Вне Фазы

Глава 2 Флета

Комната? Это была уже совсем не комната! Это была поляна в лесу. А он сидел на камне посреди неё.

Маш моргнул. Иногда на линзах скапливалась пыль и искажала видимость; моргание обычно прочищало их.

Поляна никуда не делась. Свет вечернего солнца просачивался сквозь толстые ветви и листья окружавших её деревьев, а в центре росла трава по щиколотку. Ничего подобного, разумеется, в его комнате не водилось.

Маш поднялся и подошёл к краю поляны, чтобы посмотреть, насколько далеко простирается иллюзия. Он дотронулся до широкого листа: тот казался настоящим. Потянул за лозу, и она пружинисто подпрыгнула.

Он попробовал поменяться местами со своим фантомным близнецом — и очутился тут. Существовал ли близнец на самом деле, и действительно ли он занял место Маша, или же невозможное возможным сделала одна лишь вера в чудо? Конечно же, последнее — и всё же Маш одержал значительную победу над собой. Он добился алогичности!

Движимый любопытством, он обошёл поляну и обнаружил ведущую в лес тропу, которая извивалась между больших деревьев, пока не скрывалась вдали. Пойти ли ему этим путём? Маш осмотрел себя, размышляя — и сделал ещё одно удивительное открытие. Он был одет! На ногах красовались ботинки и штаны, над поясом — рубашка с длинными рукавами; всё голубое. Он так отвлёкся на природу, что не заметил этого сразу!

Первой реакцией стал шок. Маш выдавал себя за Гражданина! Это могло привести к изгнанию с планеты!

Только в особых ситуациях — к примеру, в костюмированных пьесах во время Игр, — рабам дозволялось облачение.

Шок сменился удивлением. Каким образом на нём появилась вся эта одежда? Взял ли её Маш из отцовского гардероба? Гражданин Голубой действительно предпочитал этот цвет. Но для такого поступка сначала надо было свихнуться, а этого состояния никакой робот добиться не мог.

Или мог? Разве вера в чудеса не являлась непременным условием помешательства? Если Машу удалось убедить себя в том, что он пребывает на поляне вместо собственной комнаты, почему бы ему и не залезть в шкаф отца без его — а главное, без своего — ведома? Похоже, безумие весьма опасно!

Он быстро снял с себя одежду, в процессе раздевания обнаружив, что она сшита точно по его меркам. Ещё одна странность, потому что Маш был на пять сантиметров выше Гражданина Голубого. Тот отличался невероятно маленьким ростом, который с лихвой компенсировался его политическим влиянием. Маш мог выбрать себе любой рост, но не хотел, чтобы отец чувствовал себя в его присутствии неловко, и пошёл на компромисс, приняв материнский рост в качестве нормального. Это сделало его на голову ниже большинства мужчин и на полголовы — некоторых женщин. Однако Маш давно понял, что физический рост не самый важный аспект личной значимости, и собственная внешность его вполне устраивала. Но сейчас… отцовская одежда просто не налезла бы на него.

Его размышления были прерваны гостем с неба, которым оказалась огромная, гротескная птица — ничего себе птаха! Маш недоверчиво уставился на неё. Он изучал птиц, основные их виды, поскольку Наблюдение за птицами являлось частью Игр. В списке не было ничего подобного. Гостья обладала громадной бесформенной головой и отвисшей, как у пожилой женщины, грудью.

Что-что? Маш потряс головой и снова взглянул туда, где она опустилась, но удивительное создание уже исчезло.

Как бы там ни было, он её узнал. Описание соответствовало гарпии — мифическому творению, полуптице-полуженщине. Появление такого существа было, конечно же, очередной невероятностью. Даже если какая-нибудь тайная лаборатория создала бы такого андроида, тот бы не смог летать. Конструкция гарпии должна была прочно привязать её к земле. Необходимый размах крыла и мышцы…

Маш обнаружил, что его сердце учащённо забилось. Неправдоподобность ситуации, в которую он попал, кружила голову и грозила нарушить душевное равновесие! Он переживал не просто одну вещь, в которую трудно поверить, но целое их множество! Деревья, одежда, мифология…

Его сердце? Но у него нет сердца! Он же робот!

Маш положил правую ладонь на грудь и ощутил биение. Он поднял левую руку, охватил правой её запястье и слегка нажал. И снова почувствовал удары изнутри.

