Воронцов. Перезагрузка. Книга 4

Глава 14

Пообедав, мы с Машенькой, пользуясь тем, что никуда бежать не надо, уединились. Дождь барабанил по крыше, создавая уютную мелодию, словно сама природа решила подыграть нашей близости. В горнице было тепло от натопленной печи, а полумрак, царивший из-за туч, закрывших солнце, придавал моменту особую интимность.

Машенька прильнула ко мне, её руки, мягкие и тёплые, скользнули по моей спине. Я поцеловал её в шею, вдыхая этот родной аромат, и почувствовал, как она вздрогнула от прикосновения моих губ.

— Егорушка, — прошептала она, прижимаясь ещё ближе. — Как же мне с тобой хорошо. Мне погоде спасибо сказать нужно — ты весь в делах всегда, а тут вот — со мной…

Я молча согласился, снова целуя её, на этот раз в губы. Действительно, в последнее время я был так занят развитием деревни и производством, новыми идеями и их воплощением, что времени на жену почти не оставалось.

Посвятив время друг другу, мы растворились в моменте, забыв о дожде, о делах, о проблемах. Сколько времени прошло? Я не знаю. Минуты перетекали в часы, а мы не замечали их хода, наслаждаясь каждым мгновением близости.

Когда мы насытились друг другом, я заметил, что дождь прекратился, по крайней мере, такой ливень как раньше. Сейчас он просто моросил, словно устав от собственной ярости и решив дать передышку промокшей земле.

Ещё какое-то время мы полежали, обнимая друг друга и наслаждаясь близостью. Машенька положила голову мне на грудь, а я перебирал пряди её волос, наблюдая, как они переливаются в тусклом свете. Между нами царило то особое молчание, которое было красноречивее любых слов.

— О чём ты думаешь? — спросила она наконец, поднимая голову и заглядывая мне в глаза.

— О том, как мне повезло с тобой, — ответил я, и это была чистая правда. — О том, что без тебя я бы не справился со всем этим.

— Неправда, — улыбнулась она. — Ты бы справился. Ты сильный. Но я рада, что мы вместе.

Мы ещё немного полежали, прислушиваясь к звукам дождя и собственного дыхания. Но я чувствовал, как внутри меня снова просыпается неугомонный дух деятельности. Столько ещё нужно было сделать, столько идей требовали воплощения.

Наконец, мы встали. Я натянул рубаху, оправил штаны и сказал, что нужно заниматься делами дальше. Машенька, накинув на плечи лёгкий платок, посмотрела на меня с лёгким упрёком.

— Так куда ж ты пойдёшь, Егорушка? Дождь же такой, всё развезло. Куда в такую погоду?

Я подошёл к окну и выглянул наружу. Действительно, хоть сильный ливень и прекратился, дороги размыло основательно. Лужи стояли повсюду, а земля превратилась в липкую, вязкую жижу, в которой можно было легко увязнуть по щиколотку, а то и глубже.

— Дак, а ты думаешь, я здесь, в деревне, не найду, чем заняться? — улыбнулся я, поворачиваясь к жене. — Дел и здесь хватает. Вон, с Петькой надо обсудить кое-что по кузне, да и с Ильёй переговорить.

Машенька понимающе кивнула. Она знала мой характер — сидеть без дела я не мог, всегда находил какое-нибудь занятие. Даже в такую непогоду.

Она подошла ко мне, снова обняла, прижавшись всем телом, и поцеловала. Её губы были мягкими и тёплыми, и я с трудом заставил себя оторваться от них. Но дела ждали.

— Иди уж, непоседа, — шепнула она мне на ухо, легонько подталкивая к двери. — Только не промокни опять, а то захвораешь.

Я, накинув кафтан, вышел на улицу. Воздух был свежим, напоенным запахом мокрой земли и травы. Дождь действительно почти прекратился, только изредка падали отдельные капли с крыш и деревьев. Но земля под ногами чавкала и расползалась, норовя схватить сапог и не отпустить.

Окрикнул Петьку. Тот выглянул из своего дома, который находился через несколько дворов от моего. Увидев меня, он накинул армяк и, перепрыгивая через лужи, направился в мою сторону.

