Учитель. Назад в СССР. 2

Глава 16

— Да что б тебя!.. Глаза разуй! Рубашку испачкал! А, это ты, Егор. Здорово, — раздалось сердитое. — Ты по сторонам-то смотри. Теперь застирывать придется, — вздохнул Григорий Степанович Борода, молодая версия нашего завхоза.

— Извини, Гриш, задумался, — виновато развел руками. — Помочь? — уточнил я, глядя, как физрук пытается оттереть с рубашки мороженое. И где он его только раздобыл с утра пораньше.

Словно прочитав мои мысли, Григорий ответил, не оставляя попыток стереть сладкую массу с ткани:

— Батя вчера в город мотался, с какого-то перепуга целый ящик приволок. Спрашиваю: зачем? Молчит, ничего не говорит. Ты к нему? — внезапно перевел разговор младший Борода.

— Ну… да… Как догадался? — удивился я.

— А куда еще, раз во двор вышел. Тут либо домой, либо в мастерские. У или в уборную. Ты это… Не ходи, — посоветовал Григорий.

— Куда? В уборную? — опешил я.

— Да нет, ты чего, — смутился парень. — К бате моему не ходи. Злой он с утра, — физрук тяжко вздохнул. — Не добрый. Все-таки придется застирывать, — огорчённо пробормотал Гриша, в два укуса схомячил остатки мороженого, отер губы тыльной стороной ладони, развернулся и потопал на колонку, которая находилась недалеко от школы.

— Ты куда? В школе же раковина и вода… — поинтересовался в спину.

— Там удобней, — философски заметил физрук, не оборачиваясь.

Я потоптался на крыльце, прикидывая, что делать дальше: наплевать на предупреждение Григория и отправится все-таки к завхозу на разговор? Или переждать, но тогда чем заняться?

Стоял, задумчиво сверил широкую спину физрука, думало. Хм, а почему бы не привлечь Гришу к нашему Дню знаний? Чем больше моложых учителей участвует, тем лучше. Небольшой акробатический этюд как раз продемонстрирует первоклашкам и всем гостям, что физкультура — это важно, нужно и для гибкости тела полезна. Если еще ребятам придумать кричалку, что-то типа:

'Сегодня праздник у ребят,

Ликует Пионерия!

Сегодня в гости к нам пришёл

Лаврентий Палыч Берия!'

Э-э-э… Саныч, куда-то тебя не туда занесло! Боюсь, шутку подобного рода здесь оценят. Ну а если серьезно — устроим мозговой штурм, придумаем что-нибудь эдакое, с акцентом на спорт и учебу. И плакат с какой-нибудь поздравительно-одобряющей надписью: «Учись на пять», или, к примеру, ребята в конце фигуры там крикнут хором: «Все будет…», — а верховой достанет пятерку.

В голове всплыла старая речёвка из будущего, которую мы с моими ребятами придумали для спортивных соревнований:

'Спорт — это жизнь!

Спорт — это мощь!

К победе идем!

Соперник, держись!'

Как говорится, кривовато, зато свое. С этими мыслями я ринулся обратно в школу, на второй этаж, надеясь застать Тамару Игнатьевну на том же месте, где и оставил.

— Тамара Игнатьевна, — влетая в кабинет, громогласно позвал я.

— Что случилось? — вздрогнула русичка, недовольно оторвалась от тетрадных листочков, которые я ей оставил. Я успел заметить, как много в них появилось красного. Надеюсь, она там не ошибки правит, а имена етей пишет.

— Все в порядке. Есть идея по детям, — зайдя в класс, пояснил я. — Если получится, подберите, пожалуйста, детей так, чтобы Буратино был спортивным мальчиком. Ну там на секции спортивные ходил… в соревнованиях участвовал… Или физрук… Простите, учитель физкультуры его хвалит, — исправился я, заметив, как при слове «физрук» брови русички поползли вверх. — Есть у меня идейка, надо ее с Григорием Степановичем обсудить. Если срастется, было бы идеально, — принялся объяснять Звягинцевой ход своих мыслей.

— Егор Александрович, не знаю, как принято у вас в столице, — начала Тамара Игнатьевна. — Но у нас молодые учителя, как и опытные, ведут себя с достоинством. А не носятся по коридорам, как первоклассники. И уж тем более не называют коллег физруками, и не врываются в кабинет коллеги, пугая воплями.

— Так нет же некого, — возразил. Слегка забывшись. Зря.

— Это не имеет никакого значения. Учитель — всегда пример для подражания, — поджав губы, строго отчеканила Звягинцева. Дожидаться продолжения воспитательной лекцию я не стал.

