Суккуб испарился, оставив после себя въедливую вонь паленого волоса и какой-то тошнотворной тухлятины. Я постоял в подвале еще пару минут, прислушиваясь. Вопли и ругань, доносившиеся сверху, утихли. Значит, мурлыканье этой крысоподобной твари прекратило свое действие. Все. Миссия выполнена.
Теперь нужно было ненавязчиво свалить из общаги, желательно, избежав очередных разговоров с Семёновым. Мне самому, если честно, немного тошно от рассказов про биологическую заразу и американских шпионов. Ибо выглядит это как самый настоящий бред. Но…
Другого объяснения творящихся в N-ске непотребств, как и моих достаточно странных, надо признать, действий, пока нет. И очень вряд ли будет. Потому что я, например, затрудняюсь каким-то иным способом оправдать тот факт, что ради спасения чести Федора и психического здоровья женщин, живущих в общаге, бегаю по подвалу со стеклянными шарами в руках.
Мне повезло. Наверху царил новый хаос, но теперь больше напоминающий день всеобщего покаяния. Дамы со смущенным бормотанием, потирали виски и поправляли растрепанные прически. Они с абсолютным непониманием разглядывали друг друга и окружающий разгром. Судя по их растерянным лицам, женщины коллективно забыли все, что здесь происходило. Учитывая выдранные волосы и порванные платья, они понимали, явно вышла какая-то ерунда, но не могли сообразить, какая.
Комендантша, утирая слезы счастья, уже пыталась навести подобие порядка, заодно, с ехидным удовольствием, в красках и подробностях рассказывая особо активным дамочкам, какую вакханалию они тут устроили.
Дамочки ахали, охали, повторяли как заведённые: «Брешешь! Быть того не может⁈ Я⁈ Федору свое тело предлагала⁈ Машку за косу тягала⁈ Не может быть!», но при этом понимали, что скорее всего комендантша говорит правду. Потому как имеются свидетели, да еще в лице советской милиции, которая вряд ли стала бы их оговаривать.
Капустин, красный и помятый, но довольный, что все закончилось, помогал дворнику Федору слезть с крыши. Тот, бедолага, дрожал так, что, кажется, готов был снова залезть обратно при малейшем признаке очередной влюбленности. На женщин он смотрел с опаской и старался держаться за спиной участкового.
Я тихонечко проскользнул к выходу, собираясь по-английски свалить из общаги. Но… Не тут-то было. Возле входной двери общежития отирался Семёнов.
Заметив мое появление, старлей тут же отодвинул в сторону очередную влюблённую страдалицу, которая со слезами на глазах просила Семенова побожиться, что какой-то Иван о случившемся не узнает, и направился ко мне. Смотрел Семенов на меня с восхищением.
— Ну ты даешь, Ваня! — прошептал он, когда мы отошли в сторону. — Как ты это сделал? Десять минут — и они уже как шелковые! Всю их дурь прямо ветром сдуло! Ты их… обработал чем-то? Снова реагентом?
— Примерно так, — кивнул я, заодно прихватив кейс, который на время активных оперативных мероприятий спрятал за дверью. — Антибактериальная обработка. Шпионы, Витя, шпионы… Они теперь везде новые средства применяют. Психо-физиологические.
Семёнов сглотнул, с благоговением посмотрел на кейс, потом на меня.
— Надо доложить полковнику. Это ж прорыв! Нас, наверное, в Москву вызовут. К высшему руководству.
— Не стоит, — быстро отрезал я. — Секретная разработка. Моя личная. Полная конспирация. Ты же понимаешь. Нужно убедиться, что все работает, нужно вычислить шпиона, а потом уже…
Я сделал неопределенный жест рукой, больше похожий на то, будто мне в голову пришла нелепая мысль рисовать в воздухе вензеля. Что «потом» Семёнов не понял, но на всякий случай несколько раз кивнул.
Затем со значением подмигнул мне, изобразив на лице загадочное выражение, свойственное человеку, причастному к государственным тайнам.
— Ага… Ну ладно. Молчок. Только… Вань, а Федор-то что? Он теперь, получается, герой-любовник? Смотри, какая очередь из баб образовалась — извиняются перед ним.
Я оглянулся. Дворник Федор, все еще бледный как полотно, сидел на лавочке, вокруг него толпились смущенные женщины, наперебой предлагая ему то стакан воды, то валерьянки, то опять-таки борща. Федор в ответ только бестолково кивал, видимо, пребывая в глубочайшем посттравматическом шоке.
