Воронцов. Перезагрузка. Книга 8

Глава 15

Дорога до Москвы заняла три дня. Три долгих, утомительных дня в санях, с короткими остановками на постоялых дворах для смены лошадей и скудного отдыха. Соколов оказался молчаливым спутником — большую часть времени он дремал, погруженный в свои мысли.

Я тоже не был настроен на разговоры. Голова была занята предстоящей встречей. Что я скажу этому Орлову? Как убедить его быть осторожнее? И вообще — какой он человек? Авантюрист, жаждущий власти? Или просто растерянный человек, попавший в чужое время и не знающий, как себя вести?

На второй день пути, когда мы остановились на очередном постоялом дворе, я всё же решил расспросить Соколова подробнее.

Мы сидели за столом в общей комнате, перед нами дымились миски с горячими щами. Вокруг шумели другие постояльцы — купцы, извозчики, какие-то мелкие чиновники.

— Павел Григорьевич, — начал я, понизив голос, — расскажите мне подробнее про этого Орлова. Что известно о нём?

Соколов отпил щей, вытер рот салфеткой:

— Немного. Появился в Москве около месяца назад. Снял комнату в приличной гостинице на Тверской улице, платил золотом. Это сразу привлекло внимание — откуда у незнакомца такие деньги?

— И?

— Наши люди начали за ним наблюдать. Оказалось, что он активно знакомится с людьми — купцами, мелкими дворянами, даже с некоторыми чиновниками. Рассказывает им про «будущее», про технологии, которые изменят мир. Обещает сделать их богатыми, если они вложатся в его проекты.

Я нахмурился:

— Какие проекты?

— Разные, — Соколов пожал плечами. — То он говорит про паровые машины, то про какие-то «электрические двигатели», то про «химические фабрики». Сыплет терминами, которые никто не понимает, но звучат они впечатляюще.

— И кто-то верит?

— Некоторые верят, — кивнул поручик. — Особенно те, кто ищет быстрого обогащения. Орлов умеет говорить убедительно. Плюс, он действительно демонстрирует некоторые знания, которых не должно быть в нашем времени.

— Например?

Соколов задумался:

— Например, он предсказал падение цен на хлеб в начале месяца. Точно назвал дату и масштаб. Несколько купцов, послушавшись его совета, вовремя продали запасы и избежали убытков. После этого слухи о нём разлетелись по всей Москве.

Я потёр переносицу. Идиот. Полный идиот. Нельзя же так открыто демонстрировать знание будущего! Это же прямая дорога к тому, чтобы стать объектом пристального внимания не только властей, но и всяких тёмных личностей.

— А что насчёт его личности? — спросил я. — Кто он, откуда?

— Говорит, что из XXI века, как и вы, — ответил Соколов. — Называет себя инженером-программистом. Утверждает, что попал сюда случайно — шёл по улице, споткнулся, ударился головой и очнулся в 1807 году в теле какого-то московского мещанина.

Я задумался. История похожая на мою — я тоже очнулся в чужом теле, в чужом времени. Но вот дальше наши пути разошлись. Я старался действовать осторожно, не привлекать лишнего внимания, внедрять знания постепенно и под контролем. А этот Орлов, судя по всему, решил, что он тут самый умный и может делать всё, что захочет.

— И где он сейчас? — спросил я.

— Под арестом, — сухо ответил Соколов. — В одном из зданий тайной канцелярии. Формально не под стражей — ему разрешено свободно перемещаться по помещению, есть нормальная еда, книги. Но выйти на улицу не может. Иван Дмитриевич распорядился держать его там до вашего прибытия.

— А он не сопротивлялся?

— Поначалу возмущался, требовал объяснений, грозил жалобами. Но когда ему объяснили, что альтернатива — настоящая тюрьма с кандалами и крысами — быстро успокоился и согласился ждать.

Я усмехнулся. Типичное поведение современного человека — привыкшего к правам и законам XXI века, но совершенно не понимающего реалий XIX столетия. Здесь не было адвокатов, судов присяжных и презумпции невиновности. Здесь была воля государя и его представителей. И если тебя сочли опасным — никакие жалобы не помогут.

