У рифов Армагеддона

I У банки Трумана, Бухта Южный Хауэлл

— Сигнал с флагмана, сэр!

Граф Серой Гавани повернулся от места около поручней шканцев, услышав крик, исходящий от старшего из двух гардемаринов, забравшихся на марс бизань-мачты. Он сложил руки за спиной, приспосабливаясь к лёгкому движению палубы рефлексами, усвоенными за двадцать с лишним лет, проведённых в море, и стал наблюдать, как капитан КЕВ «Тайфун» воззрился на молодого гардемарина, прокричавшего сигнал.

Глаза этого юноши были приклеены к флагманскому кораблю. Звуки корабля в море — ветер, гудящей в такелаже, ритмичный плеск воды о корпус, скрип шпангоутов и мачт, пронзительные крики и посвист птиц и виверн, следующих в кильватере «Тайфуна» — текли вокруг Серой Гавани в то время как он наблюдал, как старший гардемарин напрягся, чтобы прочесть сигнальные флаги, развевающиеся на рее бизань-мачты КЕВ «Буря». Другой юноша сидел спиной к мачте, крепко придерживая на коленях большую книгу от упорного ветра, который терпеливо старался перевернуть её страницы.

— Ну, мастер Махенти? — напомнил капитан Стивирт, сердито глядя на марс бизани, пока секунды шли одна за другой.

— Я не вполне могу разглядеть поднятое, сэр, и… — начал гардемарин Махенти, а потом прервался. — У меня получилось, сэр! Числа девять и тридцать семь — сформировать боевой порядок на левом галсе, сэр!

— Очень хорошо, мастер Махенти, — сказал капитан Дэрил Стивирт, и посмотрел на ещё одного гардемарина, на этот раз выжидательно стоящего рядом с ним на шканцах.

— Поднимите подтверждение, мастер Аймз, — сказал капитан. — Давайте, живее!

— Так точно, сэр! — ответил гардемарин Аймз, и начал выкрикивать приказы морякам из своей команды.

Серая Гавань наблюдал всё это без всякого намёка на улыбку, несмотря на то, что тринадцатилетний голос Аймза ещё не начал ломаться и то, что самый младший из моряков под его командованием должно быть был в два раза старше его. Граф когда-то стоял на месте Аймза, и этот юнец отчётливо понимал это.

Клубки ярко окрашенной ткани вывалились из кисы для флагов, после чего четыре из них были привязаны на сигнальном флаг-фале в нужной последовательности. Аймз посмотрел внимательнее, проверяя правильность сделанного, а затем отдал последнюю команду, и флаги поползли вверх. Верхний флаг достиг нок-реи и резкий рывок расправил их по ветру. Развеваясь, они повторяли сигнал с нок-реи «Бури», одновременно указывая, что сигнал с флагмана получен и правильно распознан.

Махенти не сводил глаз с флагмана. Прошло ещё несколько секунд, и затем, когда офицер-сигнальщик «Бури» спустил вниз первоначальный набор сигналов, он снова закричал вниз в сторону шканцев.

— Исполнять, сэр!

— Очень хорошо, мастер Албейр! — сказал капитан своему первом помощнику. — Положите корабль на левый галс, будьте любезны.

— Так точно, сэр! — ответил лейтенант Албейр и поднял к губам свой кожаный рупор. — Экипаж к парусам и брасам! — рявкнул он.

Серая Гавань смотрел как хорошо вымуштрованные моряки из команды Стивирта разбегаются по своим постам под крики старшин. Перестроение было сложнее, чем на борту последнего корабля Серой Гавани, но «Тайфун» был галеоном, а не галерой. При ста двадцати футах, он был на тридцать футов короче обычной галеры, и к тому же был шире и выше, что безусловно заставляло его выглядеть несколько неказистым. И, конечно, он имел три мачты, вместо одной, обычной для галеры, но были также сделаны и некоторые другие изменения.

