Глава 46. Прощайте все, кто мне дорог. И снова в сторону пустыни

Катана насквозь прошла через живот Рене, упёршись рукоятью в метеоритный корсет. Эспен был поражён — с какой лёгкостью он пронзил сильнейшего адепта внешней стены!

Тело мечника преобразилось: исчезли шрамы, заработанные в предыдущих битвах, рассечённое ухо вновь срослось, а с груди исчезла четырёхконечная звезда. Но самое главное, что теперь Лис Пустыни ощущал себя более цельным. Словно он всю жизнь до этого ходил с закрытыми глазами, пряча от самого себя правду. И сейчас, когда его сердце открылось себе самому, Эспен совершенно по другому взглянул на Рене.

Её лицо побледнело. Когда катана резко вышла из тела Магистра, Песнь Бездны гулко воскликнула: «Ах!». Девушка упала на колени, пытаясь удержать в себе просачивающуюся сквозь пальцы кровь из живота.

Вдруг рана вспыхнула и в мгновение ока затянулась, не оставив и следа, вот только… Рене деградировала до уровня «смертного», с концами. Тело Магистра сохранило себе жизнь ценой дальнейшего Пути Тельмуса.

В таком состоянии, Эспен мог бы убить её просто задушив своей аурой. Но он решил не тянуть с карой и занёс катану, чтобы срубить девушке голову с плеч. Та не сопротивлялась, покорно наклонившись.

«Ты победил. Я пообещала сама себе, что только один из нас уйдёт отсюда живым», — подумала Рене и, не осознавая от чего, заплакала.

Эспен замер с занесённой катаной, тяжело и громко дыша. Он уже её одолел, морально и физически. Снести башку ненавидимой стерве было лишь чистой формальностью, так почему он не мог опустить клинок на шею сучки?

— Какого чёрта ты хнычешь? — прошипел он сквозь зубы. — Ради всего проклятого, почему именно сейчас ты решила разрыдаться, а не когда убивала всех этих невинных людей, тварь?!

Шмыгнув носом, Песнь Бездны просипела:

— Представь, что вся твоя жизнь прогорела в пустую… Всё за что я сражалась, убивала и сжигала — оказалось неправдой… Потому что жить в рабстве у Аммаста для меня было легче, чем терпеть лишения в борьбе за свободу. И казалось, если я стану его любимой рабыней, то он возьмёт меня в жёны и подарит настоящую свободу, но… — Рене всхлипнула: — Моя награда — быть погребённой здесь, под обломками башни, после чего моя душа отправится в самую пучину льда Нижнего Царства!

Разбитая, выброшенная на свалку истории — в её образе не осталось и следа от былой власти и силы. Рене сняла маску, что приросла к лицу за полсотни лет и под ней оказалась запутавшаяся, обманутая, натворившая таких делов, что ни в сказке сказать, ни пером описать, девчушка.

Ребёнок, которого вырвали из семьи, лишили любви и ласки и дали на выбор кнут и ошейник, без пряника. Естественно, чтобы не сойти с ума, она поверила в праведность идеалов культа. Потому что сжечь деревню «во благо» легче, чем признать, что всё это лишь кровожадная прихоть Темнобога, ненавидящего всё живое в том числе.

Но даже по прошествии стольких лет, в глубинах памяти Рене ненавидела Патриарха. Та маленькая, обездоленная девочка проиграла бой, но не войну за сердце Магистра, и продолжала бить врага исподтишка.

И пусть эта победа маленькой загнанной девочки произошла в самый последний миг жизни этого тела, на коленях перед бывшим паразитом встречала смерть Ренесми, дочерь Арчибальда и Эммы, внучка Ульрика, Палача Сект.

— Перед тем, как ты меня убьёшь, я лишь хочу тебе сказать, Эспен… — просопела Рене. — В казематах под башней полно малышей, таких же как я когда-то… И среди них есть одна черноволосая малышка, её родители всё ещё живы… Прошу… умоляю… — задрожали губы девушки. — Не как Песнь Бездны, а как простая женщина… верни её домой. Она не должна… хнык… пройти по тому же пути, что и я!

Эспен сжал рукоять катаны изо всей силы и с рёвом попытался опустить на голову Рене, но невидимая рука сжала его запястья. Загорелые пальцы легли на плечо и знакомый голос успокаивающе произнёс:

— Не поддавайся мести. Не вешай на себя это порочное ярмо.

