Яичница оказалось чудо как хороша. Не знаю, какой Нина Валентиновна комсорг, но хозяйка из нее явно замечательная. Из моего «ничего» на кухне сотворить практически такую вкусноту. Десяток яиц возлежали на подушке из мелко нарезанного помидорчика, репчатого лучка. Сверху девушка присыпала это чудо мелко нарезанным чесночком и зеленым луком. Где Кудрявцева раздобыла лук, для меня осталось загадкой, в огороде я его не обнаружил. Но тайна зеленых перьев раскрылась быстро.
— Егор Александрович, а вы чего… — Ниночка поймала мой укоризненный взгляд, смешалась, потом сообразила, улыбнулась и закончила. — Егор, а ты чего зеленый лук не срезаешь? Он уже в стрелку пошел.
— Честное слово, не пойму где ты его обнаружила, Нина, — пожал я плечами.
— Так в палисаднике, — удивилась Нина. — Теть Тая там всегда сажала, подальше от курей.
— Буду знать, — обрадовался я такой новости и принялся раскладывать яичницу по тарелкам.
Не знаю, как Нина догадалась, но блюдо удалось именно таким, как я люблю. Желток дрожал и требовал срочно обмакнуть в него черный хлебушек. Белок прожарился, «сопли» превратились во вкусную белую массу с зажаристой корочкой по краям. Терпеть не могу закрытую яишню. Когда сковороду накрывают крышкой, и все становится белым. Это уже запечённое яйцо какое-то выходит. Никакого удовольствия от такой яишенки нет. Разве что на тост уложить, намазанный сливочным маслом. А рядом кусочки авокадо. Грешен, каюсь, пристрастился на старости лет к неведомому заморскому фрукту. Или авокадо овощ? Ну да ладно.
Все равно родную советскую яичницу на моей кухне ни на какое заморское блюло не подвинет. Разве что жареная картошечка, с грибами.
Я бы, конечно, не стал со сковороды перекладывать, так бы в чугунке и уплетал лакомство. Да при гостях как-то некрасиво. Хотя уверен, Иван тоже предпочитает трескать жареные яйца именно со сковороды. Большинству женщин этого кайфа не понять. Им подавай эстетику с вилкой и ножом. Но приборами не вымакать, как хлебушком, самый смак на блестящем от масла донышке.
Разделив на всех шедевр кулинарного искусства, пожелав приятного аппетита друг другу, мы приступили к ужину. Ужинали молча, настолько проголодались. К тому же Ниночка перед тем, как приступить, шутливо оповестила:
— Когда я ему, то глух и нем.
Мы согласно кивнули и накинулись на еду. Пока наслаждался, прикидывал, как переработать сценарий, чтобы получилось весело, задорно и с пионерским огоньком. Школьный вальс сразу отмел, решил оставить его на последний звонок. Промелькнул в голове флешмоб, надо будет предложить Ниночке, объяснить, что это такое. Главное, лько название придумать другое, советское. И можно попробовать какую-нибудь звезду соорудить в честь наступающего юбилея Октября.
Тут меня осенило: эти самые флешмобы в Советском Союзе существовали давным-давно. Только спортивного направления. Всякие живые башни, сходки-расходки, синхронные танцы, короче. Несилен я в терминологии. Хотя, думаю, флешмоб тоже пока отставим в сторонку, пригодится для ноября. К тому же вряд ли мы успеем что-то достойное придумать и отрепетировать к первому сентября, которое буквально через неделю.
«Кстати, а какое сегодня число?» — мелькнула мысль и тут же растворилась в довольном урчании желудка.
— Уф, Нина Валентиновна, вы чудо! Спасибо большое за такую вкуснотищу! — выдал я, отодвигая тарелку и игнорируя легкое недовольство на лице Ивана.
Пусть привыкает, что его будущую жену оценивают по достоинству. Ревность, как говорил кто-то из коммунистических вождей, это пережиток мещанства. А по мне так это банальное недоверие. Если оба уважают друг друга и верят, о какой ревности может идти речь? Заподозрить любимого человека в измене — выказать ему недоверие. Как после такого жить вместе?
Нет, оно, конечно, в жизни всякое случается. Но над отношениями работают двое. Да и какой смысл семью создавать, когда один всегда подозревает другого в чем-то гадком?
— Да ничего особенного, Егор Ал… Егор, — отмахнулась Нина. — Обычная яишня. Любой сможет.
