Воин-паразит: Стать человеком

Глава 43. Яркая вспышка едкой злости

Клинки жнецов обрушились на Эспена, но не смогли даже оцарапать его кожу. Паразит передвигался незримо для их глаз, выйдя за пределы возможностей «смертного» уровня, к коему, в самом деле, принадлежали псевдо-адепты Аммаста. Нелюди никогда не принадлежали к уровню «Человека» — это было давно известно. Взаправду, они были равны весьма-весьма талантливыми четвёртыми уровнями и тягаться с настоящим «Человеком» не могли. Но то, что вытворял Эспен, выходило даже за их рамки понимания.

Там, где казалось бы крис вонзался в грудь паразита, находилось лишь его остаточное изображение и в следующую же секунду, жнец платил жизнью за собственную глупость. Благодаря технике закалки «Каменный покров», Эспена не только было невозможно ранить не зачарованным оружием, но и пережить удар «каменного» кулака стало проблемой.

Зайдя за спину промахнувшемуся жнецу, безоружный мечник проделал дыру между лопаток и вырвал хребет вместе с повисшей на нём башкой кабана. Отскочив вправо, Эспен обрушил ребро ладони на макушку броненосца. Толстый череп не спас культиста и его глаза вылетели из орбит вместе с фонтанами крови из носа и рта.

— Должно быть, это были твои последние солдаты, клоун? — разделавшись с остальными, Эспен обратился к не двинувшемуся ни на шаг с места Говорящему с воронами. — Знаешь, вам, ублюдкам, стоило нанять меня самого для поимки, шансов было бы больше! Аммаст наверно умывается слезами, глядя на то, как его простофили-подражатели десять лет гоняются за бывшим червём! — с издёвкой произнёс паразит.

— Если ты в это веришь, значит наш план идёт, как надо, — ответил маг, делая несколько пасов руками. — Пришла пора мне внести свою лепту в грядущий Апокалипсис! — в длинных, сокрытых под плащом руках Говорящего начал формироваться знак, похожий на четырёхконечную звезду.

Эспен выстрелил щупальцами, пронзая иглами тело, руки и ноги культиста, но каково же было удивление мечника, когда он не смог зацепиться ни за один нерв в теле Говорящего. Нет, даже не так — он вообще не смог за что-либо зацепиться, кроме долгополого плаща.

Паразит резко дёрнул отростками в стороны, разрывая одежду культиста в клочья, увидев под ней, то, что взорвало ему мозг.

— Что ты за дрянь…

И в этот миг, совершенно позабыв о готовящемся заклинании, пропустил удар потоком пурпурной энергии в грудь. Говорящий прицелился в сердце, но атака не убила Эспена. Она вообще не была смертельной.

Кувыркнувшись, паразит разорвал на себе рубаху, дабы узреть последствия атаки и, поначалу, даже не понял: чего такого страшного с ним произошло? Выше левого соска красовался ожог в форме четырёхконечной звезды. Паразит даже вспомнил, где мог видеть подобный шрам: посередь лба у нелюдей.

— Какого ты сейчас со мной сделал?! — впопыхах выкрикнул паразит и уставился на извращённый, противоестественный вид мага.

Оно не было живым, по крайней мере, не в привычном понимании. Под плащом, как оказалось, скрывался… скелет. Безногий, парящий человеческий скелет с длинным, покрытым костными шипами позвоночником и руками, словно к ним приделали два или даже три дополнительных сустава, от чего они опускались вплоть до земли в разогнутом положении. Грудная клетка Говорящего была пуста, сердца за ней не нашлось. И только маска чумного доктора прикрывала лицо и шею.

— Чтобы заполучить силу — нужно что-то взамен. И я отдал практически всё своё физическое тело, дабы укрепить каналы энергии и сделать их шире обычных. Таким образом, я и стал самым талантливым магом в Цитадели! — ответил на немой вопрос Говорящий, а затем и на озвученный: — Это метка, клеймо. Ты и правда силён, как для червя. Чтобы не потерять тебя из виду, я вложил все силы в это заклятие. Раньше ты всегда мог почувствовать силу моей госпожи и сбежать от неё, но теперь, я отрезал тебе последнюю возможность насладиться мирной жизнью! Этот след оставлен специально для Рене, Песни Бездны! Где бы ты ни был, она всегда будет знать о твоём местоположении! Если ты хочешь снять печать, тебе придёться встретиться с Магистром лично! А-ха…

— Р-ра-а! — не дав договорить культисту, Эспен на полной скорости протаранил его костлявое — буквально — тело, ломая позвонки, суставы рук и дробя таз.