— Здравствуйте, Егор Андреевич, — поздоровался он, подойдя. — Что, гроза-то поутихла, слава Богу.

— Да, — кивнул я. — Переждём малость, да и за дело. А пока давай-ка потолкуем о кузне.

Мы пошли ко мне во флигель.

— Садись, — предложил я, указывая на стул. — Давай-ка обсудим наши планы.

Мы прикинули с ним объёмы, которые сейчас необходимо было делать по стеклу, и возможности кузни, которая была на Быстрянке. Петька рассказал, что после грозы, скорее всего, придётся ремонтировать часть дороги к реке, которую могло размыть.

— Там ведь как, Егор Андреевич, — объяснял он, рисуя пальцем на столе воображаемую карту. — В прошлый раз, когда дождь шел, то там с горки вода текла прямо на дорогу. А потом по колее дальше. Так тогда дождь то слабый был, не такой как сейчас и то размыло немного.

Я кивнул, делая мысленную пометку проверить дорогу, как только установится погода. Потом мы вернулись к вопросу о стекле.

— А вот скажи мне, Петька, — спросил я, вспоминая наш недавний разговор с Семёном. — Реторта-то наша выдержит такой объём? Думаю, новую сделать надо.

Петька задумался, почесав бороду.

— Да вроде должна выдержать, — сказал он неуверенно. — Но если большие объёмы планируете, то лучше, конечно, новую сделать. Покрепче, побольше.

Мы решили, что нужно озадачить Илью, что пока затянула погода дождём, нужно сделать новую реторту. Для плавки стекла требовалась особая ёмкость — она должна была выдерживать высокие температуры и не трескаться. А кто лучше Ильи знал глину? Он был настоящим мастером своего дела.

— Пойду позову его, — вызвался Петька и, накинув армяк, выскочил под морось.

Я остался один и, пользуясь моментом, достал чистый лист бумаги. Начал набрасывать схему новой реторты, как я её видел. Это позволило бы увеличить объёмы производства стекла, а значит, и выпуск бутылок, которые я планировал продавать в фармацию.

Илья прибежал быстро. Мокрый от дождя, но с горящими глазами — ему явно было интересно, зачем я его позвал.

— Звали, Егор Андреевич? — спросил он, входя во флигель и отряхиваясь у порога.

— Да, Илья, — кивнул я. — Есть важное дело. Садись.

Илья уселся на стул, с интересом глядя на мой набросок.

— Реторту новую делать будем, — объяснил я. — Для стекла. Вот, прикидываю, какой она должна быть. Вот тут дно должно быть толще, — объяснял я, указывая на соответствующую часть чертежа. — Чтобы выдерживало вес расплавленного стекла. А стенки можно чуть тоньше сделать, но они должны быть равномерными.

Илья внимательно слушал, иногда кивая, иногда задавая уточняющие вопросы. Видно было, что он уже мысленно представляет, как будет делать эту реторту.

Вспомнив объём печи в кузне на лесопилке, мы схематично прикинули, что нужно будет сделать Илье. Я нарисовал на бумаге примерные размеры, учитывая, что реторта должна быть достаточно большой, чтобы вмещать нужное количество стекла, но при этом помещаться в печь.

— Вот таких размеров примерно, — сказал я, закончив чертёж. — Что скажешь, Илья? Сможешь сделать?

Илья внимательно изучил чертёж, потом уверенно кивнул.

— Смогу, Егор Андреевич. Глина у меня хорошая есть, как раз на такую работу годится. Сделаю по вашему чертежу, точь-в-точь. Как раз пока обожжётся, пока остынет, пару дней пройдёт, — рассуждал он, вставая со стула. — А там можно будет уже и пробовать в ней выплавлять стекло.

— Отлично, — кивнул я, довольный его энтузиазмом. — Тогда не будем терять времени. Погода всё равно не даёт нам заниматься другими делами, так что давай используем эту паузу с пользой.

