Утро после эпохальной кладбищенской битвы встретило нас не солнечными лучами, а свинцовым светом предгрозового неба. Такое чувство, будто сама реальность пережила эту битву вместе с нами. Ну или обиженный Демон Высшего Порядка пустил нам своего демонического «шептунка». Тучи закрыли небо и судя по всему, должен был пойти дождь.
Воздух стал тяжелым, влажным и каким-то напряжённым. Впрочем, наше со старлеем состояние было аналогичным.
Мы, прихватив с собой Капустина, молча брели к отделу. Позади остался перевернутый вверх дном старый погост и крайне разочарованный в самом себе Смотритель.
— Как же так… Как же так. Свое кладбище не смог защитить. Не уберёг. Ох, беда-беда… — Бубнил без конца старик, потихоньку дёргая волосы на голове.
— Вы ничего не могли сделать. Это угроза уровня «Омега», — Со знанием дела успокоил я Смотрителя.
После этого Семенов связал веревкой руки Капустина, на всякий случай, и мы пошли в отдел. Наши лица и одежда были испачканы землей, копотью и чем-то еще, о чем лучше не думать.
Капитан выглядел ничуть не лучше, ну а вел себя… Похоже, длительное слияние с Бельфегором имело необратимые последствия. Старший участковый самым банальным образом сошел с ума.
Первым делом, явившись в отдел, мы определили Капустина в камеру, затем, выдав заготовленную легенду, соответственно которой во всем был виноват капитан, которого я и Семёнов взяли на кладбище в момент активного разрытия могил, организовали оперативную группу.
Уже через двадцать минут на кладбище ворвался кавалерийский наряд милицейских машин во главе с «уазиком» оперативников. Пожалуй, впервые на место преступления выехал едва ли не весь состав отдела. Всем хотелось своими глазами увидеть, что натворил Капустин.
Первым из машины выпрыгнул Сериков, его глаза горели холодным, хищным огнем. Он чувствовал запах большого, громкого дела.
Картина, открывшаяся взорам прибывших, произвела на них мощное впечатление. Развороченные могилы, опрокинутые надгробия, следы странных ожогов на земле и, как вишенка на торте, — слепленный из старых памятников и плит алтарь.
Мы с Семёновым скромно стояли в сторонке, изображая крайнюю степень усталости и шока. Впрочем, особо притворятся для этого не пришлось.
— Что здесь, твою мать, произошло? — прошипел Сериков, окидывая сначала меня, потом старлея подозрительным взглядом.
— Капустин, — Начал я. — Он сошел с ума. Мы его выследили. Воронов — это его рук дело. Он считал Воронова посланником темных сил. Говорил, что должен был «очистить город от скверны». Мы заподозрили причастность товарища капитана ещё несколько дней назад, но не были уверены. Сами понимаете, человечек-то непростой. А сегодня ночью… Капустин устроил тут самый настоящий шабаш. Ну и признался во всем, когда мы его, так сказать, повязали.
Версия, конечно, была на «троечку». Если бы не один факт. Когда мы с Семёновым определяли Капустина в камеру, он твердил без остановки:
— Кровь… русалочья кровь… не даст соврать. Я видел… видел истинные лики. Воронов… он был одержим. Я его… я его утихомирил. Во имя Комитета… Вечного Равновесия… убил вашего Воронова. Ха-ха-ха.
Поэтому Сериков, который в числе остальных сотрудников слышал эти признания и видел Капустина, был вынужден принять мой рассказ за чистую монету.
Следак скривил губы в гримасе брезгливости, но промолчал.
После тщательного осмотра кладбища мы вернулись в отдел, где нас уже ждал полковник Безрадостный. Его лицо, обычно угрюмое, сейчас выражало странную смесь ужаса и дикого облегчения. Причиной ужаса был тот факт, что убийцей Воронова оказался старший участковый, а облегчения — что дело, как ни крути, не превратилось в висяк.
— Объясняйте, — коротко бросил Василий Кузьмич, как только я, Семёнов и Сериков вошли в его кабинет. Но в глазах начальника отдела я отчетливо увидел мольбу: «Скажите что-нибудь, что я смогу понять и доложить начальству».
Семёнов откашлялся и начал по накатанной:
— Товарищ полковник, Капустин давно вел себя странно. Педантичность переросла в манию. В какой-то момент он начал следить за Вороновым. Капустин решил, что Воронов роет старые курганы и могильники, а значит, он слуга дьявола. Потом, так уж вышло, Воронов пришел в отдел, хотел как раз написать заявление о том, что его преследует старший участковый, но первый, кого он встретил, был именно Капустин. Тут капитана окончательно коротнуло. Он совсем съехал с катушек. Решил убить парня.
