Воронцов. Перезагрузка. Книга 8

Глава 8

До вечера я никуда больше не ходил. Честно говоря, после всех разговоров и поездок по заводу накопилась усталость — не физическая, а скорее ментальная. Слишком много информации, слишком много планов, которые нужно было держать в голове и просчитывать на несколько шагов вперёд.

Я сидел в кабинете — да, у меня теперь был свой кабинет в этом доме, небольшая комната на втором этаже с письменным столом, креслом и книжным шкафом — и перебирал в уме всё, о чём договорился с Иваном Дмитриевичем. Производство эфира, обучение мастеров, организация клиники… Особенно клиника — это был амбициозный проект, который мог изменить медицину в России. Но для его реализации нужен был правильный человек во главе.

И этим человеком должен был стать Ричард.

Я позвал Матрёну, попросил передать Ричарду, что хочу с ним поговорить. Через несколько минут в дверь постучали.

— Войдите, — сказал я.

Дверь открылась, и в кабинет вошёл Ричард. Он выглядел немного обеспокоенным — видимо, подумал, что случилось что-то с Машенькой.

— Егор Андреевич, — начал он с лёгким акцентом, который всё ещё выдавал его английское происхождение, — вы звали меня? Что-то случилось с Марией Фоминичной?

— Нет-нет, Ричард, с Машенькой всё в порядке, — поспешил успокоить я, жестом приглашая его сесть в кресло напротив стола. — Я хотел поговорить с тобой о другом. О деле.

Он сел, всё ещё настороженный, но уже более спокойный. Я откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком, обдумывая, с чего начать.

— Ричард, помнишь, как мы применяли эфир во время операции? Как мы говорили о том, как он может изменить хирургию?

— Конечно помню, — кивнул он, глаза его загорелись интересом.

Сегодня я встречался с Иваном Дмитриевичем. Мы обсудили производство эфира в больших масштабах. Государство готово вложить ресурсы, найти людей, наладить выпуск. Но есть одна проблема.

Ричард наклонился вперёд:

— Какая?

— Эфир сам по себе — это просто химическое вещество, — объяснил я. — Его ценность только в том, как его использовать. А для этого нужны обученные лекари. Люди, которые будут знать, когда применять эфир, в каких дозах, как правильно его подавать пациенту, как следить за его состоянием во время наркоза.

— Это действительно важно, — согласился Ричард. — Неправильное использование может привести к смерти пациента, вы об этом еще прошлый раз говорили.

— Именно, — кивнул я. — Поэтому я предложил Ивану Дмитриевичу создать клинику. Не просто лазарет, а настоящее медицинское учреждение, где будут проводиться сложные операции, где лекари смогут учиться, обмениваться опытом, практиковаться под руководством более опытных коллег.

Ричард слушал внимательно, не перебивая.

— И вот, — я сделал паузу, глядя ему прямо в глаза, — я хочу, чтобы ты возглавил эту клинику.

Наступила тишина. Ричард смотрел на меня широко распахнутыми глазами, словно не понимая, что только что услышал. Потом он моргнул, покачал головой:

— Простите, Егор Андреевич, я, кажется, ослышался. Вы хотите, чтобы я…

— Возглавил клинику, — повторил я твёрдо. — Стал её главным врачом, организовал работу, обучал других лекарей, проводил операции, делился знаниями.

Ричард побледнел. Он встал, прошёлся по кабинету, потом остановился, потирая виски:

— Егор Андреевич, это… это невозможно. Я не могу. Я…

— Почему не можешь? — спросил я спокойно.

Он обернулся, и я увидел в его глазах страх:

— Потому что это слишком большая ответственность! Целая клиника! Обучение лекарей! Я… я всего лишь военный врач, я привык работать в полевых условиях, зашивать раны, ампутировать конечности. А вы говорите о создании учреждения, о преподавании, о… о масштабе, который меня пугает!

Я встал, подошёл к нему:

— Ричард, послушай меня. Я понимаю твой страх. Это нормально — бояться такой ответственности. Но давай подумаем рационально.

Он посмотрел на меня, всё ещё обеспокоенный, но готовый слушать.