— Пройдет, — вздохнул я. — И Федор забудет. Они все забудут. Это… побочный эффект обработки. Амнезия.
На самом деле, я не мог сказать наверняка, что произошедшее не будет иметь последствий. «Справочник» умалчивал о долгосрочных «побочках» для жертв суккуба. Кстати… Я же, получается, только что изгнал нарушителя из мира Яви. А значит, мне нужно писать отчет…
Вернувшись в свое общежитие, первым делом скинул форму, пропахшую подвальной плесенью. Потом метнулся в кухню, нажарил себе целую сковороду картошки, обнаруженной в ящике с номером моей комнаты, стрескал практически все. Самое интересное, я не ходил за продуктами, потому что тупо не до этого было, а они, продукты, один чёрт исправно появлялись. Да, скромненько, без изысков, но тем не менее.
Еще полчаса потратил на то, чтоб написать отчет о произошедшем. Уж что-что, а бумажная волокита для меня дело привычное. Сложил аккуратно листочки в папку с Договором и принялся соображать, как передать отчет начальству. Никакой подходящей идеи в голову не пришло. Я открыл папку, собираясь вытащить исписанную моим почерком бумагу, но… Ее там не оказалось.
— Это что за прикол? — Спросил сам себя, с удивлением пялясь на Договор.
Потом решил, что, наверное, именно таким образом отправляется корпоративная почта, успокоился и рухнул в койку. Сознание отключалось мгновенно, будто кто-то выдернул штепсель из розетки. Последней моей мыслью было: «Черт бы побрал всю эту инквизиторскую службу…»
Утро пришло слишком быстро, настойчиво, с характерным советским акцентом — в лице дежурного по общежитию, который постучал в дверь и прокричал, что кто-то оставил в туалете мусор. И что если этот «кто-то» — я, то мне надлежит немедленно исправить столь вопиющее безобразие. Правда, через минуту то же самое было сказано и соседям, поэтому я особо не стал дёргаться. Тем более, точно был уверен, мусор не мой.
Сполз с кровати, взял полотенце и отправился в душ. Надо было как-то привести себя в порядок. Голова гудела, словно в ней всю ночь гуляла свадьба с тремя баянами.
Потом залил в себя стакан холодного чая, надел свежий китель и поплелся в отдел. Попутно пытался сообразить, где мне постирать тот, в котором был вчера.
В отделении уже во всю шла активная жизнь. Я прямым ходом двинулся в сторону своего кабинета, но сделав несколько шагов, остановился на месте.
В коридоре, неподалёку от «дежурки» происходило нечто крайне невероятное. Капитан Сериков, злобный циник и, лично по моему мнению, редкостная сволочь, с сияющей, почти детской улыбкой раздавал проходящим мимо сотрудникам… конфеты. В руках следак держал огромный бумажный кулёк, откуда он со счастливым выражением лица горстьми вытаскивал сладости.
— Пожалуйста, Мария Ивановна, возьмите, — говорил он местному делопроизводителю, его голос буквально источал елей и почти мироточил. — Вы так хорошо работаете! Спасибо вам за ваш труд!
Мария Ивановна, женщина сорока пяти лет, как и все, привыкшая к едким замечаниям следователя, взяла конфету «Буревестник» с таким видом, будто ей вручили что-то очень опасное.
— Эдуард Платонович… а вы… в порядке? — Осторожно поинтересовалась она.
— Конечно! Как никогда! — рассмеялся Сериков, а потом, заметив, что я стою неподалёку с открытым ртом и пялюсь на него, широко улыбнулся, развел руки в стороны и направился ко мне. — Иван Сергеевич! Доброе утро! Как же рад вас видеть!
Я физически ощутил, как моя челюсть медленно опускается ещё ниже. Семёнов, в этот момент вывернувший из-за угла, замер рядом со мной.
— А что это с ним такое? — Растерянно спросил старлей, с легким испугом глядя на Серикова, который буквально фонтанировал счастьем и любовью к ближним.
— Не знаю… — Ответил я, хотя, чего уж скрывать, прекрасно знал.
Мне ведь Бесов говорил, что после посещения ведьминской бани следак изменится. Просто я не ожидал, что настолько и в такую сторону.