Мы доели щи, запили квасом. Соколов поднялся:

— Отдохните, Егор Андреевич. Завтра последний день пути. К вечеру будем в Москве.

Я кивнул. Поднялся в отведённую мне комнату на втором этаже постоялого двора. Небольшая, но чистая — кровать, стол, стул, умывальник. Окно выходило на дорогу, за которой тянулись заснеженные поля.

Я разделся, лёг на кровать. Заснул тяжело, с мыслями о предстоящей встрече.

На следующий день к вечеру мы въехали в Москву. Я был здесь впервые — в этой, альтернативной реальности. Город встретил нас шумом, суетой и запахами. Узкие улочки, деревянные и каменные дома, церкви с золотыми куполами, толпы людей, лошади, кареты.

— Москва, — сказал Соколов, глядя в окно экипажа. — Столица была до Петра. Теперь вторая по значимости после Петербурга, но всё равно сердце России.

Мы проехали мимо Кремля — величественного, мощного, с высокими стенами и башнями. Я невольно залюбовался. В XXI веке я видел Кремль на фотографиях, по телевизору. Но вживую, в XIX веке, он производил совершенно другое впечатление — не музея, а настоящей крепости, центра власти.

Экипаж свернул на одну из боковых улиц, проехал ещё несколько кварталов и остановился у ничем не примечательного трёхэтажного каменного здания. Вывески не было, окна на первом этаже были зарешечены.

— Приехали, — сказал Соколов, открывая дверцу.

Мы вышли. Захар, ехавший сзади с вещами, тоже спрыгнул на землю. У входа в здание стояли двое часовых в форме без знаков различия. Увидев Соколова, они козырнули.

— Поручик Соколов с господином Воронцовым, — представился Соколов. — Нас ждут.

— Проходите, — один из часовых открыл тяжёлую дверь.

Мы вошли внутрь. Длинный коридор, несколько дверей по бокам, лестница наверх. Пахло сыростью, табачным дымом и чем-то ещё — кислым, неприятным. Наверное, так пахнет страх тех, кого сюда приводили на допросы.

Соколов повёл нас по коридору, поднялся по лестнице на второй этаж. Остановился у одной из дверей, постучал.

— Войдите! — донёсся знакомый голос Ивана Дмитриевича.

Мы вошли. Комната была обставлена как кабинет — большой стол, кресла, шкаф с бумагами, карта России на стене. За столом сидел Иван Дмитриевич, перед ним лежали какие-то документы.

Увидев меня, он поднялся:

— Егор Андреевич! Наконец-то! Как доехали?

— Нормально, — ответил я, пожимая ему руку. — Устал, конечно, но жив, — пошутил я.

— Присаживайтесь, — он жестом указал на кресло. — Захар, вы можете подождать в коридоре. Соколов, оставайтесь.

Захар вышел, прикрыв за собой дверь. Я сел, Соколов встал у стены.

Иван Дмитриевич вернулся за стол, посмотрел на меня:

— Соколов рассказал вам про Орлова?

— Да, — кивнул я. — В общих чертах. Попаданец из XXI века, ведёт себя неосторожно, собирает вокруг себя людей, обещая богатство.

— Всё верно, — подтвердил Иван Дмитриевич. — Но это ещё не всё. За последние две недели ситуация осложнилась.

Я насторожился:

— Как именно?

Он достал один из документов, протянул мне:

— Читайте.

Я взял бумагу. Это было донесение от одного из агентов тайной канцелярии. Почерк мелкий, местами неразборчивый, но смысл был ясен.

Орлов не просто рассказывал людям про будущее. Он начал активно вмешиваться в текущие события. Советовал купцам, как вести дела. Подсказывал чиновникам, какие решения принимать. Даже пытался связаться с некоторыми влиятельными дворянами, предлагая им свои услуги как «консультанта по будущему».

Но самое тревожное было в конце донесения. Орлов начал собирать вокруг себя группу людей — авантюристов, недовольных, искателей лёгкой наживы. Он называл эту группу «Клубом прогрессистов» и обещал, что вместе они «изменят Россию к лучшему».