Наиболее заметным с первого взгляда изменением — одним из тех, что обнаружил Серая Гавань, и которое больше всего расходились с его взглядом на то, как должны выглядеть корабли — было отсутствие возвышающихся надстроек бака и юта. Эти надстройки давали преимущество высоты как для защиты от абордажников, так и для возможности обстрела из мушкетов, луков и лёгких орудий сверху вниз палубы противника. Их исчезновение казалось… каким-то неправильным. Он знал, что это было глупой точкой зрения. Они больше не были нужны, и он уже заметил, насколько «Тайфун» стал лучше держаться, идя круто по ветру, так как ветер больше не давил на них. Кроме того, их устранение было важной частью усилий Мерлина и Оливира по уменьшению максимального веса и водоизмещения. Но, чтобы он там не чувствовал насчёт того, что надстройки были снесены по самую палубу, изменения в парусном вооружении были ещё более глубокими.

Его прямоугольные шпринтовые паруса были заменены тремя новыми «стакселями» сэра Дастина Оливира — треугольными парусами, установленными продольно на вынесенных вперёд леерах, поддерживающих фок-мачту, а латинские паруса с бизань-мачты были заменены «косой бизанью», гафельным продольным парусом, с широкой нижней шкаториной. Они смотрелись несомненно… странно, на взгляд Серой Гавани, но он не собирался жаловаться. Ничто не могло изменить тот факт, что квадратные паруса всегда были (и оставались) неуклюжими и неудобными при манёврах. Тем не менее, нужно было увидеть своими глазами новые кливера и бизани, чтобы поверить, что их улучшение было возможно.

Этого, конечно, было недостаточно, чтобы соответствовать поворотливости и устойчивости к рысканью «шхун», строящихся Оливиром, но кливера и косая бизань «Тайфуна» давали ему больше манёвренности по сравнению с кораблями с прямым парусным вооружением. Они были расположены до и после естественной точки разворота «Тайфуна», что давало гораздо больший рычаг воздействия, если ориентироваться только на площадь парусов, и это позволяло плыть гораздо ближе к ветру, чем позволяли прямые паруса до этого. Это означало, что при смене галса он проходил линию ветра по гораздо более короткому расстоянию, а его кливера и косая бизань давали мощный поворотный момент, когда он начинал поворот. Такая комбинация позволяла выполнить манёвр быстрее и надёжнее. При положении левентик, неосторожный капитан мог обрасопить паруса, а новое парусное вооружение позволяло кораблю вернуться на галс намного быстрее, если это происходило.

Говоря за самого себя, Серая Гавань знал, что в глубине души он всегда останется капитаном галеры, но он был слишком опытен, чтобы не понять какие огромные изменения произвели Остров Замка́, Подводная Гора и Мерлин.

«Тайфун» завершил свой манёвр, выйдя на новый курс, и Серая Гавань отошёл обратно к своему месту около планшира, восхищаясь точностью, с которой коммодор Стейнейр маневрировал кораблями его эскадры.

В дополнение ко всем своим нововведениям, Мерлин также основательно переделал методы передачи сигналов Флота. Королевский Черисийский флот развивал свой собственный свод сигналов годами, но он был ограничен достаточно простыми, прямолинейными сообщениями. Например, подъём красного флага на мачте означал построение в порядок сближения с противником. Добавка золотого кракена на чёрном фоне над Черисийским вымпелом, означала построение в порядок, атакующий противника в лоб, а под ним — атакующий с кормы. Поднятие чёрного и жёлтого полосатого флага под национальным флагом, означало приказ построиться «в линию за мной», а над ним — построение в линию шеренгой. Было просто невозможно передавать более сложные приказы… пока не вмешался Мерлин.

Барон Подводной Горы был слишком глубоко вовлечён в производство новой, модифицированной артиллерии, чтобы самому решать проблему с сигналами, поэтому он специально делегировал эту ответственность сэру Доминику Стейнейру, младшему брату епископа Мейкеля Стейнейра, который был отобран верховным адмиралом Островом Замка́ для командования «Экспериментальной Эскадрой» Подводной Горы.