— А-ха-ха! Ты думаешь, я боюсь смерти?! — произнёс голый череп, выкатившийся из-под маски с клювом, чьи глазницы были заполнены сиреневым светом.

— Заткнись! — и разъярённый Эспен выстрелил огненным шаром, оставляя на месте, где лежала голова мага кратер. — Как же мне осточертел ваш обоссанский культ! Твари, уроды, мрази, дети шлюх… А-а-а! — схватился за голову Эспен и заприметил лежащий на земле крис одного из жнецов.

Схватив кинжал, он, стиснув в зубах палку, вырезал кусок плоти и также сжёг в огне заклинания, но… Как только кожа восстановилась, четырёхконечный шрам возник сам по себе.

— Нет-нет-нет! Не-е-е… — и тут до ушей донеслись крики из лагеря. Предрассветное небо затянуло дымом от пожара, гремели взрывы и выстрелы.

Подобрав кинжалы, Эспен бросился на выручку. Перейдя реку вброд, он поднялся на холм, где раньше стоял шатёр Алисы и проносящихся мимо всадников в чёрном. Один из них на его глазах отрубил голову дочке каравнщика-киренийца, продавшего Эспену костюм для Яхтира.

Обойдя жертву по кругу, налётчик обернулся в сторону паразита. Тот, не медля, метнул в голову убийцы крис, после чего, рванул в сторону осиротевшего коня.

Прорезая стенку пылающей палатки, на Эспена выскочил пеший воин, обрушивая удар топора на голову. Паразит развернулся через левое плечо и вогнал по самую рукоятку кинжал в живот культиста. Резко рванув в сторону, он выпустил ублюдку кишки и, перехватив топор, метнул его бумерангом в сторону набегающего всадника. Секира снесла голову лошади и вонзилась в грудь противника. Эспен обернулся в сторону скакуна, которого собирался оседлать, но тот уже сбежал, испугавшись выстрелов и взрывов бомб.

— Алиса! Моди! Яхтир! Энас! Гарольд! Кто-нибудь?! — звал паразит, но лагерь, такое ощущение, что полностью вымер. Кроме редких противников и трупов он больше никого так и не встретил.

И вновь топот копыт по пропитанной кровью грязи. Эспен выхватил из брошенной оружейной стойки копьё и обернулся, вгоняя его в живот всадника. Пригнувшись, пропустил над головой меч второго, что сумел срезать несколько волосинок. Наполнив руки энергией, Эспен запустил копьё вслед уносящемуся культисту, пронзив того навылет.

Обшарив труп, паразит сунул за пояс две пистоли и меч. И лишь встав на ноги он заметил: под чёрным, как смоль, плащом была надета серебряная кираса с чьим-то гербом в виде двуглавого льва. Решив изучить тело второго убитого, Эспен обнаружил точно такую же форму одужды.

«Это не культисты… Но они однозначно были заодно с ублюдком в маске», — пришёл к выводу Эспен, забираясь в седло.

— Э-э-эй! Есть ещё здесь хоть кто-то, кроме меня?! Рейнджеры! Люди! — продолжал кричать паразит, огибая утонувший в огне лагерь.

Вдруг, прямо перед ним возникла объёмная тень, а через секунду на землю шлёпнулась Глория.

— Ква! — произнесла Дьяволица, обрадовавшись тому, что Эспен жив.

— Эспен! — воскликнул Гарольд на спине у жабы.

— Старик? Где ушастый и остальные?! — вскинул брови мечник.

— Энас здесь и нуждается в срочной помощи! Яхтир отправил нас с Глорией в город, поднять на уши стражу, а сам ушёл сражаться! Алиса пошла за Моди, с тех пор я её не видел, как и Голема! — сообщил слепой маг.

— Тогда идите куда шли, я за Алисой! Требуй, чтобы весть доставили лично Бальдру! — отдал приказ Эспен и пришпорил коня.

— Ква! — крикнула вслед Глория.

— Делай, что я сказал, принцесса! — отмахнулся паразит.

Первым делом он двинул в сторону лавки Мака, куда могла направиться Алиса, но на середине пути был окружён десятью всадниками, каждый из которых, как будто так и ждал возможности пристрелить капитана.

Успев лишь зарезать одного из них, Эспен упал вместе с убитым конём. Укрывшись за останками забора чье-то лавки от второго залпа, он обвил щупальцем показавшегося стрелка и вырвал из седла, притянул к себе и разрубил от паха до макушки. Другому вонзил иглу шею и заставил застрелить двоих товарищей.