Обернувшись, Эспен увидел Азима, что продолжал держать его руки приподнятыми. Карие глаза кочевника тепло смотрели на брата по оружию, чей подарок он носил даже после смерти. Несмотря на сильный ветер, полы одежд Азима не шевелились. Значит, это всё было только в его голове…

— Ты познал любовь, радость и ненависть. Осталось тебе научиться последнему человеческому качеству — уметь прощать, — сказал кочевник.

— Прощение… — повторил Эспен, глядя на заплаканную Рене. — А-а-а!

И прогнав наваждение, Лис Пустыни опустил свой меч. Но ни фонтана крови, ни треска костей не послышалось. Лишь несколько вороных волосков были приподняты ветром и унесены далеко на восток, когда катана коснулась плеча Магистра.

— Зачем ты надо мной издеваешься? — приподняла голову Рене. — Давай же… убей… я не хочу так больше жить! Нет, это даже жизнью не назвать — это рабство!

— Закрой рот, — цыкнул Эспен и прикрыл веки, собираясь с мыслями. — Если ты действительно сожалеешь о произошедшем, то простого раскаяния будет мало, — вздохнул он и спрятал катану в ножны. — Ты должна искупить свои грехи делом, — сам не веря в то, что делает, Лис Пустыни протянул ей руку.

Как только пальцы Рене соприкоснулись с пальцами мечника, тот ощутил лёгкий импульс. Мурашки пробежали по всему телу. Взяв бывшего Магистра, он понял, что ни за что не сможет навредить этой женщине.

Потому что в момент прикосновения, вся жизнь Рене, вся тоска и боль, ужасы, самоистязания над душой и телом, её мысли о нём, о культе, о Патриархе. Он увидел в воспоминаниях девушки своего учителя и едва не заплакал от осознания их участи. Одновременно с тем, хотелось ещё и обматерить того, кто распоряжается судьбами людей: ведь Ульрик, не сумев спасти внучку из лап Темнобога, невольно создал того, кто сделал то, чего не смог сам.

Рене открыла Лису Пустыни всю свою душу и чувства. В том числе и то, из-за которого она угробила нарочно стольких своих людей. Стольких мужей она одолела и ни один из них, сочиняя Магистру дифирамбы, даря земли и ползая в ногах не сумел добиться даже заинтересованного взгляда.

Но стоило какому-то червю показать Рене, что в этом беспощадном, ненавидящем всё доброе и светлое мире Карцера есть выбор…

«Я плохо знаю тебя, как мужчину, Эспен. Но я вверяю тебе всю свою жизнь без остатка».

— Пора отсюда выбираться. Показывай, где катакомбы, — сказал Лис, услышав выстрелы пушек. Не дождавшиеся вести солдаты армии Белого Феникса приняли самостоятельное решение сравнять Цитадель с землёй и учитывая её состояние после битвы, это не потребовало бы много времени. Башня начала пошатываться, по вековым колоннам расходились метровые трещины, где-то уже провалился пол, а потолок обрушился. Твердыня Аммаста вот-вот сложилась бы карточным домиком.

— Они… — заикнулась Рене и тут же её оборвал свист стрелы. Из правого плеча девушки торчал наконечник из метеоритного сплава. Эспен поднял взгляд и увидел очнувшегося Энаса.

— Эта сука и тебя одурманила! Давай выбираться! — крикнул неко, подумав, что его друг попал под воздействие голоса бывшего Магистра.

— Ох… — Рене повалилась на Эспена всем телом и в этот момент башня содрогнулась. Кусок крыши на котором стоял мечник откололся, устремляясь в пучину тьмы.

— Твою же мать, Энас! — выругался Лис, пытаясь изменить положение тела в пространстве.

Но сзади его уже догоняло другой, более массивный обломок стены, что накрыл парочку спустя секунду, припечатывая к земле.

* * *

Остатки армии Белого Феникса и Старвода отошли за Гибельную реку, когда убедились, что от Цитадели камня на камне не осталось. Не дождавшись никого более из крепости, они сочли Лиса Пустыни и его верную братию погибшими, о чём позднее и доложили генералу Бальдру.

По такому поводу Большерук объявил в окрестных городах траур, совместно с празднованием победы на культистами, донимавшими десятки миллионов людей по всей Империи Доминос.

