Воронцов. Перезагрузка. Книга 4

Глава 23

Утром проснулся от какого-то постороннего шума. Сознание медленно выплывало из объятий сна, но слух уже отчётливо улавливал негромкие шаги и звяканье посуды. Кто-то явно ходил по дому.

В голове мелькнула тревожная мысль: «Чужой». После истории с нападением на Ивана такая мысль была вполне естественной. Сердце забилось чаще, сон как рукой сняло. Я напрягся, прислушиваясь к звукам. Шаги были лёгкие, но уверенные — человек явно не скрывался, не таился. Но это не значило, что опасности не было.

Ещё не до конца проснувшись, я бесшумно склонился и достал из-под кровати саблю. Пальцы сжали прохладную рукоять, и это придало уверенности.

Стараясь не скрипнуть половицами, я осторожно встал с кровати. Сделал несколько шагов и тут неожиданно одна из досок под ногой предательски скрипнула. Звуки в горнице на мгновение стихли. Медлить было нельзя. Я рывком распахнул дверь, одним движением выскочил в горницу, держа саблю наготове.

И каково же моё удивление было, когда я увидел Анфису, которая суетилась возле печи. На ней был простой домотканый сарафан, волосы убраны под белый платок, а в руках миска с тестом.

Она аж подпрыгнула от неожиданности, выронив её прямо на пол, и завизжала так пронзительно, что заложило уши. Миска с глухим стуком ударилась о деревянный пол, тесто растеклось бесформенной массой, а Анфиса, прижав руки к груди, продолжала визжать, глядя на меня круглыми от ужаса глазами.

— Анфиса, мать твою! — крикнул я, всё ещё не опуская саблю, хотя уже начал понимать, что я просто забыл про новую стряпуху.

В этот момент в горницу выскочила Машка, на ходу завязывая платок.

— Что случилось? — выпалила она, переводя взгляд с меня на Анфису и обратно.

— Егор Андреевич, да что ж вы так? — прошептала побледневшая Анфиса, всё ещё прижимая руки к груди.

Я медленно опустил саблю, чувствуя, как напряжение отпускает, а на смену ему приходит неловкость. Действительно, выскочить с оружием на беззащитную женщину — не самый джентльменский поступок.

— Да не ожидал, что в доме кто-то есть, — пробормотал я, убирая саблю в ножны. — Проснулся — кто-то по дому ходит…

— Так Анфиса же, — Машка смотрела на меня с недоумением. — Мы же с тобой договорились, что она будет приходить по дому помогать.

— Да, понятно, что Анфиса, — я потёр лицо ладонью, окончательно стряхивая остатки сна. — Помню, что договорились и обсудили, только… всё равно было неожиданно. Проснулся — кто-то по дому ходит.

Машка покачала головой, скрывая улыбку:

— Ну, привыкай теперь, Егорушка.

— Буду привыкать, — вздохнул я. — Что там у нас на завтрак?

Анфиса тем временем уже оправилась от испуга и, присев на корточки, подбирала тесто с пола, сокрушённо качая головой и причитая:

— Вот, Егор Андреевич, напугали! Всё тесто зря пропало. А я его с вечера ставила, чтоб подошло хорошо. Пироги хотела стряпать с яблоками да черникой. А теперь вот, заново придётся…

Я посмотрел на растёкшееся по полу тесто, на перепачканные руки Анфисы, на её огорчённое лицо, и вдруг осознал всю комичность ситуации. Здоровый мужик с саблей наголо выскакивает на бедную женщину, которая всего-то хотела порадовать его пирогами. Представил, как это выглядело со стороны, и не смог сдержать улыбку, а потом и вовсе рассмеялся.

— Ох, Анфиса, прости ты меня, дурака, — сказал я, вытирая выступившие от смеха слёзы. — Чуть до смерти тебя не напугал.

Анфиса сначала недоумённо посмотрела на меня, но потом тоже улыбнулась, поняв комичность ситуации:

— Да уж, Егор Андреевич, вы как выскочили-то… Я думала, сердце остановится.

Машка, глядя на нас, тоже не удержалась от смеха:

— Хорош защитник! С саблей на бабу с тестом!