А ещё он дышал. Маш всегда мог дышать, как и говорить; но это было не обязательно, и обычно, оставшись наедине с собой, он этим не заморачивался. Теперь же, задержав дыхание, через несколько секунд он ощутил дискомфорт. Ему не хватало кислорода.

Подняв левую руку, он коснулся подмышки в поисках панельки и ничего не нашёл. Маш медленно провёл пальцами по предплечью и ущипнул кожу.

Полыхнуло болью, и через мгновение на месте щипка — там, где ногти врезались в кожу — появились красные полоски.

Машу пришлось облокотиться на дерево, чтобы не упасть. Он был живым! Его тело состояло из плоти; в нём появилось сердце, и оно чувствовало боль.

Теперь он знал, что пережил намного большее потрясение, чем предполагал. Его вера превратилась в абсолют, и Маш вступил в реальность живых. Разумеется, не буквально, но даже в мечтах это было прекрасно; вот только роботам мечтать не дано. Эта новая схема побила все рекорды! Маш добился того, чего до него не удавалось ни одному роботу: полной иллюзии жизни.

Но теперь, когда это произошло, можно ли назвать это достижением? Металлическое безумие? Продолжало ли тело неподвижно лежать на кровати, в то время как разум заперся в программе-фантазии? Веселье долго не продлится. Через несколько часов, заглянув в комнату, мать отвезёт Маша к технику для устранения неполадок. Если данный случай сочтут слишком экстремальным, они перепрограммируют его мозг, попутно стерев и новое достижение, и память о нём. После этого он будет прикован к своему металлическому телу навечно.

Это, осознал Маш, окажется настоящей катастрофой. Он так обрадовался, когда совершил прорыв, добившись подобия жизни — пусть даже в мечтах. Да и сам факт мечты являлся экстраординарным. Он должен был сохранить новую способность и улучшить её, что означало получить возможность ею управлять. И, пока Маш не добьётся полного контроля над своими мечтами, лучше бы никому о них не знать.

Он сфокусировался в попытке отпустить мечту. Ничего не произошло. Он всё ещё оставался на поляне с бьющимся сердцем, поднимающимися и опускающимися лёгкими.

Маш не знал, как отключить мечту. Но чувства беспомощности не испытывал. У любой мечты есть ограничения; если за них зайти, программа свернётся.

Он устремился по тропинке. Маш понятия не имел, куда она вела, он всего лишь хотел заглянуть за грань реальности. Чтобы решить эту проблему.

Тропа бежала через лес, повторяя его очертания. Изредка попадались каменистые участки, на первом из которых Маш обнаружил, что его ступни весьма чувствительны. Он проходил босым всю свою жизнь, но, поскольку подошвы были сработаны из псевдоплоти, ощущение колющих камешков оказалось в новинку. Но куда же иллюзии стопроцентной жизни без этого? Особенно, учитывая нарочно сброшенные ботинки.

Он подошёл к развилке. Какую дорожку выбрать? Один из путей вёл вниз, другой — вверх по склону. Машу хотелось пить — очередная деталь правдоподобной мечты, — поэтому он стал спускаться. Почему бы там, внизу, не протекать речке?

И в самом деле. Вода медленно струилась по болотистой местности. Тропа спускалась с берега, растворяясь в волнах. Поразмыслив, Маш лёг и отхлебнул из ближайшего чистого источника. Затем сделал глоток, всасывая в себя жидкость почти как Агапа.

Агапа? Какой нереальной казалась инопланетянка сейчас!

За спиной неожиданно послышалось фырканье. Маш резко поднял голову и обернулся. За ним стоял мужчина с головой свиньи. Морда была сплюснута на манер пятака, а в уголках рта виднелись грозного вида клыки.

Маш поднялся на ноги. Свиноголовый агрессивно двинулся вперёд, чем напомнил Вара, андроида.

— Слушай, создание, — нервно произнёс Маш. — Я не хочу причинять тебе неудобств. Меня просто мучила жажда… — которую он уже утолил.

— Водаррр! — зафырчал свиноголов. — Наша!

Он имел в виду этот водопой?

— Тогда я пойду в другое место, — миролюбиво отозвался Маш, пытаясь обогнуть чудное существо.

— Рррекаррр наша! — провозгласил свиноголов.

— Вся река ваша? Но в этом нет смысла!

Свиноголов опустил голову и лязгнул клыками. Он и не хотел вести себя осмысленно. Сходство с андроидом усилилось.

Маш снова погрузился в раздумья. Этот источник был единственным, позволяющим быстро утолить жажду, возникни она снова. Если он сдастся, кто знает, когда повстречается следующий? Придётся отстаивать свои права.

