Воронцов. Перезагрузка

Глава 13

Пётр почесал затылок:

— А оно, барин, получится? Не развалится изба-то?

— Получится, — заверил я, хотя сам не был в этом уверен. — Главное — пол крепкий и стены не гнилые. Остальное — дело техники, уж вы то справитесь.

Илья кивнул:

— Ладно, барин, как скажете. Мы с Петром в Липовку поехали, скарб заберем, а мужики, смотрю, рукастые — что-то да сделают.

А я остался с Фомой и мужиками, имена которых я ещё толком не запомнил, те собрались посмотреть на барские затеи. Митяй тоже тут был.

— Ну что, люди добрые, — обратился я к собравшимся, — дело есть. Надо избу под жильё приспособить, да так, чтоб две семьи поместились. Кто что думает?

Один из мужиков, несмело выступил вперёд:

— А я, барин, плотницким делом маленько владею. Глянуть надо сначала, что к чему. Может, и вправду получится что путное сладить.

А Фома хмыкнул и, почесав затылок, проговорил:

— Это вы, барин, ловко придумали. А то староста вчера с нас хотел стрясти деньги за ночь. Ну, мол, постой, предоставил — плати. А я ж купец…

Я не дал ему договорить, перебив:

— Купец, говоришь? — подколол я, ухмыляясь и внимательно всматриваясь в его лицо. — Ну и как, пригодилась твоя торговая жилка, надеюсь, в ноль сторговал?

Тот лишь кивнул, улыбнувшись уголком рта — видимо, что-то сумел вразумительное старосте сказать.

— Ладно, с Игнатом я разберусь, — махнул я рукой, отгоняя эту тему. — Пока что займёмся делом.

Я позвал Степана, Прокопа и ещё пару мужиков. Сперва пошли, посмотрели обе избы. Повезло — та, что была покрепче, она же была и побольше. Брёвна ещё держались крепко, крыша не текла, окна тоже на месте. Можно было работать.

Потом принялся объяснять им, что я хочу из этой избы сделать, что нужно будет переделывать. Мужики стояли полукругом, обступив меня и слушали внимательно, но лица у них становились всё более озадаченными.

— В общем, так, — начал я, размахивая руками. — Одну стену нужно будет посередине поставить. И вот здесь, где окно, с одной стороны нужно будет сделать ещё один вход. В итоге получится, что стена будет делить дом на две части, и у каждой будет свой вход. Очаг будет, правда, один, но это уже как коммуналка. Но я думаю, бабы разберутся на кухне, договорятся как-нибудь. А на следующий год уже и избы нормальные каждый сам себе поставит.

Мужики, конечно, кивали, но в очередной раз в глазах читалось недоумение. Будто, мол, ты точно с луны свалился, барин. Степан даже рот приоткрыл, собираясь что-то сказать, но передумал. Прокоп потирал бороду, явно пытаясь понять смысл затеи.

Мы зашли внутрь избы, и я ещё раз, буквально на пальцах им показал:

— Вот тут вот будет стена, — указал на середину помещения, — а вот тут вот будет дверь, — показал на стену с окном, — а вот здесь вот нужно будет сделать общую кухню.

— Да не смотрите вы так на меня! — воскликнул я, видя их недоумевающие лица. — Ну подумайте сами: возводить сейчас два дома или заниматься ремонтом двух домов — это сколько потребуется времени? И материалов! А у нас нет ни того, ни другого. Два дома чинить — сколько? Месяц уйдёт? А один подлатать, да на два входа сделать — за пару дней управимся. Экономия, мужики, экономия!

Степан почесал голову и неуверенно произнёс:

— Барин, а не будет ли… ну, как бы это сказать… тесновато? Две семьи в одной избе…

— Степан, — терпеливо объяснил я, — посмотри на размер этой избы. Она больше, чем две других вместе взятые. Разделим — и у каждой семьи будет своя половина. Да ещё и общая кухня останется. Это же удобно — бабы могут по очереди готовить.

Прокоп задумчиво кивнул:

— Похоже, и правда барин что-то толковое придумал. Работы меньше, а результат тот же. — Сказал он и мужики принялись за работу.

Удивительно, но Илья с Петром уже прибыли к обеду — сделали одну ходку. Привезли вещи: сундуки, горшки, какие-то узлы — всё это было в телеге сложено так плотно и перемотано верёвками, что казалось, будто всё трещит по швам. Телега скрипела под тяжестью поклажи, а лошадь фыркала от натуги.

— Эх, еле доехали, — пыхтел Илья. — Ещё две такие ходки — и всё перевезём.