— Приношу самые искренние извинения, дорогая Тамара Игнатьевна, виноват, исправлюсь, — заверил я. — Так что с детьми? Поможете?

— Я учту вашу просьбу, Егор Александрович, — сдержанно кивнула Звягинцева. — Постараюсь сделать все, что в моих силах.

Русичка замолчала, нахмурилась, что-то прикинула, затем просветлела лицом и выдала:

— У меня встречное предложение, Егор Александрович. Переговорите с Григорием Степановичем, выясните у него имена спортивных детей, которые вам необходимы для линейки, список принесите мне. Так будет гораздо быстрее. Из предоставленного списка я отберу ребят, которые умеют декламировать, быстро учить наизусть. К тому же достаточно артистичны, чтобы дать им роль. Как вам такое предложение?

— Отличная идея, Тамара Игнатьевна. Тогда позвольте откланяться, пойду искать физ… э-э-э… товарища физкультурника.

Кажется, я опять сморозил что-то не то, ну да все равно. Никогда не был силен в плетении словесных кружавчиков. Какая разница, как выражаться, главное, чтобы собеседник тебя понял. Были у меня товарищи, которые понимали поставленные задачи, исключительно на русском матерном. Причем эти самые предметы необязательно было называть своими именами. Достаточно объяснить, куда идти и что к чему присобачить. Вон ту хрень к этой фиговине припаять намертво, но чтоб крутилась в разные стороны — самый приличный вариант из возможных. И все, вопрос закрыт, задача через полчаса будет готова.

— Егор Александрович, — окликнула меня Звягинцева, когда я почти уже ушел.

— Да, Тамара Игнатьевна.

— Что вы задумали? — полюбопытствовала учительница.

— Потом, все потом, дорогая Тамара Игнатьевна, — отмахнулся я. — Спешу! Как бы физ… ической культуры учитель куда-нибудь н ушел. Переговорю с Григорием Степановичем и завтра на совещании все расскажу.

— На каком совещании? — брови русички снова поползли вверх.

— Вам потом Юрий Ильич все расскажет! Все, нет меня, спасибо за помощь, — крикнул из коридора, скатился по лестнице, почти бегом пронесся по первому этажу и выскочил на крыльцо. Огляделся, вышел со школьного двора и притормозил, обнаружив Григория там, где предполагал.

Богатырь физрук, стянув рубашку с широких плеч, аккуратно застирывал пятно, чертыхаясь сквозь зубы. Я хотел было окликнуть и пошутить, но заметил, что Гриша ведет себя как-то странно. То и дело косится на фасад ближайшего к колонке дома.

«Что там может быть? — мелькнула мысль. — Неужто баба голая?» — хмыкнул про себя и двинулся к физруку, поглядывая на любопытный дом. Баба оказалась не голой, и вовсе даже не бабой, а миниатюрной девушкой. Девчонка в свободной рубашке и трениках, закатанных до колен, намывала окна дома, стоя на табуретке. Со стороны улицы хозяюшку не увидишь, стояла она во дворе, надраивая стекла, которые выходили на дорожку от калитки к крыльцу.

Вот на нее-то и пялился наш товарищ физрук. Теперь понятно, почему товарищ Борода не захотел застирывать рубашку в школьном умывальнике, а потопал на колонку.

Похоже, запал наш Григорий на красотку. «М-да… противоположности сходятся, -усмехнулся я. — Толстый и тонкий, высокий и маленький. Девчонка ему едва до груди дотянется». Был у меня друг баскетболист, высоченный под два метра ростом, так вот он меня уверял, что баскетболисты предпочитают не своих коллег-девушек, высоких, крупных, им под стать. А вот таких вот миниатюрных пигалиц.

Гриша медленно и тщательно застирывал рубашку, шумно фыркал, незатейливо ругался приличными словами: «Вот зараза», «да чтоб тебя», «ну елы-палы». И все время косился на девушку. Пигалица усердно делал вид, что совершенно не заинтересована в том, что происходит на улице возле ее двора. И продолжала тщательно натирать окна газетой, лучезарно улыбаясь и напевая себе под нос песенку:

'Первая волна — еще не волна,

Шторм придет, погоди.

Первая любовь — светла и грустна,

Что там ждет впереди…

Море позовет и мне пропоет

Свой заветный мотив.

Первая любовь придет и уйдет,

Как прилив и отлив'.