О храбром Лисе Пустыни, его верной спутнице Глории и проворном лучнике Энасе сочиняли песни и баллады, неделя проигрывая их в тавернах. Ветераны с гордостью делились историями о том, как сражались с Лисом Пустыни плечом к плечу при Доменгоне, пусть большая часть из этих баек и не соответствовала реальности. Наёмники же, преподносили историю Эспена, как образец, к которому должен был стремиться каждый солдат удачи: прошедший путь от беглого преступника до капитана рыцарей, Лис Пустыни вдохновлял молодых и заставлял стариков чувствовать себя живее, чем обычно.

Всё это выглядело немного забавно, учитывая, что все три героя песен стояли на холме неподалёку от Старвода, ожидая рассвета.

— Ты это… не обижаешься, надеюсь? — спросил Энас, всё ещё испытывая вину за то, что едва не погубил товарища.

— Я всё понимаю, дружище, — улыбнулся Эспен. — Челюсть не сильно болит, а то я ведь тебя нормально так приложил?

— До свадьбы заживёт, — махнул лапой неко.

Кустос медленно показался из-за гор, заставляя друзей прикрыть глаза козырьком из ладони. Первые лучи приятно согревали кожу лица, несмотря на то, что на дворе уже стояла Осень. Через пару месяцев грянут лютые дожди и первые заморозки, но до тех пор, троица решила насладиться последним совместным рассветом.

— Отличное выдалось приключение, — громко втянув воздух носом, произнёс Эспен.

— Лучшее в моей жизни, — согласно кивнул Энас.

— Ква-а! — добавила Глория.

— Ты уверен, что хочешь пойти сам? — спросил Лис Пустыни и повернулся к другу. — Мы ведь договаривались, что я помогу тебе в твоём путешествии на острова Чиноэ.

— Знаешь, мне нужно некоторое время, чтобы переварить произошедшее. И Гарольд… он прав, пришла пора мне стать мужчиной. Для этого, я должен научиться стоять за себя сам.

— До сих пор не верится, что старика не стало…

— Я хотел, чтобы это произошло в более спокойной обстановке, на его Родине, — поджал ухо Энас. — Клянусь, что назову своего первенца в его честь, пусть Гарольд и не подходящее имя для неко. Но перед этим нужно, как минимум, мне прорваться до шестого уровня. Уйдут годы, возможно, вместе с тобой это случиться быстрее, но я должен сам преодолеть все невзгоды, чтобы закалиться… А ты, что планируешь делать?

— Залягу на дно. Как удобно, оказывается, когда тебя считают мёртвым, — ответил Эспен.

— Мне немного непонятно. Ведь ты для Империи новоиспечённы герой? Ещё можешь успеть «воскреснуть» и безбедно жить до конца своих днях на лаврах победоносца, — пожал плечами Энас.

— У героев слишком мало свободного времени. Мне оно понадобится, чтобы разобраться в дальнейшей жизни, — хмыкнул Лис Пустыни. — Да и строить карьеру солдата у меня желания нет. Война омерзительна.

— Остались вопросы? — поинтересовался одноухий.

— Их стало ещё больше, — вздохнул Эспен. — Видишь ли, паразиты — это константа. Они неизменны в своём поведение, но люди… они многогранны. Один и тот же человек может кардинально отличаться от себя прежнего уже на следующий день! Я думал, что пойму это, когда сам стану человеком, но, как оказалось, это только начало извилистого пути. Каким человеком я буду — вот то, что мне хочется узнать.

— В таком случае, могу пожелать тебе только удачи, брат мой, — ответил Энас.

— Ещё увидимся? — приподнял брови Эспен.

— Будем надеяться на то, что этот мир и правда так тесен, как о нём говорят, — честно ответил неко.

Они продолжали так стоять, пока Кустос не поднялся в полный рост над землёй. Дыхание перехватывало, но друзья должны были рано или поздно это сказать. Эспен решил начать первым, но перед этим поинтересовался:

— Скажи мне честно, мой мохнатый лучший друг: мы смогли сделать этот чёртов мир хоть немного лучше?

Энас поджал губы… Они заплатили за победу жизнями многих храбрых и доблестных людей. Тех, для кого слова «добро» и «честь» не были пустым звуком. А как доподлинно известно — негодяев всегда было стократ больше. И пока они втроём стояли на этом холме, где-то — разбойники насиловали женщин и детей, где-то — инквизитор отдавал приказы о сожжении сотен невиновных по обвинению в колдовстве, а где-то — враждующие Империи развязывали кровопролитные войны с миллионами жертв.

