоб резец не болтался.
Семён выпрямился, в его глазах загорелся азарт:
— Сделаю, Егор Андреевич! Обязательно сделаю! Когда начинать?
— Прямо сейчас и начинай, — ответил я. — Как раз, пока там, — я махнул рукой в сторону реки, — площадку закончат, и тут, — указал на разметку для трубопровода, — трубы проложат, ты со станками как раз закончишь. Хотя бы один успеешь и всё сойдётся.
— Понял, Егор Андреевич! — воодушевлённо сказал Семён. — Пошёл сразу к Савелию Кузьмичу, заберу двигатели, начну планировать!
Он поспешил прочь, и я улыбнулся, глядя ему вслед. Хорошие мастера из этих ребят вышли — инициативные, толковые, готовые браться за сложные задачи.
— Ну что, Захар, — повернулся я к своему охраннику, — пойдём домой. Тут всё в порядке, не будем мешать.
— Слушаюсь, Егор Андреевич, — кивнул он.
Мы вышли с территории завода и направились домой. День выдался продуктивным — и со Строгановым поговорил, и на заводе всё проверил, и Семёну задание дал. Оставалось только вернуться к Машке, узнать, как у неё дела.
Когда мы подошли к дому, я сразу заметил у крыльца роскошную карету с гербом на дверце. Лакей в ливрее стоял рядом, охраняя экипаж. Я нахмурился — кто бы это мог быть?
— Гости, — констатировал Захар.
— Вижу, — ответил я, проходя по двору.