— Дороги-то какие, — добавил Пётр, потирая натруженную спину. — Колёса чуть в ухабах не поломали.

Они быстро перекусили тем, что бабы собрали на стол. Запили холодным квасом из кувшина, вытерли рты рукавами и снова уехали.

Фома, глядя им вслед, лишь вздохнул тяжело:

— Эх, барин, завтра-то мне придётся ехать. Мои пожитки там ещё. И вот что хотел ещё спросить, барин…

Он помолчал, собираясь с мыслями, потом продолжил:

— Вот Петька — понятно, зачем он тебе. Рукастый парень, плотник, кузнец от Бога, мастер на все руки. Понятно, зачем за него вступился. А я-то тебе зачем сдался?

Я прищурился, прикидывая, стоит ли говорить всю правду, и выдал ему те мысли, которые крутились у меня в голове по дороге из Липовки в Уваровку — между переглядываниями с Машкой и размышлениями о будущем.

— Фома, — начал я, оглядывая его внимательно, — ты же купцом был, и вроде бы не из последних. То есть голова должна хорошо варить. Есть торговая жилка, связи, поди, какие-то остались. Так что найдём для тебя работу, даже не переживай. Есть у меня мысли.

А сам подумал: знания из торговли XXI-го века вряд ли напрямую пригодятся, разве что какой-то маркетинг применить да рекламу придумать. Понятно, что не интернет и не радио, но на ярмарки каких-то зазывал привлечь, слухи пустить, людей заинтересовать можно. В общем, придумаем.

— Фома, не переживай, — похлопал я его по плечу. — Торговцы везде нужны. А уж с твоим опытом… Может, и лавочку какую откроем, или с ярмарок начнём. Главное — голова на плечах есть, а остальное приложится.

Фома кивнул, но в глазах ещё читалось сомнение. Впрочем, это было понятно — человек привык к одному образу жизни, а тут всё менялось. Но я был уверен: толковый мужик всегда найдёт себе применение.

Тем временем мужики продолжали работать в избе. Работа закипела — и это радовало. Значит, дело пошло.

Заглянул к мужикам, что переделывали избу в импровизированный таунхаус. Я окинул взглядом их работу — Степан с Прохором орудовали топорами, как заправские плотники. Стругая доски, что-то вытёсывая, вбивая клинья — в общем, делали стену, чтобы делила дом пополам — все, как я говорил. На удивление доски ложились очень ровно.

Степан ловко управлялся с рубанком. Стружки летели из-под его инструмента длинными кудрявыми лентами, а доска под его умелыми движениями становилась гладкой, как зеркало. Прохор, все так же ворчал, но подгонял соединения с точностью часовщика. Работали слаженно, как будто много лет трудились в паре.

Щели, которые всё-таки были, их заделывали мхом. А другие места — глиной с соломой, замешанной до консистенции густой сметаны. Не дворец, конечно будет, но для уваровки сойдёт с лихвой.

— Молодцы, орлы! — бросил я. — Главное, над каждой дверью вывеску повесьте, а то Пётр с Фомой вечером напьются пива, да ещё в чужие горницы ломиться будут!

Мужики загоготали, Степан даже рубанок от смеха выронил. Прохор подхватил:

— А мы уже думали об этом, барин, чтобы таблички с именами вырезать! А то и впрямь перепутать можно.

— Только Митяй пусть грамотно напишет, — добавил Степан, утирая пот рукавом. — А то у нас тут не все с буквами дружат.

А я же, прикинув, что они без меня лучше справятся, чем со мной — нечего над головой стоять — вернулся в дом. В доме всё сияло, как после генеральной уборки. Полы выскоблены до белизны, ручники свежие, даже воздух пах чистотой, с лёгким дымком от печи.

Митяй, зараза, расстарался, пока я в Липовку ездил. Даже в углах не осталось ни пылинки. Я прошёлся по горнице, присел на шершавую лавку — новую, видимо, Степан с Прохором успели выстругать. И тут вдруг меня посетила одна мысль.

Интересно, а что на чердаке? Ведь в старых домах всегда должен валяться хлам интересный. Всё, что жалко выбросить, но и пользы особой нет, должно было перекочевать на чердак. А может быть, оно мне и пригодится — мало ли там горшки какие-то годные завалялись, а может, клад какой-то там спрятан столетней давности. Чем чёрт не шутит? И почему бы не глянуть?

Я забрался по скрипучей лестнице, которая под моим весом трещала, как та телега по дороге в Липовку. Чуть не треснулся головой о балку — потолок здесь был совсем низкий. Тут было очень пыльно, пахло прелой соломой и чем-то кисловатым — как квас, который забыли ещё прошлым летом.