Стал ли мир лучше после уничтожения одного небольшого палисадника зла?

— Нет, — со скорбью покачал головой неко. — Но в нём стало на одного человека больше, — и улыбнулся Эспену. — Может быть, это даст свои плоды в будущем.

Лис Пустыни наклонился, чтобы крепко обнять Энаса, что доставал ему только до груди. Друзья стояли так несколько минут, а затем, когда слёзы высохли на ветру, посмотрели друг на друга.

— Я всегда буду о тебе помнить, блохастый! — сказал Эспен, сдерживая очередной прилив чувств.

— Постарайся не сдохнуть, паразит триклятый! — глотая сопли и ком в горле, ответил неко.

— Ква!

— Иди сюда, девочка моя! — Энас подошёл к Глории и обнял потёрся носом о её мордашку, обняв своими лапками за щёки. Дьяволица зажмурилась и облизала неко с ног до головы, вызвав обоюдный смех у друзей.

Не удержавшись, Эспен ещё раз стиснул брата в объятиях и они трижды поцеловали друг друга в щёки, после чего, неко запрыгнул в седло и, махнув на прощание, пришпорил коня. Одноухий боялся, что если задержится хоть на мгновение, то не сможет разлучиться с «паразитом».

Дождавшись, когда силуэт всадника с белой шерстью растворится вдалеке, Эспен обошёл Глорию, остановившись около связанной Рене. Щупальце с костяным наконечником поддело повязку на глазах, а следом и вытащило изо рта кляп в виде чёрного чулка девушки. Взяв бывшего Магистра под плечо, от разрезал верёвку, стягивающую руки и развернул к себе.

— Боюсь, в ином виде он не оставил бы тебя в живых, — пояснил Эспен. — Но не рассчитывай, что я или Глория спустим с тебя глаз, — и с этими словами он приковал Рене к своей левой руке кандалами, поскольку правая нужна была ему, чтобы пользоваться мечом. — Есть возражения?

— Нет… — покорно ответила она, понурив голову.

— Чёрт побери… А как мы вдвоём залезать будем? — закатил глаза мечник, осознав, что нужно было приковывать девушку после того, как заберётся в седло.

* * *

Когда до земли оставались считанные метры, их нагнал гигантский кусок стены Цитадели и по идее, на этом история Эспена и должна была бы закончиться, если бы не одно большое НО: вместе с эволюцией энергетического тела до уровня «Человек», развитие получило и его собственное тело паразита.

Из-за спины выстрелило двенадцать щупалец, шесть из которых были вооружены костными лезвиями, сформировав купол из твёрдых канатов мышц. Направив весь свой телум в ноги, Лис Пустыни оставил под собой метровую воронку и стиснул и прижал к себе Рене, а в это время, несколько тонн булыжников полностью обложили их со всех сторон и лишь щупальца не давали какой-нибудь каменюке размозжить мечнику и его пленнице голову.

Когда Цитадель обрушилась полностью и они выбрались из-под завала, Эспен аккуратно извлёк стрелу из плеча. Наконечнику не хватило всего пары сантиметров вправо, чтобы зацепить сердце, а если бы Энас выстрелил чуть ниже, то Рене захлебнулась бы кровью из лёгкого.

Влив в горло девушки исцеляющий эликсир — последний из тех, что перед боем сварил Гарольд, он связал не сопротивляющуюся Рене и вставил кляп, дабы та не могла использовать чарующий голос.

Когда спустя час блуждания по равнинам они с Энасом, наконец-то встретились, Лис убедил лучника в том, что собирается выпытать у Магистра всю информацию о культе, поэтому оставил её в живых. И предупредил, что возможно в казематах под замком находятся невольники.

В ходе поисков, выжившие обнаружили почти три сотни детей от шести до восьми лет, которых собирались перевоспитать в безумных фанатиков. Самым сложным было вывести такое количество беззащитных малышей из Чумного Леса и не спровоцировать нападение тварей. На их же беду, ни армии, ни Гарольда больше не было, поэтому Эспен шёл впереди, провоцируя чудовищ на атаку и разделываясь с ними при помощи техники «Союза Огня и Молнии». На пятом уровне, ему казалось, что его запасы энергии просто бездонные и он десятки раз применял самые мощные из заклинаний, пока не их группа не достигла моста.

После прощания с Энасом, дело оставалось за малым — вернуть детей домой или пристроить их в новые семьи, если те осиротели.