— Во-первых, — начал я, отходя обратно к столу и присаживаясь на его край, — ты не просто военный врач. Ты человек, который получил образование в Англии — одной из самых передовых стран в области медицины. Ты знаешь анатомию, хирургию, вы проводили сложнейшие операции в условиях, когда каждая секунда решала, выживет пациент или нет.

Ричард молчал, но я видел, что мои слова его задевают.

— Во-вторых, — продолжал я, — ты уже видел, как работает эфир. Ты понимаешь его потенциал. Более того — ты сам делал операцию под эфиром, видел, как это меняет всё. Кто, кроме тебя, сможет правильно обучить других лекарей?

— Но я не педагог, — возразил он. — Я не умею учить.

— Учить — это не врождённый талант, — возразил я. — Это навык, который можно развить. Ты будешь показывать на практике, объяснять во время операций, разбирать случаи. Это называется наставничество, и ты с этим справишься.

Ричард всё ещё выглядел сомневающимся. Я решил сменить тактику:

— Скажи, Ричард, почему ты стал врачом?

Он моргнул, явно не ожидая такого вопроса:

— Я… я хотел помогать людям. Спасать жизни.

— Вот именно, — я указал на него пальцем. — Ты хотел спасать жизни. И ты спас их немало — в Англии, во время войны, здесь в России. Но задумайся — сколько жизней ты сможешь спасти, если обучишь десятки, сотни других лекарей? Если распространишь знания об эфире, о правильной хирургии, о гигиене и асептике по всей стране?

Ричард замер. Я видел, как в его глазах загорелась искра понимания.

— Один человек — один врач — ограничен в своих возможностях, — продолжал я мягко. — Ты не можешь быть везде одновременно. Но если ты обучишь других, передашь им свои знания, свой опыт — они понесут это дальше. Они будут спасать жизни в городах и деревнях, куда ты никогда не доберёшься. Ты станешь не просто врачом — ты станешь учителем целого поколения лекарей.

Ричард медленно опустился обратно в кресло. Он молчал, переваривая услышанное. Я дал ему время, не торопя.

Наконец он поднял взгляд:

— Вы… вы действительно верите, что я справлюсь?

— Абсолютно, — твёрдо ответил я. — Более того — я уверен, что справишься лучше, чем кто-либо другой. У тебя есть знания, опыт, страсть к своему делу. Всё остальное — организация, управление, обучение — придёт с практикой.

Он задумчиво кивнул:

— А что именно мне нужно будет делать? Какие обязанности?

— Во-первых, — я начал перечислять, загибая пальцы, — организация самой клиники. Иван Дмитриевич выделит здание — бывший купеческий особняк. Его нужно будет переоборудовать под больницу — операционные, палаты для пациентов, кабинеты для приёма, помещение для хранения лекарств и инструментов, комната для лекций.

Ричард слушал, кивая.

— Тебе нужно будет определить, что где разместить, какое оборудование понадобится, какие инструменты закупить. Я помогу с техническими аспектами — например, с вентиляцией операционной, с освещением. Но медицинская часть — это твоя зона ответственности.

— Понятно, — он достал из кармана небольшую записную книжку, начал делать пометки.

— Во-вторых, — продолжал я, — подбор персонала. Нужны будут врачи, медсёстры, санитары, аптекарь. Ты должен будешь их собеседовать, оценивать их квалификацию, решать, кого брать, а кого нет.

— Это… это ответственно, — пробормотал Ричард.

— Очень, — согласился я. — Но ты военный врач. Ты привык принимать решения в критических ситуациях, когда от твоего выбора зависят жизни. Это не сильно отличается.

Он кивнул, продолжая писать.

— В-третьих, — я встал, подошёл к окну, — собственно медицинская практика. Ты будешь принимать пациентов, проводить операции, использовать эфир. Но — и это важно — ты будешь делать это не в одиночку, а с присутствием других лекарей, которые будут учиться, наблюдая за тобой и даже вместе будете оперировать.

— Как в университете, когда профессор оперирует, а студенты смотрят? — уточнил Ричард.