Не ожидавшие, что их цель окажется монстром, всадники бросились врассыпную, но Эспен не позволил им уйти. Используя щупальца для прыжков, он задушил и разорвал на куски каждого по очереди меньше, чем за минуту.

Из-за своих манёвров, паразит оказался в полукилометре от загонов Мака. Сил уже было потрачено изрядно, выжившие лошади вновь разбежались и он двинул вверх по склону, искать Моди и Алису среди выгоревших пастбищ.

Хижина, где Мак обустроил стойку регистрации, обвалилась, искать там что-то было уже бессмысленно, волшебные звери разбежались или сгорели заживо. Среди обугленных костей нашлось место и нескольким человеческим скелетам и Эспен даже не хотел гадать, кому они принадлежали. По крайней мере, детского среди них не было.

Тогда паразит отправился на своих восьмерых к лагерю рейнджеров. Но уже издалека было видно — от него мало, что осталось. Только бы не…

— Эспен! — раздался знакомый голос. Мечник поднял взгляд вверх, на очередной холм, коими была усеяна местность пригорода.

— Отпусти её, урод! — выкрикнул Эспен, но державший амазонку лжекультист лишь сильнее надавил кинжалом на горло.

— Вот мы и встретились вновь! — послушался ещё один знакомый, но почти забытый голос. Рядом с Алисой взошёл на холм с другой стороны рыцарь в серебряных доспехах с белым плащом.

— Ты… — попытался вспомнить, кто перед ним, Эспен. Параллельно он старался переварить кашу в голове.

— Не делай вид, что не помнишь меня, сопляк! Я, сэр Тимос из Бравенбёргеров, пришёл сюда смыть свой позор кровью всех тех, кто тебе так дорог, малец! — гордо объявил ушлый дворянин, потерявший по неосмотрительности Эспена и Глории свою ездовую зверушку.

— Ты… хочешь сказать, все эти смерти, всё это горе… — сглотнул ком в горле паразит.

— Из-за моей… — приподнял палец вверх рыцарь.

— Сраной саламандры?! — проревел мечник и аметистовые глаза вспыхнули разрушительным пламенем ненависти.

— Всё так, наглец! Ты убил то, что принадлежало мне и опозорил в поединке! Все эти смерти только из-за того, что ты отказался упасть на колени и молить меня о пощаде! — заявил Тимос. — И то, что я сделаю с ней, тоже на твоей совести!

— Не трожь её! Забирай меня, отрежь руки, ноги, что угодно! Оставь этот…

— Э-нет! — ухмыльнулся дворянин. — Просто убить тебя — слишком слабое наказание. Да и вообще, разве можно считать смерть наказанием? Ты ведь в таком случае уходишь от ответственности! Немного несправедливо к умершей Каменной Саламандре.

Эспен решил отвлечь Тимоса разговором, а сам медленно спустил руку на пистоль.

— Может я и не молод, но далеко не ослеп, мальчик мой юродивый, хе-хе! И для того, чтобы обезопасить и себя и тебя от преждевременной и лёгкой смерти, хочу показать вот это! — с этими словами выходец из Бравенбёргеров достал из-за пазухи свиток. — Узнаёшь печать? Это контракт! Я подписал его и теперь, с точки зрения кровной клятвы, считаюсь членом тринадцатого корпуса рейнджеров! Хоть ты и капитан, но одно я знаю точно — ты ещё не успел официально стать командиром, а значит, твой контракт такой же, как у рядовых рейнджеров и ты не можешь причинить мне вреда, как и я тебе. И ей, — кивнул он в сторону Алисы, — но эти парни, — имел он в виду переодетых под культистов солдат династии, — вполне себе! И я отдам им тебя на растерзание, если ты не хочешь, чтобы рыжая сучка подохла прямо здесь!

— Мразота… — скрипнул от бессилия голос Эспена.

— Сдай оружие моим парням и мы поговорим в более пикантной обстановке, хи-хи! — предложил Тимос. К паразиту подошли двое мечников, готовые в любой момент воспользоваться своим оружием. Тому не оставалось ничего другого, кроме как…

Тимос резко выгнулся в спине. Кровавый хрип вырвался из глотки дворянина вместе с тем, как катана прошла насквозь через всё его тело. Эспен отреагировал моментально: пропуская вперёд полетевший в голову меч, он убил одного из рыцарей руками его же товарища. Сделав подножку второму, паразит выхватил пистоли и резко развернулся, вышибив мозги не сориентировавшемуся ублюдку, что держал в заложниках Алису. Вторым выстрелом он прикончил развалившегося на земле адепта и бросился к амазонке.

