Волчья невеста

Глава 8

Ева

Когда меня пожелал альфа Лихх, я впервые в жизни пожалела, что не могу просто лишиться чувств от страха, как Гора. Я просто стояла и смотрела, как альфы делят меня. Меня! Хотя в зале присутствуют двенадцать красавиц. Я совершенно ничего не понимала, пока сквозь сильные удары сердца, стучащего в висках, не начала прислушиваться к спору вервольфов. К счастью, они говорили на моем языке. То ли хотели, чтобы я все слышала, то ли дело было вовсе не во мне. Но я уловила самое важное — им нравится, как я пахну.

«Ты так пахнешь. Ни одна сучка так до тебя не пахла», — вспомнились мне слова Лиама. Вспомнились и тут же вылетели из головы, потому что двери зала с грохотом распахнулись, являя гигантского черного волка. Будто само чудовище из Преисподней шагнуло в обитель Владыки. В меня ударило такой силой, что я в первое мгновение решила, что все-таки потеряла сознание или свалилась замертво, а по мою душу пришел Собиратель жизней. Почему по мою? Потому что он смотрел прямо на меня. Будто хотел проглотить меня одним куском!

У меня даже колени подогнулись, когда он двинулся в мою сторону, прожигая потусторонним диким взглядом. Только впервые за длинные тягучие мгновения моргнув, я осознала, что шарю рукой по воздуху у себя за спиной — привычно тянусь к колчану со стрелами, и стою с открытым ртом. Который, кажется, приоткрылся еще больше, когда волк из Преисподней в один миг превратился в высокого молодого мужчину. Вот я снова моргнула, как передо мной стоял уже человек. Если бы, конечно, люди могли быть такими великанами!

Этот великан был суров лицом и силен телом. Я уже знала, что вервольфы не знают стеснения и стыда, как не знают их любые звери. Да и Лиам щеголял передо мной во всей красе. Только если в случае с Лиамом я испытывала ярость, раздражение, то от красоты вошедшего последним мужчины захотелось зажмуриться по другой причине. Потому что я даже впустила в свой разум богохульную мысль о том, что он похож на одного из бессмертных воинов Владыки. На стража небесных врат. Густые темно-каштановые кудри, резкие, будто выточенные из камня черты, бронзовая кожа, широкие плечи, очерченные мышцы, перекатывающиеся под ней, когда он двигался. Казалось, мое сердце просто не может биться сильнее, но по моим венам слово растеклось настоящее пламя.

Вместе с тем я сама же на себя разозлилась. Потому что передо мной все равно стоял зверь, даже если у него лик светлого рыцаря, он все равно остается моим врагом.

Поэтому я с возрастающим напряжением наблюдала за спором альф, которые делили меня словно пойманную добычу. Меня всю передернуло, когда Лихх заявил, что я всех не обслужу. Захотелось закричать: зачем вы просите невинных дев, если сойдет любая, у которой возникнет желание возлечь с вами? Глядя на нового зверя, я понимала, что среди женщин такие вполне найдутся. Конечно, не я. Но кто-то бы пошел на это добровольно. Или в этом смысл наказания людей и звериного удовольствия — брать ту добычу, что сопротивляется? Мерзавцы!

Такими мыслями я не позволяла себе скатиться в ужас, распаляя свой гнев больше и больше. Один из них даже мою честь назвал мелочью. А может, он вовсе имел ввиду мою жизнь. Но он же отдал меня Теодрику. Кажется, так они назвали того альфу. И все согласились.

Что там Рина говорила про то, что не видит в нашей миссии ничего плохого? Я уже не помнила, но понимала, что нужно было уходить с альфой Лиххом. Потому что он вызывал во мне лишь ненависть и отвращение. А что делать с тем, кто тебя спас от Лихха?

Не спас, Ева. Забрал себе.

Лихху же досталась Гора. Я знала, что мы с ней в одной лодке, но все равно не могла не жалеть девушку. Выдержит ли она эту ночь? А выдержу ли я? Или мы все обречены?

Мне лишь предстояло это узнать. Как и об альфе Теодрике. Может, он хуже другого. То, что в отличие от Лихха, вервольф не взвалил меня на плечо, а позволил идти самостоятельно, совершенно ни о чем не говорит. Идти пришлось долго, но я этой отсрочке радовалась, наслаждалась ветром и солнцем. Дышала, возможно, последним воздухом свободы. Альфа же не оборачивался и держался от меня на расстоянии, будто и не собирался драться за обладание мной ранее. Я даже было наивно подумала, что он меня не хочет. Может же такое быть?

Но, стоило нам войти в его шатер, и ему повернуться ко мне, я поняла, что все мои надежды тщетны. Поняла по его боевой готовности даже раньше, чем он приказал:

— Раздевайся.

Холодно, равнодушно, будто ему все это было в тягость. Или он на что-то злился. На что-то, на кого-то… На меня? Его голос настолько шел вразрез с ответом его тела, что я поначалу растерялась.

— Что стоишь? — поторопил он, нахмурившись. — Не понимаешь меня?

— Я не шлюха, чтобы раздеваться по первому требованию! — вырвалось у меня.

Альфа шагнул ко мне в долю мгновения: только что стоял в паре шагов, а теперь вжал меня в свое тело. Я ахнула, когда он зарылся ладонью в мои волосы на затылке и потянул назад, а второй рукой надавил на спину, не позволяя пошевелиться.

— Шлюха, раз так решил ваш генерал, — сказал-выплюнул мне губами в губы. — Шлюха, раз сегодня раздвинешь передо мной ноги.

