Утро в новом доме встретило меня непривычной тишиной. В Уваровке жизнь начиналась с петушиного крика и пробуждения деревни, здесь же за окном лишь глухо доносился отдалённый городской шум — звон церковных колоколов, крики торговцев, стук копыт по мёрзлой земле.
Я осторожно встал с кровати, стараясь не разбудить Машеньку. Она спала, укутавшись в одеяло, лицо спокойное, дыхание ровное. Я прикрыл её получше и тихо вышел из комнаты.
Внизу уже хлопотала Матрёна — слышалось шипение на сковороде, запах жареного сала и свежего хлеба. Захар с Никифором сидели на лавке у входа, негромко переговариваясь.
— Доброе утро, Егор Андреевич, — поздоровался Захар, вставая. — Как почивали?
— Хорошо, — кивнул я. — Дом правда тёплый и тихий. Как ночь прошла? Всё спокойно?
— Тихо было, — подтвердил Никифор. — Савелий дежурил, обходил двор. Говорит, никаких подозрительных.
— Отлично, — я прошёл на кухню, где Матрёна переворачивала ломти сала на сковороде.
— Барин, садитесь, сейчас накрою, — засуетилась она. — Каша готова, сало жарю, хлеб свежий с утра испекла.
— Спасибо, Матрёна, — я сел за стол.
— А Мария Фоминична ещё спит?
— Спит еще, — кивнул я. — Пусть отдыхает, ей сейчас силы нужны.
Вскоре к завтраку спустились Ричард и Фома. Мы сели за стол.
— Ну что, мужики, — обратился я к собравшимся, — сегодня день важный. Мне нужно первым делом послать за акушером. Машеньку осмотреть надо, узнать, как она, что с ребёнком.
Ричард кивнул с одобрением:
— Правильное решение. Чем раньше опытный акушер посмотрит, тем лучше.
— Фома, — повернулся я к купцу, — ты вчера говорил, что Иван Дмитриевич оставил адрес лучшего акушера. Где он?
— У Матрёны, — Фома кивнул в сторону женщины. — Она записку хранит.
Матрёна тут же достала из кармана передника сложенный листок:
— Вот, барин. Тут адрес и имя — Пётр Иванович Белов, живёт на Кузнечной улице, дом номер семнадцать.
— Захар, — распорядился я, — как позавтракаем, поедешь за ним. Передай, что Егор Андреевич Воронцов просит его приехать осмотреть жену. Скажи, что дело срочное, заплачу щедро.
— Сделаю, — кивнул Захар. — Сразу после завтрака поеду.
Мы быстро позавтракали. Захар собрался и уехал. Я поднялся наверх — Машенька уже проснулась, сидела на кровати.
— Доброе утро, солнышко, — я подошёл, поцеловал её в щёку. — Как ты?
— Хорошо, — улыбнулась она. — Спала крепко. Дом правда очень уютный.
— Я послал за акушером, — сообщил я. — Тем самым, о котором все хорошо отзываются. Пётр Иванович Белов. Сейчас приедет, осмотрит тебя.
Машенька слегка напряглась:
— А вдруг он скажет, что всё плохо?
— Не скажет, — успокоил я её, обнимая. — Ричард же говорил, что с ребёнком всё в порядке, просто положение неправильное. Акушер посмотрит, скажет, что делать.
Она кивнула, прижимаясь ко мне:
— Хорошо. Я просто боюсь немного.
— Я понимаю, — я погладил её по волосам. — Но всё будет хорошо, обещаю.
Мы спустились вниз. Матрёна сразу засуетилась:
— Барыня, садитесь, покушайте! Вам сейчас хорошо питаться нужно!
Машенька послушно села за стол. Я присоединился к ней, хотя уже позавтракал.
Через час раздался стук в ворота. Савелий открыл, и во двор въехали сани с Захаром и незнакомым мужчиной средних лет. Степенный, в добротной шубе, с кожаным саквояжем в руках.
Я вышел на крыльцо встречать:
— Пётр Иванович?
