Виконт Линейных Войск 6

Глава 19

Вера и Догмы. Это то, что позволило первым теократам провести сквозь тысячелетия реальную историю этого мира.

По крайней мере — её обрывки…

Поколение за поколением — они просто выживали. Империя тщательно подчищала следы. Уничтожала не только архивы, но и всех, кто знал больше положенного. Маги, внезапно осознавшие, что все пошло не по плану, что они оказались заперты в клетке — стремились избавиться от всех, кто об этом знал. И у них почти получилось.

Многие знания были утеряны. Отрезанные от связи со своими богами, служители проигрывали. Они прятались среди простых людей, что были лишь ресурсом в Империи Магократии. Прятались и погибали вместе с ними, унося с собой знание.

Культы были разобщены и раздроблены. Служители разных богов и раньше не доверяли друг другу, а в условиях, когда империя вела на них охоту… Они были обречены исчезнуть.

Но случилось чудо. Появилась фигура, что сумела объединить всех. Фигура, что напомнила о тех временах, когда богов не знали по именам, когда бог был един и непостижим.

Никто не знал, кто он. Пророк, святой или воплощение Единого — но факт оставался фактом, его бог совершал чудеса, пусть и требовал платы. Он щедро делился своей силой, столь необходимой и желанной перед лицом Империи. И он добился своего — часть служителей обратилась в новую веру. Они объединились.

Новые боги стали именоваться старыми.

Ведь старые культы погибли, но родился новый.

Теократия жила в тени еще тысячи лет, словно блоха на теле собаки. Вера прорастала среди крестьян, вдали от взглядов надменных магов.

Вера в то, что этот мир обречен.

Год за годом, Империя дряхлела. Маги слабели, а восстания встречались всё чаще, тогда как силы теократов росли и лишь выжидали удобного момента.

И он представился.

Эпоха раздора, крупнейшая гражданская война в Империи. Это не было привычным восстанием, развязанным в борьбу за власть амбициозным дарованием, которому повезло иметь магических сил больше, чем ума.

Нет. Среди восставших не было особо сильного мага, что своим даром мог перевернуть ход битвы.

Восставших просто было много.

Маги металла не скупились на обещания, они давали слово, что дань жизнями будет забыта. Что отныне будет запрещено проводить эксперименты над людьми. Ни одна деревня больше не будет вынуждена отправлять жертв в ритуальные круги. Они дали обещание, что неодаренные станут не безмолвным ресурсом, но слугами, а воины — больше не будут слугами, но станут равными.

И это нанесло самый большой удар по Теократии со времен основания. Впервые у жертвенной веры в Единого появилась альтернатива, а у крестьян — надежда не только на блаженное посмертие, но и на жизнь.

Совет заседал несколько месяцев, не решаясь принять сторону.

Многие епископы желали дождаться, пока восстание будет подавлено.

Но Понтифик принял своё решение и все были вынуждены подчиниться. Злые языки шептали, что это решение было продиктовано кровью, а не долгом.

Теократия нанесла удар, и Империя была окончательно расколота. Эпоха Раздора завершилась созданием трех новых государств. Решение Понтифика оказалось верным.

Забавно, ведь спустя столько лет — Понтификом вновь стал член рода Дорн.

Верующие собирались к храму со всей страны, они знали, что их ждет — но всё равно шли. Зеленые деревья, посаженные после возвышения прошлого Понтифика — легкомысленно шелестели. Они, в отличие от людей — ни о чем не догадывались.

Каждому, кто решался покорять гору-храм, теперь у подножья давали не камень, а ритуальный кинжал.

Путь паломников был усеян телами. И чем выше еще живые последователи поднимались — тем больше мертвых встречалось. Вершина священного храма не была легкой прогулкой, даже если спину не оттягивал крупный каменный блок. Чтобы забраться на нее — требовался не один день.

И чем выше ты поднимался — тем невыносимее это было.

Подножье давно скрылось в облаках. Холодный ветер пронизывал рубище, воздуха хватало всё меньше — а башня всё еще простиралась в небеса, докуда дотягивался взгляд. Некогда широкое — теперь оно казалось каменной иглой, пронзающей небо.

Каменные ступени становились узкими, теперь на них нельзя было прилечь для отдыха, но вместе с тем — подъем становился легче.

В измученных, забитых мышцах появлялись силы, а в голове — зов.

Вершина ждала. Единый ждал.

Верующий и не замечал, как преодолевал последние ступени храмового шпиля. Не замечал, что кислорода для дыхания почти не было, а конечности посинели от холода. Не замечал даже то, что достиг своей цели, и стоял на маленькой площадке на самой вершине Храма.

Он не замечал ничего, кроме того, что было наверху.