— У меня столько же прав пить отсюда, сколько и у тебя, — сказал он. — Пожалуйста, позволь мне…

Свиноголов испустил яростный визг. В кустах и за деревьями мгновенно раздался шум и топот копыт. К ним приблизились ещё несколько свиноголовых созданий: и мужского пола, и женского. Все были обнажены и, за исключением голов, являлись копиями людей. Девушки, к тому же, отличались приятными пропорциями тел. И все они выглядели жутко сердитыми.

Свиноголовы заступили тропу. Машу пришлось сделать шаг назад — в воду. Он обнаружил, что дорожка продолжается и там; твёрдая, хотя и скользкая. Вода доходила только до колена, так что при желании он мог пересечь речку вброд.

Свиноголовые последовали за ним, держась на небольшом расстоянии, но затем остановились и гневно зафыркали. Маш продолжал брести, пока на следующем шаге не погрузился в воду по пояс. Обрыв. Надо было смотреть, куда идёт!

Раздался всплеск. Оглянувшись, Маш увидел плывущего к нему человека. Юноша осторожно взобрался обратно на тропу и стоял, в ожидании, пока тот подплывёт достаточно близко.

Незнакомец изумил его не меньше свиноголовых. Человеческой у него была лишь голова, а показавшееся из-под воды тело принадлежало, как минимум, питону.

Маш вновь списал всё на фантазии. Но он никогда не слышал и не читал о таких полукровках, и его компьютерный мозг не был силён в творческом воображении. Если бы ему пришлось населять новый мир, он бы наверняка выдумал созданий попроще. Хотя, говоря начистоту, он бы вовсе не стал творить разных чудовищ. К чему? Хватило бы и обычных видов. Всё это было бессмысленно.

— Наш-ш-ша! — прошипел змеечеловек, приподняв голову над водой. За ним из волн высунулись другие головы.

Маш понял, почему свиноголовы прекратили преследование. Их территория кончалась на берегу; здесь начинались владения змеиного народа.

Он оглянулся, но свиноголовы по-прежнему толпились на краю болота. Придётся шагать дальше.

— Я иду! — сказал он и поставил ногу на тропу. Чтобы не свалиться, теперь он осторожно ощупывал её пальцами ног, прежде чем сделать очередной шаг. Маш не знал, что сделают с ним змеелюди, если поймают, но ему было безразлично.

К счастью, погони не последовало. По мере продвижения Маш продолжал думать. Если это не то окружение, которое смоделировал бы его аналитический мозг, каким образом вообще возникла эта мечта? Ответ был прост: это была не его мечта. Но альтернативный вариант требовал признать, что окружающий Маша мир реален.

Неужели он действительно перенёсся на Фазу, поменявшись местами со своим двойником? Разумеется, физического обмена не произошло, только ментальный. Его сознание проснулось в теле двойника, а сознание того, по всей видимости, сейчас управляет телом самого Маша.

Из губ вырвался беззвучный присвист. Этот тезис вполне разумен; но что будет делать человек, очутившись в теле машины?

Тропа привела его на выступавший посреди болота островок. Маш с облегчением замедлил шаг — и вновь провалился в воду. Тропа изгибалась так же, как и на суше. Проверять её требовалось постоянно.

Он вытянул себя из зарослей ила на дне и вскарабкался на остров. Тот зарос густым кустарником и мелкими деревцами, однако дорожка оставалась свободной. Уж точно лучше, чем переходить речку вброд.

Следуя за тропой под ногами, Маш свернул — и оказался лицом к лицу с гораздо худшим монстром, чем предыдущие. Это был человек с головой гигантского таракана. Антенны над его плечами задвигались, и уголки сложно устроенно рта слегка шевельнулись. Тварь выглядела голодной.

Маш отступил, но позади него уже стоял другой тараканоголов. Они загнали юношу в ловушку.

Ну, не совсем. Маш нырнул в кусты на обочине. Он слишком поздно обнаружил, что это было непроходимое сплетение ветвей и колючек, которые безжалостно хлестали его нагое тело. Однако монстры с тропы не уходили, и их челюсти плотоядно щёлкали. Справляться с тараканами Маша не учили, на Протоне их просто не существовало. Но живое тело, по всей видимости, хранило воспоминания о стычках с ними и не желало подвергнуться их атаке в очередной раз.

Зажатый меж двумя неприемлемыми альтернативами, Маш передал управление ему. Голова откинулась назад, и рот закричал: «На помо-о-ощь!».