Пока мы были в флигеле и обсуждали то, что предстоит сделать, дождь ещё несколько раз обрушивался сплошной стеной, но недолго, минут по пять-десять, а потом снова моросил. Небо и не планировало становиться светлее — тяжёлые, свинцовые тучи низко висели над деревней, время от времени сверкали молнии, а через несколько секунд до нас доносился приглушённый раскат грома.

Илья и Петька ушли, а я остался во флигеле, продумывая другие аспекты производства.

За окном дождь снова усилился, барабаня по крыше. Но меня это не беспокоило — наоборот, я был рад этой вынужденной передышке, которая давала время продумать следующие шаги.

Я улыбнулся, вспоминая, как Машенька спрашивала, куда я собрался в такую погоду. А ведь дела нашлись и в деревне, причём важные. Это было одно из преимуществ моего положения — я мог планировать и руководить, не обязательно находясь непосредственно на месте работ.

Вскоре я услышал стук в дверь. Это пришла Машенька, принесла горячий чай и пирожки.

— Ну что, нашёл себе занятие? — спросила она с улыбкой, ставя поднос на стол.

— Нашёл, — кивнул я, показывая на чертежи. — Будем делать новую реторту для стекла. Больше, лучше. Это позволит нам увеличить производство бутылок.

Машенька присела рядом, с интересом разглядывая мои наброски. Хоть она и не понимала технические детали, но всегда проявляла искренний интерес к моим проектам.

— Ты у меня мастер на все руки, — сказала она с гордостью. — Что ни задумаешь, всё получается.

Я обнял её одной рукой, привлекая к себе.

— С твоей поддержкой, — сказал я тихо, — у меня всё получится.

Мы посидели ещё немного, попивая чай и слушая шум дождя. Потом вместе вышли и Машенька ушла в дом, а я увидел, как Степан со стороны ангара идёт в сторону своего дома. Мокрый, с прилипшими ко лбу волосами, он шагал быстро, явно спеша укрыться от дождя. Я кликнул его, и тот, услышав мой голос, изменил направление и подошёл к флигелю. Мы снова спрятались в нём от накрапывающего дождя, который, похоже, собирался усилиться.

— Слушай, Степ, я тут что подумал, — начал я, присаживаясь на лавку и приглашая его сесть рядом. — Когда мужики закончат с домами для новой семьи и твоего, организуй, чтоб у меня во дворе поставили баньку.

Степан вопросительно поднял брови, но промолчал, ожидая продолжения.

— А то пока лето, и в летнем душе можно помыться, — продолжил я, — но осенью, зимой… Даже не представляю, где вы мылись.

— Дак в тазах у печи, — ответил Степан, слегка смущённо. — Как все.

Я представил себе эту картину — взрослый мужик, пытающийся помыться в тазу у печи, и невольно улыбнулся.

— Не, так я не хочу, — покачал головой. — Поэтому запланируй, чтобы поставили мне баньку. Схему, чертёж, что как делать, я позже расскажу, покажу.

Тот кивнул, мол, сделаем, барин, всё, как вы скажете.

— А какую баню хотите, Егор Андреевич? — спросил он после небольшой паузы. — По-чёрному или по-белому?

Я задумался. Баня по-чёрному была проще в постройке — дым от печи выходил прямо в помещение, прогревая его, а потом баню проветривали. Но сажа оседала на стенах, и мыться в такой бане было не слишком приятно. Баня по-белому требовала более сложной конструкции печи с дымоходом, но зато была чище и безопаснее.

— По-белому, конечно, — ответил я. — С хорошей печью, чтобы дым не в помещение шёл, а через трубу наружу. И чтоб камни были, на которые воду лить можно для пара.

— Это сложнее будет, — задумчиво протянул Степан. — Печника хорошего надо, чтоб правильно всё сложил.

— Найдём печника, — уверенно сказал я. — Вон как печь в кузнице у лесопилки сделали — неужто для бани не сложим⁈ Главное, чтобы баня была добротная, тёплая, чтобы зимой в ней хорошо было мыться.

Степан согласно кивнул, а потом вдруг спросил:

— А где ставить-то будем? У вас двор немаленький, но всё ж таки место выбрать надо.