За спиной у рухнувшего Тимоса стоял неподвижно Яхтир.

— Ты в порядке, он тебя не ранил?! — взволнованно спросил паразит. — Нашла Моди?!

— Я не успела… о-они схватили меня по дороге к загону! — плача ответила амазонка.

— Гарольд на Глории отправился в город, скоро подоспеет стража! Хвала Храдхиру ты цела! Сейчас вместе с Яхтиром отправимся искать Моди! Да? — Эспен обернулся в сторону кочевника. — Бессмертыч?

— Клятва… — прохрипел кочевник и взялся за грудь. — Тельмус не позволит уйти от ответственности никому, даже… бессмертным…

— О чём ты говоришь, Яхтир? — вытаращился Эспен, позади него, закрыла лицо руками и тихо заскулила от осознания произошедшего Алиса. — Ты ведь не… Погоди, да брось! Брат мой, ты же…

— Решение было так близко всё это время, — грустно улыбнулся кочевник, от чьего силуэта начали отделаться небольшие кусочки ткани и исчезать бесследно в воздухе. — Долгожданная смерть.

— Яхтир… Нет… — по щекам паразита скатились слёзы скорби. — Я рад за тебя, брат! — и он попытался выдавить улыбку, но получилось весьма скверно. — Только как же… м-мы б-без т-тебя б-будем… — задрожали губы.

— Эспен, послушай, — рука киренийца легла на плечо, но Эспен больше не чувствовал её веса, будто та стала призрачной. А тем временем, силуэт Яхтира становился всё менее отчётливым, роем чёрных бабочек растворяясь в вышине. — Я потратил восемь тысяч лет на месть и вот… умираю, как клятвопреступник… Некогда заложник собственного тела, я заточил в темницу ещё и собственный дух и позабыл имя… И тем не менее, обретя свободу в своей смерти, понимаю, насколько же замечательным выдался последний год… Я умираю без толики сожаления, и я хочу, чтобы когда придёт твой последний час… ты не сожалел… Просто… Стань свободным от мести, от преследования… Будь человеком, как я… когда-то… — тяжело вздохнув, кочевник протянул ему спрятанную в ножнах катану.

— Как тебя зовут? — спросил Эспен, роняя слёзы на кожаные ножны. — Кто тот человек, что умирает передо мной?! — проревел он, едва не падая на колени.

— Азим-ибн-Хасим… Последнее — имя отца, по нашему… — улыбнулся сын Великой Степи. — Эспен… Не вздумай мстить за меня… Это путь в никуда…

Рука Азима исчезла, как и почти всё тело целиком. Слухов о том, что происходит с теми, кто нарушает клятву на крови было много, редко, кому удавалось действительно увидеть. Эспену не повезло оказаться в их числе. Не было никакого огня клятвопреступника, страшных мук или камней с неба. Человек просто исчезал из этого проклятого мира.

— Я вижу их, Эспен! — воскликнул Азим, от которого осталась лишь одна только парящая голова. — Я так скучал… — и со следующим порывом ветра, вечный воитель, наконец, смог обрести долгожданный покой, растворившись в пространстве.

Белки глаз Эспена покраснели, но слёзы перестали течь. Он вытаращено смотрел на катану в руках: ножны из дублёной кожи, что по видимому, обладали теми жевосстанавливающими свойствами, что и его старые, и великолепный клинок из закалённой стали, добытой в Великой Степи.

— Прости, брат… Я не могу свернуть с этого пути, — всхлипнул Эспен и прижал катану к себе.

— Эспен… — тихим голосом произнесла Алиса. — Нужно найти, Моди. Я всё понимаю…

— Идём, — кивнул паразит и помог встать амазонке. — Не лучшее место, чтобы сопли распускать.

Вдвоём они отправились искать Моди. Когда взошёл Кустос, лагерь погрузился в мёртвую тишину. Изредка пара встречала выживших, покалеченных людей. В центре ярмарки нашёлся Голем с кучкой уцелевших рейнджеров — обгоревших и израненных, по колено в крови своих товарищей и врагов. Паразит молча кивнул глыбе, чтобы тот помог людям, пока они ищут сына.

— О, матушка-Намина, нет… — всхлипнула Алиса, увидев знакомую белую шёрстку… вернее, те клочья, что от неё остались.