Последовали отдалённые звуки музыки. Затем — приближающийся перестук копыт. Кажется, сюда скакала лошадь.

Маш издал повторный призыв. Он умел ездить верхом; это являлось одним из игровых испытаний. Если животное окажется ручным — и даже, если нет, — юноша бы на него взобрался. Но, конечно же, оно кому-то принадлежало, ведь он слышал музыку, которую наверняка играл всадник.

Через очень короткое время цокот копыт превратился в плеск. Лошадь плыла к нему. Может, здесь существовал патруль, в обязанности которого входило выручать странников из беды? Маш снова крикнул, чтобы всадник его услышал и нашёл.

Теперь от стука копыт задрожал весь островок, а музыка стала оглушающей. Маш определил инструмент: флейта или волынка. Тараканоголовы шустро полезли в кусты. Колючки явно не причиняли им вреда.

— Я здесь! — ещё раз крикнул Маш.

На тропе возник силуэт лошади.

Всадника на ней не оказалось. Сама она была чёрной, в золотых носочках на задних ногах. На лбу в спираль завивался длинный рог.

Единорог.

Но сейчас Маш находился не в том состоянии, чтобы это осмысливать.

— Прошу тебя, прекрасное создание, унеси меня отсюда! — обратился он к кобылке.

Единорог остановился. Она была меньше обыкновенной лошади, но весьма ладной. Голова повернулась к Машу, и он вновь услышал знакомую мелодию.

Музыку производил рог! Гражданин Голубой упоминал об этом давным-давно, но Маш принял его слова за сказку — из тех, которые рассказывают детям перед сном. Его отец пришёл на Протон отсюда и водил знакомство с единорогами.

Маш с трудом выбрался из шипастых объятий кустарника. Тело кровоточило сразу в нескольких местах.

— Если ты меня понесёшь… — повторил он, опасаясь, что кобылка умчится, прежде чем он успеет на неё запрыгнуть.

Но та издала приглашающую ноту. Подойдя ближе, юноша оседлал её и ухватился за шелковистую гриву.

— Премного тебе благодарен, чудное создание! — выдохнул он.

Она пошла шагом, затем — рысцой, уверенно прокладывая себе путь по узкой тропе. Движению вперёд сопутствовала приятная двойная мелодия её примечательного рога. Маш и сам знал толк в музыке: отчасти потому, что его так запрограммировали, отчасти — потому что в Игре не раз пригождался этот дар. Он умел отличать хорошую музыку от любительской, и рог звучал не хуже любого другого инструмента. Только подумать: животное обладает таким невероятным талантом! Тараканоголовы исчезли; их явно спугнула музыка единорога.

Тропа вывела их на противоположную сторону острова и вновь ушла под воду. Кобылка с уверенностью ступала по ней, точно зная, куда ставить одно копыто за другим. Под её ногами крутились рыбы; по направлению к ним устремились, рассекая рябь, три больших вертикальных плавника. Кобылка наставила на них свой рог и сыграла тройной предупреждающий аккорд. Плавники мгновенно сменили курс.

Лежавшее чуть дальше по берегу пресмыкающееся наподобие крокодила подняло узкую длинную морду и зашипело на них. И снова грозные аккорды единорога сделали своё дело; тварь отступила. Маш был впечатлён; очевидно было, что связываться с этими представителями лошадиных на Фазе не хотелось никому. Как удачно, что кобылка пришла ему на помощь!

Но почему она помогала ему? Маш вспомнил, что отец говорил о связи с единорогами. Или знакомством с ними мог похвалиться его двойник?.. Жаль, что о них Голубой упоминал лишь вскользь.

— Всё в прошлом, — этими словами всегда заканчивались его короткие рассказы. Маш понял только, что единороги не всегда были миролюбиво настроены к людям, и дружба с ними ранее считалась чем-то неслыханным. И всё же кобылка явилась на его призыв, даже не будучи с ним знакома.

Подводная дорожка, наконец, опять взобралась на твёрдую землю. Здесь её поступь казалась особенно замысловатой: единорог почти танцевал под Машем. Однако их уже поджидала новая угроза.

Из глубины в стороне от них поднялась гигантская чешуйчатая шея. Голову рептилии венчали два изгибающихся рога, чешуя отливала зеленью, а на морде топорщились усы. Распахнулась пасть, обнажив ряд внушительных клыков. Из металлических ноздрей вырвались струйки пара, которые взвихрились облачками, прежде чем испариться.