— Товарищ капитан… — осторожно начал я, едва Сериков оказался рядом со мной. — Вы как себя чувствуете?
— Прекрасно! — восторженно сообщил нам с Семёновым Эдик, а потом вообще похлопал меня по плечу, будто мы с ним самые настоящие друзья. — Спасибо вам, Иван Сергеевич! Вы потрясающий человек! Если бы не вы, я бы никогда не побывал в таком замечательном месте и не прошел бы курс… очищения. Это был ценный опыт. Очень ценный.
Следак сунул мне в руку целую горсть конфет. Я молчал, не в силах найти слов.
— Он с утра такой, — Тихонько сообщил нам с Семёновым один из оперов, проходивший мимо. — Всех благодарит, всем улыбается. Капустину даже предложил помочь с отчетом. Капустин, чуть в обморок не упал. Я, говорит, пять лет с ним работаю, он мне ни разу «спасибо» не сказал, а тут… помощь.
Семёнов испуганно посмотрел на меня.
— Вань, а он не… того? Может, тоже какая-нибудь зараза прицепилась? Не опасно это?
— Это последствия… банных процедур, — выдавил я. — У Эдика вчера случилось оздоровление. Полная перезагрузка морального облика.
— Ну, если оздоровление… — Семёнов недоверчиво покосился на сияющего Серикова, который уже отошел от нас и теперь двигался по коридору в сторону лестницы, направо и налево раздавая конфеты. — Только как-то жутковато. Лучше бы он вел себя, как раньше. Это привычнее.
— Ага… — Буркнул я, а потом, решив воспользоваться моментом, рванул вслед за Сериковым.
— Товарищ капитан, по делу Воронова появилась зацепка. Наш студент ехал в Геленджик, к некой Марии Зотовой. Нужно сделать запрос, проверить… — Начал я, ожидая в ответ сарказма, подколов, вопросов об источниках. Но следак засиял еще сильнее. Будто я сообщил ему самую лучшую новость столетия.
— Прекрасно! Блестящая работа, Иван Сергеевич! — Он снова хлопнул меня по плечу. — Молодец! Я немедленно дам указание отправить запрос в Геленджик! Все силы — на раскрытие! Если что, обращайтесь, рад помочь коллеге!
Эдик кивнул мне, повернулся и пошел к своему кабинету, продолжая на ходу распихивать конфеты ошалевшим от столь странного поведения сотрудникам.
— Нет, это ненормально, — пробормотал Семёнов. — Сейчас конфеты, а потом что? Он нам цветы на столы ставить начнет? Ладно. Идем. Дело не в проворот.
Мы со старлеем направились к комнате, где обитали участковые, но нас перехватил Капустин. Вид у старшего участкового был крайне взволнованный.
— На рынке! — выпалил он. — Спекулянт! Фарцовщик! Торгует иконами и крестиками, наглец! Уже третью облаву сорвал! Ребята из БХСС его тихо ненавидят. Хитрая сволочь. Если чует, что его собираются брать, сворачивается за секунды и — юрк! След простыл! А главное, никаких зацепок, никаких хвостов.
— Здо́рово. — Нахмурился я. — Мы при чем?
Тут же, в ответ, со стороны Капустина и старлея мне прилетели такие возмущенные взгляды, что я предпочел заткнуться и вспомнить, в каком времени нахожусь.
— Борьба со спекулянтами — дело чести для любого милиционера. — Торжественно сообщил мне Капустин, — Статью 154 УК РСФСР, вообще-то, надо чтить. Не находишь, лейтенант? Конкретно этот спекулянт, похоже, особенно ловок. Он уже несколько раз обводил вокруг пальца наших «коллег». Мы должны помочь.
Семёнов с умным видом кивнул:
— Точно, товарищ капитан. Эту заразу надо искоренять. Ну, поехали, Ваня.
Я молча двинулся вслед за старлеем, который решительно направился к выходу. Мысленно похвалил себя за то, что с утра сунул в карман маленький пакетик с солью и склянку святой воды. Решил, мало ли. Слишком часто в последнее дни мне приходиться использовать инструменты инквизитора.
Просто моя пока еще единственная встреча с фарцовщиком имела некоторые особенности. Спекулянт оказался настоящим бесом. Поэтому, есть вероятность, что этот тоже будет иметь отношения к нечисти.