Фелуция, грозная волчица, внушавшая страх окрестному зверью наряду с Глорией, лежала, как побитый щенок. На месте изящной, неотразимой шерсти присутствовали ожоги, вплоть до костей. Из разорванного брюха вывалились внутренние органы, на месте левой задней лапы был лишь обломок обгоревшей кости, а передняя правая свисала на лоскуте мышц. По всему телу торчали наконечники копий и рукояти мечей.

Тем не менее, Белогривая Лютоволчица дорого продала свою жизнь: кругом валялись оторванные конечности и разодранные в клочья рыцари. Более того, Фелуция ещё дышала.

— Девочка моя… Как же так, — приговаривала Алиса, поглаживая её по голове, просто потому, что касание в любом другом месте причинило бы ужасную боль.

— Уф-уф! — проскулила подруга.

— Я знаю, ты рисковала, пытаясь его найти, — кивнула амазонка в ответ на взгляд слезящегося правого глаза. Из левого же, торчало сразу три стрелы.

— Ау-у!

— Больно, я знаю… Позволь помочь тебе, милая, — предложила Алиса, сомкнув глаза и сжав крепко копьё. Волчица коротко кивнула, положив голову на лапы.

Бросив прощальный взгляд, рыжеволосая воительница обошла подругу и пронзила её обнажённое сердце. В последний раз дёрнувшись, Фелуция испустила дух.

Переглянувшись с Эспеном, Алиса продолжила поиски Моди. Не найдя мальчика в лагере, паразит пришёл к неутешительному выбору: если он не погиб, то, должно быть, сбежал в лес, а если и погиб, то опознать тело будет невозможно. Мака среди выживших не нашлось и Эспен вспомнил, что его хижина полностью сгорела.

«Неужто… — задумался мечник и мотнул головой. — Пойду и проверю сам. В конце-концов, в первый раз я не присматривался».

Предложив разделиться, он отправился обратно к лавке зверолова. При свете дня, картина выглядела ещё ужасней. Поля были усеяны трупами сгоревших заживо зверей: тут были и скелеты Красноклювого Грифона, и Мечехвостого Павлина, и Железного Буйвола, и даже Смертояда — белой, ядовитой ездовой змеи.

Среди взрослых человеческих скелетов, Эспен смог опознать некоторых из помощников Мака, но главным образом его интересовали развалины сгоревшей лавки.

— Можышь ни искать, мальщишка у миня, — противный скрипучий голос раздался за спиной. Эспен бросил приподнятую деревяшку и развернулся.

На проторенной дорожке между вольерами стоял потрёпанный Смрадазуб. Весь в саже, с деревянным протезом руки и повязкой, закрывающей половину лица.

Лицо Эспена побледнело, когда он увидел то, что держал гоблин в уцелевшей руке.

— Я дал сибе абищание, што ты так проста ни атделаишся. Ты будиш страдать! Твая душа ни узнаит пакоя, я ейо уништошу! — и надменно улыбнувшись оставшимися клыками, Смрадазуб бросил под ноги паразита отрезанную голову Моди.

Жизнерадостный ребёнок, тот, кто всегда смотрел на окружающий мир через призму света, не взирая на фильтр из тьмы. Кто мечтал творить, а не разрушать. Этот рыжий комочек жизни в прифронтовой зоне…

Его лицо навсегда застыло в крике: «Мама!». Моди стал очередной жертвой жестокого Карцера — мира, родиться в котором было сродни наказанием за грехи прошлой жизни.

— И типерь, я наканец займусь табой! — произнёс Смрадазуб и бросился с двумя кинжалами на Эспена.

«Хотя есть и второй вариант: адептами становятся несчастные, которым не осталось ничего, которым не осталось ничего, коме как мстить, забирая с собой в могилу сотни причастных и непричастных…» — второй раз в жизни он вспоминал слова старого охотника, и каждый раз это происходило на руинах новой жизни, которую Эспен так стремился создать.

Гоблин крутанулся вокруг своей оси, целясь здоровой рукой в яремную вену паразита. Катана грустно просвистела в воздухе, отсекая конечность. Синекожий взвыл от боли и попытался ударить наотмашь протезом, но и деревяшка, не долго ожидая, отправилась в полёт.

Побледневший, с выпученными глазами Эспен, сделал шаг в сторону противника и рассёк воздух. Смрадазуб ощутил боль в пояснице и понял, что больше не может двигать ногами. Плюхнувшись на землю с вытекающими из живота кишками, он в ужасе уставил на воина перед ним.