Кобылка приостановилась. Отделаться от этого чудовища было не так легко, как от предыдущих. И, когда под шеей монстра показалось его тело, Маш понял причину. Перед ними всплывал дракон!

Дракон наклонился, выпуская из передних лап острые когти. Его голова на длинной шее нависала над ними. Ещё две струйки горячего пара окутали Маша. Из пасти чудовища капала слюна.

Кобылка склонила голову, и взгляд её правого глаза обратился на Маша, будто вопрошая его о чём-то. Тот нервно пожал плечами.

— Если ты не знаешь, что делать, я — тем более! — сказал он. Юноша знал, что единорог нёс его в безопасное место; теперь же облегчение сменилось тревогой. Отступать им некуда: слишком велика опасность свалиться с тропы. Значит, если бежать, то вперёд. На суше кобылка легко обогнала бы дракона, но не в воде. Рога монстр, похоже, не боялся. В ближнем бою из него тоже вышел бы достойный соперник. Да, это была настоящая угроза, не чета прежним.

Кобылка тоже передёрнулась, словно пожимая плечами. Затем повернулась к дракону и выдула новый аккорд — трель из четырёх нот, очень проникновенную. По спине Маша пробежал холодок.

Дракон притормозил. Затем выдохнул ещё немного пара и раскрыл челюсти. Объём пасти ужасал; Маш подумал, что дракон мог с лёгкостью отхватить половину его туловища в один приём и, видимо, так поступить и собирался. Предупреждение единорога не отпугнуло его. Этот монстр прекрасно знал, кто тут хозяин. Он был голоден и намеревался подкрепиться. Живое сердце Маша учащённо забилось, дыхание стало шумным. Он боялся дракона, хотя раньше подобных эмоций ему испытывать не доводилось. Страх ему не понравился.

Кобылка сыграла тот же аккорд громче. И снова дракон, казалось, усомнился в своём выборе: маленькие уши под рогами навострились, ловя звук. Очевидно, аккорд служил специальным сигналом, который производил эффект на многих чудовищ… но отпугнуть этого был просто не в состоянии.

Дракон медленно опустил голову. Большие ноздри нацелились на Маша, как два ружейных ствола. Торс в области груди раздулся: чудище набирало в лёгкие воздух, готовясь выпустить пар и превратить человека с единорогом в нечто удобоваримое.

Кобылка тоже набрала в грудь воздуха. Упершись в дно копытами, она наставила на дракона рог и вытянула шею. Волоски гривы встали дыбом — почти как шерсть разъярённого пса. Сейчас она издаст феноменально громкий звук!

Дракон отшатнулся. Его голова снова устремилась вниз, под воду. За ней последовала шея и, наконец, торс. Мгновение спустя монстр исчез.

Вздрогнув в последний раз, Маш расслабился. Кобылка прогнала дракона! По какой-то непостижимой причине громкий звук испугал чудовище.

Шаг единорога по тропе возобновился. До земли уже было рукой подать. Пока животное двигалось вперёд, Маш размышлял над произошедшим. Вряд ли громкая музыка могла повредить дракону, раз уж более слабые аккорды никакого ущерба не причинили. Тогда почему он отказался от добычи?

Живой мозг справлялся с логикой не так хорошо, как мозг робота, но связывать звенья событий в цепочки было несложно. Аккорд являлся не оружием, но сигналом: призывом о помощи. Таким образом, еле слышный аккорд служил предупреждением, а громкий разносился по всей округе, вызывая подкрепление. Вероятно, других единорогов. Один дракон одолел бы одного обездвиженного единорога, но целый табун — или хотя бы нескольких сильных жеребцов — едва ли. И всё же он скрылся под водой так стремительно, что трудно было поверить в способность единорогов прискакать на выручку вовремя. Или даже не на выручку, а ради мести за соплеменницу. Что-то здесь не складывалось.

Кобылка выбралась на сушу и вновь потрусила рысцой, выдувая из рога уже знакомую Машу мелодию. Очевидно, ей нравилось скакать под музыку. Куда она его несла? И зачем? Ввязалась в кучу неприятностей, лишь бы спасти странника. Его склонный к логике разум не мог уловить суть происходящего.

Тропа раздвоилась. Кобылка без колебаний выбрала одно из ответвлений и продолжила трусить. Лес редел: вокруг появлялись всё более широкие поляны, которые, в конце концов, сменились открытым лугом. Они очутились в долине, простиравшейся очень далеко. Тело единорога нагрелось от усталости, но вспотеть кобылка не вспотела.

