Ева
Я готовилась к боли. Ждала ее. Помнила, как это было с Айрой в первый раз. Как она кричала, как по ее щекам текли слезы. Себе я запретила плакать, даже если вервольф начнет рвать меня на куски.
Я готовилась к боли, к тому, что должно произойти. Может, поэтому не смогла прочувствовать ее в полной мере. Ярость затмила мне глаза, и все произошло слишком быстро. Мне будто горящим поленом в живот ткнули несколько раз, обжигающе-болезненно, но все прекратилось раньше, чем я опомнилась.
Меж бедер саднило, горело и ощущалась влага. Много-много влаги. Но при этом хотелось спросить: и это все?
Когда Лиам издевался на Айрой, он мог делать это часами, а этот альфа излился в меня за несколько толчков. И это, пожалуй, было самым отвратительным. Словно мы сношались будто животные. Никакой святости, никакой нежности, не по-человечески. Все закончилось, а я почувствовала себя испачканной. Использованной. Грязной водой из лужи.
И сделали меня такой вервольфы. Сначала Лиам, потом этот альфа.
Но оказалось, я ошиблась с тем, что все закончится так быстро. Стоило мне посмотреть на него зло, как эта махина со своим горящим бревном снова меня возжелала. Я сопротивлялась как могла, но он все равно вновь нанизал меня на себя. В глубине души даже какое-то дикое, ненормальное злорадство поднялось: пусть продолжает рвать на части, только бы моя ярость, моя решимость довести дело до конца не угасала. Пусть будет больно!
Но больно не было. Я почувствовала удивительную наполненность: его по-прежнему было слишком много. Вся же боль разом исчезла, я ощущала разве что ее отголоски. Ее затмил жар, что разнесся по всему телу, и мощные толчки. Звериное рычание и тяжесть мужского тела, когда все закончилось. Он накрыл меня собой, и перед лицом мелькнула сильная рука, в которую я впилась зубами. Возможно, во мне тоже прорвалось что-то звериное, но я сделала это, не задумываясь. В тот момент, когда он вновь излился в меня.
Почувствовав кровь на языке, я разжала сведенные челюсти и крепко зажмурилась. Не знаю, чего я ждала. Удара? Наказание за причиненную боль? Но альфа скатился с меня, поднялся и прошелся по шатру: я слышала его слишком мягкие для такого огромного хищника шаги. Когда он отошел к противоположной стене, я приоткрыла глаза и соскреблась с матраса. Тело ломило, оно меня совершенно не слушалось, в горле пересохло, а мерзкий соленый привкус вызывал тошноту.
Наконец-то у меня получилось сесть, от этого движения я почувствовала, как из меня вытекает его семя, и тут же свела ноги, чувствуя себя премерзко. Там, внизу, все по-прежнему горело, пылало жаром, но не от боли — тут зверь оказался прав. От чего-то еще, чему я не смогла придумать определения. Искала и искала, но не находила. Единственное, чего мне по-настоящему хотелось, так это помыться: снаружи и внутри. Чтобы стереть его прикосновения. Но разве это сейчас возможно? Альфа дал понять, что все так быстро не закончится. Еще добавил, что к концу ночи я запрошу его ласки!
Мерзавец! Зверь!
Все это омерзительно!
Разумом и вдалбливыми в мою голову советами Лиама я понимала, что надо изобразить послушание. Чтобы усыпить бдительность альфы, чтобы легче было зарезать это чудовище! Но ничего не могла с собой поделать. Меня трясло от презрения, от того, что он со мной сделал.
Поэтому не мольбы ему о продолжении будут, а клинком по горлу!
Я настолько увлеклась собственными думами, что едва не подпрыгнула, когда обнаружила подкравшегося зверя. Сердце испуганно затрепыхалось в груди, гулкими ударами отозвалось в ушах. Может, поэтому до меня не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел — кажется, его стук вовсе оборвался.
— Что задумал генерал? — переспросила хрипло, облизав безумно пересохшие губы, а зверь внимательно проследил за моим движением и нахмурился.