— Я, — кивнул он, спускаясь с саней. — Вы Егор Андреевич Воронцов?
— Да, — я протянул руку. — Спасибо, что приехали так быстро.
Он пожал мою руку — крепко, уверенно:
— Захар Иванович сказал, что дело срочное. Где пациентка?
— Проходите, — я провёл его в дом.
В гостиной сидела Машенька, Ричард рядом с ней. Акушер поздоровался, представился:
— Пётр Иванович Белов. Давайте посмотрим, как вы там, матушка.
Он осмотрел Машеньку внимательно и тщательно — прощупал живот, послушал сердцебиение ребёнка через специальную деревянную трубку, задал множество вопросов о самочувствии, болях, движениях ребёнка. Ричард стоял рядом, наблюдая с профессиональным интересом.
Наконец Пётр Иванович выпрямился:
— Ну что ж, — сказал он задумчиво, — ребёночек действительно неправильно лежит. Тазовое предлежание, если точно.
— Это опасно? — тихо спросила Маша.
— Может быть опасно при родах, — честно ответил он. — Но не всегда. Во-первых, ещё есть время — ребёнок может перевернуться сам. Такое бывает. Во-вторых, даже если не перевернётся, я принимал роды с тазовым предлежанием много раз. Главное — опыт и правильные действия.
— А что нужно делать? — спросил я.
— Во-первых, — Пётр Иванович повернулся ко мне, — хорошо, что приехали заранее и не затягивали. Кто знает, как ближе к родам дорогу бы перенесла, особенно зимой. Здесь я смогу наблюдать, контролировать состояние. Во-вторых, — он снова посмотрел на Машу, — вам нужен покой. Больше отдыхать, не перенапрягаться, правильно питаться. Никаких тяжестей, никаких резких движений.
— Я буду следить, — заверил я.
— Хорошо, — кивнул акушер. — Я буду навещать раз в неделю, проверять состояние. А когда придёт время родов — я буду здесь, с вами, пока всё не закончится благополучно.
Машенька облегчённо выдохнула:
— Спасибо вам.
Пётр Иванович улыбнулся — впервые за всё время:
— Не за что, матушка. Это моё дело — помогать новой жизни появиться на свет.
Я проводил его в прихожую, там достал кошелёк:
— Сколько я вам должен за осмотр?
— Три рубля, — ответил он.
Я отсчитал пять:
— Возьмите. И ещё вопрос — когда придёт время родов, вы сможете находиться здесь постоянно? День, два, сколько потребуется?
— Смогу, — кивнул он. — Так и сделаем.
— Договорились, — я протянул руку. — Спасибо ещё раз.
Он пожал её и уехал. Я вернулся в гостиную, где Машенька сидела с Ричардом.
— Ну как? — спросила она с надеждой.
— Всё будет хорошо, — заверил я, обнимая её. — Он опытный, знает своё дело. Будет наблюдать за тобой, а когда придёт время — примет роды.
Она прижалась ко мне:
— Мне так легче. Он внушает доверие.
— Мне тоже, — согласился я.
Ричард добавил:
— Да, хороший специалист. Видно, что знает своё дело. С таким акушером можно быть спокойным.
Я посмотрел на часы — уже почти полдень. Нужно было ехать на завод, дела не ждали.
— Машунь, — сказал я, — мне нужно на завод. Дела там важные, генерал Давыдов ждёт. Ты тут отдыхай, Матрёна и Дуняша позаботятся. Ричард рядом, если что.
— Езжай, Егорушка, — кивнула она. — Я тут посижу, отдохну.
Я поднялся наверх, переоделся в более официальную одежду — нужно было соответствовать статусу консультанта тайной канцелярии. Спустившись вниз, позвал Захара:
— Готовь сани. Едем на завод.
— Сейчас, Егор Андреевич, — он быстро вышел во двор.
Я попрощался с Машкой, наказал Матрёне и Дуняше присматривать за ней, и вышел на улицу. Сани уже были готовы. Мы с Захаром сели, и тронулись в путь.
Город жил своей обычной жизнью.