Дорога пошла в гору, по обеим сторонам которой раскинулись всё те же луга. Наверное, они взбирались на бывший ледник. Трудно сказать по истечении многих веков. К тому же, сгущались сумерки; Маш уже не видел, что творилось внизу, под холмом. Постепенно они и вовсе оказались на отвесных скалах. Тропинка извивалась между ними, огибая внутренний кратер, открытый лишь небу над ним. Здесь они, наконец, остановились.

Маш соскользнул на землю, радуясь возможности вновь твёрдо стоять на собственных ногах. Однако тут же покачнулся; сидя на спине единорога, он и забыл о том, как пострадали его подошвы. Царапины тоже болезненно ныли. Верховая езда отвлекла его от подобных мелочей, но теперь они напомнили о себе.

— Я понял, что мы на месте, — сказал Маш. — Но понятия не имею, почему ты привезла меня именно сюда. И сомневаюсь, что в твоих силах это объяснить.

Кобылка одарила его взглядом — и внезапно Маша посетила дурная мысль. Лошади паслись на лугах и питались травой и сеном. Что употребляли в пищу единороги? Он увидел достаточно для того, чтобы уразуметь: их обмен веществ отличался от обычного лошадиного. Не принесла ли она его сюда в качестве добычи?

Кобылка опустила рог и шагнула к нему. Охваченный ужасом, Маш попытался бежать, но бежать было некуда: она загораживала единственный выход. Он хотел было перелезть через стену, но не нашёл выступов, чтобы ухватиться. В приступе отчаяния Маш ударил по камню кулаком, однако лишь заработал пару лишних царапин. Он знал, что ведёт себя глупо — как обычно и ведёт себя добыча, — но не мог контролировать обуявшие живое тело эмоции.

Бесполезно. Если его принесли сюда, чтобы съесть, придётся принять свою участь. Сдавшись, Маш сполз по гладкой стене обратно вниз, ожидая следующего хода единорога.

Его не последовало. Через мгновение он обернулся. Единорог пропал.

Она принесла его сюда — и оставила. Что бы это значило? Маш не стал гадать.

Боль несколько улеглась. Разум требовал исследовать окружающую тюрьму. Этим юноша и занялся, быстро обнаружив охапку мягкой травы и сена, очевидно, служившую подстилкой. Надо полагать, это ложе единорога, защищённое от посягательств других существ. Костей Маш не нашёл и ощутил облегчение. Если бы она приносила сюда жертв, останки никуда бы не делись.

Он подумал о возможности выбраться, но чувствовал себя таким утомлённым, что знал: далеко он не уйдёт. Усталость тоже стала для Маша откровением. Неприятное чувство. И что ждало его там, снаружи? Неровная тропинка с кровожадными чудовищами! Лучше уж задержаться здесь, отдохнуть и надеяться на то, что единорог не питает к нему никаких враждебных намерений.

Маш уселся на подстилку, удивившую его своей мягкостью. Потом лёг. Прежде чем он успел это осознать, юноша уже спал.

Проснулся он в кромешной темноте. Что-то было не так с цепями в его брюшной полости. Он чувствовал вздутие. Неужели забился масляной клапан?

Маш пощупал диафрагму, но пальцы лишь скользнули по коже безо всяких зацепок. Только тут он вспомнил: его сознание перенеслось в живое тело!

Это означало, что он должен встать и освободиться от жидкости, как настоящие люди. Его механическое тело обладало способностью есть и пить, но не избавляться от пищи и жидкости общепринятым образом. Выбрав подходящий момент, Маш просто извергал их обратно. Теперь придётся воспользоваться информацией, почерпнутой из наблюдений за людьми и андроидами.

Он встал и обнаружил, что не один. Его пальцы дотронулись до плоти другого живого существа. Единорога?

Маш всмотрелся, но увидел лишь неясные очертания. Не животного, но человека! Его рука нащупала ногу, руку, грудь…

Это была женщина!

Маш отдёрнул руку. Она не проснулась от его прикосновений, что, наверное, и к лучшему. Как она сюда попала?

Должно быть, забрела по тропинке, пока он спал. Может, лежанка принадлежала ей. Она увидела Маша, однако, не став его будить, устроилась рядом.

Слишком просто, чтобы быть правдой, но других вариантов мозг пока не предлагал. Машу требовалось уединённое местечко, чтобы облегчиться.