— А я что? — оправдывался я, всё ещё посмеиваясь. — После того, что с Иваном произошло, всякое можно ожидать. Мало ли кто по деревне шастает.

— Так запирались бы на ночь, — резонно заметила Анфиса, собирая последние куски теста в миску.

— И то верно, — согласился я. — С сегодняшнего дня так и будем делать. — Так что на завтрак есть?

— А на завтрак каша есть, — ответила она, вставая с колен и отряхивая подол. — Гречневая, с маслом. И молоко свежее Дарья принесла.

— Вот и славно, — я потянулся и направился к умывальнику, висевшему в углу горницы.

Пока я умывался холодной водой, Машка уже накрывала на стол — глиняные миски с дымящейся кашей, деревянные ложки, кувшин с молоком. Анфиса же готовила новую порцию теста для пирогов, ловко месила его в большой деревянной квашне, время от времени подсыпая муку.

Вся утренняя суматоха постепенно улеглась, и дом снова наполнился привычными звуками и запахами — потрескивание поленьев в печи, аромат свежей выпечки, негромкий разговор.

Мы с Машкой уселись за стол и принялись завтракать. Каша была хороша — рассыпчатая, с маслом, которое растаяло и образовало аппетитные желтоватые лужицы. Молоко тоже было отменным — парное, жирное, с лёгкой пенкой сверху.

Когда мы поели, Машка собирая пустые миски, неожиданно спросила:

— А зачем ты уксус заказывал в городе?

Я отхлебнул молока из кружки, вытер усы и ответил:

— Ну, так-то осень скоро, и можно капусту замариновать. Может еще чего. Будет вкусно, и храниться долго будет, потом под новый год достать — самое то.

Машка кивнула, соглашаясь, но было видно, что ей интересно узнать больше. Она присела рядом на лавку, подперев подбородок рукой:

— А ещё для чего?

Я улыбнулся её любопытству. Машка всегда проявляла интерес к моим, как она говорила, «городским премудростям».

— А ещё уксус, Машенька, очень хорош, когда жар внезапный и не хочет сбиваться отваром из коры ивы, — начал я объяснять. — Размешать один к одному с водой и тряпкой обтирать так, чтобы аж вода стекала, эта уксусная, и тогда температура очень быстро спадёт, потом уже и отвар будет помогать.

Машка внимательно слушала, кивая.

— А для хозяйства уксус пригодится? — поинтересовалась Анфиса, которая, закончив с тестом, теперь нарезала яблоки для начинки, ловко орудуя острым ножом.

— Ещё как, — я встал из-за стола и подошёл к окну, глядя на залитый утренним солнцем двор. — Мясо в нём замачивать хорошо, особенно дичь — запах отбивает и мясо мягче становится. Да и пятна им можно выводить — ржавчину там, или если чернилами запачкаешься.

— Надо же, — удивилась Машка. — Я и не знала, что его можно так использовать.

— Скоро осень, — задумчиво произнёс я, наблюдая, как по двору важно расхаживают куры, выискивая что-то в траве. — Лучше пускай будет. Можно будет в случае чего и в хозяйстве использовать и не дать кому-то разболеться.

Машка внимательно смотрела на меня и, казалось, запоминала каждое моё слово.

— Егор Андреевич, а можно я тоже послушаю? — неожиданно раздался голос от дверей.

Я обернулся и увидел бабку Марфу — которая лечила всю деревню своими травами и заговорами. Она стояла в дверях, держа в руках корзинку, накрытую чистой тряпицей.

— Конечно, баб Марфа, — улыбнулся я. — Заходи, не стесняйся.

Она вошла в горницу, поставила корзинку на лавку и пояснила:

— Я вам мази принесла. От ожогов да от нарывов. И настой из зверобоя — тот, что кровь останавливает.

— Спасибо, — я подошёл к корзинке и заглянул внутрь — там стояли аккуратные горшочки с мазями и бутылка с тёмной жидкостью. — Иван-то как?

— Лучше ему, — кивнула Марфа. — Жар спал, рана чистая, не гноится. Думаю, дня через три-четыре на ноги встанет.

— Хорошая новость, — я был рад, что Иван идёт на поправку.