Я задумался. Действительно, место надо было выбрать с умом. Слишком близко к дому — опасно, мало ли что, пожар всё-таки. Слишком далеко — неудобно будет бегать, особенно зимой, в мороз.

— Давай за сараем, — предложил я после некоторых размышлений. — Там место есть, и от дома не слишком далеко, и в то же время, если что, огонь на дом не перекинется.

— Хорошее место, — согласился Степан. — Там и колодец недалеко, воду носить удобно будет.

Мы помолчали, слушая, как дождь барабанит по крыше. Снова усилился, теперь стучал как горох по листу железа.

— Да, и в деревне тоже не мешало бы общую поставить, — продолжил я свою мысль. — Можно даже чуть поболее, чем ту, которую мне. Хоть пару раз в неделю топить, чтоб крестьяне могли помыться, да и хворь выгонять в ней. Тоже будет хорошо, всё-таки осень, зима, лихоманка какая-то может прицепиться.

— Да, это вы дело говорите, Егор Андреевич, — согласился Степан, заметно оживившись.

— Вот и я о том же, — кивнул я. — Сделаем две бани: одну мне, поменьше, другую для деревни, побольше. Место выбери сам, только чтоб удобно было всем и безопасно.

— Может, с другой стороны деревни? — предложил Степан. — Там и вода рядом, и от домов не так близко. Случись что, не дай бог, пожар, так до деревни не дойдёт.

Я кивнул, соглашаясь.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда так и сделаем. Только сначала дома для новых семей достроить надо.

— Конечно, Егор Андреевич, — согласился Степан. — Дома в первую очередь. Как только закончим, сразу за баньки возьмёмся. К осени успеем, я думаю.

— Обязательно надо успеть, — подтвердил я. — Осенью без бани — беда. Вот и поторопитесь.

За окном снова сверкнула молния, и через несколько секунд раздался оглушительный раскат грома. Дождь припустил с новой силой, превратившись в настоящий ливень. Капли стучали по крыше с такой силой, что казалось, вот-вот пробьют её.

— Ох, погодка, — вздохнул Степан, глядя в окно. — Как бы до дома добраться.

— Да, льёт как из ведра, — согласился я. — Но, кажется, ненадолго. Вон, на западе уже светлеет. Можем переждать здесь.

Степан кивнул, и мы продолжили обсуждать детали будущего строительства. Говорили о том, какой лес лучше использовать, как правильно класть печь, чтобы тяга была хорошая, но искры наружу не вылетали, как организовать полки внутри бани, чтобы удобно было париться. Степан, хоть и жил всю жизнь в деревне, оказался на удивление сведущим в строительных делах. Видно было, что ему эта тема интересна, и он предлагал дельные идеи.

— А ещё хорошо бы предбанник сделать, — сказал он, увлечённо жестикулируя. — Чтоб было где раздеться, остыть после парилки. А то выскочишь на мороз разгорячённый — и простыл.

— Обязательно, — согласился я. — И лавки там поставим, чтобы можно было посидеть, отдохнуть. И крючки для одежды. Всё как положено.

Мы ещё немного поговорили о деталях, и я заметил, что дождь действительно стал стихать. Теперь это была уже не сплошная стена воды, а просто сильный дождь.

— Ну что, по домам? — предложил я, поднимаясь. — А то Машенька, поди, заждалась уже.

— Да, и мои тоже, — кивнул Степан. — Спасибо за разговор, Егор Андреевич. Дельное дело задумали с банями. Давно пора.

Когда Степан уходил, я задержался у крыльца, вдыхая свежий воздух и наблюдая за жизнью деревни. Неторопливый ритм Уваровки успокаивал и давал возможность собраться с мыслями. Вдруг мой взгляд зацепился за серую струйку дыма, вьющуюся над крышей дома Ильи. В его трубе заклубился дымок — сначала едва заметный, а затем всё гуще и темнее.

Я улыбнулся. «Ага, значит, занялся-таки», — подумал я с удовлетворением, развернулся и зашагал домой. Мысли перескочили с глины и обжига на более приземлённые материи — на ужин. Хотелось чего-то особенного, не каши и не похлёбки, которыми обычно довольствовались крестьяне. Внезапно в голове возникла идея.