Он походил вокруг, но не нашёл ничего подходящего. Надо выбраться наружу. Маш направился туда, где, по его представлениям, был выход, и наткнулся на стену. Рассеянный звёздный свет, сочившийся сверху, помог ему. Юноша стал двигаться вдоль стены в поисках выхода. Его обдувал нежный бриз, освежающе прохладный. Вдали кричала какая-то ночная птица.

Он встал на краю тропинки, нацелил приспособление для отлива жидкости и пустил струю вниз по скале. Полегчало практически мгновенно. Как бы там ни было, журчание напомнило ему о жажде, которую в последний раз он утолил ещё на болоте, и которая теперь вгрызлась в него с новыми силами. Ещё одна проблема живого организма!

Маш вернулся в кратер. До утра надо потерпеть — во сне это будет проще, — а потом уже осмотреться в поисках источника. Возможно, девушка знает, где вода. И еда заодно… скоро он проголодается.

Но, подойдя к охапке сена, Маш осознал, что таинственная незнакомка уже не спит. Она сидела, глядя на него.

— Я… Я ощутил неудобство, — неловко сказал он. Естественные потребности, как правило, не обсуждались между полами на Протоне, и он полагал, что здесь правила похожие.

— Бэйн, — произнесла она приятным, подобно звучанию флейты, голосом.

— Не понимаю.

— Завершена ли игра твоя, Бэйн? — спросила она.

— Игра?

Девушка вздохнула.

— Не завершена. Тогда поиграю с тобой и я. Облобызаемся и ко сну отойдём.

— Облобызаемся? — ошеломлённо уточнил Маш, мимоходом отметив её необычную манеру речи.

Она изящно поднялась на ноги, приблизилась к нему, обхватила обеими ладонями его лицо и впилась в его губы крепким поцелуем.

— Много воды утекло с тех пор, как играли в последний раз мы, — проговорила она. — Теперь же погрузимся в объятия Морфея. — И увлекла его к лежанке за собой.

Изумлённый Маш послушно следовал за ней. Девушка вела себя так, будто знает его, и она явно хотела спать. У этого слова имелось несколько значений, и он не был уверен, какое из них ею подразумевалось, поэтому просто улёгся рядом. Если девушка будет настаивать на сексуальной близости, почему бы и нет? Роботы тоже обладали схожими приспособлениями для этой цели, и Маш был запрограммирован… Хотя нет, он же больше не робот! И всё же у живых людей с этим проблем не возникало. Девушка казалась привлекательной, и он сделает всё, для чего здесь оказался.

Она сжала его руку, отвернула лицо и уснула. Через мгновение её сон был засвидетельствован изменившимся дыханием.

Маш с радостью последовал её примеру. Перед тем, как погрузиться в объятия Морфея, он успел спросить себя, будет ли она ещё здесь, когда настанет утро.

Она была. Маш проснулся от нового ощущения: маленькая ручка ерошила его волосы.

— Пробудись, Бэйн! — воскликнула девушка. — Что за игра назначена на сегодня? Опять будешь бродить по болоту нагим?

Это заставило его осознать, что он был по-прежнему обнажён, а она — одета. Девушку от шеи до щиколоток укрывал чёрный плащ. Теперь он вспомнил, что ночью ощутил прикосновение ткани, но списал всё на подстилку.

Наконец-то у Маша появилось время на обдумывание ситуации. У него было три предположения. Первое: она одета в костюм для пьесы; в самом деле, она же только что упомянула какую-то игру. Второе: она рабыня, изображающая Гражданку на маскараде. Опасное занятие… Третье: она сама являлась Гражданкой.

Ситуацию следовало прояснить. К Гражданам требовалось обращаться с надлежащим почтением. Но притворяющихся господами рабов тут же ставили на место — до того, как они успевали навлечь на себя подлинную беду.

— Сэр, я должен знать, — сказал он, предпочитая перестраховаться. — Каков ваш статус?

Она посмотрела на него и моргнула зелёными глазами.

— Сэр? Что это за речи, Бэйн?

Значит, Гражданкой она не была. Всё ясно!

— Ты рабыня?

— Рабыня? Бэйн, если ты прояснишь суть игры, я охотно с тобой поиграю. Но пока твои речи лишь недоумение вызывают.

— Какой игры? — спросил Маш.

Она улыбнулась. Чёрные волосы красиво обрамляли её лицо, а лоб украшала жемчужинка. Улыбка только придала ей очарования.

— Игры с языком! — воскликнула она, захлопав в ладоши.