Марфа присела на лавку рядом с Машкой и спросила:

— Так что вы про уксус говорили? Я-то знаю, что он от хвори помогает, но как именно применять — не всегда понятно.

Я снова принялся объяснять, теперь уже более подробно, рассказывая о различных способах использования уксуса в лечебных целях. Она слушала внимательно, иногда кивая, иногда задавая уточняющие вопросы.

— Интересно вы говорите, Егор Андреевич, — заметила она, когда я закончил. — Некоторые вещи я и сама знала, а другие — впервые слышу. Видно, и правда в городах учёные люди живут.

Я лишь улыбнулся в ответ, не став уточнять, что мои знания пришли не из города, а из совершенно другого века. Бабка Марфа, как и многие в деревне, считала меня образованным горожанином, волей судьбы оказавшимся в их глуши. И эта версия меня вполне устраивала — правду они вряд ли смогли бы понять и принять.

За разговорами незаметно пролетело время. Анфиса уже ставила пироги в печь, наполняя дом ароматом яблок. А Марфа засобиралась домой.

— Ну, я пойду, — сказала она, вставая. — Спасибо за науку, Егор Андреевич.

— На здоровье, баб Марфа, — кивнул я. — И тебе спасибо за мази. Обязательно пригодятся.

Проводив знахарку, я вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью свежий утренний воздух. Немного постояв, подышав утренней прохладой, я спустился с крыльца и хотел направиться пройтись по деревне.

Выйдя во двор, я тотчас заметил, как Степан решительно шагает куда-то с граблями наперевес. Окликнул его. Тот мигом развернулся, подошёл широким шагом, поклонился с достоинством, поздоровался негромко, но внятно.

— Степан, что там с новыми семьями? Куда определил, кого? Бабы помогают на сенокосе, сено собирают?

Степан выпрямился, опершись на грабли, словно на посох. Лицо его, обветренное и загорелое до черноты, оставалось серьёзным, но в глазах мелькнула искра жизни.

— Так точно, барин. Савелий, тот в лесу. Валит деревья, мужикам помогает — спину не разгибает. Крепкий мужик, работящий. А брат его, Тимофей, сейчас на сенокосе. С другими мужиками косят траву с самого рассвета. При деле все, не извольте беспокоиться.

Я кивнул, довольный ответом, и продолжил расспросы:

— А как там с заготовкой на зиму? Ягод, грибов насушили ли?

Степан чуть оживился, провёл ладонью по влажному от пота лбу.

— Этим ребятня постоянно занимается, барин. В лес ходят каждый Божий день, грибы-ягоды собирают. Бабы их учат, что брать, что оставлять. Корзинами тащат. Яблоки вон пошли, — он махнул рукой в сторону сада, где ветви деревьев клонились под тяжестью плодов, — тоже режем да сушим. Бочки уже готовим под мочёные.

— Ну и отлично, — я прищурился, глядя на солнце и прикинул, что совсем скоро нужно будет копать картошку. Дни становились короче, а ночи прохладнее. Осень дышала в затылок, не за горами были и первые заморозки.

— Степан, а ведь картошку скоро копать придётся, — сказал я, переводя взгляд на собеседника.

Тот кивнул, мол, вам, барин, виднее, и добавил с уважительной осторожностью:

— С этим мы ещё не сталкивались и не знаем точно. Лучше было б, конечно, чтобы вы сами посмотрели, а потом мы сделаем всё, как скажете. Не хотелось бы раньше времени тревожить землю-матушку.

Я оценил его рассудительность. И впрямь, зачем откладывать в долгий ящик то, что можно решить прямо сейчас?

— Идём, проверим, — решительно сказал я и направился к флигелю.

Степан последовал за мной без лишних слов. Во флигеле я взял лопату, крепкую, с отполированной до блеска рукоятью, и мы пошли вместе к участку, где была засажена картошка. Поле раскинулось широко, ботва стояла уже пожелтевшая, кое-где почерневшая — верный знак.

Выбрав куст с краю поля, я воткнул лопату в землю. Она вошла легко, без особого сопротивления. Подкопав куст, я поддел его лопатой и вывернул на поверхность. Из чёрной, рассыпчатой земли показались крупные клубни. Степан наклонился, помогая мне собрать урожай с одного куста.