Войдя в дом, я увидел Машеньку — она сидела у окна и штопала мою рубаху. Она была так поглощена работой, что даже не заметила моего прихода.

— Машунь, — окликнул я её, снимая кафтан и вешая его на крючок у двери.

Она вздрогнула от неожиданности, но тут же улыбнулась, увидев меня.

— Егорушка! А я тебя и не услышала. Думала, ты до вечера с Степаном будешь, — сказала она, откладывая рубаху в сторону и вставая навстречу.

— Да мы уже всё обсудили, — ответил я, целуя её в щёку. — Слушай, Машунь, а у нас сыр есть?

— Да, жена Ильи буквально вчера сделала немного. Принесла нам. Хороший сыр, крепкий.

— Это просто отлично! — воскликнул я, потирая руки. — Кликни кого-то, пускай свинины принесут. Сделаем на вечер блюдо.

Машенька посмотрела на меня с любопытством, склонив голову набок. Её глаза блестели от интереса:

— А что за блюдо, Егорушка? — спросила она, уже повязывая платок, готовясь выйти из дома.

— А вот увидишь, — подмигнул я ей. — Пусть принесут с килограммчик, полтора свинины. Картошка у нас есть, лук есть, и сыр, как ты сказала, тоже есть. Как принесут, так и займёмся готовкой.

Машенька, охваченная любопытством, быстренько сбегала к дому бывшего старосты и озадачила Прасковью, чтоб та принесла свинины. Сама же вернулась домой, сияя от предвкушения.

— Давай берём, чистить картошку будем, — сказал я, доставая из подпола десяток крупных клубней.

Мы сели за стол и принялись за работу. Я наблюдал за тем, как ловко Машенька орудует ножом, очищая картофель тонкой спиралью.

— Егорушка, а где ты научился готовить? — спросила она, не отрываясь от работы. — Ты столько всего знаешь, чего другие мужики не знают.

Я на мгновение замер, подбирая слова. Не мог же я сказать ей, что пришёл из будущего, из XXI века, где мужчины вполне могли готовить и заниматься домашним хозяйством.

— Я как в институте учился, подружился с одним сыном купца. А тот все харчевню хотел открыть — вот и умел готовить да рецепты рассказывал разные, — соврал я, возвращаясь к чистке картошки. — Многому у него научился.

— А-а-а, — протянула Машенька, кивая. — То-то я гляжу, ты такие диковинные блюда знаешь, каких у нас отродясь не готовили.

Пока мы чистили картошку, в дверь постучали. Это Аксинья, принесла пару кусков свинины — розовой, с прослойками жира, как раз то, что нужно.

— Вот, Егор Андреевич, как вы просили, — сказала она, ставя на стол глиняную миску с мясом.

Я поблагодарил её и, когда она ушла, принялся за мясо. Порезав кусочками с ладонь. Машенька с интересом наблюдала за моими действиями, не понимая пока, что я задумал.

— Теперь картошку нарежь кружочками, — попросил я её. — Тонко, но не очень, чтобы не рассыпалась при готовке.

Машенька кивнула и принялась за работу, а я тем временем занялся луком. Нарезал его полукольцами, стараясь не слишком мелко. Глаза щипало, и я то и дело вытирал выступающие слёзы.

— Егорушка, да что ж ты плачешь-то? — рассмеялась Машенька, заметив это. — Луковица, что ль, больно злая попалась?

— Да уж, злее некуда, — улыбнулся я, моргая покрасневшими глазами.

Когда с нарезкой было покончено, я взял большую сковороду, практически заменявшую противень и начал выкладывать всё слоями: сначала колечками нарезанную картошку, затем мясо, сверху всё засыпали луком, каждый слой посолил, поперчил.

— А теперь самое главное, — объявил я. — Сыр!

Мелко порезав сыр, я равномерно распределил его по верху нашего блюда и, убедившись, что всё готово, поставил сковороду в печь, которую Машенька предусмотрительно растопила пораньше.