— Да, — подтвердил он. — Говори.
Вервольфы чувствуют ложь, я это знала и не могла ему лгать. Могла только изворачиваться.
— С чего ты это взял?
— С того, что из-за тебя чуть не передрались все альфы.
Я едва не вздохнула с облегчением, сдавливающие внутри тиски стали слабее. Он не знает, а я не знаю, почему они хотели передраться.
— Красивая, наверное, — ответила, задрав подбородок.
Он не купился на мою браваду. Я это поняла раньше, чем его ладонь снова легла мне на горло. Разве что не в удушающем захвате, как в прошлый раз, а пока ласково, с нежностью. Но я на эту нежность тоже не купилась: знала, чем это может закончиться. Вервольфу уже не понравился мой ответ. Не понравится второй — его пальцы украсят когти, и кровь появится не только между моих бедер.
— Красивая, — хищно оскалился он. — Но мы это уже выяснили. Осталось выяснить, чем нас хотел удивить генерал Дорсан.
Его ладонь, та самая, на которой уже почти растаял след от моих зубов, сместилась ниже, на грудь, сжала сосок, ощутимо, до боли. Я вздрогнула, но заставила себя сидеть на месте. Чутье подсказывало, что если оттолкну его, побегу, то только порадую хищника отличной охотой. Я прочла это в его глазах. Я вообще там много всего прочла.
Будь вервольф чуть больше зациклен на моих прелестях, было бы легче, но в загоревшихся желтым звериных глазах горел недюжинный разум. Задурить ему голову не получится, по крайней мере, это будет непросто, и уйти от ответа тоже. Тут нужна была хорошая хитрость или обезоруживающая правда. Я выбрала нечто среднее:
— Я понятия не имею, почему альфы выделили меня среди других.
Он взглядом впился в мое лицо в поисках лжи, так что выдерживать его интерес стало практически невыносимо. На меня словно плитой давила его сила, сила альфы. Но я выдержала, закусив до крови нижнюю губу. Я бы это не почувствовала, не ощути я соленый привкус на языке.
— Но с генералом Дорсаном ты знакома. — Его ладонь переместилась на другую грудь, правда, вместо нового щипка он обвел подушечками пальцев окружность. Мое сердце пропустило удар: я не знала, чего от него ждать, и тонула в волнении.
— Видела, когда ему меня представили как волчью невесту. Он отказался меня развязать.
Зверь неловко дернул рукой, мазнув по соску. Я поморщилась, потому что меня будто молния пронзила: странное чувство. Но его лицо при этом нужно было видеть!
— Развязать?!
— А вы думали, что все волчьи невесты желают оказаться в объятиях альф? Некоторых приходится отлавливать.
— Как тебя?
— Как меня!
Я уже не скрывала, что откровенно издеваюсь. А что? Не собираюсь сидеть здесь и трястись, как кролик!
— И почему ты дала себя поймать?
Вопрос ударил наотмашь. Сильнее, чем что-либо. К щекам прилила кровь, по которой разлился стыд. Стыд за то, что я действительно подставилась, дала себя схватить, связать. И вина за то, что должным образом не защитила родных, свою семью. Позволила генералу и Лиаму использовать себя, как им захочется.
Я оттолкнула руки альфы, что продолжали блуждать по моему телу.
— Хватит! — рявкнула. — Будто у меня был выбор?
В его глазах мелькнуло нечто недоброе, и через мгновение я снова оказалась на спине, а он между моих ног.
— Выбор есть всегда, — процедил он мне в губы, и меня понесло. Я задергалась, покрывая его плечи и грудь ударами кулаков, прокричала:
— Выбор, чьей шлюхой стать?
— Значит, генерал хотел тебя себе?
— Что?! — я распахнула глаза, даже позабыв о своей борьбе. — Нет!
Я скривилась так, будто глотнула рассола.
— Он омерзителен! Настолько же сильно, как и ты.