— Нет, Ниночка Валентиновна, не любой, — запротестовал я. — Это искусство, так пожарить яйца. Ну что, обсудим наш праздник? — переключился на рабочую тему, хотя очень хотелось выпроводить гостей, принять душ и завалиться спать. Все-таки жизнь на селе, да еще насыщенная постоянными событиями, давала о себе знать. Я на пенсии столько историй не проживал за год, сколько в новой жизни за несколько дней.
— Поздно уже, — заколебалась Нина. — Давайте завтра с утра? Я за вами… за тобой по дороге в школу зайду, по пути еще раз все обсудим, а в школе я все запишу, тебе покажу, внесем коррективы. И я уже чистовик отнесу завучу и парторгу.
— А директору?
— Директор в наши творческие дела редко вмешивается. Он у нас золотой человек, ко всем с доверием и уважением.
— Ясно, — кивнул я. — Ну тогда что? Еще по чайку? Что скажешь, Иван?
— Можно и чайку, или чего покрепче? — Коленков прищурился и глянул на меня вопросительно.
— Я — пас, — отказался сразу и слегка скосил глаза в сторону Нины, открытым текстом намекая Ивану про зряшность предложения. — Завтра на работу всем. Да и не любитель я, если честно.
Ниночка после вопроса Ивана как-то посмурнела, даже плечи у нее поникли. Посидела немного, затем вдруг вскочила и принялась прибирать посуду.
— Нина, да я сам. И помою сам, не надо, — запротестовал я.
— Мне несложно. Я сейчас чайник поставлю, чтобы горячая вода была, и быстренько все перемою. У вас… у тебя тазик есть? — поинтересовалась Кудрявцева, старательно не глядя в сторону Ивана.
Ваня уже понял, что сморозил какую-то глупость, но до него еще не дошло, за что он потерял бонусные очки в глазах девушки.
Сдержав желание обозвать парня «дураком», я поднялся и принялся помогать девчонке убирать со стола. Коленков тоже подорвался, но растеряно замер, не зная, за что ухватиться. Нас вдвоем хватало на все приборы.
— Вань, не в службу, а в дружбу, поставь чайник на огонь, — попросил я. — Вода в ведре на кухне, ковшик на печке.
— Сделаю, — обрадованно кивнул Иван, схватил чайник и почти бегом помчался в дом.
— Нина, а давно у вас Коленковым… отношения? — осторожно поинтересовался я, ругая себя за то, что лезу не в свое дело.
Но хорошие отношения с парнем мне не помешают, а счастливая женщина — это счастливое окружение и азарт в работе. Отчего-то мне кажется, ребята встречались, но потом что-то пошло не так.
— Откуда вы… ты узнал? — изумилась девушка, недоверчиво на меня покосившись. — Тебе Ваня… Коленков на меня пожаловался, да?
— Честное комсомольское, ни слова о тебе не говорил, пока ты на кухне возилась! — прижав ладонь к сердцу, заверил я. — Просто невооружённым взглядом видно, что вы неровно друг к другу дышите.
— Вот еще, — фыркнула возмущенно Нина. — Ничего я к нему и не дышу. Больно надо!
— Ага, я тоже так подумал, — добродушно хмыкнул я. — Так все-таки, что произошло? — снова поинтересовался у девушки, справедливо рассудив, что Иван сейчас из дома не выйдет, а девчонке после моих расспросов страсть как хочется поделиться собственным возмущением.
Так оно и получилось.
— Мы с ним с первого класса дружили, — вздохнув, негромко произнесла Ниночка. — Он умный, правда, и добрый! И дерево у него в руках поет! У него же батя тоже по столярному делу. Видели деревянных соколиков, медведей и зайцев? На коньках?
— Где? — не понял я.
— Ну, на крышах домов флюгеры такие, — Нина изобразила в воздухе ладошкой неведомой животное.- Это все Федор Семеныч своими руками сделал. И заборчики кружевные, и кружева на окошках — это тоже все он. Ваня он тоже такой. Талантливый. Всеь в батю. Только характером непонятно в кого пошел, — совсем по-женски вздохнула Ниночка и пригорюнилась.
— А что не так с характером Ивана? — уточнил я. — Мне он показался немного вспыльчивым, но вполне себе уравновешенным человеком.
