Учитель. Назад в СССР. 2

Глава 17

— Что еще? — недовольно буркнул Григорий.

— Гриша, ты не горячись и не расстраивайся. Устрою я твою личную жизнь, не переживай. Но пока на первом месте дело, — заверил я физрука.

— Какую еще жизнь, — дернул плечом Борода. — Не надо мне никакой жизни. Показалось тебе. Придумал какую-то жизнь…

— Личная жизнь, Григорий Степанович, важная составляющая общественной жизни, — совершенно серьезно заявил я, стараясь придать лицу нужное выражение. — И она крайне важна в плане общественной нагрузки. Счастливый учитель физкультуры — счастливые дети, — переиначил я известную в моем времени фразу. — Так что наладим мы твою личную жизнь, обещаю. Для начала пригласишь девушку на танцы. Как ее звать-величать хоть?

Гриша на меня покосился с удивлением.

— А, да, извини, запамятовал. Вспомнил! Катя, Катерина, маков цвет… Без тебя мне жизни, Катя нет. Гришань, ты чего? Это песня такая! Не нудна мне твоя Катерина! Я и жениться-то не собираюсь в ближайшие пять лет точно! И вообще, у меня собака есть! Она лучше жены!

— Чем это? — возмутился Борода.

— Неважно, шутка, — отмахнулся я. — Сначала танцы, потом повстречаетесь, пообщаетесь, к лету поженитесь, потом детишек нарожаете. Школьный коллектив в полном восторге. Ты счастлив, жена тоже. Но это не точно.

— Почему это? — покосился на меня Григорий.

— Почему не точно? — уточнил я, дождался кивка и пояснил. — Потому что, Григорий Степанович, жизнь штука непредсказуемая и полна сюрпризов. Вот был у меня приятель, прожили они с женой душа в душу сорок лет. И что думаешь?

— Что?

— Взыграла у мужика горячая кровь на старости лет, долбанул кризис среднего возраста

— Какой кризис? — перебил меня физрук.

— Неважно, — отмахнулся я. — Влюбился товарищ в молодуху, выгнал официальную жену, развелся, женился на своей крале.

— А жена?

— Говорю же — выгнал.

— И что, она вот так просто взяла и ушла? И даже парторгу не пожаловалась? На собрание его не вызвали.

— Кого?

— Товарища твоего. Хотя какой это товарищ, так… гражданин… — буркнул Гриша и полюбопытствовал. — И что же, жена даже космы полюбовнице не повыдергивала?

— Космы? — я задумался. — История об этом умалчивает, но уверен, разошлись без мордобоя. Интеллигентнейшие люди, доложу я тебе.

— Вы там в свои столицах совсем уже… того… — буркнул парень. — Жену из дома выгонять. А дети?

— Дети с женой ушли, отца знать не знают.

— Нехорошо это, неправильно, — покачал головой физрук. — У нас, понятно, всякое на селе случается. Но чтоб жену выгонять… Не скажу, что не гуляют, бывает и такое. Не от большого ума, как по мне. Но чтоб детей из дома гнать… Нехорошо это, не правильно, — повторил Григорий. — Что за дело-то?

— Дело?

Физрук резко переключился с одной темы на другую, что я не сразу сообразил, о чем он спрашивает.

— Григорий Степанович, — торжественно начал я, отбросив личные истории, переходя на деловой разговор. — Понимаешь, очень твоя помощь нужна. Ты же детей хорош знаешь?

— Ну, положим, да. А что? — насторожился Григорий.

— Во-от! Слушай, что мы в коридоре торчим, как не родные? Пошли ко мне в класс, там и поговорим, — предложил я.

Не хотелось мне осуждать новую идею напротив закрытого кабинета завуча.

— Так мы и не родные с тобой, — изумился Борода младший.

Я махнул рукой и первым двинулся в сторону лестницы. Да уж, прав Степан Григорьевич, сын у него богатырем получился, добродушным и простым, как теленок. Не в обиду будет сказано. Такие люди они как соль земли, с ними вера в человечество, в его доброту не угаснет никогда.

— Идешь? — оглянулся я.

— Ну, иду, — подтвердил Гриша.

— Так вот, мне дети нужны, спортивные, — начал я, едва мы свернули в коридор, ведущий к лестнице на второй этаж.

— Зачем? — уточнил физрук.

— Есть у меня задумка. Ты в курсе, что мы с Ниной Валентиновной линейку готовим?