— Никаких игр. Я просто не понимаю. Кто ты? Откуда взялась? Почему одета?

Девушка хитро склонила голову.

— Значит, игра завершилась. Хорошо же. Моё имя отлично известно тебе: я Флета, твоя компаньонка. Что касается моей одежды: если суть игры в этом, в ней нет нужды! — и она запросто скинула с себя плащ. Через мгновение она уже стояла перед Машем, обнажённая. — Лучше ли так, Бэйн?

— Да, — согласился он. Девушка обладала прелестно сформированным телом и была лишь чуть ниже ростом, чем он сам. — Но почему ты зовёшь меня Бэйном? Ты меня знаешь?

— Как же мне звать тебя? — весело поинтересовалась она.

— Меня зовут Маш.

Она рассмеялась: — Какое глупое имя!

Маш нахмурился: — Флета — куда умнее, да?

— Разумеется! Но я постараюсь сдерживать смех, пока буду звать тебя Машем. — Она действительно попыталась, но смех то и дело прорывался сквозь сжатые губы, отчего грудь девушки весело подпрыгивала. Обвив его руками, Флета одарила его поцелуем. — О, Бэйн… Я хочу сказать, Ма… Ма… — Она снова прыснула, но вовремя подавила смешок. — Маш! Какую замечательную игру мы устроили! Я боялась, что за изучением голубой магии ты совсем обо мне позабыл. Как же я рада, что это не так!

— Флета, я должен признаться, что не знаю тебя. Что там с голубой магией?

— Ой, подожди, я поведаю остальным кобылкам! Никогда так не музицировала!

— Ты не могла бы просто ответить на мой вопрос? — суховато осведомился Маш.

— Как пожелаешь, — не стала спорить она. — Но сперва следует откушать и… О, да ты же весь изранен. Почему ты себя не исцелил?

— Исцелил себя? — непонимающе спросил он. — Я думал, на это способно только время.

— И твоя магия, — объяснила она. — Никакая игра не стоит страданий!

— Я ничего не знаю о магии! — возразил Маш.

Она притворно застонала.

— Предпочитаешь, чтобы тебя исцелил единорог?

— Единорог! — встревоженно воскликнул он. — Что тебе о нём известно?

Флета воззрилась на него, потом опять улыбнулась, отметая предполагаемое невежество.

— В последнее время твоя память весьма коротка!

— Единорог принёс меня сюда прошлым вечером после того, как спас от болотных чудовищ. Я не знаю почему; а ты?

Девушка отрицательно качнула головой — так, что взметнулись роскошные волосы.

— Кто знает, что у рОгов на уме? — Она снова разразилась смехом. — Возможно, она решила, что призываешь на помощь ты.

— Я звал, — согласился Маш. — Но… но почему животное должно оказывать мне услугу?

— Животное… — задумчиво повторила Флета. — Если бы ты так её назвал, вероятно, ей следовало бы оставить тебя в болоте!

— О… Они такие чувствительные? Хорошо, что она не понимала моих слов.

— Хм, да, — девушка опять моргнула. — Значит, ты не желаешь, чтобы твои раны исцелил своим рогом единорог?

— Своим рогом?

— Не только адептам магия доступна! — провозгласила она. — Разве ты не помнишь, как тебя уже исцеляли при помощи рога?

— Ты имеешь в виду, что единорог… когда кобылка подошла ко мне с опущенным рогом, она просто хотела дотронуться до моих царапин, чтобы магически их исцелить?

— Наконец-то вспомнил! — захлопала в ладоши его очаровательная собеседница. — Для чего же ещё?

— Я точно не знал, — смутился Маш. — И порадовался, когда она ушла.

Флета нахмурилась.

— Я не понимаю этой игры, — сказала она. — Возвращения единорога не желаешь ты?

— Верно, — кивнул он. — Но, разумеется, предотвратить его не могу. Наверное, нам лучше покинуть это место, пока она снова не появилась.

Она вздохнула.

— Если таково твоё пожелание, да будет так. Хотя я и не ожидала услышать от тебя нечто подобное.

— Ну, я уверен, что единороги — хорошие животные, и я ценю то, что она вчера для меня сделала. Но должен признаться, что рядом с тобой чувствую себя в большей безопасности.

— И ты не сотворишь для нас трапезу?

— С чего ты решила, что я на это способен?

Флета рассмеялась своим звонким смехом.

— Всего лишь забавляюсь, Маш! — сказала она. — Пойдём. Я найду нам пищу.