Полковник тяжело вздохнул, затем, сняв фуражку, вытер потный лоб платочком. Похоже, ему стало значительно тревожнее. Я решил вмешаться, пока Василия Кузьмича не разбил инсульт на нервной почве, и добавил:
— Капустин сам во всем признался. В убийстве Воронова. Говорил, что спас город от нечисти. Документы на увольнение по причине психической неадекватности, уверен, можно оформить задним числом. Чтобы избежать лишних вопросов. Ну и чтоб не порочить доброе имя нашего отдела. А еще… Можно ведь преподнести все с такой стороны… Мол, советская милиция настолько принципиальна и справедлива, что никогда не будет покрывать «своих». Ну… Вы понимаете, товарищ полковник?
Безрадостный смотрел на меня несколько секунд, его мозг явно переваривал предложенную версию. Она была бредовой, но… единственной, которая хоть как-то укладывалась в рамки советской реальности. Официальное заключение психиатра поставило бы жирную точку.
Лицо полковника медленно прояснялось. Дело раскрыто. Виновник — «один уволенный ранее по причине психической неадекватности сотрудник». Репутация отдела спасена. Более того, сотрудники проявили героизм, обезвредив буйного сумасшедшего.
— Хорошо, — выдохнул Безрадостный. — Оформляйте все по протоколу. Сериков! — крикнул он следователю, который с нескрываемой досадой наблюдал, как громкое дело уплывает у него из рук. — Поможешь Петрову и Семёнову с бумагами. И чтоб никаких лишних подробностей! Ясно?
— А как же с трупом быть? Ну с тем фактом, что его перетащили… — Начал было следак. Его настолько давила жаба, что он хотел прицепиться хоть к чему-нибудь.
— Я тебе сейчас перетащу! Я тебе так перетащу! — Рявкнул полковник, багровея лицом. — Дело раскрыто! Ясно? Никто ничего никуда не тащил. А если и тащил, то что взять с сумасшедшего. Ясно⁈
— Ясно. — Ответил Сериков, а потом бросил на меня взгляд, полный такой чистой, незамутненной ненависти, что, казалось, воздух заискрился от напряжения. Он понимал, его обошли, слава досталась кому-то другому, но спорить с полковником было себе дороже.
Остаток дня прошел в бумажной круговерти. Мы с Семёновым, как зомби, писали объяснительные, рапорты, акты. Версия о невменяемости Капустина была принята за основу. Его срочно уволили задним числом, списав все странности в поведении на начинающееся психическое расстройство.
К вечеру, когда последние бумаги были подписаны, мы с Виктором остались одни в кабинете участковых. Давление всеобщей суеты спало, и в комнате повисло тяжелое, невысказанное молчание. Пришло время для самого трудного разговора.
Семёнов сидел, уставившись в пол, его могучие плечи были опущены. Он выглядел разбитым и постаревшим.
— Ваня… — начал старлей, не поднимая взгляда. — Я… я не знаю, что сказать. Прости.
— Объясни, — попросил я тихо. — С самого начала.
Семёнов тяжело вздохнул и начал свой рассказ. Голос его был глухим, лишенным всяких эмоций.
— Бабка… Таисия… была сильной ведьмой. Не знахаркой, не шептуньей. Настоящей. Она пыталась меня учить, но я… я боялся этого. После армии пришел в милицию. Думал, убегу. Но сила… она никуда не делась. Я чувствовал нечисть. Видел вещи, которые другим не доступны. И я пытался… тайком, по-своему, поддерживать баланс. Просто отказывался наследовать силу. А потом… бабка умерла. Я поехал разбирать вещи, чтоб закрыть дом, и нашел ее гримуар. «Сердце Змеи». Бабка прятала его. Я почувствовал исходящее от него зло. И… испугался. Не за себя. За всех. А потом она начала мне сниться. Честное слово. Чуть ли не каждую ночь. Смотрела на меня и говорила: «Он придет за ним. Древний. Хитрый. Будь осторожен, внучек». А тут видишь, какое дело… Я же не обычный человек. Если мне такое снится, значит… Быть беде. Я пытался понять, как уничтожить книгу. Выяснил, что нужен другой артефакт. «Скипетр Ночи». Стал искать. А потом… появился ты.
Семенов посмотрел на меня, в его взгляде читалось раскаяние.