— Немного? — фыркнула Нина и загремела сковородой с вилками. — Немного! Да ему слова не скажи поперек, сразу кулаки сжимает и лупит, во что попало! Я и дружить-то с ним перестала, когда он Савку избил. И знаете за что?
— За что? Только, Нин, мы ж на ты, — улыбнулся рассерженной девушке, переключая ее внимание.
— Ой… Извини, Егор, — девушка смутилась, и принялась сметать ладошкой сметать крошки со стола. А собрав, закинула их в рот. У нас так в отряде старый прапорщик всегда делал. говорил, не может смотреть, как хлебушек выбрасывают.
— Не понравилось товарищу Коленкову, что я отстающему товарищу помогаю с уроками! Что Савка ко мне домой приходит дополнительно заниматься! Я, видите ли, его собственная собственность! И только он имеет права ко мне в гости приходить! Нет, ну вы… ты представляешь, какая глупость у него в голове?
— Так это не от глупости, а от неуверенности в себе, — пожал я плечами.
— Чего? — моргнула Нина.
— Ну, парень тебя любит.
— Любил бы, так бы себя не вел! — припечатал Нина.
— Ну, все по-разному чувства выражают. А скажи, Нина, он тебя никогда в такие моменты не обижал? — уточнил я.
— Это как? — не поняла Кудрявцева.
— Ну, там, толкнул или ударил?
— Ты что, Егор! — Кудрявцева тут же кинулась защищать Ивана. — Иван он не такой! Он добрый, и хороший, и… И вообще… дурак он, — выпалила Ниночка и опустилась на скамью. — Ой, заговорила я тебя всякими глупостями, — девушка резко изменила тему, заметив, что Коленков вышел на крыльцо с чайником. — Значит, завтра в семь тридцать я за тобой зайду. Договорились?
— Договорились. Только Нин, может он злится из-за того, что не понимает, как ты к нему относишься?
— Что? — растерялась девушка. Между тонких бровей появилась задумчивая морщинка.
— Чайник горячий. Куда лить? — проворчал Иван, походя к столу.
— Оставь. Я сам справлюсь. Спасибо за помощь, — махнул я и пошел к рукомойнику, чтобы вылить из него воду и налить кипяточка для мытья посуды. Опустошать тазик я решил на заднем дворе, чтобы дать ребятам минуту на разговор. Надеюсь, Иван сообразил, что Нине не понравилось под конец вечера, и попробует исправить ситуацию.
Когда вернулся, ситуация практически не изменилась, разве что Нина смягчилась и общалась с Иваном. «Понять бы, какая муха между ними пролетела, — мелькнула мысль. — Хорошие ведь ребята, а дурью маются. Интересно, почему Нина так отреагировала на предложение выпить? Коленков запойный? Или просто Кудрявцева не любит алкоголь?»
Я поставил тазик на стол, налил в него воды и закинул посуду.
— Я помою, — подхватилась Ниночка.
— Не надо — категорично заявил я. — Сам справлюсь. Ну, так что, чай пить будем? Или по домам?
Коленков глянул на Ниночку взглядом тоскующей собаки, вздохнул и промолчал, явно дожидаясь ответа девушки. Похоже, ребята очень давно вот так вот вместе не собирались, и Ваня тянет время, чтобы подольше побыть с Кудрявцевой.
Но Нина решила иначе.
— Пойдем мы, — объявила она и тут же исправилась. — Я пойду, а вы еще посидите.
— Провожу, — угрюмо буркнул Иван, поднимаясь.
— Коленков, — язвительно фыркнула Ниночка. — Мне от Егора Александровича до дому пять шагов. Сама доберусь.
— Не шагов, а домов, — упрямо качнул головой Иван. — Сказал, провожу.
— Упрямый как… как… — Ниночка пыталась подобрать слово. Девушка явно не хотела обзывать парня бараном. — Как доска!
— Иван, так мы договорились? — я встрял в разговор, с улыбкой заметив, как Кудрявцева навострила ушки.
— О чем? — не сообразил Коленков.
— Ну, ты поможешь нам в постановке для первого сентября? — настойчиво глядя прямо в глаза парню, пояснил я.
— Ну-у-у… — Иван покосился на Ниночку, заметил, что она прислушивается к нашему разговору, испуганно посмотрел на меня, на секунду зажмурился и ответил, словно в омут с головой сиганул. — Помогу. А что делать-то?