— Ой, якие гарненькие хлопчики! — воскликнула полнотелая женщина лет тридцати пяти из деревни Глубоководье, осматривая двух рыжих ребят семи лет отроду.

— Лето выдалось особлыво засушным, боюсь, в нас не найдеться еды на двух. Но мы можимо взяты жодного в семью, — сурово произнёс глава дома.

— Ты что, стары дуринь, не бачишь, что воны братя?! Як ты сибе дудумкаешь их разлучать?! — взъелась хозяйка и зыркнула в сторону дубовой скалки.

— Тоды ни жодного не визьмемо! — насупился муж

— Ах ты, мухомор стары! — воскликнула жена. — Тоды берёзовий сок смоктать будешь заместо самогону Зимой! — выдвинула она ультиматум.

— Ой, всё! Беремо двух! В тясноте да не в образе! — взмахнул руками старик и скрылся в горнице.

— Ой, як я вам вдячна, молоденьки, что вы нам дитятей привели ентих! — засветилась от счастья хозяйка, прижимая к себе близнецов. — Наши старшой сынку вырос, да но войну пишол, середний в монахи остригся, а два молодших здеся осталися с жёнами. Я вже стара для того, чтоб дитятко вынашивать, а без ребятни в доме так тихо, так нудно стае! Дякую вид всей души своеи!

— Тебе спасибо, мать, что сирот приняла. Надеюсь, вы друг друга полюбите, — улыбнулся Эспен.

— Ой, така гарненька параз з вас двух! Чого сами дитятей не заводите, али уже есть? — спросила женщина, глядя на пару.

Эспен держал Рене за правую руку. Это не только располагало людей к себе, ведь те думали, что они пара, но и позволяло прятать под рукавами кандалы и не звенеть об этом.

— Да как-то не думали ещё… — ответил Эспен через минуту гляделок с хозяйкой. — Ну, пойдём мы. Итак десятерых в вашу «дерёвню» пристроили, хе-хе!

В таком темпе они и шли следующие несколько недель от границы двух Империй на запад, где Эспен никогда не был. Сирот раздали, потерянных детей вернули в семьи. Осталась только одна малышка: тёмненькая с изумрудными глазами и бледным личиком. Она вечно тянулась к Рене, чем затрудняла Эспену управление Глорией, но мечник, хоть и злился, ничего не говорил, позволяя левой руке болтаться у себя за спиной.

В конце-концов, многократно расспрашивая торговцев на стоянках и у проносящихся мимо авантюристов, пара выяснила местоположение деревни малышки, которую звали Мина.

— Мамочка-а!

— Мина-а! — рухнула на колени мать, что уже месяц не находила себе покоя. Запустив шершавые, натруженные руки в волосы дочери, она разрыдалась, прижимая комочек счастья к груди.

— Представляешь, злые дяди похитили меня в лесу, когда я ходила за лесникой, а тётя Рене пообещала, что я скоро вернусь домой! И я вернулась!

— Хвала Храдхиру ты цела, Мина! — произнесла бедная женщина. — Как мне вас отблагодарить, люди добрые?!

— Нам ничего не надо. Разве что, воды в колодце набрать, коли пустите, — ответил Эспен и повернулся к Рене. Бывший Магистр культа Темнобога, гроза всех адептов и похитительница мужским сердец и рассудка слёзно умоляла его дать ей немного свободы, чтобы сказать Мине пару важных слов. Эспен, несколько подумав, отстегнул Рене от себя.

— Мина, — произнесла девушка, завёрнутая в такой же чёрный плащ, как и её супруг, и присела на корточки. Малышка обернулась и вложила свою маленькую ручку в ладонь адепта. — В этом мире тебе ещё не раз встретятся люди, которые будут желать тебе зла. Никогда не теряй бдительности и запомни: никто и никогда не смеет отнять твою свободу. Даже со связанными руками и ногами — продолжай бороться до победного конца. Только так можно выжить в этом мире. Поняла, солнце?

— Поняла, тётенька! — и малышка Мина набросилась на бывшего Магистра, крепко обняв и чмокнув напоследок в щёчку. — Прощайте, дяденька Эспен! Прощай, тётя жаба! — девчушка помахала спрятавшейся между деревьев Глории, которую Лис оставил там, чтобы не пугать сельский люд.