— Глядите-ка, барин, богатый урожай, — в его голосе прозвучало уважение.

Я достал семь больших картофелин, одну поменьше. Каждая ровная, крепкая. Взяв самую крупную, я скребнул ногтем кожицу — та уже твёрдая, не поддаётся.

— В общем-то, готово, — сказал я, вытирая руки о траву. — Как сенокос закончите, будем картошку копать. А то дожди зарядят, потом храниться будет плохо. Гнить начнёт, а нам этого не нужно.

Степан внимательно смотрел, как я перебираю клубни, словно запоминая. Потом уверенно кивнул:

— Хорошо, барин. Сделаем, как велите. Через три дня с сенокосом управимся, если погода не подведёт, и сразу за картошку возьмёмся всем миром. Митяю скажу, чтоб корзины с Прохором готовили.

Он снова поклонился и, подхватив свои грабли, пошёл на поле, где мужики и бабы заканчивали собирать зерно.

Хотел было сходить на лесопилку. День выдался ясный, солнечный, но не жаркий — самое то для работы. Да, тут увидел Петра, который возле дома что-то у себя делал. Присмотрелся — помост стелит от себя до Ильи. Топором ловко подгоняет горбыль, укладывая доски плотно друг к другу, чтобы не оставалось щелей. Работал споро, видно было, что опыт уже появился в этом деле.

— Доброго утра, Пётр! — окликнул я его.

Тот выпрямился, вытер пот со лба тыльной стороной ладони и улыбнулся:

— И вам доброго, Егор Андреевич!

— Я смотрю, вы тут обустраиваетесь? — спросил я, подходя ближе. —

Пётр оглядел свою работу с явным удовольствием:

— Так ведь удобно же! Как вы и говорили — и в грязь не ступаешь, и в дом меньше грязи тащишь. А как дожди зарядят осенью, так вообще спасение будет.

Я кивнул, разделяя его удовлетворение. Мои идеи приживались, и это радовало.

— А что там с общей баней? — поинтересовался я, переводя разговор. — Когда планируете приступать к строительству?

Пётр отложил топор, вытер руки о штаны и немного помрачнел:

— Пока времени не хватает, сенокос начался, да и доски нужно ж постоянно делать, — начал он объяснять, слегка виновато. — Часть мужиков лес валят, но потихоньку брёвна свозим. Горбыль тоже привозим, который остаётся после досок.

Он указал рукой в сторону края деревни, где виднелась небольшая поляна:

— Вон там решили ставить, если вы не против. Место хорошее и от домов недалеко.

— Покажи, — предложил я, решив взглянуть на будущую стройку.

Мы направились к указанному месту. По пути Пётр продолжал рассказывать:

— Решили баньку сделать побольше, чем у вас во дворе, чтобы за один раз деревенские могли побольше попариться да помыться. Вон, видите, уже и брёвна свезли и горбыль.

Действительно, на краю поляны уже была сложена небольшая поленница брёвен, рядом горкой лежал горбыль.

— Добро, — одобрил я, осматривая заготовки. — Место хорошее выбрали, сухое, возвышенное. А размер какой планируете?

Пётр развёл руками, показывая предполагаемые границы:

— Вот так, примерно. Предбанник будет здесь, — он указал на одну сторону, — а сама парная и помывочная — здесь.

Я кивнул, мысленно прикидывая размеры. Хорошая задумка — и практично, и удобно.

— А как будете делать — так же, как я, или же по-чёрному? — поинтересовался я, переходя к самому важному вопросу.

Тот замялся и сказал, что хотелось бы, конечно, как у меня, чтобы дымом не дышать, да только вот металла столько нету. Почесал затылок, явно смущаясь того, что приходится признавать ограничения.

— Думали сначала по-чёрному сделать, — добавил он. — Всё ж привычнее. Но после вашей бани уж больно не хочется к старому возвращаться. Чистота-то какая, и глаза не ест дымом!

Я понимающе кивнул. Баня по-чёрному была, конечно, проще в исполнении — топишь печь без трубы, дым идёт в помещение, а потом его выпускают через открытую дверь. Но комфорта в такой бане мало — везде копоть, дым, глаза режет. Совсем другое дело — баня по-белому, с дымоходом.