Ниночка изумленно выгнула бровь, окинула Коленков быстрым взглядом, дернула плечиком и отчеканила:
— Все, что скажут. И без разговоров!
— Согласен, — обреченно вздохнул Иван.
Кудрявцева какое-то время ещё посверлила парня взглядом, потом кивнула, лучезарно улыбнулась нам обоим и напомнила. — Так я завтра за тобой в семь тридцать забегу, не забудь, Егор, — строго сдвинув брови, напомнила комсорг.
— Не забуду, — подтвердил я, и мы двинулись к калитке.
— Спасибо за ужин, Нина Валентиновна, — еще раз поблагодарил за двором.
— Что вы… ты… это тебе спасибо, и за ужин и за идеи, и за хороший вечер.
Кудрявцева лукаво улыбнулась, сделал большие глаза и, пользуясь моментом, прижала палец к губам, взглядом умоляя не выдавать наш с ней разговор про Ивана. Ну, во всяком случае, именно так я понял. Иначе к чему вся эта таинственность?
— Домой? — уточнил Коленков.
— А куда еще? — пожала плечами Ниночка и с независимым видом двинулась по широкой деревенской улице.
— Ну, будь здоров, — Иван протянул ладонь, мы попрощались. — Спасибо, — тихо буркнул парень и заторопился за своей ненаглядной.
— Иван, ты заходи, если что, был рад познакомиться.
Коленков на минуту остановился, пристально посмотрел на меня, кивнул, махнул рукой и помчался нагонять Ниночку.
Я же вернулся во двор, перемыл посуду, оставил все сушиться на столе, накрыв чистым полотенцем. Позвал Штырьку и мы с ним еще какое-то время сидели в саду на лавочке под старой яблоней, любуясь закатом. Пес счастливо ластился ко мне, я чесал его за ухом, от чего мелкий довольно жмурился, вывалив язык и периодически потявкивал. Так и уснул рядом со мной на скамье.
Я же размышлял о том, какими интересными путями судьба выводит меня на ту дорогу, что сам для себя обозначил. И приводит людей, которые на этом пути помогут сделать то, что должно.
Проснулся я с первыми петухами, хотел было перевернуться на другой бок и еще поспать, но понял, организм требует прогулки. Ну а после уже и спать не хотелось. Принял душ, согрел чайник, заварил чаю, по-прежнему жалея, что остался без кофе, и вышел во двор с кружкой.
Штырька проснулся вместе со мной, приподнял одно ухо, посмотрел на меня выжидательно, понял, что я никуда не ухожу, и снова уснул на коврике возле окна. Или сделал вид, что спит, потому что ушами то и дело прядал, да и носом дергал, улавливая запахи.
Когда же я выставил на крыльцо миску с хлебом, размоченным в молоке, пёсель радостно подскочил с лежанки и вылетел из комнаты на завтрак. «Надо, кстати, что-то придумать с его пропитанием, — подумал, глядя на то, как жадно щенок поглощает тюрю. — Мяса бы ему, и костей. Где их взять-то на селе? Если хозяйства своего нет?»
М-да, раздобыть еду для себя гораздо проще, чем для собаки. Похоже, пора в сельпо прогуляться, консервов прикупить, крупы всякой, чтобы варить мелкому кашу с килькой. Ну а что, отличный студенческий суп из кильки в томате. Мы рубали только так, разве что пальцы не откусывали.
Я улыбнулся, вспоминая прошедшую юность. Здесь и сейчас мне вроде как повезло, питаюсь вполне себе. На выходных планирую борща наварить, осталось только выяснить у бабы Стеши, у кого можно курочку прикупить на бульон. А вот и соседка, стоило помянуть.
— Доброе утро, Степанида Михайловна, — поздоровался я с бабой Стешей, которая осторожно скидывал петлю с калиточного столбика, чтобы проникнуть на мою территорию.
— Ох ты ж, черт лупатый! — охнула соседка. — Напугал, окаянный чутка сердце не выскочило! Доведешь бабку до греха, Егор Ляксандрыч!
Надо же, и баба Стеша переняла у Митрича мое прозвание.
— Ты чего спозаранку подскочил? Случилось чего? — добравшись ко мне, тревожно поинтересовалась Степанида.