— Именно так, — подтвердил я. — Только твои студенты будут уже практикующими лекарями, которые хотят освоить новые методы. Ты будешь объяснять каждый шаг, отвечать на вопросы, показывать тонкости.

Ричард задумчиво кивал, всё больше втягиваясь в идею.

— И в-четвёртых, — я повернулся к нему, — регулярные лекции. Раз в неделю или две ты будешь собирать лекарей и рассказывать им о чём-то важном — анатомии, хирургических техниках, использовании эфира, гигиене. Можешь приглашать других специалистов читать лекции. Цель — создать место, где медицинские знания не просто хранятся, а активно распространяются.

Ричард закрыл свою записную книжку, посмотрел на меня:

— Это действительно амбициозный проект. Но…

— Но что? — мягко подтолкнул я.

Он вздохнул:

— Но я иностранец. Англичанин. В России не все хорошо относятся к англичанам, особенно после всех этих войн. Не помешает ли это?

Я усмехнулся:

— Ричард, ты действительно думаешь, что кого-то волнует твоё происхождение, если ты спасаешь жизни? Когда человеку нужна помощь, ему всё равно, откуда врач — из Англии, Франции или с Луны. Главное, чтобы он был хорошим врачом. А ты — хороший врач.

Он слабо улыбнулся:

— Спасибо за доверие, Егор Андреевич.

— Не благодари, — отмахнулся я. — Просто делай своё дело. И помни — ты не один. Я буду помогать, Иван Дмитриевич обеспечит всем необходимым, найдём толковых людей в помощь. Это будет командная работа.

Ричард встал, протянул мне руку:

— Хорошо. Я согласен. Попробую.

Я пожал его руку в ответ:

— Не просто попробуешь — ты справишься. Я в тебе уверен.

Он кивнул, всё ещё немного нервничая, но уже с решимостью в глазах:

— Когда можно будет увидеть это здание? Начать планировать?

— Иван Дмитриевич сказал, что через пару дней оформит документы, — ответил я. — Как только всё будет готово — поедем смотреть. А пока можешь начать составлять список того, что понадобится. Инструменты, лекарства, оборудование.

— Сделаю, — пообещал Ричард.

— Ещё один момент, — добавил я. — Я хочу, чтобы в клинике была не только хирургия. Нужно место для акушерства, для терапии, для лечения детей. Универсальное медицинское учреждение.

Ричард кивнул:

— Это правильно. Чем шире спектр — тем больше пользы.

Мы ещё немного поговорили о деталях, потом Ричард откланялся, сказав, что хочет начать составлять планы прямо сейчас. Я проводил его взглядом, довольный результатом разговора. Первоначальный испуг прошёл, теперь он был полон энтузиазма.

Я вернулся к столу, сел в кресло. День выдался продуктивным — и работа на заводе началась, и с эфиром договорились, и Ричард согласился возглавить клинику. Оставалось только воплотить всё это в жизнь.

Вечером мы собрались за ужином всей семьёй — я, Машенька, бабушка, няня Агафья. Ричард тоже присоединился к нам, что было не совсем обычно — обычно он ужинал отдельно. Но сегодня я пригласил его, хотел, чтобы он чувствовал себя частью нашей семьи.

— Ну, Егорушка, — начала бабушка, зачерпывая щи, — рассказывай. Чего нового?

Я рассказал вкратце о планах по производству эфира и организации клиники. И, что Ричард согласился возглавить клинику.

Бабушка одобрительно кивала:

— Вот молодец, внучок. Дело делаешь, людям помогаешь. А ты, Ричард, — обратилась она к англичанину, — тоже молодец. Не испугался такой ответственности.

Ричард слегка покраснел:

— Спасибо, Прасковья Никитична. Я постараюсь оправдать доверие.

— Оправдаешь, оправдаешь, — махнула рукой няня Агафья. — Вон как ты за Машенькой нашей смотришь — внимательно, заботливо. Значит, и в больнице своей справишься.

После ужина я поднялся к себе в кабинет, хотел ещё раз просмотреть чертежи паровой машины. Та, что сейчас работала в Уваровке, была пробной версией — функциональной, но не идеальной. Я хотел её усовершенствовать, сделать более эффективной.