Ткань пространства шла рябью. Синева неба колыхалась, но за крошечными разрывами не было ничего. Сквозь защищающий мир купол проникали лишь снежинки и голод, который нельзя было утолить.

Но паломник попытался. Закоченевшими руками достал кинжал…

Спустя секунду на площадке не было никакого. Лишь одинокий кинжал сквозь облака летел вниз, к подножью Храма. Еще один человек стал Единым.

Трещины проявились сильнее. Критическая масса была набрана.

Синее небо сменилось черным. Благословленные камни затрещали от холода. Незримый импульс устремился вниз.

Паломники, что не успели подняться — падали замертво высушенными мумиями. Их кинжалы рассыпались ржавчиной, а одежда — мгновенно истлела. Волна за секунду достигла подножья.

Деревья умирали. Ветви ломались и рассыпались трухой. Трава — пожухла и покрылась изморозью. Птицы попадали на землю.

Кольцо распространялось, высасывая жизнь из всего на своем пути. Километр. Два. Казалось, ничто не может его остановить.

Но все кончается в один миг. Пролом в небе смыкается. Остается лишь легкий ветерок. Тонко звенит замерзшая трава. Колышется рубище мертвого паломника. Ветер движется неестественно, он движется вверх, будто пытаясь вернуться домой, в пустоту.

Он собирается на вершине храма, становясь всё плотнее и плотнее, пока не превращается в черную каплю. Несколько секунд она колеблется, висит в воздухе, но наконец, падает вниз. И летит очень долго…

Принц смотрит вверх не моргая. Светлая точка неба была столь далека, что казалась невидимой. Свет, поднимающийся сверху был настолько слаб, что не мог осветить ничего, кроме себя самого. Но даже так, едва церемония закончится — отверстие на вершине храма вновь закроют плитой, и все внутри опять обратится в кромешную тьму.

Тьму, но уже не пустоту. Все пространство храма гудело от молитв, литаний и воззваний. В этот день в него собирались все живущие вокруг. Все, кто не считал себя достойным, чтобы пожертвовать жизнью ради возвышения нового понтифика.

Церемония уже длится много часов, но бывший принц ни на миг не теряет концентрации.

Синее небо вдалеке сменяется черным. По наружным стенам храма дует ветер.

Капля кромешной пустоты падает на грудь, но не разбивается брызгами, а впитывается, словно она не является чем-то материальным. Тело будущего понтифика заходится в агонии. Кожа бледнеет и усыхает, мышцы сокращаются, до предела натягивая сухожилия. Кости хрустят.

Несколько секунд мучений и принц замирает обескровленной мумией, мало чем отличимый от паломников, оставшихся снаружи.

Епископы, что окружали тело, ни на секунду не прервал литании, поднимают массивную крышку алтаря, на которой лежал принц и сдвигают её в сторону. Открывшаяся ниша в алтаре и лежащий внутри скелет явно указывает на то, что сам алтарь является каменным саркофагом.

Члены совета с особым почтением собирают кости предыдущего Понтифика. На первый взгляд — обычные, человеческие… Если не обращать внимания на зубы. Пропитанные пустотой, они станут боевыми реликвиями Теократии, как и кости всех святых до него.

Ниша пустеет. Останки прежнего Понтифика с огромным почтением собраны в ларцы. Высохшее тело кладут в нишу и каменная крышка саркофага закрывается. Теперь все зависит от веры кандидата. Двенадцать дней и ночей продлится служба, по истечении которой Понтифик либо воскреснет, либо… Либо его кости тоже станут реликвией, пусть и не столь священной. Их с почтением передадут резчикам, после чего они станут частью церковной утвари.

Первосвященник не сомневался, что он пройдет испытание. Первый всегда отличался не только набожностью, но и искренним желанием стать Единым, которое не всегда имели даже Епископы. Даже Первосвященник таким не обладал. Он честно мог признаться себе, что хотел занять Святой Престол не ради духовной близости к богу, а ради… других преимуществ.

В отличие от Понтифика, что возносился на новый этап существования — Епископы оставались обычными смертными.

Закончив литанию, члены совета поочередно окропили саркофаг кровью и разошлись, каждый к своему храму. Там они продолжат свою службу на протяжении всех двенадцати дней.

Свечи потухли. Лишь рассеянный свет вырывал окровавленный саркофаг из кромешной тьмы.

Но в этот раз во тьме кто-то был.

Абсолютно бесшумно, первая фигура приблизилась к саркофагу и встала на колени. За ней — еще одна. И еще. Массивные доспехи собравшихся не издавали ни звука.

Среди людей бытовало мнение, что доспехи верховных инквизиторов были знаком того, что им больше не нужно было проливать свою кровь, чтобы обратить на себя внимание Единого.

Правда состояла в том, что у них уже не было крови. Им нечего было проливать.