Я отложил бумагу, посмотрел на Ивана Дмитриевича:

— Это плохо.

— Очень плохо, — согласился он. — Видите ли, Егор Андреевич, ваш случай уникален. Вы попали в прошлое, осознали опасность необдуманных действий и начали действовать осторожно. Работаете с государством, внедряете технологии постепенно, под контролем. Вы понимаете ответственность.

Он встал, подошёл к окну:

— А этот Орлов — полная противоположность. Он не думает о последствиях. Ему кажется, что он всё знает, всё может. Что достаточно применить знания из XXI века — и Россия превратится в рай на земле.

— Наивность, — пробормотал я.

— Хуже, чем наивность, — возразил Иван Дмитриевич. — Это опасное невежество. Он не понимает, что нельзя просто взять и внедрить технологии будущего в общество прошлого. Общество не готово. Экономика не готова. Люди не готовы. Нужна подготовка, постепенность, контроль.

Он повернулся ко мне:

— Вот почему я вас позвал. Вы — единственный человек, который может с ним поговорить на равных. Вы из того же времени, понимаете его язык, его мышление. Но при этом вы уже научились жить здесь, в XIX веке. Вы можете объяснить ему то, что я объяснить не могу.

Я задумался. Логика была понятна. Но вопрос — захочет ли этот Орлов меня слушать? Судя по описанию, он человек самоуверенный, убеждённый в собственной правоте. Такие редко прислушиваются к чужим советам.

— А если он не послушает? — спросил я. — Что тогда?

Иван Дмитриевич тяжело вздохнул:

— Тогда придётся принимать жёсткие меры. Мы не можем позволить ему продолжать. Он угроза стабильности. Угроза государству.

— Вы имеете в виду… — я не договорил.

— Да, — коротко ответил он. — Если разговор не поможет…

Я молчал, переваривая услышанное.

— Я постараюсь убедить его, — сказал я наконец. — Но обещать ничего не могу.

— Я и не прошу обещаний, — ответил Иван Дмитриевич. — Просто попробуйте. Вы — его последний шанс.

Он позвал Соколова:

— Проводите Егора Андреевича к Орлову. И оставьте их наедине. Пусть поговорят без свидетелей.

Соколов кивнул:

— Слушаюсь.

Мы вышли из кабинета. Я кивнул Захару:

— Жди здесь. Я скоро вернусь.

— Слушаюсь, Егор Андреевич, — он устроился на скамейке у стены.

Соколов повёл меня по коридору, поднялся на третий этаж. Остановился у двери в конце коридора, постучал:

— Орлов, к вам посетитель.

— Входите! — донёсся мужской голос.

Соколов открыл дверь, пропустил меня внутрь и закрыл за мной.

Комната была больше похожа на гостиничный номер, чем на тюремную камеру. Кровать, стол, стулья, книжный шкаф, окно с решёткой. На столе стопка книг, исписанные листы бумаги, чернильница с пером.

У окна стоял мужчина лет тридцати пяти. Среднего роста, худощавый, с тёмными волосами и серыми глазами. Одет в простую, но чистую одежду — рубашку, жилет, штаны.

Увидев меня, он оживился:

— Наконец-то! Я уже думал, меня тут навечно заперли! Вы кто? Адвокат? Представитель губернатора?

Я закрыл за собой дверь, прошёл в комнату:

— Ни то, ни другое. Меня зовут Егор Воронцов. И я, как и вы, попаданец из XXI века.

Он замер. Глаза его расширились, рот приоткрылся. Несколько секунд он просто смотрел на меня, не в силах произнести ни слова.

— Вы… вы тоже? — наконец выдавил он.

— Да, — кивнул я, садясь на стул у стола. — Попал сюда почти год назад. Очнулся в теле дворянина, отправленного в захудалую деревню. С тех пор пытаюсь выжить и как-то устроиться в этом мире.

Орлов медленно опустился на кровать, не сводя с меня глаз:

— Я думал… я думал, что я один. Единственный. Что это какая-то ошибка вселенной, глюк матрицы или что-то ещё.