— Я? — На лице альфы заиграли желваки, будто сравнение с Дорсаном для него было самым страшным оскорблением. Но меня уже было не остановить:
— Ты ничем не лучше него. Он отправляет девушек к альфам, чтобы те лишали их чести и жизни, а ты берешь его подачки. Играешь по его правилам…
Матрас возле моей головы вспороли острые когти, да так, что мои последние слова застряли в горле.
— Играю по его правилам? — От его рычания, от того, как изменился его голос, вобрав в себя всю звериную природу, на моем теле все волоски зашевелились. — Я живу, чтобы увидеть его мертвым. Убить собственными руками. Или лапами, как тебе больше нравится. Если он отправил тебя ко мне нарочно, посчитав, что таким образом я растаю, размякну, то просчитался.
Я смотрела в жестокие глаза зверя и не понимала, почему он должен был растаять рядом со мной. Я ведь не какая-нибудь особенная девица, я одна из волчьих невест. Одна из многих. Так почему он злится? Или он пытает всех попадающих к нему невест, выясняя подробности из знакомства с генералом?
— Подарок я оценил, — хмыкнул он, — но ночь не закончилась. Еще успеем продолжить наш разговор.
С этими словами он отстранился, но лишь для того, чтобы перевернуть меня на живот. Что?! Только не снова!
— Омерзителен, говоришь? — прошипел он мне в спину. — А если так?
Он скользнул в меня, пока что пальцами, подготавливая для себя. Надавил на поясницу, когда я попыталась встать. Эта поза оказалась самой для меня уязвимой: я не могла отбиваться или кусаться, не могла ему противостоять.
— Животное! Я не выдержу!
— Разве вас не готовят? — издевательски спросил он, проходясь губами по моей спине, будто вознамерился посчитать все позвонки. — Тех, кто может выдержать.
— Меня не готовили! — выкрикнула я. — Меня заменили в самый последний момент.
Альфа перестал двигаться и двигать пальцами во мне, и я выдохнула, радуясь этой передышке.
— Почему?
— Одной из невест вервольф порезал лицо.
— Вервольф? Тот, что был в зале?
— Он. Он заменил ее мной. Я оказалась здесь случайно.
Я не видела его глаз, но чувствовала, что он раздумывает. И почти расслабилась, если вообще можно расслабиться, когда у тебя за спиной опасный хищник, но тут услышала ответ:
— Это вряд ли. Но уже не имеет значения.
— А что имеет? — насторожилась я, чуть не свернув голову в попытке заглянуть ему в глаза. Только в них на такой голод натолкнулась, что меня и в жар, и в холод бросило одновременно.
— То, что ты первая волчья невеста, которую мне хочется попробовать на вкус.
«Вервольфы людей не едят», — мелькнуло в моей голове. Мелькнуло и пропало, потому что альфа потянул меня на себя, заставляя встать на колени. Казалось бы, разве можно стать более уязвимой? Но я стала. А в следующее мгновение вообще обо всем забыла, потому что сначала промежности коснулось его горячее дыхание, а затем он меня лизнул. Там!
Меня тряхнуло так, что я чудом не взлетела над матрасом или над шатром вовсе. Боли не было, но вот ощущение неправильности происходящего было. Моя ночь с альфой вообще была вся неправильной, но это… касание языком виделось, чувствовалось чем-то порочным, совершенно запретным. Такие ласки даже с суженым под вопросом, а вот так, с незнакомцем, и подавно!
— Что? Что ты делаешь? — спросила я охрипшим, сорванным голосом.
— Пробую тебя на вкус. — В подтверждение моих слов он глубже нырнул языком в мое нутро, чтобы затем пройтись между лепестков плоти, увлажняя меня, смачивая своей слюной.
Мне стало стыдно. Мне стало жарко. Захотелось сбежать от этого еще сильнее.
— Хватит! — почти всхлипнула я, когда он повторил бесово движение. — Уже попробовал!