Если церемония пройдет не так, если из саркофага выберется упырь, чье сознание поглотил голод — они его остановят. Упырь не будет видеть в родственных созданиях своих жертв, в отличие от Епископов.

Лично вознесенные Понтификами, Верховные Инквизиторы были слабее. Но их было больше.

Ноздри инквизиторов раздувались от запаха крови, но это было единственным, что отличало их от статуй. Все они замерли на коленях, положив перед собой священный молот. Каждый был готов к бою. Пускай, шанс, что Понтифик воскреснет неполноценным, был мало — он был. Такое уже случилось однажды, когда они не были готовы. В тот день Теократия потеряла всех Епископов и большую часть Инквизиторов. Убить того, кто уже был мертв — было тяжело даже для тех, кто уже не совсем жив.

Тело повторно упокоенного, вопреки традиции не оставили в Теократии. В качестве даров, его кости отправили верующим союзникам из Королевства. Ослабевшая Теократия в те дни нуждалась в их поддержке больше обычного. Позже, это решение было признано ошибкой, ведь реликвии оказались весьма сильны. Понемногу, кости вернулись в Теократию…

За исключением клыка и нескольких других частей.

Бдение инквизиторов продолжалось час за часом. День за днем.

Пока его не прервал шорох. Крышка саркофага чуть сдвинулась. Приподнялась и с грохотом опустилась. В воздухе заклубилась пыль.

Ближайшие инквизиторы отложили оружие, взялись за крышку и сдвинули её, распечатав саркофаг.

Понтифик выглядел почти так же, как перед вознесением. Лишь неестественно белая кожа и движения челюстью, выдающие его дискомфорт — указывали на преображение. Возвысившийся спокойно обвел собравшихся взглядом. Тьма отныне не была ему помехой.

Инквизиторы склонились. В его взгляде не было безумия, а значит, все прошло успешно.

— Ваше Святость, мы вашей воле.

Понтифик не ответил. Он поднял взгляд вверх, туда где тьма теперь не могла ему помешать видеть. Для него храм перестал быть таинственным, бесконечным местом, сводящим с ума слабых духом. Теперь же… Теперь он видел всё его несовершенство, больше не скрытое тьмой. Местами кривые блоки. Трещины. Ошибки создателей.

Забавно, ведь точно так же он узрел и постиг Веру.

— Порой, знание разочаровывает. Разум превозносит тень неизвестности выше ответов. — Задумчиво произнес новый Понтифик свои первые слова.

Но собравшиеся ждали его воли, а не умозаключений.

— Вырубите мертвые деревья вокруг храма и согласно традиции, посейте новые.

— Будет выполнено, ваша Святость. — Ударили кулаком в грудь инквизиторы.

— А также, соберите верующих со всей страны. Подготовьте их к тому, что я в скором времени объявлю Крестовый Поход на Столицу. Но перед этим, я хочу поговорить со своим братом.

— У нас есть посланник в Столице, мы можем отправить его в Королевский Дворец с требованием новому Королю о встрече.

— Нет, с узурпатором мне не о чем говорить. Мы заставим его поплатиться за свои грехи… Я же хочу лично поговорить со своим Четвертым братом.

Грифоны Первого Герцога грозили стать большой проблемой. Охрана аэростатов сможет лишь отпугивать их, а наличие слепой зоны и вовсе делает их слишком уязвимыми. Даже крупный дирижабль с возможностью кругового обстрела — не факт, что поможет отразить массированный налет. Достаточного одного мага огня на грифоне и летающая громада, полыхая, рухнет вниз.

Конечно, у Первого отношения с магами не очень, но кто знает, как долго протянут его принципы, когда он поймет, какие проблемы создают ему аэростаты.

Нужно пво. И не пара штук, чтобы отпугнуть небольшую стаю, а десятки и десятки орудий на всём протяжении фронта. А значит — нужны снаряды в большом количестве. Хлоратный порох был относительно неплох… Пока использовался ограниченно и со всей бережностью. Но для массового использования он был слишком опасен и ненадежен. Не в условиях, когда снаряженные им боеприпасы окажутся далеко не в самых профессиональных руках. Не тогда, когда снаряды могут десятки раз уронить, по пути к батарее.

Тротил был бы отличным решением. Нечувствительный к падениям. Невероятно удобный для военной промышленности, благодаря способности плавиться при температуре ниже кипения воды. Была лишь одна маленькая проблемка.

Толуол, из которого он производился. Вещество довольно распространенное, получить его можно было и из нефти, и из каменного угля и даже из сосновой смолы. Но лучше, конечно использовать уголь или нефть…

— Эй! — Возмутился я, когда мои размышления прервала раскрытая книга, сунутая прямо под нос.

— Ты обещал взглянуть, когда закончишь с поездом. — Заявила Мира, рассерженно дергая хвостом.

