Волчья невеста

Глава 11

Теодрик

Теодрик даже себе не мог объяснить, зачем ему понадобилось разделить удовольствие на двоих. Возможно, хотел почувствовать, как усиливается ее одуряющий аромат, как сжимаются ее внутренние мышцы в преддверии подступающего блаженства, услышать, как сбивается дыхание и срываются в полных губ несдерживаемые стоны. Первые разы он не мог себя контролировать, поэтому не заботился о ней, да и ни к чему это было. Просто взял девку, снял напряжение и забыл. Только напряжение не испарилось! Не прошло. Наоборот, будто усилилось. Так путник, долго бредущий по пустыне, припадает к ручью и не может напиться. Даже разговор о ненавистном Дорсане не отвлекал. Ему хотелось еще. Ласкать ее кожу, грудь, задницу, резко в нее вбиваться.

Может, наказать ее хотел таким образом. Сначала зализать все ее раны, оставленные им же. Показать, что она не мученица, приносящая себе в жертву человеческих, по факту же генеральских идеалов, а обыкновенная шлюшка, которой неважно, на чей член насаживаться. Сегодня она его, завтра Дорсана, после вовсе пойдет по рукам его хилой армии. Одна из многих.

Только девка удивила: когда он почти довел ее до оргазма, она укусила себя до крови. Сжала его при этом так, что у Теодрика заискрило перед глазами. Все тело скрутило в блаженной судороге, а когда эйфория прошла, его накрыло звериной тьмой.

— Значит, боли хочешь? — прорычал он. — Так я могу и не сдерживаться!

И Теодрик больше не сдерживался и не заботился о ее удовольствии: поворачивал ее, как ему было нужно. Гладил, где хотел, сжимал, как хотел. Губами, зубами пробовал ее так, как нравилось именно ему. Врывался в податливое тело, изливался в нее бесчисленное количество раз, пока сам полностью не обессилел.

Тогда он рухнул на матрас рядом с девкой, которая, кажется, то ли сознание потеряла от этого марафона, не выдержав его звериной страсти, то ли уснула от усталости. Ее дыхание и сердечный ритм были ровными, и Теодрик понял, что тоже проваливается в сон. Он подтянул девку к себе, заключая в объятия, чтобы не замерзла и никуда не делась. На задворках разума вновь мелькнула мысль, что завтра придется отправить ее к генералу.

Волку Теодрика такое будущее не понравилось. Впервые за долгое время в нем проснулись собственнические инстинкты, не позволяющие делиться своим. С каких это пор девка, имени которой он даже не знает, стала его? Наверное, с тех самых пор, как он вдохнул незабываемый аромат. Как познал ее тело, дарящее ему невиданное наслаждение, о существовании которого он давно позабыл. Нет, он ее так просто не отпустит. Даже ради того, чтобы узнать, что же придумал Дорсан. Он еще ей не насытился. Да и клятву, данную девке, собирался выполнить. Она будет стонать под ним от удовольствия. Хотеть его. Желать его. Вот до той поры и будет рядом с ним.

Теодрик всегда спал беспокойно, в снах своих всегда видел стену огня и семью свою в этом огне сгинувшую. Чувствовал жар костров, слышал крики. Но сегодня не видел и слышал ничего. Словно его темнота укрыла, будто покрывалом. И спал бы дальше, если бы что-то не его волк.

Проснулся он резко, на волчьих инстинктах, которые еще никогда его не подводили. И сейчас они сообщили о том, что его вожделенная добыча потихоньку ускользает. Девка выворачивалась из объятий тихо и умело, с аккуратностью охотника, не желающим потревожить добычу. Если бы не волк, зарычавший внутри, может, у нее бы это даже получилось.

Альфа своего волка приструнил, а сам решил за девкой понаблюдать и не выдать себя раньше времени. Она, затаив дыхание, села на матрасе. Он смотреть не мог, только чувствовать, вот и почувствовал ее взгляд на своем лице. Всматривалась она долго, сердце ее так частило, что девка выдавала себя с головой. Но потом расслабилась, облегченно выдохнула и поднялась.

Теодрик предположил, что она хочет сбежать, но вместо того, чтобы направиться к выходу, девка обошла шатер по кругу, шурша, словно мышь. Заглянула во все мешки, стоящие в углах. Альфа следил за ней из-под полуприкрытых век, закрывал их, когда девица оглядывалась, прислушиваясь к его дыханию. Он следил за ней, даже любовался красивой гибкой фигурой. Небольшая упругая грудь, которую она безуспешно прикрывала волосами, широкие бедра, крепкие ягодицы и стройные ноги. Все это открывалось ему во всей своей красоте. Все это распаляло вновь. Не будь ему интересно узнать, что она делает, не играл бы в спящего волка, поднялся бы и продолжил на то, на чем они закончили. А так пока следил и ждал. Пока девка не дошла до сундука и подняла крышку.