* * *

Как настал второй год Осени, Эспен воздвиг двухэтажный сруб вблизи одного из крупнейших трактов. Лис Пустыни планировал основать здесь небольшую деревеньку, где всякий желающий мог найти тёплый плед и тарелку горячего супа. Благо, опыт у мечника имелся.

Глория с утра до вечера пропадала в лесу, совершенствуя навыки и укрепляя энергетическое тело. Туши медведя или крупного лося всегда хватало на неделю Эспену и Рене.

Внутри избы Лис Пустыни проложил дорожки из цепей, чтобы девушка могла свободно перемещаться между кухней и комнатами, занимаясь шитьём, готовкой и уборкой. Он ещё не придумал, каким образом та может искупить хотя бы сотую долю того, что натворила.

Сам Эспен занимался изгородью и рубил деревья, чтобы выстроить баню в которой можно будет греться зимой. Так и жили изо дня в день. Под вечер, когда Кустос садился, мечник шёл в дом, где Рене уже успевала накрыть на стол. Молча ели. Всё равно, даже если бы желание поговорить и было, вокруг их небольшого «шалаша» ничего нового не происходило. Кареты купцов лишь изредка останавливались у дома, спросить дорогу или попросить воды.

Эспен никогда не отказывал в помощи.

— Ау! — услышал он через открытое окно и, воткнув колун в пень, вошёл в дом.

Рене держалась за правую стопу, на которую уронила нож и тот прошёл ногу насквозь. Шипя от боли, девушка пыталась вытащить лезвие, но это приводило лишь к большим мукам и потере крови.

Тяжело вздохнув, Эспен достал из сундука бинт и мазь и присел около ног Рене. Девушка покраснела и отвернулась, всё также не произнеся ни слова. Она вообще почти перестала говорить с той самой битвы.

Используя собственную силу, Лис уменьшил боль и вытащил нож, бросив тот в миску с грязной посудой. Покрыв рану мазью, Эспен перебинтовал ногу Рене и застыл, сидя на корточках. Кожа бывшего Магистра была невероятно приятной на ощупь. Длинные, манящие пальцы и изящные изгибы бледных стоп занимали всё пространство в голове мечника. Он аккуратно провёл рукой вдоль лодыжки Рене и даже подумал о том, чтобы забраться под подол платья…

«Нет!» — дал себе мысленную оплеуху Эспен и подскочил.

— Иди отдыхать. Я приготовлю сам. Потом позову, — холодно произнёс мужчина.

— Хорошо… Спасибо, Эспен, — ответила Рене и ушла в горницу, придерживаясь стены, чтобы не опираться на больную ногу.

Лиса передёрнуло. Всё потому, что со времён их битвы на крыше Цитадели Рене никогда не произносила его имени вслух. Будто бы боялась…

* * *

Кровать в доме была одна и довольно широкая, но спал на ней Эспен один. Достать матрас пока не вышло, поэтому внутрь деревянного каркаса мечник поместил шкуры с принесённых Глорией медведей и барсов. Одушка и одеяло у него остались со времён его службы в лагере рейнджеров. Эспену повезло, что он всегда носил в пространственном коробе дополнительную подушку, иначе после всего пережитого, он был бы вынужден подстилать под голову бревно.

Рене спала на циновке на полу. Эспен пристёгивал её к себе на ночь, чтобы отрезать любую возможность для побега. В конце-концов, навыки у бывшего Магистра остались на прежнем уровне, могла и отворить замок при помощи изогнутой вилки или ножа. Тот факт, что никаких предпосылок к побегу девушка не выказывала на протяжении целого года, Эспена смущал ещё больше.

«Неужто исправилась? Да нет, конечно! Просто выжидает удобного момента для побега! Нужно следить за инструментами, ни то ещё свистнет пилу и перепилит цепи. Может убить её всё-таки… Нет, нельзя. Убивать слабых мог тот — другой Эспен…» — думал целыми днями Лис Пустыни.

Два месяца спустя пришли первые заморозки. Эспен всё собирался запастись паклей, чтобы обклеить окна и дверь, но, как назло, ни один торговец не вёз нужный материал. Поэтому по ночам в доме стало прохладно из-за сквозняка, тянущегося с порога.