— Все в порядке, — заверил соседку, невольно сглатывая слюну. — С яблоками? — уточнил, кивая на полотенце, в которое явно были завернуты пирожки
— С яблоками, Егорушка. С мясом нынче не пекла, хлопотно, с мом огольцом да работой ничегошенько не успеть, — посетовала бабушка сорви-головы.
— Да что вы, Степанида Михайловна, спасибо вам! Балуете вы меня! С яблоками самое то! Чаю хотите? — предложил я.
— А давай, — махнула рукой баба Стеша, недолго поколебавшись, и собралась на кухню.
— Присаживайтесь, сейчас организую.
— Да я сама, что ты, что ты!
— Вы моя гостья, мне за вами и ухаживать, — твердо пресек я любые возражения, метнулся на кухню, быстренько подогрел еще горячий чайник, подхватил кружку, сахар, вазочку с карамельками и вернулся за стол.
— Угощайтесь.
— Ты бери пирожки-то, Егорушка, — подперев щеку ладошкой, велела Степанида. — Попью с тобой да побегу, работы невпроворот.
— Спасибо очень вкусно! — пробормотал я с набитым ртом, в два укуса съедая пирожок. — А вы чего не кушаете? Так не пойдет!
— Да я уж дома напробовалась, покуда пекла, — попыталась отказаться баба Стеша, но я настойчиво пододвинул к соседке развернутую газету с полотенцем, в которые были заботливо завернуты пироги.
— Ну, один за компанию… — улыбнулась Степанида Михайловна.
— А скажите, вы Нину Кудрявцеву хорошо знаете? — начал я издалека.
— А тебе зачем? — соседка стрельнула в меня хитрым взглядом.
— Да вот, познакомились вчера в школе. Работать вместе будем. Оказывается, она моя соседка, живет на нашей улице.
— Живёт, через пять домов. Хорошая девка, работящая. Ты никак себе присмотрел? — и снова хитрый взгляд в мою сторону.
— Простое любопытство, — улыбнулся я, честно глядя на бабу Стешу. — Надо же знать, с кем буду работать. Кто как не вы лучше всех про соседей расскажет, — польстил Степаниде.
— Ох, хитришь, — покачала головой соседка. — Девка-то хорошая, засиделась только без женихов, давно пора мужа да семью, а она вон носится, задрав хвост, с пионерами да октябрятами, — хмыкнула соседка, прихлебывая чаек.
— А что так? Говорите же, хорошая девушка, — невинно поинтересовался.
— Хорошая. Да только занятая.
— Не понял — удивился в ответ. — Вы же сказали, нет у нее никого.
— Нет, да есть, — туманно ответила баба Стеша. — Ванька Коленков, столяр наш, с первого класса за девкой увивается. И чего только ей надо? И ведь дружили, не разлей вода. Все думали, так и поженятся после учебы-то. А они вона взяли и разбежались, -вздохнула собеседница. — Хорошая была пара-то…
— А что случилось? — полюбопытствовал, беря третий пирожок.
— Загуляла, — сердито буркнула Степанида.
— Кто? Нина? — я аж поперхнулся от такой информации, в голове не укладывалось, что Ниночка, четная и открытая, могла изменить Ивану.
— Так мать евойная, — Степанида удивленно на меня посмотрела, словно я сморозил несусветную глупость. — Ты чего удумал? Нинка девка четная! Не гулящая.
— Чья мать? — окончательно запутался я.
— Так Ваньки-то. Хвостом вильнула и с заезжим водилой в город упорхнула. Уже и развели их давно
— Кого? — я пытался уследить за ходом Степанидиной мысли.
— Так мать с отцом. От непонятливый какой! — баба Стеша стукнула чашкой по столу. — Люська Коленкова загуляла от мужа своего, стало быть Федора Коленкова, отца Ваньки-то.
— Ну?
— Вот тебе и ну, — баба Стеша от возмущения аж глаза закатила. — Федька запил, да и Ванька с катушек съехал, когда мать сбёгла, оставив семью да пацана малого, брата младшего, стало быть. Был парень спокойный да работящий. А нынче вона чего творится, чуть что с кулаками лезет, слова поперек не скажи. На баб и вовсе волком смотрит. А если выпьет грамульку, ой, что ты! — Степанида всплеснула руками. — Прячься по углам! Ежели Нинка где рядом окажется, так и вовсе беда.
— Бьет? — не поверил я.
— Кого? — опешила баба Стеша.
— Ну, Нину Иван обижает?