— Я сразу понял, что ты не обычный лейтенант. Чувствовал исходящую от тебя… другую энергию. Но подумал… может, ты тот, кто прислан забрать книгу? Или наоборот, забрать Скипетр? Про инквизицию бабка тоже рассказывала, но у тебя на лбу ведь не написано, кто ты. Я решил тебя опередить. Найти Скипетр первым и уничтожить оба артефакта. А для этого… мне пришлось врать. Притворяться простаком. Использовать тебя. И из-за этого… из-за моей трусости и глупости… пострадали люди. Воронов. Аня. Да… Насчет Ани. Ерунда какая-то была. Затмение. Наверное, и правда сила должна работать. Иначе крыша едет.
Виктор замолча, снова уставившись в пол.
Я тоже молчал. Во мне боролись обида, злость и… понимание. Он не был злодеем. Он был особенным, но человеком. Он пытался справиться с наследием, которого никогда не просил, пытался сделать что-то правильное самыми неправильными методами.
— Почему не сказал мне? — спросил я, мой голос прозвучал резче, чем хотелось. — С самого начала? Мы могли бы работать вместе.
— Говорю же, был неуверен, — честно признался он. — Боялся, что ты и есть злодей. Боялся, что заберешь книгу и… исчезнешь. Или того хуже — что ты окажешься на стороне того, кто за ней охотится. Я доверял тебе как напарнику, Ваня. Но как инквизитору… Нет. Прости.
Я долго смотрел на него. На этого усатого богатыря, который всю жизнь прожил в страхе перед частью себя. И злость потихоньку уходила, вытесняемая симпатией.
— Ладно, — выдохнул я. — Проехали. Но, Виктор, давай договоримся. Со мной все в открытую. Никаких секретов. Ты — чернокнижник. А я — инквизитор. Договорились?
Семёнов медленно кивнул и улыбнулся.
— Договорились.
Мы обменялись крепким, мужским рукопожатием и благополучно разошлись по домам.
Ночью, вместо того, чтоб заслуженно отдыхать, я занялся еще одним важным делом. Требовалось доложить о случившемся основному начальству.
Ритуал связи с Лилу провалился в прошлый раз, но сейчас у меня был мощный козырь — выполненное задание и тонна праведного гнева.
Я сразу приготовил картошку, куриную лапку и свечи. Расставил все по дурацкой схеме из «Справочника», чувствуя себя полным идиотом. Но другого способа не было.
— Во имя бюрократии вечной, — пробормотал, зажигая свечи, — И всех канцелярских крыс в аду… Лилу, выходи на связь. У нас разговор серьезный.
Комната поплыла. Краски поблекли, звуки исчезли. Я снова оказался в том самом сером, безликом кабинете чистилища. За столом, поправляя стопку файлов, сидела Лилу. На ее лице играла сладкая, раздражающая улыбка.
— Ну что, агент «Урыпь-01»… — начала она, но меня сразу же «понесло».
— Хватит! — рявкнул я, затем подскочил к столу, оперся о него руками и подался вперед, едва не уткнувшись носом в Лилу. Бумажки, так трепетно укладываемые кураторшей в стопку, полетели на пол. — Ты знала! Ты знала, что в этом чертовом N-ске готовится целый апокалипсис! Ты знала, что Капустин — не мой информатор, а засланный демоном казачок! Это была ловушка! Ты использовала меня как приманку!
Лилу даже бровью не повела. Она медленно собрала разлетевшиеся бумаги и аккуратно сложила их обратно на стол.
— Милый мой Артём, — сказала кураторша с ледяным спокойствием. — А разве ты его не предотвратил? Апокалипсис. Пункт 14-б «Нейтрализация угрозы высшего уровня» тобой исполнен. И, я бы сказала, блестяще. Капустин… Ну, да. Мы знали, что он вступил в сделку с Бельфегором. И да, мы знали, насколько все далеко зашло. Мог ли ты погибнуть? Конечно. Но для тебя разве это что-то изменило бы? Ты и так, условно говоря, мертв. Однако твоя способность к импровизации и… установлению нестандартных контактов… превзошла все ожидания. Поздравляю, инквизитор. Ты успешно прошел испытательный срок. Бельфегор уже получил повестку. Теперь он не сможет взаимодействовать в миров Яви. Вообще никак.
Я смотрел на Лилу, не веря своим ушам. Испытательный срок? Это было всего лишь тестовое задание?
— У вас… — я с трудом подбирал слова. — У вас вообще есть совесть? Мне обещали исправить ошибку и даровать покой!