— Так, формально я еще не закончил. Это только прототип. — Махнул я рукой на стол.

Мира закрыла книгу и принялась изучать бумаги. Спустя десяток секунд, она укоризненно произнесла.

— Уж поверь, я живу с тобой достаточно, чтобы отличить паровоз от снаряда!

— Так… Там мы поставим на него пушку, чтобы отбиваться от грифонов. — Выкрутился я.

— Это не честно! Ты его тогда никогда не закончишь!

— Так, я я в самом деле не закончил. То, что он ездит — ничего не значит. Там еще работать и работать, ты знаешь, как отвратно там срабатывают тормоза? Еще и Пит, под руку сказанул колодки зачаровать. В итоге тестовые колеса просто съело у нас на глазах!

— Это я тебя съем, если не будешь выполнять обещания. Признавайся, над чем работаешь!

Вздохнув, поднимаю руки вверх.

— Думаю, как доработать дистанционный взрыватель у снарядов, да и их начинку. Превосходство в воздухе очень много значит. Мне правда некогда, прости.

— А почему нельзя использовать шнуры или запальные трубки, как раньше?

— Долго объяснять, просто поверь, что я бы не тратил на это время, если бы мог по-другому.

Она вздохнула, отложила книга и присела мне на колени.

— А когда закончишь с этим, ты будешь свободен?

— Ну… Не совсем. Кровь из носу, надо заняться очисткой целлюлозы. То, что выходит из котлов — это полная дрянь, для пороха такое не пойдет.

— А после?

— Ну, если Первый Герцог решит все-таки собрать урожай перед атакой — то будем ломать голову над роторной линией по производству патронов. Если же нет… Зависит от того, насколько все будет плохо.

— Мнех… — Протянула она.

— Что поделать. Нет, ну если ты просто хотела…

— Не только, иначе бы я просто подождала ночи. — Она подняла со стола книжку и показала мне. — Мы уже давно закончили с ней. Разобрали и перевели термины, вытащили всё полезное нам. Эти техники, вкупе с алхимией могут сделать из простого человека — воина.

— О, молодцы. А что раньше не сказала? Почему мы еще не используем их?

В ответ меня обжег раскаленный взгляд.

— Но есть проблема. Те, кто будут практиковать эти методы — потеряют свое посмертие. Эти техники истощают душу ради силы прямо сейчас, взамен на небытие после.

— Погоди, значит Алекс?

— И он тоже. Я не знаю, должны ли мы вообще их хранить? Может, просто уничтожить? Если эти знания попадут не в те руки… Вряд ли новый хозяин честно поведает поданным об их подводных камнях. А когда они узнают — будет уже поздно.

— Хм. Рад, что ты не рассматриваешь вариант стать таким утаивающим хозяином.

Она пожала плечами.

— Это даже хуже убийства, как мне кажется.

— Пожалуй… Знаешь, пока что спрячь её куда-нибудь подальше. Когда-нибудь я решу, что с ней делать. Но не сейчас.

— А что насчет сэра Трея?

— Кого?

— Он помогал разбирать книгу. По сути, он и создал это законченное руководство. — Помахала она книгой.

Я задумался, а потом махнул рукой.

— Черт его знает. Подумаю над этим позже. Не убивать же его просто ради сохранения тайны…

По каменному коридору разнесся свисток охраны. Затопали сапоги.

— Срочный пациент? — Предположила она.

— Нет, в таком случае они не поднимают шум на всю лабораторию. — Бросил я, встал с кресла и проверил револьвер.

— Даже не думай, что я останусь здесь. — Заявила девушка.

После секундного промедления, протягиваю ей второй револьвер.

В подземных коридорах бывшей лаборатории химерологов царит суета. Кто-то бежит вниз, охрана же напротив, наверх.

Никто ничего не знал, но это не мешает им готовиться к бою.

Несмотря на то, что лаборатория стояла слегка на отшибе Рейкланда — охраны было не так много. От Черного Леса нас отделяла стена. От остальной цивилизации — непроходимые горы и крепость, что затыкала бутылочное горлышко единственного прохода.

Значит, угроза могла прийти лишь с воздуха.

Однако, выйдя на поверхность — я сперва не понял, в чем дело.

В сумеречном небе ни одного движения. Да и солдаты направляют оружие далеко не в небо. Они держат на мушке совершенно обычного человека, что сидит прямо на земле и молится.

Разодранная одежда скорее указывала на то, что это крестьянин, а не воин. Лицо опущено, а сомкнутые в молитве руки — бледные, наверное от страха. Почему охрана вообще сочла его угрозой?

— В чем дело? — Интересуюсь я у капитана. Тот в ответ молча протягивает мушкет.

Мушкет, свернутый в крендель.

Закончив молитву, человек поднимается с земли и машет рукой.

— Доброй ночи, брат. Поговорим?