— Ушел, скотина. — Выругался я и пнул пустотелое ядро.
Пальцы ноги протестующе заныли.
Как я и боялся, черный порох плохо подходил для такого рода снарядов. Уже второй шанс закончить войну был упущен и я сомневался, что Герцог предоставит третий.
От окопов поднималось марево, кое-где еще горел огонь. Запеченная земля источала дым, серый бетон покрылся копотью. Санитары вытаскивали обгорелые до черноты тела, драконий огонь — весьма убойная штука, похлеще напалма. Один за другим к целителям направлялись раненые, в основном те, кто просто находился рядом с позициями. Рядом, солдаты расправляли ткань упавшего аэростата. Один из стрелков пытался приподнять корзину стволом пневматического ружья, чтобы вытащить зажатого ей солдата. Без переломов явно не обошлось, и я понимаю, что он спешил… Но стоило бы обращаться помягче со столь редким и дефицитным оружием.
— Нам готовится к контратаке? — Вывел меня из размышлений Курт.
— Нет. Это не имеет смысла. — Отрезал я.
Со вчерашнего дня силы противника лишь увеличились, без артподготовки нет смысла даже пытаться. Не говоря уже о том, что все легкие орудия были переправлены в Гоблинский лес, а тяжелые пушки с холмов… Будут не очень-то полезны. Если их зарядить картечью — то из-за разлета они просто смешают наши наступающие войска с землей точно так же, как и противника. Ядра же… будут далеко не столь эффективны против вражеской пехоты. А ведь у врага еще и конница, которой он может подловить нам на марше. И если с обычной кавалерией ружья еще как-то могут справиться, то с химерами без пушек воевать не стоит.
Но главное… В этом нет смысла. Как только мы выступим — Герцог просто улетит. Мы разобьем армию, но он соберет вторую. И третью. Пока он не умрет — нам придется годами прогрызаться в его земли, строя оборонительную линию за линией… Либо же смириться с многотысячными потерями и пускать полк за полком, в надежде, что едва обученные крестьяне с ружьями смогут умирать с приемлемым соотношением потерь. То есть, забрав с собой достаточно много столь же едва обученных крестьян, но уже с топорами и копьями. Вот только, какое это — приемлемое число? Один к пяти? К десяти? Переписи население никто не проводил, я даже свой мобилизационный ресурс знаю примерно, и то благодаря въедливости Тамиллы. Что уж говорить про ресурс Герцога?
И вновь, даже если выйдет, даже если наша армия сможет раз за разом разбивать орды крестьян, даже если подтянем рельсы и не будем иметь проблем со снабжением… Это будут реки крови. Каждый погибший от наших пуль — тоже является нашей потерей. Этот человек не будет выращивать еду, не будет работать на заводе. Когда мы доберемся до Герцога и сровняем с лица земли его последний замок — мы получим лишь выжженные, обезлюдившие земли. Зачем мне они, если наш север и так не блещет большой плотностью населения?
Даже те земли, что мы уже имеем — можно заселять и заселять. Хватило бы еды.
Еда была проблемой, к счастью, чуть более отдаленной. Были у меня весомые сомнения, что в следующем году мы снова сможем без проблем закупить зерно у юга…
По спине пробегают мурашки, затылок сковывает ледяной холод.
Я бросаюсь вверх по холму, расталкивая солдат. Они недоуменно оглядываются, крутят головой в поисках источника странного чувства. Санитары останавливаются, даже раненные на какое-то время затихают. Тишина.
Интуиция бьет в набат. Вылетаю к позициям артиллерии. Поле боя как на ладони, залитое кровью донельзя. Трава окрашена красным, алые лужи под грудами истерзанных картечью тел… уменьшаются, трава возвращает свой цвет.
Кровь не испаряется, она просто исчезает. На гране слуха слышны воззвания к Единому, едва заметные на фоне барабанов сердца. Взгляд скользит по останкам. Где? Священник не собирался вставать в полный рост, он хотел умереть с пользой.
Бездна. С такого расстояния я могу сказать лишь то, что он где-то внизу.
— Астарот⁉
В ответ — молчание. Звенящая пустота наступает.
— Огонь из всех орудий! По сектору! Картечью!
Ближайшая пушка изрыгает пламя, стальные цепи натягиваются, компенсируя откат орудия и не позволяя откатится слишком далеко. Грохот и последующий звон в ушах дезориентирует. Металлические шары пронзают тела, поднимая в воздух брызги крови. Соседний холм тоже окутывается дымом — даже без команды артиллеристы поддерживают огнем. Орудия ярусом ниже тоже грохочут, даже из окопов начинается беспорядочная стрельба. Густой дым закрывает обзор, не позволяя увидеть, как крупная картечь смешивает останки с землей.
Внутренности еще не перестало трясти от выстрела, а заряжающие уже открывают ящик и достают хлопковый картуз с порохом. Еще не остывшее от боя орудие наспех банят, ровно столько, сколько времени нужно, чтобы двум мужчинам донести заряд до ствола. Поддон. Плотно завязанный мешок с картечью. Пушку подкатывают к бойнице, пока артиллерист спешно прокалывает мешок и высыпает порох из пороховницы на полку. Наводчик даже не пытается прицелиться, сквозь густой дым всё равно ничего не видно.