В один из дней, мечник заметил, что у Рене появился насморк и кашель. Ночью девушка постоянно дёргала его за руку, ворочаясь в попытках согреться. Но даже три медвежьих шкуры не спасали её ледяного пола. В конце-концов, Эспен не выдержал и произнёс:

— Будет с тебя! Залезай в кровать! Задолбала уже, спать не даёшь…

Рене молча забралась в кровать и отвернулась от Лиса, от чего рука мужчины вновь была заброшена назад, что не давало уснуть. Дёрнув на себя, он заставил Рене повернуться лицом и, как ни в чём не бывало, закрыл глаза, стараясь думать о завтрашнем рабочем дне.

— Апчхи! — стоило сонной неге заключить Эспена в объятия, как Рене тут же их разорвала.

— Да чёрт бы тебя побрал! — выругался мечник и встал с крови, уведя девушку на кухню. Вскипятив воду при помощи заклинания «искры», Эспен приготовил горячий отвар по воспоминаниям того, как это делал Гарольд и заставил Рене выпить всё до дна, несмотря на горький вкус.

— А теперь спать! И только попробуй ещё что-нибудь учинить! Закопаю на заднем дворе! — укрывшись шкурами, Эспен прижал горячее тело Рене к себе, чтобы та не мёрзла и в третий раз за ночь попытался уснуть.

Но сон никак не приходил. Ни то из-за тепла тела девушки, ни то из-за её пряного запаха. Смирившись с бессонницей, Эспен открыл глаза и уставился в потолок, но странное чувство заставило скосить взгляд налево.

Изумрудные зрачки Рене пронзали его чело. Лис нахмурил брови, давая понять, что его это раздражает, но девушка, кажись, с ещё большим усердием стала разглядывать мечника.

Неожиданно для себя Эспен обнаружил, что её рука забралась ему под рубашку, а уже через секунду, он и сам поглаживал её грудь через ночнушку. Градина пота скатилась со лба бывшего Магистра, но так и не достигла простыни, ведь Эспен поймал её губами.

Девушка забросила на него свою ногу, а Лис Пустыни лишь помог ей, взявшись за упругую задницу и подтянув поближе к паху. Эспен потёрся носом о нос девушки и зацепился зубами за нижнюю губу Рене. Та закрыла глаза и приоткрыла рот, впуская внутрь язык мечника.

Мужчина медленно перевернулся на живот, оказавшись сверху и плавными движениями завёл руки Рене за голову, сжав её пальцы. Правая рука скользнула вниз и аккуратно расстегнула пуговицы. Он бы мог и сорвать ночнушку, но… Рене ведь так старалась сшить её из тех запасов ткани, что у них были.

Эспен продолжал изучать её губы своими, пока свободная от кандалов рука разогревала влажное лоно. Смущало ли мужчину то, что бывшая культистка вырезала всю его семью и друзей? Да, немного. Но так бывает, что когда давно не знавшие ласки люди противоположного пола оказываются в одной постели, им становится плевать на все формальности и они хотят лишь секса.

Освободив Рене от платья, Эспен сбросил рубаху и штаны, аккуратно войдя внутрь девушки. С губ красавицы сорвался протяжный стон, пока мечник покрывал её шею засосами. Взяв под локоть левую ногу, Эспен принялся трахать девушку почти на боку. Так было удобнее всего для левой руки в кандалах, что продолжала сжимать пальцы Рене.

— Ах… м-м-м… левее… пожалуйста… — простонала она.

И Эспен пошёл ей навстречу, потому что хотел… хотел… Он запутался в своих желаниях! В эту ночь, что казалась обоим сном, он любил её так, словно не было десяти лет войны и взаимных попыток убийства.

Вдоволь насладившись шеей, Эспен спустился ниже, зарывшись лицом между двух упругих грудей, а руками взялся за булочки и ускорил темп, насаживая девушку на член до упора. Пока она не начала кричать от удовольствия, произнося его имя раз за разом.

Когда же первые лучи Спонсы проникли в комнату, отражаясь от капель пота двух изнурённых сексом людей, всё закончилось. Рене спала, лёжа на груди Эспена.

* * *

Когда Лис Пустыни открыл глаза, на улице стоял полдень, что было странно, ведь обычно он вставал ещё до восхода, чтобы пораньше наловить рыбы в речке.

«Странный сон мне снился сегодня, — подумал Эспен, — будто мы с Рене…» — мечник застыл. Резко опустив правую руку на кровать, он обнаружил, что лежит в ней один. Повернувшись влево он обнаружил, что Рене пропала, по видимому, тайком открыв замок ключом.

— Вот же… — стукнул он себя полбу. — Таки сумела сбежать! И это был не сон… — Эспен убеждался в этом всё сильнее, осматривая многочисленные укусы, царапины и следы от губ на теле.