— Да с чего ты взял, Егор Ляксандрыч? Он за Нинкой до сей поры как щенок привязанный ходит. Парней лупит смертным боем, чтоб на Нинку не смотрели. Вот и бояться за ней ухаживать-то. у Ваньки то кулак здоровый, с одного маха на землю оправляет. А выпивши берегов не чует вовсе. Да много ли ему надо, рюмку накатил и готово, — вздохнула печально баба Стеша. — Что он, что отец на водку-то слабые. Нельзя им пить. Говорю Федьке, жену надо хоть ему, хоть сыну, чтобы рука женская в кулаке обоих держала. А он… и-их… — Степанида поднялась, махнув рукой, пошла к рукомойника сполоснуть кружку.
— Да я сам, — возмутился, но был остановлен твёрдой женской рукой.
— Сиди ужо, самостоятельный. Успеешь еще, — улыбнулась баба Стеша. — А что, с Ванькой вчерась столкнулся-то? — прищурилась Степанида.
— Было дело, — не стал отнекиваться.
— И как?
— Миром разошлись, поужинали, пообщались.
— Ишь ты… А Нинка что?
— Так с нами ужинала, — ответил я.
— Ишь ты, — повторила соседка. — И что?
— Все хорошо, — улыбнулся я. — Спасибо за пироги. Степанида Михайловна, поднимаясь из-за стола, поблагодарил я.
— И не поругались?
— Кто?
— Ванька с Нинкой, — и сверлит меня взглядом.
— Говорю же, все хорошо.
— И с тобой не подрался, — не поверила баба Стеша.
— И со мной не подрался. Пора мне, Степанида Михайловна. Сейчас Нина Валентиновна зайдет, и мы на работу.
— Вместе? — охнула Стеша.
— Вместе, — подтвердил я.
— Рисковый ты, как я погляжу, Егорушка.
— Да все в порядке, не переживайте. Еще и помирим ребят, на свадьбе погуляем, -подмигнул я соседке.
Через секунду глаза у бабы Стеши загорелись интересом, и я прямо-таки почуял, как завертелись-закрутились мысли в женской головушке, строя стратегические планы по примирению.
— И то верно, — закивала Степанида. — Ты вот что, Егорушка, ты прав! Хорошая ведь пара-то, хорошая! А Ванька — он человек! Он Нинку-то никому в обиду не даст! И Ниночка по нему сохнет. Да только характера опасается… Батя у нее зверь был, — оглядываясь на калитку, шепнула Степанида.
— В каком смысле?
— Так матушку ее лупил смертным боем, вот Ниночка-то с детства буйных и не переносит. Боится, сердешная. А Ванька как буйный стал, да кулаками махать начал, так Ниночка от него и отошла. Дружба врозь, и ни в какую, — вздохнула Степанида.
— Понятно, — протянул я.
Вот и выяснилась причина размолвки между влюбленными. Иван, похоже, перенес ситуацию с матерью на всех девушек. А Нина, после того, как Коленков избил одноклассника, испугалась с ним дружить, помня отца.
— Отец у Нины все также чудит? — уточнил у соседки.
— Так помер он, две зимы назад и помер, — что-то подсчитав, выдала Стеша. — Кудрявцеву старшую чутка не посадили.
— Да за что же?
— Дык Валька-то с крыльца шваркнулся и головой о порог приложился. Думали, она его и столкнула по нечаянности.
— А дальше? — поинтересовался у замолчавшей соседки.
— Дальше? Похоронили, да и все дела. Нынче живут девками тихо, спокойной.
— Девками?
— Ну, так матушка, Нинка да старая Кудрявцева в одном дому. Мальца-то за мужика рано принимать, да и балуют его бабы-то, сыночка да братишку младшего. Валька-то он и на мать руку поднимал. Зверь человек был, поганенькой души. Ну, пойду я, Егорушка, пора мне.
— Спасибо, Степанида Михайловна, — отозвался я, выныривая из своих мыслей.
М-да… Санта-Барбара отдыхает в сравнении с сельской жизнью. Зато теперь я знаю, в какую сторону двигаться. Славно, что вчера убедил Ивана помочь нам с Ниной в подготовке к первому сентября. Там словечко, тут разговор, глядишь, оба поймут, что не стоит чужие грехи на свои плечи взваливать.
Я от всей души потянулся, и принялся собираться в школу.