Мы ехали по знакомым улицам — мимо торговых рядов, где торговцы нахваливали товар, мимо трактиров, откуда доносились пьяные голоса и гармошка, мимо церквей, где благочестивые старушки ставили свечи.
— Егор Андреевич, — окликнул меня Захар, — смотрите, кто это там?
Я посмотрел в указанном направлении. У лавки стоял знакомый экипаж с гербом на дверце. Рядом прогуливался мужчина в дорогой шубе, с важным видом осматривающий выставленный товар.
Отец.
Андрей Петрович Воронцов во всей красе — высокий, представительный, с седой бородой и надменным выражением лица. Он о чём-то беседовал с купцом, видимо торгуясь.
— Остановись, — велел я Захару.
Сани притормозили. Я спрыгнул и направился к отцу. Тот повернулся на звук шагов, узнал меня. На лице мелькнуло приятного удивления:
— Егор? — воскликнул он. — Ты что здесь делаешь?
— Здравствуйте, отец, — слегка поклонился я. — Я теперь в Туле живу. Переехал на длительный срок.
— Переехал? — он изумлённо посмотрел на меня. — Зачем?
— По делам, — уклончиво ответил я. — И жене скоро рожать, нужен хороший акушер. В деревне такого не найти, — развел я руками.
Лицо отца дёрнулось. Он молча кивнул, пробормотал что-то невнятное — то ли «что ж ты сразу не сказал», то ли просто проворчал недовольно. Потом резко развернулся, махнул рукой своему кучеру:
— Подавай экипаж!
Я стоял, недоумённо глядя ему вслед. Отец сел в экипаж, и тот тронулся, быстро скрывшись за поворотом.
Вот так встреча. Что это было? Радость? Разочарование? Честно — ничего не понял.
Я вернулся к саням, где Захар ждал с непроницаемым выражением лица.
— Поехали дальше, — сказал я, садясь.
Мы продолжили путь. Я сидел, задумавшись. Отец всегда был человеком сложным, гордым. Наши отношения не складывались, вернее отношения с тем Егором, в тело которого я попал. Но последний визит в родительский дом был хорошим. Что же было сейчас — оставалось непонятным.
Через двадцать минут мы подъехали к воротам Тульского оружейного завода. Массивные ворота, над ними герб — двуглавый орёл с оружием в лапах. Караульный вышел из будки:
— Кто такие? По какому делу?
— Егор Андреевич Воронцов, — ответил я. — Меня ждёт генерал Давыдов.
Караульный внимательно посмотрел на меня, потом кивнул:
— Проезжайте. Контора в главном здании, прямо по центру.
— Спасибо, я в курсе, — ответил я.
Ворота распахнулись. Мы въехали на территорию завода.
Повсюду сновали люди — кто-то тащил тачку с металлом, кто-то катил бочку, кто-то спешил с бумагами в руках.
Мы подъехали к центральному зданию — трёхэтажному, с колоннами у входа. Я спрыгнул с саней:
— Захар, жди здесь. Не знаю, сколько пробуду.
— Буду ждать, — кивнул он.
Я поднялся по ступенькам и вошёл в здание. Внутри было тепло, пахло бумагой и табачным дымом. Навстречу вышел пожилой писарь в очках:
— Вы к кому, барин?
— К генералу Давыдову, — ответил я. — Егор Андреевич Воронцов. Меня ждут.
— А-а, — он оживился, — вы тот самый Егор Андреевич! Проходите, генерал велел сразу провожать. Второй этаж, кабинет в конце коридора.
Я поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Коридор длинный, с дверями по обеим сторонам. Из-за некоторых доносились голоса. В конце коридора массивная дубовая дверь с табличкой «Генерал П. С. Давыдов. Начальник завода».
Я постучал.
— Войдите! — прогремел знакомый голос.
Я открыл дверь и вошёл. Кабинет просторный, с высокими окнами, выходящими на заводской двор. Массивный дубовый стол, заваленный бумагами и чертежами. За столом сидел генерал Пётр Семёнович Давыдов — широкоплечий, с седыми усами, в растёгнутом мундире. Увидев меня, он улыбнулся:
— А-а, Егор Андреевич! Наконец-то! Проходите, садитесь!