Бах! Орудие выплевывает картечь примерно в ту же сторону. Холм дрожит.
Я прислушиваюсь к себе. Медленно, предчувствие уходит.
Отпускает. Кажется, мы успели.
— Прекратить огонь! И передайте им тоже, чтобы прекратили огонь. — Улыбаюсь я и машу в сторону соседнего холма, который все еще продолжал стрелять.
Канонада затихла, сменилась ликованием, но… Я улыбался и поздравлял всех, хотя внутренне оставался мрачен. О да, битва окончена, мы успешно отразили не просто наступление, но даже налет дракона — потеряв лишь аэростат, пару десятков бойцов и кучу пороха.
Однако, чуть не огребя по макушке от бога, я отчетливо осознал, что не стоит даже надеяться выиграть количеством. У Герцога оставался козырь в рукаве, что позволяет ему размениваться с большей выгодой для себя. Даже те несчастные, что без всякого видимого толка убьются о нашу оборону — это задел для еще более мощного удара. Удара, от которого я не могу ни защититься сам, ни защитить других.
О, да. Воистину, Герцог не так глуп, как кажется. Он выбрал идеальную тактику, зачем хорошо обучать солдат, если они прекрасно послужат тебе и после смерти? Что особенно дерьмово, от этого не было защиты. Магические удары можно было отразить еще более сильной магией, переправить их в Бездну, ослабить изолитом, либо же погасить с помощью техник церковников. А вот удар Церкви отвести было невозможно.
Бездна. Да мы потратили в три раза больше пороха, чтобы убить одного священника, чем потратили на убийство нескольких тысяч человек. Такой расход мне не по нутру. Возможно, придется увеличивать производство азотной кислоты. Нужно… Нужно…
Дьявол.
— Курт! Сожгите тела. Нет, стоп. Подготовьте погребальные костры, но зажгите не сейчас, а когда стемнеет. Бездна!
Я нервно начинаю мерить шагами дот. Близится ночь. До заката еще часов пять-шесть. Мы сильны, пока видим врага, но ослепи нас, и наша огневая мощь серьезно просядет. Нужны патрули, дозоры и самое главное — средство освещения получше факелов и костров. У Герцога еще более чем достаточно войск для продолжения атак.
Но страшно даже не то, что он может приблизиться во тьме и, наконец, ввязаться в рукопашную, где у него преимущество. Это всё ерунда.
Самое страшное — эти мерзкие фанатики, чьи ритуалы больше напоминают магию крови. Как это работает? Может ли он просто прирезать всех в своем лагере и сравнять наши укрепления с землей? Насколько близко им нужно находиться с кровью? Что, если мы не успеем вовремя уничтожить призывающего гнев божий? Насколько сильным будет ущерб?
Так много вопросов, так мало ответов.
А что если, он попытается ударить ночью? Что, если ему действительно не надо находиться бок о бок с атакующими? Один, неприметный человек в тылу, что просто ждет, пока первые ряды смешают с землей, а потом использует их кровь, чтобы смести уже нас.
Нужны огнеметы, получается? Иных способов делать кровь негодной прямо во время боя я не видел. Нужна нефть. А значит, нужны бур и насосы. Но при этом нужно и освещение и нужно прямо сегодня.
— Вызовите Фалькона. Пусть слетает в Орлиный Утес и привезет алюминий и медь. Как можно больше и как можно быстрее.
Стемнело. Догорали костры. От останков противника чадил дым. Даже жаль этих бедолаг, им просто не повезло. Пузырь без труда мог представить себя на их месте.
Кому как не им, что жили в баронстве Баттори, понимать крестьян Герцога. В баронстве действительно жилось так себе. Кровожадная сука не позволяла им покидать родные деревни, а раз в неделю собирала кровь у молодых девушек. Справедливости ради, её не особо заботили подати, она смотрела сквозь пальцы на утаивание оброка и никогда не отбирала последнее…
Пока не слетела с катушек.
Сначала она забирала девушек. В прислугу, как говорили им.
Когда все поняли, что девушки не возвращаются и начали роптать — Баронесса показала свое истинное лицо. Она принялась отбирать детей.
Даже сейчас вспоминать это было неприятно, но его удивило то, что жизнь сослуживцев оказалась лучше, чем он думал. Да, некоторые лорды вытрясали с крестьян до последнего колоска, из-за чего многие пошли в наемники. Но запрет покидать деревню не был нормой для всех.
Для всех, кроме беженцев с Первого Герцогства.