Он остановился, но лишь для того, чтобы поинтересоваться:
— Приказываешь мне, шлюшка? Помни свое место.
К щекам кровь прилила еще сильнее, особенно, когда он сильнее раздвинул мои ягодицы, больше раскрывая меня для себя. Я подавилась яростным вздохом, вновь закусила многострадальную губу, пока он вылизывал меня. Не будь это настолько унизительным, могло быть даже приятным. Поэтому я сильнее впивалась зубами в нежную кожу, рискую оставить на лице рубец. Зато это отрезвляло. Заставляло отвлечься о того, что он делал со мной. А что он делал…
Сначала движения вервольфа казались мне хаотичными, бездумными, но потом они приобрели некий ритм, который то превращался в тягуче-медленный, то сбивался на быстрые удары. Причем эти удары приходились в определенную точку, о существовании которой я до сей поры не ведала. Давление на нее заставляло ощущать болезненное чувство внизу живота. Не ту режущую боль, что я испытала во время первого проникновения, а пугающую тягу продлить это ощущение, от которого во всем теле загорались и пламенели костры. И зубы уже не спасали от этого желания.
Желание? Это и есть желание? Плотское влечение, что испытывает ко мне это чудовище? Это оно?
Я испугалась собственного осознания и вздрогнула, когда язык альфы снова нарочно мазнул по потаенной точке. Мазнул, ударил, впился в нее губами, посасывая и вышибая из меня хриплый стон. Я испугалась не только осознания, но и вот этого стона. Выдающего меня с головой. Испугалась и разозлилась. Потому что такими путями альфа окажется прав, и я сама запрошу, чтобы он… Чтобы что? Еще раз ужалил меня языком в том месте на моем теле, которого я даже сама едва касалась и лишь для того, чтобы помыться. И не знала, что с помощью этого самого языка можно высечь искры во всем теле. Особенно когда знаешь, куда бить.
— Ты действительно ведешь себя как животное! — выдохнула вместо нового стона.
— Я и есть животное, забыла? — зло напомнил альфа, а затем отстранился. — Ты готова.
— К чему? — Собственный голос показался мне чужим. Будто продажная девка разговаривала с клиентом. Но чем я сейчас лучше?
— К продолжению. — Я вся напряглась, когда он приставил свою плоть к моей, провел ей вверх вниз, вторя движениям своего языка. А затем, когда толкнулся в меня одним медленным движением, боль не просто растаяла, даже воспоминание о ней испарилось. Зато зверь ударил в ту же точку, которую цеплял языком, плотью ударил, будто тараном. Я охнула, чувствуя, как крепче завязывается узел внизу живота. Обжигающий, томный, обещающий что-то мной неизведанное. Запретное.
Он заполнял меня собой, будто присваивал. На этот раз медленнее, но все равно раз за разом срываясь на мощные быстрые толчки. А у меня уже онемели губы от прикусывания и попыток сдержать вздохи-стоны. Я царапала матрас и свои руки, чтобы хоть как-то сохранить себя, но ему было все равно. Он продолжал таранить меня, менял направление, но становилось только хуже. Хуже для моей чести и гордости, слаще для тела, которое в какой-то миг словно зажило собственной жизнью. Это не я теперь извивалась под зверем. Это не я подмахивала его размашистым похабным движениям.
Во мне будто разверзлась пустота, которую мог заполнить только он. Она требовала выхода. Требовала еще и еще. Ненасытная. Жадная. Пугающая меня своей жаждой. Причем я даже не знала, что за жажда меня мучает. Чего она хочет. Чего хочу я? Этих движений, которые пробуждали во мне ненасытность? Звериную тягу? Я ее не понимала. Я ее боялась.
Я боялась, что эта ночь сотрет меня.
Поэтому обратилась к тому, что понимала. К боли и ненависти. Когда внутри все скрутило от подступающей пустоты, которая вот-вот должна была заполниться чем-то мощным, смести все на своем пути, я на этот раз укусила на вервольфа, а себя — впилась в ребро ладони, давясь собственным криком.