Рынок «Железнодорожный», как и большинство организаций в этом городе, название имел определённое. Мне кажется, была бы воля местных жителей, они бы вообще все, что есть, привязывали к железной дороге.
А еще, как все рынки, он был шумным, пестрым и дурно пахнущим. Здесь торговали всем, чем только можно — от свежей рыбы до шмоток.
Мы с Семёновым осторожно, стараясь затеряться среди людей, что в милицейской форме, прямо скажем, было совсем непросто, приблизились к месту, где, по словам Капустина, обычно ошивался интересующий нас гражданин.
— Вот он. — Тихо шепнул мне Семёнов, указывая на тощего, вертлявого мужичка в кепке и потрепанном пиджачке. — Описание совпадает. Точь-в-точь. Смотри, бородавка на носу есть? Есть. Цвет глаз карий? Карий? И морда у него вороватая.
Мужичок и правда выглядел немного подозрительно. В этой рыночной толчее, где люди сновали туда-сюда, он стоял на месте, опираясь плечом о стену мясного павильона. Вид у мужика был такой, будто он здесь оказался невзначай, но взгляд, настороженный и напряжённый, «бегал» по толпе. У ног мужика лежал платок, на котором я успел заметить что-то блестящее. Более подробно рассмотреть не получалось. Люди толкались рядом с нами со всех сторон.
— Ой, товарищи милиционеры! А что это вы тут делаете? — Раздался вдруг громкий, насмешливый голос одной из торговок молочными продуктами.
Так понимаю, «добрая» женщина подала спекулянту знак, дала понять, что пора сваливать.
Мужик резко повернулся на голос торговки, увидел нас с Семёновым. Но не побежал сразу. Вместо этого он резким движением свернул свой платок с товаром в тугой «комок», сунул его в рюкзак, стоявший, тут же, у его ног, а потом… подмигнул то ли мне, то ли старлею, то ли нам обоим, и резко рванул в толпу.
— Стоять! — заорал Семёнов, бросаясь в погоню. Я, само собой, тоже бросился.
Спекулянт петлял между рядами с невероятной ловкостью. Он не просто бежал — он будто растворялся в толпе, внезапно меняя направление, а потом появлялся снова. Такое чувство, что мужик путал нас, специально позволяя видеть его спину. Вёл в нужную ему сторону.
Семёнов, бегущий слева от меня, в какой-то момент рванул вправо, уверенный, что преследуемый свернул туда. Но я был готов к подобной хитрости. Наша цель сделала обманный маневр. На самом деле он юркнул в узкую, почти незаметную подворотню между хлебным павильоном и «молочкой».
— Витя, не туда! — крикнул я старлею, но тот уже скрылся в толпе.
Я остановился, подумал буквально секунду, а потом, не теряя времени, свернул туда же, куда нырнул спекулянт.
Это оказался тупик, который упирался в кирпичную стену, огораживающую рынок.
Здесь было грязно, сумрачно и пахло кислой капустой. Спекулянт стоял спиной ко мне, опираясь рукой о стену. Рюкзал лежал возле его ног. Услышав мои шаги, он обернулся. На лице мужика появилось выражение не столько испуга, сколько крайнего удивления.
— Ничего себе, — выдохнул он. — Как ты меня нашел? Я же глаза отвел тому усатому… Точно отвел! Черт… Придется теперь и тебе мозги чистить… Не люблю я всю вашу легавую братию. К вам в башку залезть, что в помои окунуться.
— Не повезло, — ответил я, медленно приближаясь. — А насчёт башки — не советую. Будут последствия.
Спекулянт пристально посмотрел на меня, его удивление сменилось пониманием. Карие, чуть раскосые глаза сузились.
— А-а-а… — протянул он. — Так ты… не обычный мент. Ты… инквизитор. Вот гадство… Не почуял сразу. Вонища тут такая, запахи перебивает. Я про тебя слышал.
Я не стал ни подтверждать свою должность, ни отрицать ее. Просто молча двигался к спекулянту, который, вот ведь совпадение, снова оказался нечистью. Как и Бесов. Собственно говоря, интуиция меня не подвела. Вот и пригодятся мне соль да святая вода.
— Ну, браток, тогда уж извини. — Мужик развёл руки в стороны, — Сдаваться обычным ментам мне нежелательно. Вопросы будут, сам понимаешь. А это однозначно нарушит Договор. Я, может, человеческий закон мало чту, однако Договора придерживаюсь. Сам теперь разбирайся, раз ты инквизитор.