Глаза постепенно привыкли к полумраку. Сквозь щели в кровле пробивались тонкие лучи солнца, в которых плясали мириады пылинок. И действительно, вещей было много — целый склад всякой всячины. Тут и какие-то горшки были, причём некоторые выглядели вполне прилично. И кочерга старая, но крепкая. А вон прялка стояла чуть поодаль — резная, красивая, явно дело рук мастера. Наверняка могла бы ещё послужить, если её почистить да смазать. Вон, Фома говорил, что Машка рукодельница — подарить ей, что ли?

Здесь же валялись какие-то инструменты — ржавые, но, возможно, ещё годные к употреблению после основательной чистки. Видел я и связки сушёных трав под самой крышей — должно быть, лекарственные, судя по запаху. А в углу громоздились какие-то мешки.

Но меня больше всего заинтересовала небольшая куча чего-то неизвестного, которая была накрыта рогожей или парусиной — не научился ещё различать эти материалы. Приподняв её и обчихавшись от поднятой пыли — она поднялась целой тучей, заставив меня закашляться и вытереть слёзы — я увидел сундук.

Явно старый, окованный железом, с ржавым замком. Сундук был добротный, из толстых досок, которые потемнели от времени до цвета старого мёда. На крышке виднелись какие-то потёртые узоры — то ли резьба, то ли просто следы от долгого использования.

Замок открылся буквально с третьего пинка. Внутри лежали какие-то тряпки, которые уже вряд ли можно было использовать по прямому назначению — время и моль сделали своё дело. Но я достал, развернул — да, это была одежда. Мужская рубаха, штаны, что-то похожее на кафтан. Материя была добротная когда-то, но теперь местами прохудилась.

Под одеждой обнаружилось ещё кое-что интересное: пару глиняных мисок — целых, только пыльных. Несколько кожаных ремешков, пришедших в негодность. Куски бересты, свёрнутые трубочками. Я стал присматриваться внимательнее и увидел, что несколько свёртков завёрнуты в парусину и ещё и перевязаны бечёвкой.

Эти узелки выглядели по-особенному — аккуратно завёрнутые, тщательно перевязанные. Видно было, что их готовили для долгого хранения, вкладывая в это дело душу.

Сердце забилось чаще. Неужели действительно что-то ценное? Я осторожно развязал первый узелок, стараясь не повредить старую бересту.

Аккуратно развернул, чтобы, не дай Бог, это всё добро не превратилось в пыль. Но на удивление, береста была не пересохшей, а очень даже эластичной — словно вчера содрали с берёзы. Присмотрелся — вот тебе на, записи! Почерк, конечно, корявый, не каллиграфический, но очень даже разборчивый. Видать, кто-то из предков, может, дед Егора Воронцова, а может, ещё и прадед писал, выводя каждую букву с особой тщательностью.

Стал разбираться в записях. В основном всё про то, сколько оброка было собрано с крестьян, какие долги числились за соседними деревнями — в общем, ничего особо интересного. Цифры, имена, расчёты… Но тут взгляд зацепился за небольшие наброски в самом конце, будто приписанные второпях. Как бы это назвать? Заметка, что ли? Записочка на скорую руку.

«За перекатами, но на другом берегу, песок добрый нашёл. Мелкий такой, не как на берегу нашем, да ещё и блестит на солнце, будто звёзды в нём живут. Не ведовал такого ранее. Для чего годится — не знаю, но чует сердце — дело тут важное кроется».

Я ещё раз вчитался, прикинул и аж присвистнул. Песок с блестинками! Да это ж, поди, кварц самый настоящий! А как материал такой может быть полезен… Для стекла, для всяких химических штучек, да мало ли для чего ещё. Вспомнить бы еще как это все делается. В Москве за такой песочек денежки неплохие платили бы.

— Ну, спасибо тебе, дед! — проговорил я вслух, бережно сворачивая берестяную грамоту.

— Митяй! — гаркнул я, спускаясь с чердака. — Бери мешок, идём на Быстрянку, дело есть серьёзное!

Митяй выскочил, как чёрт из табакерки, глаза горят, будто я ему в поход на поляков предложил идти.

— Куда, барин? Зачем? — затараторил он, но при этом уже схватил холщовый мешок и принялся его проверять на прочность.

— Увидишь, — хмыкнул я, держа интригу. — Пошли, не трынди попусту. Дело хорошее нас ждёт. Важное, я бы даже сказал. — Еще напустил загадочности я.