Не церемонясь, Эспен поднял проглотившего от страха язык гоблина за длинное ухо и прошептал:

— Моди испытал в тысячу раз больше боли, чем ты, выродок, — и только тогда Смрадазуб попытался что-то произнести, но паразит подбросил обрубок синекожего и выставил катану остриём вверх. Падающий гоблин приземлился целым глазом на меч и Эспен резко взмахнул перед собой, рассекая детоубийцу надвое.

Умывшись синей кровью, Эспен так и не двинулся с места, погрузившись в коматозное состояние. Вся кровь прилила к мозгу, гремя барабанным оркестром у висков. Хотелось исчезнуть также, как Азим. Раствориться, сбежать от ответственности, от мира, от себя, чёрт побери, самого!

Не быть здесь, в этом месте, в это время, в этом трижды проклятом теле!

Рене… Уничтожить! Разорвать! Изнасиловать! Убить! Снова изнасиловать! Закопать в землю! Сжечь! Спуститься в Нижнее Царство! Найти и повторять всё тоже самое до бесконечности!

— Не-е-ет! — разорвалось с криком сердце убитой горем матери за спиной, добавляя к барабанному оркестру ещё и женское соло.

— Это война… — произнёс Эспен, обращаясь к кому-то, кто за ним мог наблюдать. — Такая же, как и между Империями, но сугубо личная… Я больше не найду покоя. Не спрячусь и не убегу, — скрипнули его клыки. — С врагом нельзя договориться, не найти компромисс! Его нужно уничтожать! Увидел — убей! Не увидел — найди и убей! Не нашёл — значит обернись и убей! Убей! Убей! Убей! —над безжизненным лагерем разнеслась яркая вспышка едкой, нечеловеческой злости.

Когда в пригород, наконец, прибыли стражники, пожар утих. Выживший оперативно отправили в развёрнутый полевой госпиталь, остатки затаившихся налётчиков вырезали. Взойдя на плато, где стояли выгоревшие вольеры для волшебных зверей, солдаты под руководством Бальдра Большерука обнаружили охрипшую от крика мать, держащую на руках голову сына и адепта, что стал монстром, дабы убивать других монстров.

Следующие дни прошли как в тумане. Вопиющий случай нападения на мирных жителей и солдат Империи Доминос попытались спихнуть на Ультрас ушлые чиновники, желая продолжить войну, но генерал Бальдр Большерук привёл неопровержимые доказательства виновности в произошедшем культ Аммаста и почётного рыцаря Тимоса из Бравенбёргеров.

Династия последнего откупилась, списав всё на то, что он был лишь одураченным сектантами дураком с чрезмерными амбициями. Тринадцатый корпус рейнджеров перестал существовать, контракты выживших были аннулированы или переписаны под другие подразделения. В течение нескольких дней к пригороду Старвода из самого города и более далёких земель стекались многочисленные родственники погибших.

Вместе с немногочисленными выжившими, Эспен воздвиг на месте разобранного пепелища лагеря рейджеров стихийный мемориал. Они воткнули в землю несколько сотен мечей, собранные с убитых. В самом же центре, около знамени корпуса, торчал громадный двуручник с вязью в виде парящего лебедя.

Сил и желания что-то говорить не было. Солдаты поблагодарили Эспена за всё короткими кивками и разошлись по домам. Многие из них были травмированы до конца жизни произошедшими событиями, кто-то и вовсе решил отречься от дальнейшего Пути Тельмуса.

Эспен не винил их. Только себя. Его люди, товарищи, прошли через столько всего: было разбито не мало вражеских лагерей, спасён от Чёрных Варанов Старвод, одержана победа в двухвековой войне под Доменгоном. И почти все встретили свою смерть на Родине, от грязных ручонок местного идиота с гербом!

Но причина… Причина произошедшего не давала Эспену покоя. Всё, что произошло, если разобраться, было на его совести.

«Какой же я идиот! Знал ведь, что культ не отпустит… Знал, и всё равно завёл друзей, сплотил кучу людей вокруг себя, чтобы они все погибли! Мне нельзя находиться в обществе, я опасен для всех живых существ, пока жив! Мне нет места ни в городе, ни в самом засратом селе! Мой дом — это дорога. Дорога в никуда, дорога на войну, которая не закончится, пока последний, кто носит метку Темнобога не сдохнет в муках! — и с этими словами, он дотронулся до оставленного клейма на левой груди. — Клеймённый будто скот… Без дома, семьи и кроши над головой… Я вернулся к тому, с чего начинал. Загнанный зверь, отбивающийся когтями и клыками от загонщиков. Но отбивающийся, мать его, до конца! И если уж война объявлена, нужно лишить выродков тактического преимущества! Сниму клеймо, посажу суку на кол и потяну всем весом за ноги, чтобы мучилась, тварь! Ме-е-едленно мучилась!»