Если у Теодрика и были сомнения, что она это делает по приказу Дорсана, то они быстро испарились. Исчезли. Девка целенаправленно что-то искала. Знать бы еще, что? В этом шатре хранилось не так уж много вещей: альфа путешествовал налегке. А личных памятных вещичек благодаря генералу у него почти не осталось. Разве что кинжалы, подаренные Лихом, да оплавленное кольцо с кровавым камнем — все, что осталось в память об истинной. Он возил его с собой как напоминание о том, что должен сделать…

Едва слышно звякнула сталь, заставив Теодрика напрячься. Что ей пришло в голову? Ограбить его хочет, или… Пришедшее в голову «или» не понравилось ни ему, ни волку. А ведь он уже успел познакомиться с характером и безумностью шлюшки! Гордячка, для которой честь важнее жизни. Которая умирать будет, но не покорится. Не шлюшка она. Просто дурная девица. Так что помешает этой бешеной расстаться с жизнью?

Альфа уже готов был «проснуться», рассчитывал так, чтобы прыгнуть и не напугать эту безумицу, скрутить ее и не поранить, как она, взвесив в ладони смертоносный клинок, повернулась к матрасу, на котором он спал. Пришлось снова закрыть глаза, но он слышал, как с каждым шагом к нему ее сердце колотится все сильнее и сильнее, а шаги выдают неуверенность.

Девка склонилась над ним, задышала рвано, сглотнула громко, и… На этом альфа решил, что хватит. Открыл глаза, чтобы встретиться с зелеными перепуганными очами и увидеть кинжал возле своей шеи, там, где билась жилка жизни. Захотелось зло посмеяться над своей беспечностью, но вместо этого он прорычал:

— Твоя идея или генерала?

Она моргнула, прогоняя страх взмахом ресниц, скривилась, будто не нож вперед выставила, а собственную ярость, и впервые ему соврала:

— Моя. За то, что ты со мной сделал.

Ее гнев был силен. Теодрик почти был уверен, что она более чем желала перерезать ему глотку. За боль. За страх. За всю ту угрозу, что вервольфы несут «свободным» людям. Гнев был настолько сильным, что могло сработать. Но альфа все равно уловил неприятный душок лжи в ее словах. Да тут и вервольфом не нужно быть, чтобы догадаться — идею избавиться от альфы девке скормил кто-то другой.

В Теодрике такая злость вспыхнула. Ярость, неприятие… Причем не на себя, за то что так смешно подставился под клинок. И не на девку, которая сейчас сжимала этот клинок онемевшими пальцами. На того, кто вложил ей в голову эту мысль, а в руки — орудие.

Мразь! Какая же все-таки Дорсан мразь! Не побрезговал даже использовать женщину ради такой грязной работы. Только эту?

— А что я с тобой сделал? — поинтересовался он, глядя ей в глаза. По-хорошему надо было смотреть на лезвие, которое слегка качнулось и оставило неглубокий порез на его коже. Будто оса ужалила: чувствительно, но ерунда какая-то. Царапина, которая затянулась в мгновение. Но необходимый эффект произвела.

Нужно было отдать девке должное, при виде крови она хоть и побледнела, но оружие не бросила и не отступила. Держала крепко и… умело что ли.

— Лишил меня чести! — выплюнула она с отвращением. — Использовал мое тело!

— Я лишу тебя жизни, — спокойно пообещал он, — если попытаешься довести приказ генерала до конца.

— Ты меня и так убьешь, — горько усмехнулась она, тряхнув растрепанными волосами. Густые пряди скользнули по груди, и Теодрик понял, что снова ее хочет. И что вовсе не злость главенствует в его теле, желание растеклось по нему, собираясь, сосредотачиваясь в паху.

Нет, не убьет. По крайней мере, не сразу. Потому что впервые за много-много лет Теодрик почувствовал себя живым, и секрет этого в этой девке. В ее плоти, в ее аромате, который хочется вдыхать и вдыхать. Подмять ее под себя, трахнуть эту…

— Как твое имя? — спросил он.

— Зачем тебе?

Теодрик и сам не знал ответа на этот вопрос. Ни у одной из волчьих невест до нее он не спрашивал имени. Но никто из них не вызывал в нем такую бурю. Все эти опасные игры с ножами завели его еще сильнее, Теодрик чувствовал себя живым, как чувствовал тепло прижатого к его бедру бедра. Только ни беса он ей в этом признается!

— Знаешь, опасно продолжать называть шлюшкой ту, от движения которой зависит моя жизнь. Так как тебя зовут?

Она поджала губы, сдвинула брови к переносице. Он даже решил, что девка не ответит. Поэтому даже немного удивился короткому:

— Ева.

Теодрик прислушался к ее эмоциям и понял, что девка не лжет. Она действительно Ева.

— Ева, — повторил он, пробуя его на вкус. — Красивое имя для красивой девушки. Если хочешь, можешь называть меня Теодриком.

Она рассмеялась, правда, в этом смехе не было ни капли веселья.

— Мы оба умрем сегодня ночью, зверь. Ты еще дружбу мне предложи!