— Нет, не один, — ответил я. — Судя по всему, таких, как мы, несколько. Я знаю минимум ещё одного. Может, их больше, но они действуют осторожно, не привлекают внимания.

Он резко поднял голову:

— Осторожно? А я, значит, неосторожно?

Я посмотрел на него спокойно:

— А как бы вы сами охарактеризовали свои действия? Открыто рассказывать про будущее, предсказывать события, собирать вокруг себя людей, обещая богатство и власть?

Он вскочил, начал ходить по комнате:

— А что, по-вашему, я должен был делать? Сидеть тихо? Притворяться, что я не знаю, что будет завтра? У меня знания! Знания, которые могут изменить этот мир к лучшему! Спасти миллионы жизней! Ускорить прогресс на десятилетия!

— За счёт чего? — спросил я. — За счёт того, что вы расскажете местным купцам про фондовую биржу? Научите чиновников коррупционным схемам XXI века? Или, может, построите атомную электростанцию прямо на Красной площади?

Он остановился, повернулся ко мне:

— Вы издеваетесь?

— Нет, — покачал я головой. — Я пытаюсь донести до вас одну простую мысль. Нельзя просто взять знания из будущего и применить их в прошлом. Общество не готово. Экономика не готова. Люди не готовы.

— Ерунда! — воскликнул он. — Людям плевать на готовность! Им нужны результаты! Дайте им работающую технологию — они её примут! Дайте им способ заработать — они им воспользуются!

Я встал, подошёл к окну. За решёткой виднелась заснеженная Москва — дома, церкви, дым из труб.

— Алексей, — начал я, обращаясь к нему по имени, — давайте я расскажу вам одну историю.

Он скрестил руки на груди, но кивнул:

— Слушаю.

— Когда я попал сюда, — начал я, продолжая смотреть в окно, — моей первой мыслью было то же самое, что и у вас. Я знаю будущее, я могу всё изменить! Построю паровые машины, создам фабрики, внедрю современную медицину, и Россия станет великой державой!

Я повернулся к нему:

— Но потом я начал думать. А что будет, если я это сделаю? Предположим, я построю паровые машины. Они вытеснят ручной труд. Тысячи ремесленников останутся без работы. Они обозлятся, начнут бунтовать. Власти придётся их подавлять. Кровь, насилие, страдания.

Орлов хотел возразить, но я продолжил:

— Или возьмём другой пример. Я внедрю современную медицину. Смертность упадёт. Люди будут жить дольше. Население вырастет. А чем их кормить? Сельское хозяйство не готово прокормить столько людей. Начнётся голод. Опять страдания.

— Но это краткосрочные проблемы! — воскликнул Орлов. — В долгосрочной перспективе всё станет лучше!

— Да, станет, — согласился я. — Но сколько людей умрёт, пока мы дождёмся этой «долгосрочной перспективы»? Сотни? Тысячи? Миллионы?

Он замолчал, задумавшись.

— Видите ли, Алексей, — продолжил я мягче, — прогресс — это не волшебная палочка. Это сложный, болезненный процесс. Общество должно созреть для изменений. Экономика должна быть готова их принять. Люди должны понимать, зачем это нужно.

Я вернулся к столу, сел:

— Поэтому я действую иначе. Я не пытаюсь изменить всё и сразу. Я внедряю технологии постепенно, под контролем государства. Сначала показываю на небольшом масштабе — в деревне, потом на одном заводе. Обучаю людей. Даю им время привыкнуть. И только потом расширяю.

Орлов медленно опустился обратно на кровать:

— То есть вы работаете с властями?

— Да, — подтвердил я. — С тайной канцелярией, с заводским руководством, с местными чиновниками. Они обеспечивают ресурсы, защиту, легальность моих действий. Взамен я делюсь знаниями, помогаю модернизировать производство, обучаю мастеров.

— Сотрудничаете с репрессивным аппаратом самодержавия, — с горечью сказал он.