Если бы он не взял с собой Глорию, она бы не раздавила Каменную Саламандру. Если бы он тогда убил Тимоса, то заимел бы проблемы с законом, но ему не в первой было бежать. Отправился бы куда-нибудь на Юг, продолжил бы мстить, не подставляя такое количество людей под опасность. Если бы отрубил Смрадазубу ещё и ноги в том лесу, а не надеялся, что тот сдохнет от кровопотери, Моди был бы жив! По крайней мере, в одном из вариантов развития событий…

Боль, страх, унижение, утрата… Если это представляло собой жизнь человека, то на кой чёрт вообще пытаться им стать?!

— Эспен, — произнесла Алиса, вырвав паразита из состояния, которое можно было бы охарактеризовать, как «агрессивный транс». Воздух вокруг Эспена буквально закипал от злости. — Нужно поговорить.

— Давай поговорим, — обернулся он.

— После всего произошедшего… Когда мы с тобой клялись на алтаре, я верила в то, что жизнь воительницы-Алисы закончилась. Что мой Путь адепта подошёл к завершению и я смогу обрести счастье простой женщины — верной супруги, матери… — на этом слове голос амазонки дрогнул, но она проглотила кусок стекла, застрявший в горле и продолжила: — Начнётся счастливая жизнь, как в сказке. Что я, наконец-то, подарю тебе свою любовь, а ты мне свою. И быть может, глядя на меня, ты станешь человеком, как и хотел, но… Теперь это всё в прошлом, пусть и не таком далёком. Теперь я — мститель. И в моём сердце не осталось других чувств, кроме ненависти к убийцам моего единственного сына, которого я вынашивала под этим самым сердцем, а теперь… У меня его вырвали, растоптали и выкинули. Я сама больше не человек, я адепт — без жалости и страха. И на Пути адепта мне не нужен муж… Мне не нужна семья… Всё это погребено здесь, под Старводом, — сказала Алиса. — И если ты меня понимаешь, то я хотела бы снять этот браслет.

Эспен заглянул в зелёные глаза амазонки. Огонёк жизни в них погас, а душа была разорвана в клочья. Должно быть, со стороны он выглядел также. Да и чувствовал тоже самое.

Эта женщина больше не была его супругой, перед ним стояла валькирия — ангел войны. Обоюдоострый меч, принявший образ рыжеволосой… Нет, она больше не была красавицей. Может быть внешне всё ещё ей и оставалась, но Эспен, в отличии от большинства тех, кого называют «людьми», никогда не смотрел только на обложку.

Алиса была изуродована. Насильно. Не по своей воле. Но в ней больше не осталось и следа от прежней красоты души.

— Я чувствую тоже самое, — произнеся это, Эспен снял с правой руки женский браслет. — Эспен и Алиса, молодожёны, что не успели и дня насладиться семейным счастьем. Их могила будет здесь, среди товарищей, — и паразит аккуратно положил браслет на землю, возле меча Людвига.

Амазонка согласно кивнула и положила рядом свой. На том они и разошлись. А следом, на холм поднялся Энас, не без помощи Гарольда.

Неко хромал, а верхние лапы двигались зажато из-за того, что почти всё тело покрывали бинты и жгучая мазь от ожогов. Правые щека и бровь были заштопаны чёрными нитями. Под шерстью этих шрамов, может, будет и не видно, чего не сказать о левом ухе. Оно потеряло примерно три четверти от своей длины и теперь представляло из себя короткий, широкий обрубок, который непроизвольно шевелился в такт другому уху.

— Паршиво выглядишь, — произнёс Эспен без улыбки. — А ты, Гарольд, как себя чувствуешь?

— Боюсь, я бы не пережил и десятой доли увечий, что причинили вам, ребята, — не стал жаловаться старик, помогая присесть принцу на камень.

— Ничего серьёзного, — фыркнул Энас. — Пару дней и смогу держать лук.

— Энас… — произнёс Эспен.

— Они были и моей семьёй! — рявкнул лучник. — И это касается вас двоих! Я не ребёнок, чтобы за мной приглядывать! Да и вообще — я старше тебя на три года, Эспен! Мне семнадцать лет, я мужчина и сам выбираю за что мне сражаться и где умереть! Аргх! — Энас резко согнулся от приступа боли. — Чёртово лёгкое… Короче! Я иду вместе с тобой и буду рвать этих ублюдков на части!