Если алчные лорды вытрясывали с крестьян последний колосок, то Первый Герцог выжимал людей до капли. Если в других местах со своего урожая крестьяне платили оброк, то в Первом Герцогстве у крестьян не было никакого «своего» урожая. Весь урожай принадлежал Герцогу, он лишь позволял выращивать его крестьянам и выделял им пайки с собранного. Там, где мастеров пытались привлечь снижением налогов и порой даже дарили место для постройки дома — Первый Герцог заставлял работать за еду и казнил при попытке бегства. И без того крупное Герцогство благодаря этому становилось еще больше и сильнее. Даже всеобъемлющая коррупция, казалось, лишь раздувало его. Герцогство прогнило до основания, но при этом, парадоксальным образом было монолитно.
Ведь если в другом герцогстве кузнец разорялся и оставался без работы и средств к существованию — в Первом Герцогстве он работал всегда. До самой смерти.
Если в другом герцогстве крестьяне, у которых забрали всю еду в виде оброка, умирали от голода — в Первом они всегда получали пайки и продолжали работать. Голодные. Изнеможденые. Но живые.
Это было место, из которого нельзя было сбежать. Это было место, где обычные люди даже не думали, что можно сбежать. Они даже не знали, что можно по-другому.
Пузырь не мог ненавидеть тех, кто бежал на пушки, в бесплодной попытке их убить. Он мог их лишь пожалеть.
Вот поэтому он их понимал и морщился, когда остальные говорили, что крестьяне просто могли не идти в армию, не выступать против них. Разве был ли у этих людей выбор?
— Нам не помешал бы сейчас маг света. Дальше костров ни зги не видно. — Донесся позади голос Ноя. Мундир на друге висел, как на вешалке, за время в застенках он серьезно отощал.
— Ага, щас. Такие только в сказках есть, лучше надейся на лорда, он обещал с этим что-нибудь сделать. — Ответил Ною один из солдат.
— Почему сразу в сказах? В легендах. Это уже не хухры-мухры, история!
— Ха. Может, еще маги тени есть? Маги звездного неба? Или ночных горшков?
Ной махнул рукой, не желая спорить.
— Пахнет-то вкусно. Мне бы не помешал маг ветчины. Так давно мяса не ел. Однажды на охоте я…
— Тихо! — Прерывает их Пузырь. — Смотрите, дальний костер потух.
— Хм. И правда. Может, прогорел просто?
В отблесках огня появляется темная фигура. И еще одна. И еще.
— Тревога!
Проверить пороховую полку. Взвести курок. Прицелиться. Выстрел!
Перезарядить. Позади раздаются приказы Курта. Донесения отправляются на артиллерийские посты, а руки делают дело. Сейчас не до жалости, жалеть врага он будет после боя.
Взрыв раздается прямо над головой. Пузырь рефлекторно поднимает взгляд. На небе горели новые звезды. Яркие, ослепительно яркие для привыкшего к тьме зрение — они медленно и величественно падают вниз.
Звездопад…
Пожалуй, сейчас Пузырь был готов поверить в магов звездного неба.
На поле боя проливается свет. Тусклый, похожий на лунный — но свет. Врагов мало, меньше чем было вечером. На что они вообще рассчитывали? На внезапность?
С холма грохочут орудия. Над головой свистит картечь, выкашивая целые ряды нападающих. Пузырь поднимает перезаряженный мушкет и выцеливает запутавшегося в колючей проволоке противника. Выстрел! Отдача конским копытом бьет по кирасе, тяжелая пуля пробивает тщедушное тело, выбрасывая из спины брызги крови.
Или нет? Пузырь моргает. На землю не приземляется ни капли, хотя он же видел…
Вспышка.
Ярчайший свет выжигает глаза. Виски сдавливает, словно в тисках. Выронив мушкет, он падает со стрелкового помоста на дно окопа.
Гул, гром, вой — он не понимает, что слышит. Не понимает, что видит. Мороз сковывает тело, дыханием замерзает, едва покинув горло.
Наконец, все стихает. Яростно моргая, он на ощуп выбирается из окопа. Перед глазами зеленая пелена. Он даже не понимает, в какую сторону ползет, зная лишь то, что не в силах сидеть на месте. Под рукой — что-то рассыпается. Ржавчина. Колючая проволока?
Усталость заставляет его остановиться. Силы словно вытекали из тела. Зеленая пелена, напротив, отступала, позволяя разглядеть окружающее. Но даже видя, он не мог понять, на что смотрит.
Ряды колючей проволоки осыпались ржавчиной. Передовые окопы выглядели так, словно построили их не пару недель назад, а пару столетий. Земля покрылась изморозью. С неба падал снег.
Тела врагов словно пролежали на кладбище многие века. Кости, обтянутые кожей. Но к его удивлению, одно из тел истекало кровью. Обычный мужчина, что стоял на коленях в окружении мумий. В его спине торчит меч, выходя острием из груди. Капли крови стекают по клинку и падают на землю, которую заваливал снег.
— Ной! — Хрипло сопит Пузырь.
— Я тут.
— Слава Еди… — Пузырь запинается, после сегодняшнего он уже не мог так сказать. Язык не поворачивался.
Сглотнув, Пузырь неловко закончил:
— Слава Лорду, ты жив.
По крайней мере, они пережили еще одну атаку.
Уже неплохо.