Я не могла даже дернуться в его руках, но могла говорить, поэтому зло выдохнула:

— Генерал бы сам постарался, но вы требуете себе только непорочных девиц!

Дерзко? Возможно. Но и смолчать я тоже не смогла. Слишком много всего в душе скопилось: и гнева, и разочарования, и боли, и страха перед тем, что должно произойти. Альфа на это сощурился, его глаза сверкнули желтым, так, что я в первое мгновение решила, что он просто убьет меня прямо тут, на месте. Но тут он вдруг странно затрясся, а затем запрокинул голову и рассмеялся в голос.

Смеющийся зверь показался мне более диковинным явлением, чем весь альянс вместе взятый. И, наверное, напугал еще больше, потому что только подтвердил мое опасение, что он не в своем уме.

— Знаешь, я за эти годы сам как только не называл этого мерзавца, но шлюхой впервые, — ответил Теодрик, отсмеявшись. — Ему идет. Но я предпочитаю женщин, которых никто не касался.

Он подтянул меня к себе, вжался носом в основание моей шеи, а затем резко и как-то зло оттолкнул.

— Шлюха ты или нет, мне без разницы. Такая же, как остальные волчьи невесты до тебя, а они, несмотря на свою непорочность, прекрасно знали, что делать.

— А мне сказали просто лечь под того альфу, который меня выберет, а дальше ты все сделаешь сам! — Я вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. Одно из самых важных правил, которое мне в голову вдалбливал Лиам — глаза должны быть опущены в пол. Но сейчас, перед часом истины, во мне будто бы сгорели все правила и предупреждения.

Теодрик снова опасно прищурился и сложил руки на груди.

— Одежду долой, — повторил он. — Или предпочитаешь, чтобы на тебе ее разрывали?

Я вздрогнула, вспомнив собственное знакомство с Лиамом и его солдатами — стрела попала в цель. Лишаться одежды я не хотела, особенно если у меня все-таки получится сбежать после… После того, что я собираюсь сделать. Поэтому я сначала инстинктивно обхватила себя руками, а потом сама себя одернула, выпрямила спину и, не опуская взгляда, потянулась за ненавистным ошейником.

— Это можешь оставить, — опередил меня голос альфы. — Рабский ошейник тебе очень идет.

Я постаралась вложить всю ярость, все темное, что поднималось в моей душе, в направленный на него взгляд. Дернула за завязки платья на спине, склонилась, подхватив край юбки, и стянула его через голову, оставшись в нижней рубашке. Но и от нее избавилась без сожаления: сняла, будто в ледяную воду нырнула. Даже тело отозвалось похожим образом — кожа вся покрылась мурашками, и я едва подавила желание снова обхватить себя руками, прикрываясь. Выпрямилась под потемневшим звериным взглядом.

Сейчас я могла бы даже поблагодарить Лиама за то, что он приходил ко мне и делал те ужасные вещи. Потому что стоять вот так, перед мужчиной, перед тем, кого всем сердцем ненавидишь, совершенно обнаженной, мне было не привыкать. Так мне показалось на первый взгляд, а на второй… Все было по-другому. С Лиамом я всякий раз умирала от страха и возрождалась, когда он уходил. Этот зверь не уйдет, станет моим первым мужчиной.

А, возможно, и последним. Владыка мне помоги!

Я сжала руки в кулаки, чтобы не дрожали пальцы, не выдавали меня.

— Хороша, — произнес он, а я от волнения не сдержала смешок. — Я сказал что-то смешное?

— Еще бы ты сказал что-то иное! Я прекрасно вижу, что хороша. — Я кивнула вниз, хотя его орудие сейчас торчало вверх. Огромное. Какой же он огромный! Рассматривая его, я снова усомнилась в том, что переживу эту ночь. Переживу совокупление со зверем.

— Тогда иди сюда, — ответил он со злой хрипотцой. — Посмотрим, насколько ты хороша.

Теодрик облизнул губы, в его глазах мелькнуло предвкушение, а еще чисто мужская похоть. И я инстинктивно шагнула назад. Когда настал этот момент, я поняла, что ни беса не готова лечь под него. Вот так, по собственной воле.

— Вы, звери, тоже так относитесь к своим волчицам? Как к шлюхам?

Его лицо вмиг изменилось, потемнело, а во взгляде словно отразилась сама смерть. Я даже не уловила момент, когда его пальцы обхватили мое горло, сдавливая, приподнимая меня над землей. Мне стало нечем дышать, а еще безумно страшно. Казалось, я столько уже ужасов за последнее время натерпелась, что во мне должна была сломаться сама способность бояться. Но нет. Сейчас, когда на меня будто бы смотрели все демоны Преисподней, я готова была отдать душу Небесам.

— Что вам, людям, вообще известно о волчицах? О наших парах?

— Ничего, — прохрипела я. — Ничего не знаю.

Но он словно меня не слышал.

— Они выше вас, шлюшек. Выше всего. Светлее, лучше…

— Вы не лучше, — на эти слова ушли все мои силы. Я уже готова была соскользнуть в темноту, но альфа меня отпустил.

Я хватанула воздух ртом и закашлялась, перед глазами все еще скакали разноцветные пятна. Пришлось опереться ладонями о колени, чтобы не свалиться к его ногам.

— Не лучше, говоришь? Ты права. Я зверь, но и ты тут не для того, чтобы изображать мученицу, а для того, чтобы утолять мою похоть.

Теодрик подхватил меня под живот и куда-то понес: кружение вокруг и упавшие на лицо волосы не позволили мне что-либо рассмотреть. Недалеко, потому что через пару мгновений я оказалась лежащей на спине на жестком матрасе. Раздвинул коленом мои бедра, а после навис надо мной.