Я посмотрел на него и сказал:

— Смотри, Петр, один лист большой остался, поэтому печь сделайте из глины, а верхнюю часть не глиной, а листом закройте, ну и трубу выведете как у меня. Ну и камень на лист уже выложите. Так получится почти как у меня, тоже без дыма, и воду на камни лить можно будет.

Глаза Петра загорелись — он явно представил, как это будет выглядеть.

— А печь-то как класть будем? — спросил он, уже прикидывая работу. — Как у вас, с поддувалом и дымоходом?

— Да, — подтвердил я. — Только делать нужно аккуратно, чтобы тяга хорошая была. Илью привлеките — он в этом деле мастер. И глину с песком мешайте в правильных пропорциях, чтобы не трескалась от жара.

Пётр внимательно слушал, кивая на каждое слово. Видно было, что запоминает все наставления крепко.

— А дымоход куда выводить лучше? — поинтересовался он. — Через стену или через крышу?

— Через крышу, — ответил я без колебаний. — Так тяга лучше будет. Только обложите его глиной хорошенько, чтобы не загорелось ничего. И выведите повыше, чтобы искры на крышу не падали.

Петька призадумался, видимо, представляя всю конструкцию целиком. Потом поклонился, поблагодарив, что я выделил металл. Было видно, что он искренне рад такому решению.

— Спасибо, Егор Андреевич! Вот уж обрадуются мужики, что без дыма париться будем, — сказал он с улыбкой. — И бабы спасибо скажут — не придётся потом копоть отмывать.

И хотел было снова приступить к работе, но я вспомнил ещё одно дело.

— Погоди, Пётр, — остановил я его. — У меня ещё мысль появилась. Воду-то как греть будете?

Тот задумался:

— Да как обычно — котёл на огонь поставим, натаскаем воды из реки…

Я покачал головой:

— Не годится так. Слишком долго и хлопотно. Давайте-ка вот что сделаем: возле печи пристроим небольшой бак для воды из металла. Сделаем так, чтобы одна стенка бака примыкала к печи — тогда вода будет нагреваться от жара печи. И кран — трубку такую, чтоб открывалась и закрывалась внизу приделаем, чтобы удобно было воду набирать. Листов то больше нет, но думаю, что сейчас с глины да песка насобираем — уж как-то хватит.

Глаза Петра расширились от удивления и восхищения:

— Это ж как удобно будет! — воскликнул он. — И не надо будет котлы туда-сюда таскать, и вода всегда горячая!

— Именно, — кивнул я. — А ещё бочку поставьте для холодной воды. Тогда можно будет и горячую, и холодную воду смешивать в тазах, как нужно.

Пётр аж рот приоткрыл от такой идеи:

— Егор Андреевич, да вы… — он замялся, подбирая слова, — вы как Божий посланник нам! Такие идеи, что никому и в голову не придут!

Я усмехнулся. Если бы он знал, откуда на самом деле эти идеи… Но это была тайна, которую я хранил крепко.

— Не преувеличивай, Пётр, — отмахнулся я. — Просто думать надо, как сделать жизнь удобнее.

— Да только… — тут он замялся, — Не колдовство ли это, как поговаривают?

Я рассмеялся:

— Никакого колдовства, Пётр. Так что, — продолжил я, — давайте сделаем баню как следует, чтобы вся деревня могла пользоваться с удобством. И детей приучайте к чистоте — это здоровье и долголетие.

Я обвёл взглядом площадку, где должна была встать баня, и мысленно представил, как она будет выглядеть. Добротный сруб, крыша из дранки, труба дымохода, выведенная высоко… А внутри — чистота, сухой пар, горячая вода из крана.

— А пол как делать будете? — спросил я, продолжая осмотр.

— Да как обычно, — пожал плечами Пётр. — Доски на лаги положим.

— Нет, не годится, — покачал я головой. — В бане пол должен быть особенный. Сделайте небольшой уклон к сливу, чтобы вода не застаивалась. И между досками оставьте небольшие щели, чтобы вода могла стекать. А под полом яму выкопайте и камнями заполните — туда вода будет уходить.

Пётр внимательно слушал, явно стараясь запомнить все детали.