— Тут уж дело не только в Его Высочестве, — сказал Гарольд. — Может, месть это не самое разумное, что должен вершить ста пятнадцатилетний слепой старик, но… — Гарольд поджал губы. — Мы идём восстанавливать справедливость. Никто не имеет право сжигать людей, рушить семьи, убивать детей и оставаться при этом в живых.

— Я любил каждого из них. Человек то, орк или слитлинг, — произнёс Голем, что подслушал их разговор пока поднимался. Следом за ним шла и Глория. Именно шла, а не прыгала, дабы не задеть какой-нибудь из памятников. — Они дарили мне свою неосознанную любовь, каждый раз приходя на плац. И эти заблудшие души, что убили их, познают все те удары, что сохранила моя каменная кожа, во славу имён всех рейнджеров живших и живущих.

— А ты? — Эспен посмотрел на Глорию.

— Ква, — уверенно ответила Дьяволица.

— Ты уверен, что тебе не нужна моя помощь, Эспен? — спросил Бальдр Большерук.

— Так точно, генерал. Даю слово, если Вы вверите мне пять тысяч своих лучших воинов, культисты больше никогда не потревожат земли внешней стены Доминос. Их Цитадель стоит в Чумном Лесу и по большей части мне нужны люди, чтобы преодолеть его чащи. Касательно артиллерии, то хватит и сотни пушек, — ответил капитан-паразит.

— Весьма жирный запрос, скажу я тебе, — хмыкнул генерал. — Пять тысяч лучших воинов… сотня пушек… Скажи, откуда ты так много знаешь о культе Аммаста?

— У меня с ними личные счёты, — стиснул кулаки Эспен.

— Понимаю, не хочешь говорить. Но ты не подводил меня, хоть мы и знакомы, считай, чуть больше месяца. И эта выходка… Непростительно, — покачал головой Бальдр.

— Так, что Вы скажете?

— От себя я могу дать только две тысячи воинов. И не лучших вовсе, ибо мир ещё не подписан, а армия понесла большие потери. Но я направлю запрос мэру Старвода. Видишь ли, его кум был среди убитых торговцев, а для дворян — крёстный отец детей сродни брату. Такое не прощается и он выдаст тебе даже больше, чем три тысячи воинов и сотню пушек, если ты поклянёшься на крови, вычистить всю заразу из Чумного Леса.

— Тогда по рукам, — ответил паразит.

Отложив в сторону книгу, Рене коснулась клейма, оставленного ей покойным Говорящим с воронами. Жжение усилилось. Она чувствовала второго клеймённого где-то на границе с Чумным Лесом.

— Ты уже настолько близко, дорогой, — ухмыльнулась Магистр и рука вновь потянулась к паху. — Со дня на день, один из нас, наконец-то, умрёт. Наконец-то мы освободимся друг от друга… Как бы я хотела прожить другую жизнь, ты не представляешь. Пойти по другому пути, возможно, вместе с таким, как ты, Эспен, — Песнь Бездны томно вздохнула. — Но сделанного не воротить. Ты не из тех кто прощает, и я это знаю. Поэтому я так поступила. Поэтому у тебя нет иного пути, кроме как убить меня. А у меня — тебя.

Между Чумным Лесом и остальным миром протекала Гибельная река. Её вода имела зеленоватый оттенок и стоило хотя бы капле попасть на человека, как его ожидала смерть, настолько токсичным был яд. Между двумя безжизненными берегами из серого песка пролегал каменный мостик, усеянный черепушками.

С территории Доминос на Чумной Лес смотрело почти семь тысяч всадников и три сотни пушек, готовых к бою. Но они не двигались.

Причиной остановки, стал одинокий адепт в белой мантии Ключника, угрожавший взорвать мост, если к нему не приведут человека по имени Эспен, Лис Пустыни. Несколько возмущённых храбрецов попытались усмирить «смертного» выскочку, но расстались с жизнями, не дойдя и десяти шагов до таинственного незнакомца.

Самое загадочное было в нём то, что кроме кулаков, мантии и небольшого перстня, никаких других предметов для атаки адепт не носил.

— Ты тот, кого называют Лисом Пустыни? — спросил молодой парень лет двадцати пяти, сняв капюшон.

— Ну допустим, — фыркнул Эспен, сидя верхом на Глории.

— Поговорим? — ответил Ключник и на взмахнул рукой. Из перстня, что оказался пространственным артефактом, возникла скатерть, две подушки, два стакана и кувшин вина.

— Поговорим, — кивнул паразит, спустившись на землю.