— Ну… что-то слыхал. Я так понял, товарищ Свиридов на тебя спихнул подготовку? — уточнил Гриша.

— Инициатива, как известно, очень любит инициатора. Ну да, на нас с Ниночкой… с Ниной Валентиновной, — исправился я.

— Это ты зря, Егор, — искренне посочувствовал мне Григорий.

— Почему зря? — не понял я. — Не надо что ли линейку?

— Да нет, линейку-то надо. Она ж всегда на первое сентября. Это традиция. Хорошая традиция, — подумав, добавил Григорий. — Зря согласился.

— Почему? — еще раз утонила я.

— Потому что линейки всегда завуч делает. Это ее. эта… как её…

— Прерогатива? — подсказал я.

— Ага, она самая, — физрук с недоверием на меня покосился, но понял, что я не издеваюсь и не прикалываюсь, и успокоился.

— И что? Разве мы не один коллектив? Не одно дело делаем?

— Так-то оно так, — ухмыльнулся Григорий. — Да Зоя Аркадьевна больно не любит на вторых ролях быть. И теперь уж поверь мне, Егор Александрович, жди беды, — просветил меня Гриша.

— Какой? — опешил я. — Линейку отменят?

— Нет, конечно, ты что! Это же государственное дело, понимать надо! К тому же гости приедут важные. Зоя Аркадьевна перед ними станет хвостом мести, чтобы, значит, если что, всю вину на тебя свалить. А если получится хорошо, так вся слава ей и достанется.

— Да я за славой так-то не гонюсь, — озадачился я. — Пускай хвастается. Лишь бы не мешала.

— Эх, Егор, плохо ты нашу Занозовну знаешь.

— Кого? — не сообразил я.

— Ну, Шпынько Занозовну, — хохотнул Григорий шепотом и оглянулся.

— Ты чего, Гришань? — я тоже кинул взгляд за спину.

— Иногда мне кажется, что у нашей завучки уши из стен торчат. И вон стенды подслушивают, — кивнул Григорий на стены синие.

— Не удивлюсь, — пошутил я, желая разрядить обстановку, но от моего юмора физрук только больше напрягся. — Заходи, будь как дома. Но не забывай, что ты в гостях, — пригласил я, распахивая дверь в класс и жестом предлагая парню проходить первым.

— Ага, забудешь тут, как же — хмыкнул Григорий. — Слушай, а ничего так, молодцы твои, хорошо справились, — оценил Борода наши совместные усилия с моим десятым классом.

— Стены побелили что ли?

— Нет, — удивился я. — Ничего не трогали, порядки только навели да окна помыли. А, ну еще полы покрасили.

— Ну да, ну да, — не поверил Гриша. — Так чего хотел-то? — парень переключился с ремонта на разговор, который прервался внизу.

— Чего хотел? — нахмурился я. В голове смешались в кучу идеи, завуч, линейка, осталось только коней подключить и можно окончательно запутаться.

— А, вспомнил. Так вот, для начала мне нужны спортивные ребята, списком. Вот тебе листок, вот ручка, вот парта, садись, пиши, — безапелляционно заявил я, хлопая по столешнице тетрадной страничкой и шариковой ручкой.

— Чего стоим, кого ждем? — уточнил я, глядя как Григорий неуверенно топчется на месте.

— Дак это… Переживаю, — вздохнул парень.

— По поводу? Только не говори мне, что ты писать не умеешь? — пошутил я. — Не поверю!

— Да ну тебя, шутник, — насупился Борода. — Умею. Как я, по-твоему, школу закончил, а потом институт? А? Крестики, что ли рисовал? — попытался отшутиться Гриша.

— Вот и я так думаю. Так что давай, Григорий Степанович, вспомни навыки, напиши списочек детей. Присаживайся, — еще раз предложил я.

— Ну, смотри, сам будешь виноват, ежели чего, — хмыкнул физрук.

— Ежели чего — это чего? — насторожился я, глядя как Григорий Степанович потрогал сиденье стула, затем пошатал его.

— Гриш, ты чего делаешь? — удивился я.

— Проверяю на прочность, — вздохнул парень, покосился на меня и пояснил. — Подо мной однажды школьный табурет развалился.

— Детвора пошутила? — догадался я.

— Вес мой не выдержал, — философски заметил Гриша, усаживаясь за парту.