Я усмехнулся:

— А у меня есть выбор? Алексей, мы не в XXI веке. Здесь нет демократии, парламента, свободы слова. Здесь абсолютная монархия. Власть государя — закон. И если я хочу что-то изменить — мне нужна поддержка этой власти. Иначе меня просто уничтожат как опасного бунтовщика.

Он молчал, глядя в пол. Я видел, что мои слова его задевают, заставляют думать.

— Послушайте, — сказал я, наклоняясь вперёд, — я понимаю ваше желание изменить мир. У меня то же самое. Но нужно быть реалистом. Мы не боги. Мы не всемогущи. Мы просто люди, попавшие не в своё время. И наша задача — не сломать этот мир под себя, а помочь ему эволюционировать естественным путём.

Орлов поднял голову, посмотрел на меня:

— А ваш путь… он работает?

— Да, — твёрдо ответил я. — В моей деревне теперь работают лесопилка, стекольное производство, кузница механизирована. Люди живут лучше, чем год назад. На Тульском оружейном заводе внедрена пневматическая система для станков — производительность выросла вдвое. Открывается клиника, где будут обучать врачей современным методам. Создаётся школа мастеров для распространения технологий.

Я встал:

— Это не быстро. Это не эффектно. Но это работает. И главное — это безопасно. Никто не умирает от моих действий. Никто не страдает.

Орлов сидел, переваривая мои слова. Я видел внутреннюю борьбу на его лице — гордость сопротивлялась, но разум начинал понимать.

— Что вы хотите от меня? — наконец спросил он тихо.

— Прекратить, — просто ответил я. — Прекратить собирать этот ваш «Клуб прогрессистов». Прекратить обещать людям золотые горы. Прекратить открыто демонстрировать знание будущего.

— И что, сидеть тихо? Ничего не делать?

— Нет, — покачал я головой. — Делать. Но правильно. Иван Дмитриевич готов предложить вам работу — консультанта по техническим вопросам, как и я. Вы будете помогать внедрять технологии, обучать мастеров, консультировать инженеров. Под контролем, постепенно, безопасно.

Он засмеялся горько:

— То есть стать винтиком в машине самодержавия?

— Стать полезным членом общества, — поправил я. — Алексей, у вас два выбора. Первый — согласиться на сотрудничество. Получить работу, жалованье, защиту государства. Да, придётся действовать осторожно, согласовывать свои действия. Но зато вы сможете реально помогать людям, внедрять технологии, обучать.

Я сделал паузу:

— Второй выбор — отказаться. Тогда от вас избавятся, как от потенциально опасного объекта.

Он побледнел:

— Это угроза?

— Это реальность, — жёстко ответил я. — В текущем статусе, вы опасны для государства, Алексей. Ваши действия могут привести к непредсказуемым последствиям. Власти не могут позволить вам продолжать. Либо вы становитесь союзником — либо угрозой, которую нужно нейтрализовать.

Повисла тяжёлая тишина. Орлов сидел на кровати, обхватив голову руками. Я стоял у окна, давая ему время подумать.

Наконец он поднял голову:

— А скажите… вы счастливы? В этом мире? С этой жизнью?

Я задумался над его вопросом. Счастлив ли я?

— Знаете, — начал я медленно, — поначалу было тяжело. Очень тяжело. Я скучал по дому, по XXI веку, по современным удобствам. Мне казалось, что я попал в ад — грязь, холод, невежество, примитивный быт.

Я повернулся к нему:

— Но потом я начал привыкать. Нашёл жену — прекрасную женщину, которая меня любит и поддерживает. Завёл друзей, толковых мастеров, которые готовы учиться и работать. Начал делать то, что мне нравится — внедрять технологии, обучать людей, менять мир к лучшему.

Я улыбнулся:

— И знаете что? Да, я счастлив. Не так, как был бы счастлив в XXI веке с интернетом, смартфоном и пиццей на доставку. Но по-своему. Я чувствую, что моя жизнь имеет смысл. Что я делаю что-то важное. Что после меня мир станет чуть лучше.

Орлов слушал, и впервые за весь разговор на его лице появилось что-то похожее на понимание.