Основные проблемы были две. Во-первых, нужно было как-то возвращать отработанный пар обратно в котёл. Сейчас он просто выходил наружу, а это означало потерю воды и тепла. Если сделать систему конденсации — пар охлаждается, превращается обратно в горячую воду и возвращается в котёл — можно было бы значительно сократить расход воды и топлива.

Во-вторых, сам нагрев воды был не очень эффективным. Большой котёл с водой прогревался долго, потому что огонь нагревал только дно. Нужно было увеличить площадь контакта воды с нагретой поверхностью.

Я сидел за столом, набрасывая схемы, когда в дверь постучали. Я поднял голову— на пороге стояла Машка с чашкой горячего чая.

— Принесла тебе, — улыбнулась она, входя. — А то сидишь здесь, небось, забыл про всё на свете.

Я улыбнулся в ответ, принимая чашку:

— Спасибо, солнышко. Ты права, увлёкся.

Она заглянула через моё плечо на чертежи:

— Это что, твоя паровая машина?

— Да, — кивнул я. — Думаю, как её улучшить.

Машка помолчала, потом тихо сказала:

— Я горжусь тобой.

Мы так посидели немного, потом она ушла спать, а я вернулся к чертежам. Работал до поздней ночи, пока глаза не начали слипаться. Наконец отложил перо, потянулся, поднялся. Завтра обещал быть ещё один насыщенный день.

Утро началось рано. Я проснулся от того, что в дверь настойчиво постучали. Машенька ещё спала, я осторожно выбрался из кровати, накинул рубаху и штаны, открыл дверь.

На пороге стояла Дуняша:

— Егор Андреевич, простите, что так рано. Там внизу, Савелий Кузьмич пришёл. Говорит, что Григорий передал, что вы хотели с ними обоими встретиться.

Я кивнул, протирая глаза:

— Да, хотел. Скажи ему, что сейчас спущусь. Пусть подождёт в гостиной.

Дуняша поклонилась и ушла. Я быстро оделся, умылся холодной водой, чтобы окончательно проснуться, и спустился вниз.

В гостиной меня уже ждал Савелий Кузьмич. Он стоял у окна, рассматривая что-то на улице. Услышав мои шаги, обернулся:

— Егор Андреевич! Доброе утро! Григорий приходил вчера вечером, говорил, что вы хотите нам что-то показать и рассказать. Важное дело, сказал.

— Доброе утро, Савелий Кузьмич. Да, есть идея, которую хочу с вами обсудить. Но не здесь — поедем к вам в кузницу. Там и Григорий нас ждёт, я так понимаю?

— Да, я ему сказал, чтобы подошёл к полудню, — кивнул кузнец. — Думал, вы попозже приедете.

— Нет смысла откладывать, — сказал я. — Чем быстрее начнём, тем лучше. Дайте только позавтракаю быстро, и поехали.

Матрёна уже накрывала на стол. Я наскоро съел кашу, запил молоком, взял пару пирожков с собой. Машенька ещё спала — пусть отдыхает, ей сейчас покой нужен.

Мы с Захаром и Савелием Кузьмичом сели в сани и поехали.

Когда мы вошли внутрь, в кузнице уже было жарко от печи, пахло углём и раскалённым металлом. У наковальни стоял Григорий, смотрел как кто-то из подмастерья обрабатывал какую-то деталь. Увидев нас, он подошел к нам:

— Егор Андреевич! Доброе утро!

— Доброе! Вот, решил пораньше приехать, раз вы уже оба два собрались, — ответил я, оглядываясь. — Где у вас можно разложить чертежи?

Савелий Кузьмич показал на большой верстак в углу:

— Вот тут. Сейчас освобожу.

Они быстро убрали с верстака инструменты и заготовки, протёрли поверхность. Я развернул свои чертежи — те, что делал вчера вечером, плюс старые чертежи паровой машины из Уваровки.

— Так, — начал я, когда они оба склонились над верстаком, — смотрите. Вот это — паровая машина, которую мы собирали у меня в Уваровке. Она функциональная, но не идеальная. Есть несколько проблем, которые я хочу решить в новой версии.