Похоже, здесь намечается нечто серьезное. Интересно, сколько они вот так друг друга мурыжат? А подойти, похоже, стесняются. Точнее, по нынешним временам девушке на селе к парню подойти — это все равно что, ну не знаю, клеймо гулящей на себя добровольно поставить, что ли. А этот увалень… Я покосился на вздыхающего и сопящего Григория. А этот увалень сам первый пригласить на прогулку стесняется.

М-да, Саныч… Я мысленно чертыхнулся. Может меня сюда купидоном на полставки отправили? Чтобы, так сказать, история повернулась и пошла по-другому пути? Потому что кто-то из будущих детей этих стеснительных товарищей должен стать великим изобретателем ил ученым, что прославит Советский Союз? В той истории не получилось, вот меня сюда и пихнули на помощь. Чтобы в этой временной ветке все пошло по плану?

Честное слово, не село, а брачное агентство какое-то. Только сваха сбежала, руководить некому. Не выдержала, так сказать, неуемной стеснительности и глупости клиентов.

— Здорово! — громко поздоровался. — Ты как тут? О, брат, да ты решил глобальную стирку устроить, — хмыкнул я, глядя на полностью мокрую рубашку. — И как ты теперь в школу пойдешь?

— Вот жеж… ешкина мышь, — выругался Григорий, обнаружив вместо сухой рубашки с мокрым пятном, полностью мокрую одежду без единого сухого кусочка.

— Любишь? — улыбнулся я.

— Кого? — Григорий вздрогнул всем телом и отпрянул от меня, как черт от ладана.

— Любишь, говорю, стиркой заниматься? — продолжил я, наблюдая за тем, как стремительно багровеют щеки богатыря. — А я вот нет. Эх, Григорий Степанович, повезет же кому-то с тобой, — радостно и чуть громче положенного, воскликнул я.

— Чего это? — недоверчиво косясь то на меня, то на девушку за забором, пробурчал Гриша. — Кому это?

С моего места я отлично мог наблюдать и за лицом физрука, и за девчушкой. Которая продолжала делать вид, что происходящее на улице ее совершенно не интересует, но при этом петь хозяюшка перестала. Даже окно драила без азарта, чтобы бумага не скрипела и не мешала подслушивать.

— Кому, кому… Жене будущей, — продолжал я радовать слушательницу. — И всем ты хорош, Гриша, и силен, и умен, и вон по хозяйству молодец, сам вещи свои стираешь. Одно плохо… — огорченно цокнул языком.

— Чего? — буркнул Борода, настороженно зыркая на меня из-под нахмуренных бровей.

— Того… Уж больно стеснительный ты, Григорий Степаныч. Так всех лучших девушек разберут, пока ты на колонке… стирать будешь, — добродушно пояснил я. — Действовать нужно, товарищ! Действовать! А не… глаза мозолить, — чуть понизив голос, выдал я ошарашенному Грише. — Смотри, или сам косоглазие заработаешь, или девчонка голову свернет, на тебя глядючи. Чего тормозишь? На танцы, что ли, пригласи. Или вы незнакомы?

— Чего? Да иди ты!.. — фыркнул Гриша, когда до него дошел смысл моих реей. — Знакомы… В одной школе учились… Я в старших, она в младших классах… Неудобно жеж… Что люди скажут. Старый я для нее.

Григорий тяжело вздохнул, кинул последний взгляд на красавицу за забором, решительным жестом выжал рубашку, натянул на себя мокрую ткань, развернулся и зашагал к школе.

Эх, Гриша, это ты еще старых женихов не видал. По-настоящему старых, даже древних. И их молодых жен, только-только из-за школьной парты. А эта красотка, похоже, уже студентка, явно не сразу из-за школьной скамьи.

— До свидания, — крикнул я. — Хорошего денечка.

Пигалица смущенно улыбнулась, но помахала в ответ ладошкой. Спрыгнула с табуретки, подхватила газеты, стул и скрылась в доме. Я едва не расхохотался вслух. Нет, ну вот надо же быть таким олухом! Девчонка увидела его в окошко и быстро сориентировалась! А этот… увалень, даже не понял, что идеально чистые окна вышли мыть только за-ради него.

Тут и слепому понятно: таможня дает добро. Но у Григория, похоже, совершенно нет опыта общения с противоположным полом. Как там отец говорил про него? Добродушный чересчур, вертят им как хотят? Не удивлюсь, если Гриша однажды обжегся так сильно, что теперь на воду дует, а красоток обходит третьей дорогой. Разве что вот… любуется тайком. Не больше.

— Гриш, а Гриш, — начал я издалека.