Лилу рассмеялась. Ее смех был похож на звон разбитого стекла.
— Покой? Милый мой, сотрудник, проявивший такие выдающиеся способности не может идти на покой. Ты знаешь, сколько у нас подобных ситуаций назрело? Такой агент, как ты, сейчас на вес бюрократического золота! У нас для тебя новое, срочное задание. Очень интересное.
Лилу протянула мне тонкую, но на удивление тяжелую папку. Я с ненавистью взглянул на нее, но все же открыл.
ДОСЬЕ: «ПРОЕКТ АДОЛЬФ», дата:1927 год.
Локация: Берлин, Веймарская республика.
Описание угрозы: Зафиксирована аномальная концентрация темных сил неестественного происхождения. Источник — малоизвестный политик и демагог национал-социалистической партии. Силы тьмы готовят своего ставленника к власти. Цель — создание глобального очага ненависти и разрушения, способного нарушить баланс во всем мире.
Задание: Проникнуть в окружение, идентифицировать каналы влияния, нейтрализовать источник угрозы.
Примечание: Агент будет внедрен под легендой. Подробности в приложении.
Я поднял глаза на Лилу:
— Речь идет… это же… о том, о ком я думаю? Но ты не можешь не знать, чем все закончится!
Кураторша ухмыльнулась, довольная произведенным эффектом.
— И что? Мы все равно должны попробовать хотя бы свести к минимуму последствия деяний этог… кхм… человека. Тем интереснее будет работа, не правда ли? Не волнуйся, твой немецкий безупречен. Вернее, будет таковым. Мы выбрали для тебя прекрасную оболочку. Молодой немец, с чистой арийской кровью. Билет, документы и форма уже ждут. Время поджимает, агент «Упырь-01».
— Подожди, а Иван? Иван Петров?
— К сожалению, около двух минут назад лейтенант Петров скончался в комнате общежития. Сердце не выдержало. Ну… Ты помнишь. Молодое, горячее, все дела… В N-ске теперь следить за порядком будет Виктор Семёнов. Видишь ли, он долгое время не хотел принимать свою силу, но… Обстоятельства подтолкнули его к правильному решению. Семёнов из очень мощной, очень сильной семьи чернокнижников. Его отказ от наследства был большой потерей для нас.
— Ну вы… Ну вы и своло…
— Аккуратно! — Лилу взмахнула рукой, не дав мне договорить. — Напомню, что мы работаем не только на тех, кто там, — Она ткнула указательным пальцем в пол, а затем подняла руку и указала на потолок, — Но и на тех, кто там. А их не принято называть бранными словами. Моветон. Артем, ну что ты как ребёнок, право слово. Было задание, оно выполнено. Все. Теперь следующий этап. Но сначала… Не хочешь ли ты рассказать мне, куда дел артефакты?
Я усмехнулся Лилу прямо в лицо, а потом наглым тоном ответил:
— Не хочу. Потому что хрен вам, а не артефакты. Мы их уничтожили. Но чтоб никто не помешал, попросили Смотрителя кладбища прикрыть нас, пока занимались полезными для человечества делом. Нет больше ваших артефактов. Я, знаешь ли, никому не верю. Особенно, если учитывать, что ты работаешь не только на этих, — Я поднял указательный палец вверх, ткнув в потолок, а потом топнул ногой и посмотрел в пол, — Но и на тех. Мало ли, чего захочется твоему начальству. Так что, можете меня увольнять за профнепригодность.
Кураторша усмехнулась, покачала головой и сделала легкое, прощальное движение рукой. В ту же секунду серый кабинет поплыл у меня перед глазами. Последнее, что я увидел, — это ее ехидную улыбку.
Очнулся я в вагоне поезда. Передо мной, на соседней полке, прямо на одеяле лежала та самая папка, а рядом с ней — потертый кожаный чемодан.
Я медленно поднялся, подошел к чемодану, открыл его. Внутри, сверху аккуратной стопки вещей, лежали документы на имя некоего Йозефа Рейхса, билет на поезд Цюрих — Берлин и пистолет Luger P08 (Parabellum).
— Да чтоб вам… — Вырвалось у меня вслух.
Я тяжело вздохнул, затем поднял взгляд и поймал свое отражение в запотевшем оконном стекле — молодое лицо, со светлыми, вьющимися волосами и прямым профилем, достойным быть отчеканенным на монетах.
— Ну что ж, — прошептал я своему отражению. — Поехали, товарищ инквизитор. Эта командировка, похоже, затянется надолго.