Я по-новому взглянул на нашего школьного богатыря. Потом оглядел добротные полностью деревянные стулья, прикинул, и решил, что вполне возможно. Литые ножки стульев вполне могли развалиться. Особенно, если на них катаются все ученики. Помнится, у нас в детдоме из них вечно болты выкручивались, сами. Несмотря на то, что каждый год всю детдомовскую мебель старательно покрывали очередным слоем синей краски. Вот как так получалось: фрамуги черта с два откроешь из-за слоя краски, а болты сами выпадают. Школьная загадка, иначе.

— Ну как? — обеспокоился я.

— Нормально, — пробасил Гриша. — Так зачем тебе дети? — уточнил, укладывая локти на парту, словно примерный ученик.

— Понимаешь, Григорий Степанович, — начал я издалека. — Есть у меня идейка, как закончить линейку. И плавно подвести к моменту первого звонка!

— Чего? — не понял физрук.

— Не бери пока в голову, — отмахнулся я и кинулся к столу. — Погоди минуточку, лады? — попросил парня, а сам выдернул очередной листок из тетрадки в клеточку и принялся торопливо набрасывать идею, чтобы не забыть. По мне так выходило гениально!

Сначала основной сценарий, с Буратино и прочими сказочным товарищами, а затем когда Карабас Барабас окажется поверженным, то бишь изгнанным, в дело вступают спортсмены Бороды. И вот тут самое главное, сложить пирамиду таким образом, чтобы центральной фигурой стал тот самый ученик, которого назначит на роль лучшего Зоя Аркадьевна.

По моей задумке, это пионер, вернее, комсомолец, должен стать главной фигурой номера. А затем к нему должен выбежать будущий первоклассник, которого подхватит на плечо выпускник, и они обойдут круг почета. При чем за ними, красиво маршируя, могут уйти и ребята, которые участвовали в создании пирамиды. Не будут же они торчать на середине площадки. Сцена должна остаться пустой. И тогда…

Хотя, тут смотря какую фигуру придумаем. Что если пирамида так и останется, ученик наверху будет держать плакат с надписью «Первое сентября», ну или что там мы придумаем. А вот тот, кто понесет звонаря, выйдет изнутри самой пирамиды уже вместе с ребенком… или к ребенку… черт…

— Короче, Григорий Степанович, слушай меня внимательно. Идея такая, -чертыхнулся я, сообразив, что окончательно запутался в своей схеме.

Акробатические пирамиды за всю свою жизнь я придумывал только дважды. Мы их с моими учениками использовали для какого-то конкурса и одной акции. Но они были очень примитивными, так что не годились совершенно. Отказались тотчас, едва другая школа позаимствовала нашу идею, решив, что из-за этого мы и занимаем первые места.

— Ну, чего это? — склоняясь над моим листком, поинтересовался Григорий.

— А вот чего… Слушай, вот что я задумал…

И я принялся объяснять физруку свою мысль. Григорий Степанович слушал меня внимательно, реплики не вставлял, шутки не шутил и не кривился. Зато когда я закончил Гришаня завалил меня кучей уточняющих вопросов. Потом опять выслушал и снова начал спрашивать. В конце концов. мой монолог перерос в конструктивный диалог, и спустя час, а то и больше, мы с Григорием, довольные друг другом, разошлись каждый в свой угол. Точнее, пожали друг другу руки, уселись на первые парты полюбоваться корявым рисунком, который появился благодаря нашим усилиям на школьной доске.

— Ну, вот значит так, — довольно пробасил Борода. — Значит, для центрового нужен будет Пашка Барыкин. Гарантирую его тебе Зоя Аркадьевна и предложит. Только ты вот чего, Егор. Ты сам не предлагай, — посоветовал Борода.

— Что не предлагать? — не сообразил я.

— Пашку не предлагай. Дождись, когда завуч сама фамилию назовет.

— А почему?

— Ха, потому что тогда Зоя Аркадьевна начнет других пихать на замену.

— Да почему? — опешил я, напряг память и вспомнила: Барыкин отличник, ученик моего класса. Десять из десяти, что называется. — Он же по всем параметрам подходит, и отличник, и выпускник, и спортсмен, раз ты рекомендуешь.