Натянув свои холщовые штаны, воин с аметистовыми глазами вышел во двор. Глория спала как убитая в сарае и, видимо, не заметила побега, поэтому будить её было бесполезно. Никаких следов, говоривших о том, куда могла бы направиться Рене не обнаружилось.

— Вот я и остался один… в который раз… — махнул рукой Эспен и решил ещё немного поваляться в кровати, но замер на пороге, увидев записку, торчащую из-за косяка.

Мельком заглянув в содержимое, Эспен выкатил глаза, а волосы мечника встали дыбом.

«Ты хороший человек, Эспен. Я понимаю, что ничего кроме проблем доставить тебе не могу, поэтому должна уйти, чтобы ты мог двигаться дальше по жизни. Спасибо за всё, что ты для меня сделал», — говорилось в ней.

Но не исповедь бывшего Магистра так ошарашила Лиса Пустыни, а то, как Рене себя подписала.

«С любовью, мать твоего ребёнка».

— Но ведь я бесплоден! — воскликнул Эспен и тут же задумался.

Да, у паразита и человека не может быть детей, но вот у двух человек…

Сжав лист в руках, воитель рухнул на колени и принялся бить кулаками по земле. Не так он себе представлял дальнейший расклад судьбы.

— Ты знала, что я не хочу идти вперёд… И тем не менее, дала мне стимул двигаться дальше… — произнёс Эспен, глядя на своё отражение со светящимися аметистовыми глазами в луже. — Спасибо, Рене.

* * *

Бросив прощальный взгляд на догорающую избу, я забрался на Глорию и, погладив её рожки, дёрнул за поводья. Одобрительно квакнув, Дьяволица взмыла над опушкой, служившей нам с Рене домом последние полтора года.

Ха! Домом!

Нет, мне не нужен дом! Я начинаю жизнь с чистого листа и моему вниманию представлен весь Карцер с его многообразием регионов и культур!

Я обязательно разыщу тебя, Рене. И я стану примерным отцом для нашего ребёнка, но перед этим, самое главное мне стать достойным человеком!

Моя Родина — это дорога и только в дороге я могу найти своё место в жизни. Поэтому мне не нужно имя на могиле. Коли суждено мне умереть, пусть это произойдёт в бою, в пустыне.

Ах, Великая Стень! Родные земли Азима, моего брата. Нужно вернуть должок призраку Дастун-Хана и набраться сил перед очередным приключением. Кто знает, с кем мне предстоит потягаться ещё на ломаной линии жизни?

* * *

С треском догорали шалаши киренийских кочевников. Племя бурых орков, верхом на саблезубых гиенах добивали мужское ополчение. Те из детей, что не были убиты или пленены, рыдали над телами отцов и матерей.

Разорвав входное полотно шатра мамлюка, оскалившиеся исполины принялись выворачивать сундуки и ковры в поисках золота и украшений. Но больше всего орков интересовали еда и алкоголь, которые тут же отправлялись в бездонные жедудки.

Старик-кирениец со стрелой в плече, убегая от улюлюкающих налётчиков, держал на руках зажмурившуюся до посинения внучку. Сил и без того не было в дряхлом теле, а со стрелой-то… Но он не останавливался, покуда мог перебирать ногами.

Ещё одна стрела угодила в лодышку. Старик охнул и упал на колени, сильнее прижимая ребёнка. Вдруг, он заметил перед собой на земле мыски закованных в чёрную сталь сапог.

— Господин, умоляю, спасите хотя бы это дитя! — глотая слёзы, обратился он к рыцарю с аметистовыми зрачками.

Тот шагнул мимо старца, загородив его от трёхметрового верзилы с топором. На теле головореза из брони была только портупея, повязка на паху и ботинки из шкуры брамина. Шею украшало ожерелье из свежих отрезанных человеческих ушей.

— Ты кто такой?! Проваливай, это наша деревня! И жабу свою забери!

— Сегодня такой хороший день… — произнёс рыцарь, не обращая внимания на размахивающего топором орка.

— Тебе чё, урод, уши прочистить?! Это я в два счёта сделаю!

— Чтобы избавиться от мусора, — улыбнувшись, мечник с длинными чёрными волосами обнажил клинок.

Верзила замер, так и не нанеся удар. А через секунду его тело развалилось на сотню кусков, не дав орку даже осознать, что его убило.

Загрузка...