— Егорушка, а что это будет? — спросила Машенька, с любопытством наблюдая за тем, что у нас получилось.

— А это будет, солнце моё, картошка по-французски, — ответил я, закрывая заслонку печи.

— По-французски? — удивилась она, широко раскрыв глаза. — Интересно, это там, во Франции, такое едят?

Я улыбнулся, видя её искренний интерес и удивление.

— Такое везде едят, Машенька, — сказал я, обнимая её за плечи. — Во Франции, в России, везде, где есть картошка, мясо и сыр. Просто называется так — «по-французски».

— А ты был во Франции? — спросила она, с восхищением глядя на меня.

Я снова запнулся, не зная, что ответить. В моей прошлой жизни я действительно был во Франции — Париж, Ницца, Канны… Но здесь, в этом мире, такое путешествие было бы чем-то из ряда вон выходящим.

— Нет, не был, — ответил я, решив не усложнять. — Но от людей бывалых слышал. И рецепт этот знаю.

Машенька, кажется, удовлетворилась этим ответом и принялась накрывать на стол, готовясь к ужину.

Через полчаса изба наполнилась такими ароматами, что не дожидаясь ужина, можно было наесться собственной слюной. Запах жареного мяса, печёной картошки и расплавленного сыра создавал невероятную симфонию, от которой у меня самого текли слюнки, хотя я-то знал, чего ожидать.

Машенька же всё заглядывала в печь, проверяя, как там наше блюдо. Вдруг она озабоченно нахмурилась:

— Ой, Егорушка, а почему сыр так потемнел? — спросила она, показывая на подрумянившуюся сырную корочку.

— Так нужно, Машенька, — успокоил я её. — Он должен расплавиться и подрумяниться сверху. Тогда будет особенно вкусно.

Она с сомнением покачала головой, но спорить не стала, доверяя моему опыту. Я же сам ножиком проткнул картошку — ещё была не готова, довольно твёрдая.

— Подождём ещё минут двадцать-тридцать и будем ужинать, — объявил я, закрывая печь.

За это время мы успели закончить с приготовлениями к ужину. Машенька достала льняную скатерть, расстелила её на столе, подготовила деревянные ложки и глиняные миски. Я же нарезал свежий хлеб, который сегодня утром принесла тёща.

Наконец, картошка была готова. Я аккуратно вытащил сковороду из печи, используя толстую тряпицу, чтобы не обжечься. Запах был божественный! Сверху образовалась золотистая сырная корочка, а из-под неё проглядывали кружочки картофеля и лука.

Мы разложили по тарелкам ароматное блюдо, достали хлеб и сели ужинать. Первый же кусочек вызвал у Машеньки восторженный вздох.

— Боже мой, Егорушка! Что ж это за чудо такое! — воскликнула она, зажмурившись от удовольствия. — Никогда ничего вкуснее не ела!

Я и сам был поражён тем, насколько вкусной получилась наша картошка по-французски. Всё-таки приготовленная еда в печи на порядок вкуснее, чем там, в XXI веке, в духовке. Всё получилось настолько нежным и сочным, что передать невозможно. Картофель пропитался мясным соком и расплавленным сыром, мясо стало мягким и сочным, а сырная корочка сверху придавала всему блюду особый вкус и аромат.

— По правде сказать, я тоже никогда вкуснее это блюдо не пробовал, — признался я, накладывая себе добавки.

Мы ели молча, наслаждаясь каждым кусочком. Лишь иногда Машенька восторженно качала головой, не находя слов, чтобы выразить своё восхищение.

После ужина, когда посуда была вымыта и убрана, мы сели у окна, наблюдая, как над деревней сгущаются сумерки. Я обнял Машеньку за плечи, и она доверчиво прильнула ко мне.

— Спасибо тебе, Егорушка, за такой чудесный ужин, — прошептала она, глядя на меня с благодарностью. — Ты всегда умеешь удивить.

«Нужно будет ещё вспомнить из рецептов, что я готовил такого, что можно было бы внедрить здесь», — подумал я, перебирая в памяти блюда, которые мог бы приготовить в условиях XIX века.