— У вас жена? — спросил он тихо.

— Да, — кивнул я. — Маша. Дочь купца, умная, добрая, красивая. Сейчас беременна нашим первым ребёнком.

— Вам повезло, — он грустно улыбнулся. — У меня в XXI веке была девушка. Мы собирались пожениться. А потом я проснулся здесь, в чужом теле, в чужом времени. И понял, что никогда её больше не увижу.

Я сочувственно кивнул:

— Я понимаю. У меня тоже была девушка там. Но что толку об этом думать? Мы не можем вернуться. Можем только жить здесь, в этом времени. И решать — страдать и сопротивляться или принять и попытаться найти своё счастье.

Он долго молчал, потом тяжело вздохнул:

— Хорошо. Я согласен.

— На что именно? — уточнил я.

— На сотрудничество, — ответил он. — Буду работать консультантом. Помогать внедрять технологии. Но, — он поднял палец, — с условием. Я хочу, чтобы мои идеи действительно реализовывались. Чтобы это была не имитация, а реальная работа.

— Договорились, — кивнул я. — Иван Дмитриевич человек дела. Если будешь работать хорошо, толково, результативно — он обеспечит все условия.

Я протянул ему руку:

— Добро пожаловать в команду попаданцев-прогрессоров, Алексей Орлов.

Он пожал мою руку:

— Егор Воронцов. Надеюсь, я не пожалею об этом решении.

— Не пожалеешь, — заверил я. — Это единственный разумный выбор.

Мы ещё немного поговорили — я рассказал ему подробнее о своей работе, о проектах, о людях, с которыми сотрудничаю. Орлов слушал внимательно, задавал вопросы. Я видел, что его инженерный ум уже начинает работать, анализировать, планировать.

Наконец я поднялся:

— Ладно, мне пора. Завтра утром Иван Дмитриевич официально оформит твоё назначение. Тебя переведут в нормальное жильё, дадут жалованье, объяснят обязанности.

Орлов тоже встал:

— Егор… спасибо. За то, что приехал. За то, что не дал мне окончательно всё испортить.

— Не за что, — ответил я. — Мы же земляки, в конце концов. Из XXI века.

Когда основной вопрос был закрыт, я не удержался и спросил то, что хотел спросить еще в самом начале нашего разговора:

— Ты из какого года?

— 1999. А ты?

— Блин. Я из 2024.

— А почему «блин»?

— Да, почему-то думал, что ты из моего времени — хотел узнать — что там да как?

— Дак что — все стабильно — Ельцин, водка, дураки и дороги.

— Ну, у меня было все то же самое, только уже не Ельцин.

— А кто?

— Да тебе уже не важно, — улыбнулся я. — Что ж — увидимся еще, скорее всего.

Я вышел из комнаты. Соколов ждал в коридоре:

— Ну что?

— Согласился, — коротко ответил я. — Будет сотрудничать.

Соколов облегчённо выдохнул:

— Слава Богу. Иван Дмитриевич обрадуется.

Мы спустились вниз. Захар дремал на скамейке, но, услышав шаги, вскочил:

— Егор Андреевич!

— Пойдём, Захар, — устало сказал я. — Нужно найти гостиницу, переночевать. Завтра ещё встреча с Иваном Дмитриевичем, а потом домой.

Соколов проводил нас к выходу:

— Я распорядился — вам приготовили номер в гостинице на Тверской. Приличное место, чистое. Утром пришлю за вами экипаж.

— Спасибо, Павел Григорьевич, — поблагодарил я.

Мы вышли на улицу. Стемнело, на улицах зажглись редкие фонари. Москва готовилась ко сну.

Гостиница оказалась действительно приличной — двухэтажное здание, чистые комнаты, вежливая прислуга. Мне дали номер на втором этаже — спальня, гостиная, даже небольшой умывальник с горячей водой.

Я разделся, умылся, лёг на кровать. Тело ныло от усталости после долгой дороги и напряжённого разговора с Орловым. Но на душе было спокойно — миссия выполнена. Орлов согласился на сотрудничество. Кризис предотвращён.