Григорий и Савелий внимательно изучали чертежи.

— Первая проблема, — продолжал я, указывая на схему, — отработанный пар. Видите, он выходит вот здесь и просто уходит в воздух. Это потеря воды и тепла. Каждый раз приходится доливать новую воду в котёл, а она холодная, на её нагрев уходит дополнительное топливо.

— Логично, — кивнул Григорий. — А как это исправить?

Я перевернул лист, показал новую схему:

— Вот так. Отработанный пар идёт не наружу, а в специальный конденсатор — это ёмкость, где он немного охлаждается и превращается обратно в воду. Эта вода — она горячая, градусов шестьдесят-семьдесят — возвращается обратно в котёл. Таким образом мы экономим и воду, и тепло.

Савелий Кузьмич прищурился, изучая схему:

— А как пар охлаждать будете?

— Холодной водой, — объяснил я. — Конденсатор — это ёмкость с трубками внутри. По трубкам идёт пар, снаружи — холодная вода. Отработанный пар отдаёт тепло воде, конденсируется, стекает обратно в котёл.

— Хитро, — пробормотал Григорий, делая пометки в своей тетради. — А холодную воду откуда брать?

— Из реки, из колодца, откуда угодно, — ответил я. — Главное, чтобы был постоянный приток. Вода в конденсаторе нагревается от пара, её нужно менять или охлаждать.

— Я предлагаю сделать замкнутый цикл, — продолжил я. — Нагретую воду из конденсатора отводить в отдельную ёмкость, там она остывает, потом снова в конденсатор. Но это более сложный вариант, но эффективный. Думаю, что так мы будем сделаем позже. Пока всё проще будет.

Мы ещё немного обсуждали схему конденсатора, потом я перешёл ко второму вопросу:

— Теперь смотрите сюда. Вторая проблема — нагрев воды в котле. Сейчас у нас большой котёл, огонь под ним. Нагревается только дно, вода прогревается медленно, неравномерно. Нужно увеличить площадь контакта воды с нагретой поверхностью.

— И как это сделать? — спросил Григорий.

Я развернул следующий лист чертежей:

— Вот так. Вместо одного большого объёма воды делаем множество тонких трубок. Примерно вот такого диаметра, — я показал пальцами расстояние сантиметра в три-четыре. — Трубки идут через зону нагрева — через топку, где горит огонь. Вода входит снизу холодная, поднимается по трубкам, нагревается, превращается в пар, выходит сверху уже как пар.

Савелий Кузьмич нахмурился:

— А почему она поднимается? Сама по себе?

— Конвекция, — объяснил я. — Горячая вода легче холодной, она стремится подняться вверх. Плюс, когда вода начинает превращаться в пар, пузырьки пара тоже поднимаются, увлекая за собой воду. Получается естественная циркуляция.

Григорий склонился ниже над чертежами:

— То есть вода сама течёт через эти трубки, нагревается, превращается в пар… Гениально! Площадь нагрева увеличивается в разы!

— Именно, — согласился я. — Плюс, тонкие трубки нагреваются быстрее, чем толстые стенки большого котла. Это значит, паровая машина будет выходить на рабочий режим быстрее.

Савелий Кузьмич задумчиво почёсал бороду:

— Звучит логично. Но это же сложно сделать — столько трубок согнуть, спаять, чтоб не протекало…

— Сложно, — согласился я. — Но выполнимо. Трубки можно делать прямыми, соединять их коленами. Главное — качественная пайка. Савелий Кузьмич, вы же умеете паять медь?

— Умею, — кивнул он. — Сложно, но умею. С оловом лучше всего получается.

— Вот и отлично, — обрадовался я. — Значит, справимся.

Мы втроём склонились над чертежами. Григорий достал свою тетрадь, начал делать зарисовки, задавать уточняющие вопросы. Савелий Кузьмич прикидывал, сколько понадобится меди, какие инструменты нужны, сколько времени займёт работа.

— Так, — сказал я через некоторое время, выпрямляясь и потягиваясь, — давайте по порядку. Что нам нужно сделать?