А затем, после туманной фразы, товарищ спекулянт сделал нечто совершенно неожиданное. Он начал… раздеваться.
— Э-э-э, гражданин, — Я замер на месте, с удивлением таращась на этого извращенца. — Избавьте меня от вашего доморощенного стриптиза, ладно? Просто давай спокойно поговорим.
Но он уже стащил пиджак, рубашку и принялся расстегивать брюки.
— Не волнуйся, — бормотал спекулянт, снимая ботинки и спуская штаны. — Одежду только сует в рюкзак. Она мне еще пригодится.
Вот тогда-то я все понял. Вспомнил парнишку с кладбища. Если нечисть начинает раздеваться, значит передо мной — оборотень и сейчас случится трансформация.
Я мысленно представил могучего волка или, на совсем поганый случай, огромного медведя, сжал в кармане склянку со святой водой и приготовился к серьёзной стычке.
Однако то, что произошло дальше, меня, мягко говоря, удивило. Раздался хруст костей, не громкий, а скорее похожий на тихий треск. Тело спекулянта начало уменьшаться, покрываться короткой шерсткой. Его нос вытянулся, уши заострились… И через несколько секунд передо мной, виляя обрубком хвоста, стояла… такса. Рыжая, коротколапая, с умными и теперь уже откровенно виноватыми глазами.
Я не сдержал смеха. Это был нервный, истеричный хохот.
— Вот черт, — я ржал, аки конь, вытирая слезы, — Такса? Серьезно? И это твоя грозная звериная форма?
Такса раздражённо заскулила, потом подбежала к своей одежде, ткнула в нее носом. Я вздохнул, поднял пиджачок и рубашку, сунул их в рюкзак, затем наклонился и взял таксу на руки. Она была теплой и удивительно тяжелой для своих размеров.
— Ладно, дружок, — сказал я. — Погуляли и хватит.
Я вышел из подворотни как раз в тот момент, когда Семёнов и два патрульных, запыхавшиеся, злые, возвращались с пустыми руками.
— Упустили, гада! — выдохнул старлей. — Словно сквозь землю провалился! А это что у тебя?
— Рюкзак нашел, — показал я свою ношу. — Бросил, наверное, наш спекулянт. И собаку еще. вот подобрал. Не похоже, что бездомная. Может, потерялась.
— Ах ты ж, скотина! — старлей удрученно покачал головой, намекая на фарцовщика, которого мы упустили. Затем с искренним сочувствием посмотрел на таксу. — Хозяина потеряла, бедолага. Ути, какая хорошенькая…
Он протянул руку, чтобы почесать собаку за ухом. Реакция была мгновенной. Рычание, больше похожее на львиный рык, прозвучало достаточно угрожающе. Такса оскалила зубы и рванулась к пальцам Семёнова. Витя едва успел отдернуть руку.
— Ой ты! — удивился он. — Какая злющая!
— Видимо, испугалась, — поспешно сказал я, прижимая таксу к себе. — В сторонку отнесу, отпущу. Авось, хозяина найдет.
— Ладно, — Семёнов с опаской смотрел на собаку. — А рюкзак сдай в вещдоки. Молодец, Ваня, хоть не с пустыми руками.
Я быстрым шагом покинул территорию рынка, отошел за угол первого же дома, поставил таксу на землю и вытряхнул из рюкзака одежду.
— Сейчас уйду, чтоб не видеть тебя в чем мать родила. Ты превращайся назад и слушай сюда, — строго сказал я. — Больше не светись в этом городе. И запомни — Договор не нарушать. Твоя торговая деятельность привлекает внимание. Иначе в следующий раз серебро попробуешь. Понял?
Такса посмотрела на меня своими умными глазами, а потом кивнула. Да, черт побери, кивнула! Я развернулся и пошел прочь, намереваясь оттащить рюкзак в отдел. Однако, как только сделал несколько шагов, за спиной раздался сначала уже знакомый треск, а потом насмешливый голос:
— Не там землю носом роешь, инквизитор. Ищи того, кто сам ищет. Он идёт. Он скоро будет здесь.
Меня будто током ударило. Нечто подобное уже мне говорили. Буквально вчера. Суккуб. Я резко обернулся, однако на том месте, где оставил таксу и вещи, уже ничего и никого не было.