— Почему бы и нет? — пожал он плечами, а она недоверчиво фыркнула. — Не дружбу, нет, но выбор. Ты опускаешь клинок…

— Нет! — прорычала Ева и надавила на горло лезвием. На этот раз сделала это умышленно, он почти уверен. И сразу выдала себя мелькнувшим на лице отвращением. Нет, красавица, ты не наемница. Не хладнокровная убийца.

— Хорошо, — оскалился Теодрик. — Есть еще выбор. Мы можем поговорить.

— О чем нам разговаривать?!

— Например, о том, как правильно лишить меня жизни. — Он поймал ее взгляд, заставляя смотреть не на струйки крови на своей шее, а в глаза. В глаза тому, кого эта человеческая крошка собиралась прирезать. — Ты никогда этого не делала, Ева. Я прав?

— Я уже убивала, — удивила она его и тут же рассмешила: — Оленей, кроликов, птиц. Все они твари божьи.

Охотница! Вот откуда ей известно, куда бить. А Ева полна сюрпризов.

— Убить оленя не тоже самое, что убить того, кто еще мгновение назад разговаривал с тобой.

В ее мятежном взгляде мелькнуло сомнение. А вот у Теодрика сомнений в том, что она колеблется, не было. Хотела бы его прирезать, сразу бы прирезала. А Ева медлит, собирается с силами, договаривается со своей совестью. Жаждет, чтобы он окончательно разозлился и все сделал сам.

— Это одно и то же, — процедила она.

— Не одно. Но первый раз всегда самый сложный. Потом чувства либо притупляются, либо ты начинаешь получать удовольствие от крови и от того, что забираешь жизни.

— Как ты?

— Я не наслаждаюсь чужими смертями. Истинное удовольствие я получу от смерти своего врага. Думаю, мы в этом с тобой похожи.

Ева посмотрела на него так, что стало сразу понятно — не верит.

— А я, Ева? Я именно тот враг, в которого ты всадишь клинок, не задумываясь?

Тонкие пальцы дрогнули на рукояти, на этот раз не раня его. Она отвела взгляд, и Теодрик понял, что попал в точку. У крошки Евы тоже есть такой враг. Такой, кого бы она прирезала хоть сейчас. Волк внутри утробно зарычал и ревниво заворочался, желая тут же расправиться с этим мерзавцем. Защищая ее?

Теодрик мысленно от него отмахнулся. Потом он с этим странным инстинктом разберется. Все потом.

— Я не стану помогать тебе, Ева, — сказал он холодно и по глазам девушки прочел, что именно на это она рассчитывала. Что Теодрик попытается перехватить ее руку и случайно напорется на нож. — Ты все сделаешь сама. Или не сделаешь.

Ужас во взгляде вернулся, девушка сглотнула, будто это у ее шеи зависло несущее быструю смерть лезвие. Она рвано вдохнула и медленно выдохнула. Сжала-разжала пальцы и снова сжала. Теодрик терпеливо ждал. С виду расслабленный, он сумел погасить собственную ярость. Не скрыть и спрятать, а действительно позволить ей улечься.

На секунду он даже представил, что у Евы правда все получится. Она ударит в горло, и он истечет кровью. Ведь место, которое ей подсказали, для вервольфов крайне уязвимое. Он умрет здесь и сейчас и отправиться к своей семье. Теодрик уже очень давно не боялся умереть, в какой-то мере даже желал смерти… Потому что не жил. Но сегодня почему-то не захотел уходить. Попробовав вкус жизни вновь, ему вдруг стало интересно, что же будет дальше.

Ева, всхлипнув, отвела нож от его горла, но только для того, чтобы направить его в свою грудь. Теодрик действовал мгновенно: выбил игрушку из ее рук, и нож улетел к сундуку. Порезался в процессе, но и плевать! Он швырнул эту чумную девку на матрас, обнюхивая и ощупывая — не поранилась ли она? Ева забилась в его захвате, как в тисках, по ее щекам потекли слезы. Но не от боли, а от напряжения и страха.

Убедившись, что на ней нет даже царапин, Теодрик ее отпустил. Ева тут же забилась в угол шатра, глядя на него волком. Кто теперь из них зверь? А он поднялся, подхватил клинки — единственное оружие, которое у него было, и направился к выходу.

— Жди, — приказал. — Вернусь и разберусь с тобой.

Солнце фиолетовой дымкой вставало над горизонтом: светило еще не видно, а его лучи уже рассеивали мрачную ночную тьму.

— Волчьи невесты — ловушка Дорсана, — прорычал он Вольрику, своему побратиму. — Нужно немедленно предупредить весь альянс.

Сказал, перекидываясь в волка. Завыл, призывая свою стаю. Ему понадобятся самые быстрые из стаи. Чтобы бежали, не жалея лап. И Теодрик тоже не станет их жалеть.

— За девчонку отвечаешь головой, — добавил уже в зверином облике. — Следи, чтобы с собой ничего не сделала.

И сорвался с места.