— Чего тебе? — буркнул Григорий, изо всех сил сдерживая желание обернуться. При этом видно было за мое «до свидание» парень сердится, сопит и молчит.

— Да обернись ты уже, попрощайся! — не выдержал я. — А еще лучше пойти пригласи на танцы. Ведь есть же на селе танцы? Ну, в клубе там, или в Доме культуры?

— Ты дурак? — буркнул Григорий.

— Вот сейчас не понял, — холодно произнес я.

— Извини… не хотел, — младший Борода смутился, остановился, посмотрел прямо в глаза.- Вырвалось… — и снова тяжкий вздох. — Сказал же: я её старше. Намного. Она вон в институте учится в Новосибирске. Домой только на каникулы приезжает, да на праздники. Да летом, родителям помочь.

— И что? — не понял я.

— И все, — понурился Григорий. — У нас не так, как у вас. Не поймут… что про нее подумают? Учитель и ученица…

— Она разве в школе учится? — уточнил я.

— Говорю же, в институте, — Григорий покосился на меня. — Ну… я же был у нее учителем… Недолго… — в глазах парня мелькнуло сожаление.

— Вот! — терпеливо продолжи я. — А сейчас, Григорий Степанович, слушай меня внимательно. Остановись, — приказал парню.

— Ты чего, Егор? — Борода притормозил и хмуро на меня зыркнул.

— Теперь развернись, подними правую руку и помаши девушке, и крикни внятно и с улыбкой: «До свидания!»

— Не буду… — замотал головой Гриша.

— А ведь девушка ждет, — подначил я.

Девчонка и в самом деле словно ждала чего-то, подошла и встала в открытом проеме калитки.

— Не могу… Неправильно это… — забормотал физрук.

— Неправильно, Гриша, это… — «когда мужик мужика любит», чуть не ляпнул я, но вовремя остановился.- Неправильно — это когда двое симпатичны друг другу, но растрачивают жизнь на дурацкие правила и ограничения. Ты ведь даже не знаешь, может, у вас и не сложится ничего. Может, она дура набитая.

— Она не дура! — враз вспыхнул Григорий.

— Тихо, не шебурши, — успокоил я. — Это образно. Вдруг начнешь с ней общаться, и поймешь — не твоя. Но чтобы понять, что нужно? — настойчиво поинтересовался у парня.

— Ну… Уроки учить, — хмыкнул Григорий.

— Молоток! — хлопнул физрука по плечу. — Но уроки оставим школьникам. А нам, взрослым мужикам, надо с девушками общаться, цветы дарить на танцы приглашать. Чтобы не пропустить ту самую, единственную Чтобы понять, наша или мимо проходящая.

— Все равно не могу.

— Ну и дурак, — в сердцах выдал я. — Извини… Хотя нет… Свои слова возьму обратно, когда докажешь, что ты мужчина, а не трясущийся пятиклассник. Ему девочка нравится, вот он ее за косички дергает. Так и ты. Девушка тебе нравится, а ты, вместо того, что бы поговорить, рубашки пачкаешь и под окнами стирку устраиваешь. А если бы колонка стояла в другом месте? Что тогда?

Я замолчал, краем глаза поглядывая в сторону пигалицы. Девушка продолжала торчать за двором, дела вид, что оглядывает палисадник, при этом то и дело незаметно поворачивала голову в нашу сторону.

— Ну? Решился? — грубо подтолкнул я. — До свидания, и взмах рукой. Быстро.

Гриша глубоко вздохнул, стиснул зубы и взмахнул рукой.

— Катерина… до свидания! — рявкнул он, развернулся торопливо зашагал в школу.

— До свидания, Григорий… — мне показалось, что девушка хотела добавить «Степанович», я машинально качнул головой, на расстоянии умоляя этого не делать. К моей радости, девчонка то ли поняла мой посыл, то ли сама сообразила. Рокового слова не прозвучало.

От Катиного голоса Григорий вздрогнул, на секунду сбился с шага, неловко обернулся, снова взмахнул рукой и торопливо скрылся в школьном дворе.

Я коварно улыбнулся и пошёл догонять влюблённого товарища.

— Гриш, а, Гриш… — окликнул я физрука. — Да погоди ты…

— Чего тебе? — буркнул красный как помидор Григорий Степанович.

— Я тут одну штуку придумал. Нужна твоя помощь. Поможешь?

— Ну… помогу, если надо, — пожал плечами Борода-младший. — Чего хотел?

— Вот и отлично, — я добродушно хлопнул Григория по плечу, и начал разговор. — У меня к тебе два дела…