— Послушай моего совета, не вылезай с предложением, — на полном серьезе повторил Борода. — Я товарища Шпынько еще со школы знаю. Ну. я ж тут учился… Частенько в кабинет на попадал… — признался физрук. — А тут ты у нее линейку отобрал, а теперь еще и лучших учеников без ее помощи выбираешь. Нехорошо, — парень покачал головой. — Она не злопамятная…

— Ага, я понял, только злая и память у нее хорошая… — хмыкнул я. — Я тебя услышал, Гриш. Слушай, а как мне с ребятами связаться, которых ты на пирамиду выбрал?

— Я сам их соберу, не переживай, — отмахнулся о моей помощи физрук. — Ты, главное, не лезь на рожон… и завуча никогда не перебивай… Вообще, Егорыч, меня один умный человек научил: надо сделать так, чтобы Зоя Аркадьевна была уверена, — это ее идея! И ее кандидатура!

— И кто это мудрый человек? — поинтересовался я.

— Мама моя, — застенчиво улыбнулся Гриша. — Она так про батю всегда говорит, когда тот по еёшному делать не хочет.

— Ну да, тут не поспоришь: устами женщины глаголет истины. В таких премудростях женщинам равных нет, — проворчал я себе под нос. — Слушай, а если Зоя Аркадьевна кого другого предложит? Девочку, например? Хотя девочку вряд ли… я же ей объяснил, что нужен крепкий пацан… — вспомнил я.

— Не предложит, будь уверен, — хмыкнул Гриша.

— Почему? — я уже заколебался удивляться, выясняя подводные течения и мелкие нюансы жизни школьного коллектива.

— Ну, Зоя Аркадьевна считает, что девочки должны хорошо учиться, вести себя примерно и делать только то, что скажут. Потому что приличные комсомолки ведут себя с достоинством, инициативу проявляют только когда скажут, во всяких прочих авантюрах не участвуют, — физрук явно процитировал Шпынько.

— Какая глупость, — вырвалось у меня. — Домострой какой-то… — не поверил до конца Гришане. — Она же коммунистка?

— Кто?

— Аркадьевна ваша.

— Ну да, — подтвердил Григорий. — Так это у нее сдвиг на почве семейных неурядиц, — пояснил добродушно Борода. — Так странная история… с младшей дочерью… Ну, со второй, которая после старшей. Младший-то у нее сын-алкаш.

— И что с ней? — обреченным тоном спросил я.

— Вроде как в подоле принесла… не замужняя родила… Училась в городе, везде участвовала, даже мероприятия важные вела, в театре студенческом играла… Грамот у нее, что у дураков фантиков. И этих, кубков спортивных… Да и вообще девчонка красивая, — парень ладонями обрисовал в воздухе фигуру. — Вот с тех пор нашу Шпынько Занозовну и перемкнуло на идейном воспитании девушек. Ты подожди, она еще на репетиции повадится ходить и советы раздавать. Наперед скажу: все должно быть прилично, — хмыкнул Гриша, явно опять словами Зои Аркадьевны.

— М-да… Как все запущено, — покачал я головой. — Ничего, Григорий Степанович, где наша не пропадала! Комсомольцы мы или где? Прорвемся! Когда приступишь?

— Кто? Я-то? А чего тянуть? Вот завтра и начнем. Сегодня вечерком ребятишек обойду, — поднимаясь с парты, заверил физрук. — Приходи к девяти в спортзал, кое-что уже покажем. Ты про Барыкина запомнил? — с тревогой переспросил Борода.

— Запомнил… Слушай, а если она его завтра увидит? Что говорить будешь?

— Так в ноябре праздник, скажу, готовлюсь к выступлению — солидно заявил Гриша.

— Молоток, — похвалил я. Но список ты мне все-таки напиши, — попросил я. — Мне Тамаре Игнатьевне надо… И вот что, ты в нем отметь, пожалуйста, ребят, которых в пирамиде будешь задействовать.

— Зачем? — нахмурился Григорий.

— Чтобы русичка их не задействовала в основном сценарии. Они же в спортивной форме будут. Переодеться не успеют.

— Верно, — просветлели лицом физрук. — Сейчас напишу. Где там ручка?

Ручка укатилась под парту, и Борода полез ее доставать.

В этот момент в класс влетела Ниночка, потрясая стопкой отпечатанных листков.

— Егор! А я тебя по всей школе ищу! А ты вот где! Ой, Гриша, а что ты под партой делаешь? — хихикнула Нина Валентиновна.

— Вчерашний день ищу… — буркнул физрук, вылезая из-под стола и стукаясь головой. — Черт!