Григорий пролистал свою тетрадь:

— Во-первых, конденсатор. Это ёмкость с трубками внутри. Нужно рассчитать размеры, сделать корпус, установить трубки, всё герметично спаять.

— Правильно, — кивнул я. — Савелий Кузьмич, это ваша часть работы. Корпус можно из железа, трубки — из меди, она лучше проводит тепло.

Кузнец кивнул:

— Сделаю. Дней пять-семь понадобится.

— Отлично, — я повернулся к Григорию. — Во-вторых, новый котёл с трубчатой системой нагрева. Это сложнее. Нужно много тонких трубок, все они должны быть одинаковыми, соединённые правильно, без протечек.

Григорий кивал, записывая:

— Понял. А сколько трубок нужно?

Я прикинул в уме:

— Зависит от мощности машины. Для средней машины, как у меня в Уваровке, думаю, штук тридцать-сорок трубок длиной в аршин. Их нужно расположить горизонтально, можно в несколько рядов, снизу и сверху подключить к общим коллекторам. Снизу входит холодная вода, сверху выходит пар.

Савелий Кузьмич присвистнул:

— Это работы на пару недель, если не больше. И меди понадобится немало.

— Медь есть? — спросил я.

— Есть, но не много, — ответил кузнец. — Придётся докупать.

Я полез в карман, достал деньги, протянув их кузнецу:

— Вот, купи, сколько нужно. Если не хватит — скажи, ещё дам.

Савелий Кузьмич взял деньги, спрятал в карман:

— Хватит, Егор Андреевич. Спасибо.

— Не за что, — отмахнулся я. — Это инвестиции в будущее. Если мы сделаем хорошую паровую машину — сможем их поставить на заводе. А потом уже и продавать на другие заводы. Окупится многократно.

Мы ещё некоторое время обсуждали детали — размеры, материалы, технологию изготовления. Я объяснял, Григорий записывал, Савелий Кузьмич задавал технические вопросы. Постепенно картина прояснялась, план становился всё более конкретным.

Наконец я выпрямился, потянулся:

— Так, вроде всё обсудили. У вас есть вопросы?

Григорий покачал головой:

— Нет, Егор Андреевич. Всё ясно. Можем начинать.

Савелий Кузьмич добавил:

— Я завтра же медь закуплю, начну делать трубки. А вы, Егор Андреевич, приезжайте через неделю — покажу, что получилось.

— Договорились, — кивнул я. — А сейчас пора и домой. И так целый день проработали.

Мы попрощались. Вместе с Захаром вышли на улицу, сели в сани. Солнце уже клонилось к закату — мы действительно просидели в кузнице весь день, с утра до вечера, полностью погрузившись в работу.

— Домой, Захар, — сказал я, устраиваясь поудобнее.

— Слушаюсь, Егор Андреевич, — кивнул он, натягивая вожжи.

Сани тронулись. Я откинулся на спинку, закрыл глаза.

Когда мы подъехали к дому, и пока Захар открывал ворота, на крыльцо выскочила Машенька. Увидев меня, она улыбнулась, помахала рукой. Я выскочил из саней, поспешил к ней:

— Машунь, ты опять на мороз выскочила не одетая!

— Соскучилась, — просто ответила она, обнимая меня. — Где ты пропадал весь день?

— В кузнице, — ответил я, обнимая её и уводя в дом. — Работали над новой паровой машиной. Много всего обсуждали, планировали.

Она покачала головой:

— Я понимаю, что у тебя важные дела. Просто скучала.

Мы вошли в дом. Матрёна уже накрывала на стол — ужин был готов. За едой я рассказывал о проведённом дне, о планах по улучшению паровой машины.

Бабушка, как всегда, хвалила:

— Вот молодец, внучок! Головой работаешь, новое придумываешь!

Няня Агафья причитала:

— Только бы не переутомился! Егорушка, ты бы отдыхал больше!

Машенька молча улыбалась, держа меня за руку под столом.

После ужина я поднялся к себе, но работать уже не было сил. Я просто лёг на кровать, и почти сразу провалился в сон.