— А ещё, — добавил я, — лавки сделайте широкие, в два уровня. Нижние — для тех, кто плохо пар переносит, верхние — для любителей попариться.

— Всё сделаем, Егор Андреевич, — уверенно кивнул Пётр. — Будет баня не хуже вашей, вот увидите!

Я улыбнулся его энтузиазму.

— Да, и ещё вот что, — вспомнил я. — Веники заготовьте разные — не только дубовые, но и берёзовые, и можжевеловые. У каждого свои свойства, свой аромат. Хорошо бы и травы собрать — мяту, чабрец, душицу. Запаривать их в воде и этим отваром поддавать на камни — дух будет целебный.

Лицо Петра просветлело — видно было, что эта идея ему особенно понравилась.

— Вот уж жена обрадуется! — воскликнул он. — Она у меня до трав охотница, всё лето собирает да сушит. А тут такое применение!

Я кивнул, довольный его реакцией. Это была ещё одна маленькая победа цивилизации в этом далёком времени.

— Ну, решено тогда, — подвёл я итог. — Как закончите с сенокосом, беритесь за баню. К зиме успеете — будет вам радость в холода.

Пётр с благодарностью поклонился:

— Спасибо, Егор Андреевич! Всё сделаем как надо, не подведём.

И хотел было снова вернуться к своему помосту, но тут я вспомнил ещё одну важную деталь:

— И ещё, Пётр, предбанник сделайте просторный, с лавками вдоль стен и крючками для одежды. Чтобы было где посидеть, отдохнуть после бани, чайку попить. Баня — это ведь не только мытьё, но и общение, отдых.

— Это верно, — согласился он, улыбаясь. — После доброй бани да крынку с квасом — милее нет отдыха!

Мы ещё немного поговорили о деталях строительства, и я отправился дальше по своим делам.

Дни становились короче, а утренний воздух — свежее. Лето медленно уступало осени, и нужно было готовиться к приближающейся зиме. Я стоял возле ангара, наблюдая, как работают мужики. Петр с Илюхой возились с здесь же, я подошёл и спросил о том, что уже давно вертелось в голове.

— Ты знаешь, Петр, как картошку, наверное, выкопаем, и время будет посвободнее, — начал я, прислонившись к столбу навеса. — Займись с Илюхой вот чем — сделайте сани.

Петр поднял голову, вытер руки о тряпицу, что висела у него на поясе, и с интересом посмотрел на меня.

— Сани, говорите? — переспросил он.

— Да, сани, — кивнул я. — А то зима скоро, а насколько я понимаю, саней-то нет. Всё-таки и в город захочется съездить, да и Машка тоже просилась зимой чтоб в город попасть. — Так что сани нужны, — продолжил я, обдумывая детали. — Сразу делайте под тройку лошадей и такую не карету, но чтобы шкурами да мехами утеплить изнутри. Чтобы барскими получились сани, а не такие, чтоб как в город въедем, засмеют, мол, барин приехал непонятно на чём.

Петр с Илюхой переглянулись, и на их лицах появились понимающие улыбки. Им явно понравилась идея сделать что-то особенное, не просто рабочие сани, а настоящее произведение искусства.

— Егор Андреевич, сделаем, конечно, — заверил меня Петр, выпрямляясь во весь рост. — Конечно, не за день, да и не за седмицу, но сделаем обязательно. Такие сани выйдут — все в городе обзавидуются!

Илюха согласно кивал, уже что-то прикидывая в уме. Его глаза загорелись творческим огнём — видно было, что идея его захватила.

— Да, с резьбой сделаем, — добавил он. — У меня есть липа сухая, давно берёг для особого случая. Для полозьев ясень подойдёт — он крепкий, гнётся хорошо и по снегу скользит, как по маслу.

— И дугу резную сработаем, — подхватил Петр. — С колокольцами, чтоб издалека слышно было — барин едет!

Я улыбнулся их энтузиазму. Всегда радовался, когда мои идеи находили такой живой отклик.

— И себе тоже сделайте, — добавил я. — Всё-таки кузня-то основная там, на лесопилке осталась. Туда тоже нужно будет добираться по зиме. Раз будем делами заниматься, не пешком же ходить. И вот что ещё, — вспомнил я, глядя, как по краю леса пробежала лисица. — Лыжи нужно будет сделать.