Он встал из-за стола, протянул руку. Я пожал её — крепкое рукопожатие военного человека.
— Здравствуйте, Пётр Семёнович, — поздоровался я, садясь в кресло напротив. — Приехал, как обещал.
— И правильно сделали! — он снова сел за стол. — Дел по горло. Чаю хотите?
— С удовольствием, — кивнул я.
Он позвал денщика, велел принести чай. Пока тот суетился с самоваром, генерал разложил на столе несколько чертежей:
— Смотрите, Егор Андреевич. Вот план завода. Здесь у нас литейный цех, здесь — ковочный, здесь — сборочный. Вот тут, — он ткнул пальцем в одно из зданий, — токарный цех. Самый большой. Там будем внедрять вашу пневматическую систему.
Я наклонился над чертежом, изучая планировку:
— А где трубы будут проходить?
— Вот так, — он провёл пальцем по плану. — Со стороны реки будут входить тут. Здесь же, в дальнейшем будут стоять ваши паровые машины. Дальше пойдут по главному коридору, потом разводка по цехам. Трубы уже больше половины готовы, как я вам и писал.
— Отлично, — одобрил я.
Я достал из внутреннего кармана сложенный лист — подробный чертёж винта.
— Вот, смотрите, — развернул я его на столе. — Для турбины. Вода идет течением, вращает винт, винт приводит в движение вал, вал через кривошип вращает другой вал, который нагнетает меха, а те в свою очередь подают воздух в компрессор. Компрессор же сжимает воздух, и тот идёт по трубам в цеха.
Генерал внимательно изучал чертёж, хмурясь:
— Хитрая штука. А сделать можно?
— Можно, — заверил я. — У меня такое уже реализовано в Уваровке. Токарный цех у вас сильный, как вы сами говорили. Но лопасти винта лучше выточить из дерева твёрдых пород — дуба, ясеня. Металл дорого выйдет и дольше делать. А дерево — дешевле и быстрее.
— Из дерева? — удивился генерал. — Оно выдержит нагрузку?
— Выдержит, — уверенно сказал я. — Главное — правильно обработать,. И менять периодически, когда износ пойдёт. Материал то дешевый, можно с запасом сделать. А летом заменим уже на металлические. Посмотрим.
Генерал задумчиво кивнул:
— Что ж, если вы так говорите — значит, так и сделаем. Сколько таких винтов нужно?
— Для начала четыре, — ответил я. — Четыре турбины, четыре компрессора. Этого хватит, чтобы обеспечить сжатым воздухом весь токарный цех.
— Четыре… — генерал что-то записал в блокнот. — Хорошо. Отдам распоряжение токарному цеху. Когда нужно закончить?
— Чем быстрее, тем лучше, — сказал я. — В общем то, я уже тут, так сложилось, что переехал жить в Тулу. Домой только буду периодически наведываться, а так тут. Так что, можно полноценно приступить к модернизации. Как трубы будут готовы, можно начать монтаж всей системы.
— А вы турбину то зимой на воду поставите?.. — генерал посмотрел в окно, где за стеклом кружил снег. — Сейчас конец января. Как она крутиться то будет?
— Поставлю, это моя забота.
Денщик принёс чай — горячий, крепкий, в стеклянных стаканах с подстаканниками. Мы отпили по глотку.
— Ещё вопрос, Пётр Семёнович, — сказал я. — Мастера, которых я обучал в Уваровке. Они приехали со мной. Готовы приступать к работе. Как будем их использовать?
Генерал оживился:
— А-а, да! Григорий Сидоров, братья Волковы, Семён Кравцов, Фёдор Железнов. Иван Дмитриевич мне про них говорил. Говорит, вы их здорово обучили, теперь они стандартизацию проповедуют.
— Проповедуют, — усмехнулся я. — Особенно Григорий. Прям фанатик точности стал.