Мы довольно быстро дошли до Быстрянки, до того места, где бурлил перекат. Он прямо пенился, как пиво, только налитое в кружку неопытной рукой. Вода била о камни с такой силой, что брызги летели на несколько метров вокруг, создавая в воздухе мелкую водяную пыль, в которой играли солнечные лучи.

Я приостановился, снова прикидывая, где бы лучше водяное колесо поставить да закрепить для мельницы, о которой я мечтал. Место-то знатное — течение сильное, берег крепкий, камни подходящие. Надо будет сюда Петра сводить. Илья и Фома говорили, что он мужик рукастый, вот с ним и обсужу, как мою идею в жизнь воплотить. Представлял уже, как колесо будет вертеться, как зерно молоть будем, как вся деревня оживёт от такого дела.

А пока нужно было идти дальше, искать тот самый песок с блестинками. Место тут было широкое, река разливалась, будто хотела показать всю свою мощь. Перебраться на другую сторону было бы проблематично — течение слишком сильное, да и глубина, поди, приличная. Поэтому поднялись вверх по течению, туда, где река немного сужалась, зажатая между двумя холмами.

Нашли место, где расстояние между берегами было совсем небольшим. Стали напротив самого узкого места — метров тридцать. Я разулся, стал снимать штаны, аккуратно складывая одежду и сворачивая ее в свёрток.

Митяй на меня смотрел удивлённо, словно барин окончательно ума лишился.

— Ты пойдёшь со мной или здесь будешь ждать, как Хатико? — спросил я, уже стоя по колено в ледяной воде.

Митяй вздохнул, покачал головой, но тоже принялся раздеваться.

— Кто такой эта ваша Хатико, я не знаю, но если барин утонет, кто меня покормит? — проворчал он, ступая в воду.

Вода была холодная — аж зубы сводило, а течение было таким сильным, что так и норовило сбить с ног. Каждый шаг давался с трудом, приходилось нащупывать ногами камни, проверять, не скользкие ли. Дно было неровное — то мелко, по щиколотку, то вдруг провал по пояс.

Митяй несколько раз даже подскользнулся на покрытых мхом камнях и чуть не улетел в поток, но я успел ухватить его за рубаху, крепко держа парня.

— Куда, рыболов! — хохотнул я. — Тебя потом аж в Туле будем вылавливать!

— Ой, барин! — пропыхтел он, цепляясь за меня, как кот за занавеску. — Такое течение! Еле на ногах держусь! А вдруг нас сейчас поток подхватит и понесёт? Кто тогда в деревне порядок наводить будет?

— Не паникуй, — успокоил я его, хотя сам чувствовал, как вода пытается сбить с ног. — Осталось совсем чуть-чуть. Видишь, берег уже близко?

Действительно, до противоположного берега оставалось метров пять, не больше. Но они казались бесконечными — течение здесь было самым сильным, вода бурлила и пенилась, норовя утащить нас вниз по реке.

Наконец, мы выбрались на другой берег, тяжело дыша и отряхиваясь от речной воды.

Дрожа как цуцики под дождём, мы быстренько оделись и двинулись дальше чуть ли не вприпрыжку, чтобы кровь разогнать да чтоб быстрее согреться. Ноги сами пускались чуть ли не в в пляс от холода, а зубы выстукивали целую дробь. Митяй фыркал и подпрыгивал, словно заводной, а я, стараясь не отставать, мысленно проклинал себя за эту затею с переправой.

Но буквально через сотню метров увидели нечто такое, что заставило забыть о холоде. Холмики, с которых земля прямо сползала тонкими пластами, словно кто-то невидимый сдирал её руками.

Обнажался песок — не простой серый песок этих краёв, который можно было видеть возле накатанной дороги, а какой-то особенный, почти белый, переливающийся на солнце тысячами крохотных искорок.

Я подошёл, присел на корточки, взял его в пригоршню. Мелкий, почти пыль, но какой необычный! Подняв ладонь к солнцу, разглядывал пристально. Действительно — были крохотные блестинки, аж переливались всеми цветами радуги, как драгоценные камешки в шкатулке богача.

— Ба, да это ж кварц! — воскликнул я, не веря собственным глазам. — Чистый, как слеза младенца!

В двадцать первом веке имея такое месторождение, любой предприниматель озолотился бы, открыв карьер. А здесь, в девятнадцатом, это была просто находка века! Стекольная промышленность только зарождалась, изделия из стекла шли за бижутерию.

— Ну, дед, ну удружил! — хлопнул я себя по коленям, поднимаясь. — Митяй, давай мешок держи! — скомандовал я. — Наберём хоть килограммов пять-десять, да потащим обратно. Это не простой песок, парень, это будущее наше с тобой!