— Лыжи? — Петр поднял голову.

— Да, лыжи, — подтвердил я. — Возьмите из брёвен расколотые доски, но не пиленные, именно расколотые. И нужно будет под паром загнуть, потом вытесать и сделать лыжи.

— Сделаем, чтоб на всех хватило, — заверил Петр. — Лыжи — дело нужное. Зимой по сугробам иначе не пройдёшь.

— Сделаем обязательно, Егор Андреевич, — поддержал Илюха, уже явно представляя себе, как будет подбирать материал и готовить инструменты.

— Ну, не стану отвлекать вас от занятия, — сказал я, видя, что они уже полностью погрузились в обсуждение будущих работ.

К вечеру закончив с делами, я вернулся домой. Машка уже распорядилась, чтоб растопили баню, натаскали воды, сама же заварила травяной сбор для запаха. Я с удовольствием предвкушал, как смою с себя пыль и усталость дня, как расслаблюсь в горячем пару.

Мы парились берёзовыми вениками, смывали пот холодной колодезной водой, а потом снова заходили в парилку.

После бани, распаренные и умиротворённые, мы с Машкой вернулись в дом. Небо за окнами уже потемнело, зажглись первые звёзды. В печи потрескивали дрова, бросая на стены и потолок причудливые тени. Машка накрыла на стол и мы поужинали.

Потом мы уселись поближе к печи. Я расстелил на полу медвежью шкуру. Шкура была мягкая, тёплая, приятно грела спину, когда мы сидели, прислонившись к лавке.

Мы сидели, обнявшись, и пили наливочку из бокалов, которые по моему заказу выдул Митяй. Бокалы получились кривоватые, но с тонкими ножками. Наливка была вишнёвая, сладкая с лёгкой кислинкой, приятно согревала изнутри.

Говорили о том, о сём. Я рассказывал Машке, что скоро картошку будем копать, что Петьке сани заказал, как поедем зимой на тройке да с бубенцами в город на ярмарку. Рисовал ей картины будущей зимней поездки — морозный день, искрящийся снег, лошади бегут по укатанной дороге, полозья саней скользят с лёгким шуршанием, колокольчики звенят, разгоняя тишину.

— А в городе, Маша, ярмарка будет, — говорил я, поглаживая её по волосам. — Там и ткани разные, и украшения. Выберешь себе что-нибудь по душе.

Машка, вся довольная, слушала меня, прижавшись к плечу. Её лицо, озарённое отблесками огня, казалось особенно красивым — тонкие черты, большие глаза, нежная кожа. А потом Машка слегка отстранилась, посмотрела мне в глаза. В её взгляде было что-то особенное — смесь радости, волнения и какой-то тайны.

— Лялька у нас будет скоро Егорушка, наследник твой.

Я аж дар речи потерял. Сердце забилось часто-часто, в голове промелькнула тысяча мыслей сразу. Наследник? Ребёнок?

В груди разлилось тепло, которое не имело ничего общего с выпитой наливкой. Голова кружилась от осознания новости. В глазах защипало, и я не стыдился этих слёз радости, которые набегали. Дыхание перехватило, и на мгновение я почувствовал себя абсолютно беспомощным перед этим чудом жизни. Всё моё существо наполнилось такой всеобъемлющей любовью к этой женщине и к нашему ещё не родившемуся ребёнку, что казалось, сердце не выдержит и разорвётся.

Я обнял Машку, крепко-крепко прижал к себе, боясь отпустить. Поцеловал её в макушку, в лоб, в глаза, чувствуя, как на щеках у неё тоже блестят слёзы.

— Наследник — это здорово! Ты у меня чудо, — прошептал я, глядя ей в глаза.

Она улыбалась сквозь слёзы, счастливая и немного испуганная. Для неё это тоже было важным шагом, новым этапом в жизни.

А потом я заметил, что она всё ещё держит в руке бокал с наливкой. Осторожно забрал его и отставил в сторону.

— А вот этого, солнышко моё, теперь тебе уже нельзя, — сказал я мягко, но твёрдо.