— Это хорошо! — рассмеялся генерал. — Нам как раз таких и надо. Вот что я думаю — пусть они в токарном цехе обоснуются. Там работа самая тонкая, точность нужна. Пусть покажут, как по-новому делать, других научат.
— Правильная мысль, — одобрил я. — Но их нужно поддержать. Если старые мастера начнут сопротивляться новшествам, руководство должно встать на сторону пятёрки.
— Встанет, — твёрдо сказал генерал. — Я сам прослежу. У меня приказ сверху — модернизировать производство любой ценой. Кто не хочет работать по-новому — пусть ищет другое место.
Я кивнул с удовлетворением. Хорошо, когда есть поддержка руководства.
— И ещё, — добавил генерал, — Иван Дмитриевич говорил, что вы хотели регулярно приезжать на завод, консультировать, помогать. Это так?
— Да, — подтвердил я. — Я буду приезжать несколько раз в неделю, решать возникающие проблемы, консультировать по разным вопросам, в том числе буду стараться поддержать мастеров, которых обучал у себя в Уваровке. Мы с ними поработали над дальнейшими шагами по развитию и улучшению процесса изготовления оружия.
— Отлично! — обрадовался генерал. — Значит, так и договоримся. Вы — главный консультант по модернизации. Приезжаете, смотрите, что да как, даёте указания. Мастера их выполняют. Я обеспечиваю ресурсы и поддержку.
Мы ещё немного обсудили детали — сроки, ресурсы, возможные трудности. Генерал оказался деловым человеком, быстро схватывающим суть.
Наконец он откинулся на спинку кресла:
— Ну что ж, Егор Андреевич, кажется, мы всё обсудили. Остались только практические действия. Когда мастера приступят?
— Хоть завтра, — ответил я. — Они готовы.
— Тогда завтра и начнут, — решил генерал. — Я дам распоряжение начальнику токарного цеха принять их, выделить рабочие места, инструменты.
— А сопротивления не будет? — уточнил я. — Начальник цеха может не захотеть пускать «выскочек» со своими новшествами.
Генерал усмехнулся:
— Начальник токарного цеха — мой старый товарищ, Николай Фёдорович Краснов. Толковый мужик, не дурак. Я с ним уже говорил, объяснил ситуацию. Он понимает, что модернизация нужна, иначе мы отстанем от Европы навсегда. Так что не волнуйтесь — примет ребят, поддержит. Тем более, что не чужие, работали тут же.
— Тогда хорошо, — я допил чай и встал. — Спасибо за приём, Пётр Семёнович. Рад, что поддержите их, а то они переживали.
— Отлично! — генерал тоже встал, снова протянул руку. — Рад, что вы с нами, Егор Андреевич. Вместе мы этот завод в образцовый превратим!
Я пожал его руку и вышел из кабинета. Спускаясь по лестнице, думал о предстоящей работе. Много чего нужно сделать — внедрить пневматическую систему, обучить мастеров, наладить стандартизацию, повысить качество. Задача огромная, но выполнимая.
Захар ждал у саней, прохаживаясь туда-сюда, чтобы не замёрзнуть.
— Ну как, Егор Андреевич? — спросил он, увидев меня. — Договорились?
— Договорились, — кивнул я, садясь в сани. — Завтра начинаем работу.
Мы поехали обратно. Город постепенно погружался в сумерки — зажигались фонари, лавочники закрывали ставни, на улицах становилось меньше народу.
Когда мы подъехали к нашему дому, я увидел у ворот незнакомый экипаж. Дорогой, с гербом на дверце.
Тот самый экипаж, в котором уехал отец.
— Что бы это значило? — пробормотал я, спрыгивая с саней.
Савелий открыл ворота, кивнул мне:
— Барин, к вам гость. Андрей Петрович Воронцов. Ждёт в гостиной.
Я нахмурился. Отец здесь? Зачем?
— Хорошо, — сказал я. — Захар, распрягай лошадь. Я пойду посмотрю.
Я вошёл в дом. В гостиной действительно сидел отец — в кресле у печи, с чашкой чая в руках. Матрёна суетилась рядом, подкладывая дрова в печь.
Увидев меня, отец встал:
— Егор.
— Отец, — я остановился в дверях. — Что привело вас сюда?
Он помолчал, потом тяжело вздохнул:
— Хотел… поговорить. О жене твоей. О ребёнке.
Я удивлённо посмотрел на него. Это было неожиданно.
Я сел напротив. Матрёна быстро налила мне чаю и скрылась на кухне, оставив нас вдвоём.
Отец долго молчал, глядя в огонь печи. Потом заговорил:
— Я был не прав. Когда ты женился на купеческой дочери, я… я был зол. Считал это позором для нашего рода. Но потом узнал, что она получила дворянство. Что ты сам добился многого — стал консультантом при тайной канцелярии, твои изобретения ценятся. И понял… понял, что ошибался.
Я молчал, не зная, что сказать. Это было так непохоже на отца — признавать свои ошибки.
— У тебя скоро родится ребёнок, — продолжил он. — Мой внук или внучка. Я… я хочу быть частью этого. Хочу знать своих внуков. Хочу помочь, если смогу.
Горло сдавило. Я не ожидал услышать такое от него.
— Отец… — начал я.
— Не говори ничего, — он поднял руку. — Просто… скажи, когда ребёнок родится. Я хочу приехать, увидеть его. Благословить.
Я кивнул, не доверяя своему голосу:
— В мае, если всё будет хорошо.
Он встал, подошёл ко мне, положил руку на плечо:
— Ты молодец, Егор. Ты добился большего, чем я когда-либо мог. Я горжусь тобой.
— Спасибо, отец, — сказал я.
Он кивнул, отпустил моё плечо и направился к выходу. На пороге обернулся:
— Передай жене привет. Пусть бережет себя и ребёнка.
— Передам, — пообещал я.
Он вышел. Я слышал, как хлопнула дверца экипажа, как стукнул кнут, как зацокали копыта по мёрзлой земле. Потом тишина.
Я сидел в кресле, глядя в огонь. Матрёна тихо вошла:
— Барин, ужин готов. Прикажете подавать?
— Да, — кивнул я, приходя в себя. — Зови всех к столу.
За ужином собрались все — Маша, Ричард, Фома, Захар, Никифор. Я рассказал о поездке на завод, о договорённостях с генералом Давыдовым.
— Значит, завтра мастера начинают работу? — уточнил Фома.
— Да, — подтвердил я. — Нужно будет их утром отвезти на завод.
— Я отвезу, — вызвался Захар.
— Хорошо, — согласился я.
Маша тихо спросила:
— Егорушка, а кто к тебе приходил? Матрёна говорила, важный гость был.
— Отец, — ответил я.
Она удивлённо посмотрела на меня:
— Андрей Петрович? Зачем?
— Да был проездом в городе, — я взял её за руку. — Узнал, что мы сейчас тут. Сказал, что был не прав. Что хочет знать наших детей. Просил сообщить, когда ребёнок родится.
Машенька улыбнулась:
— Это же хорошо! Значит, он принял меня?
— Похоже на то, — кивнул я.
Она счастливо прижалась ко мне. Ричард одобрительно кивнул, Фома улыбнулся. Даже Захар с Никифором переглянулись с довольным видом.
После ужина все разошлись по комнатам. Мы с Машенькой поднялись в спальню. Я помог ей раздеться, уложил в кровать.
— Устал? — тихо спросила она.
— Немного, — признался я, ложась рядом. — Но это хорошая усталость. День был продуктивный.
Она положила голову мне на грудь:
— Я рада, что мы здесь. В этом доме. В Туле. Здесь так спокойно.
— Я тоже рад, — я обнял её, поцеловал. — Спокойной ночи, солнышко.
— Спокойной ночи, Егорушка, — сонно пробормотала она.
Я лежал, глядя в темноту. Завтра начинается новый этап — работа на заводе, внедрение новых технологий, обучение мастеров. Много дел, много забот.