Его выбрали отчасти потому, что вера его вышестоящих начальников в его лояльность — и способность защищать секреты флота — была абсолютной. Но также он был выбран из-за его потенциала. В тридцать семь лет, с более чем двадцатипятилетним мореходным опытом, Стейнейр был достаточно молод, чтобы оставаться гибким, но более чем достаточно опытным, чтобы помочь сейджину построить всеобъемлющий словарь из чуть менее восьмисот стандартных команд. Эти команды были перечислены в сигнальной книге, которую в данный момент так крепко держал руках помощник гардемарина Махенти, сидящий на марсе, и каждой из них было присвоено числовое значение.

Используя новые сигнальные флаги, основанные на «арабских цифрах» Мерлина, каждая из этих команд, которая касалась подавляющего большинства возможных манёвров, могла быть передана с использованием простого поднятия не более чем трёх флагов. Простое включение совершенно чёрного флага — уже прозванного сигнальными командами «стопором» — между числовыми флагами служило знаком пунктуации. Вставляя его, чтобы указать разрывы между отдельными значениями, несколько команд — например, приказ Стейнейра для формирования линии, за которым следовал приказ как входить в порт — могли быть подняты одновременно.

Словарь Стейнейра также содержал тысячу слов, наиболее часто нужных морякам, каждое из которых было представлено комбинацией цифровых флагов, что давало возможность обмена более сложными сигналами. И, если так случалось, что требуемого слова не было в словаре, то буквам алфавита также были присвоены определённые значения флагов. Любое слово могло быть изложено, хотя это был трудоёмкий, длительный процесс.

Результатом стало значительное увеличение тактической гибкости… до начала битвы, как минимум. Количество дыма от пушечных выстрелов, даже во время боевых действий в старом стиле, было такое, что полезность любой визуальной системы сигнализации падала практически до нуля, как только начиналась настоящая стрельба. Но любой профессиональный морской офицер знал, что возможность посылать быстрые, точные приказы подразделениям эскадры при приближении битвы всё ещё остаётся бесценным преимуществом.

— Извините, милорд.

Серая Гавань поднял глаза, приходя в себя от своей задумчивости, когда рядом с ним появился неуверенный молодой офицер.

— Да, лейтенант?

— Со всем уважением, капитан Стивирт, просил передать, что мы почти у цели.

— Ах, конечно! Спасибо, лейтенант. И пожалуйста, поблагодарите капитана от меня.

— Конечно, милорд.

Лейтенант коснулся своего левого плеча правым кулаком, отдавая честь, а затем вернулся к своим обязанностям, в то время как Серая Гавань осторожно вставил с свои уши кусочки хлопка, которые ему дал Подводная Гора.

— Играйте боевую тревогу, мастер Албейр! — Голос Стивирта звучал через вату приглушённо, но приказ был понят ясно, и традиционные басовитые барабаны начали рокотать.

Босые ноги снова застучали по деревянным палубам, когда экипаж поспешил по своим боевым постам. Не было настоящей необходимости готовиться к бою — Стивирт видел это много раз — но палуба галеона представляла из себя бурлящий поток людей, который казался полным хаосом.

Опытный глаз Серой Гавани видел, однако, скрытую под хаосом дисциплину и выучку. Там, где сухопутный житель увидел бы сумбур и неразбериху, он видел хореографически выверенные действия, и тот факт, что многое из того, что делала команда «Тайфуна» было совершенно новым, делало эту точность ещё более впечатляющей.

— Зарядите правый борт, мастер Албейр, — приказал Стивирт.

— Батареи правого борта, откати и заряжай! — прокричал лейтенант Албейр, и Серая Гавань шагнул ближе к кормовым поручням, чтобы посмотреть, как внизу на батарейной палубе расчёты орудий начали сбрасывать предохранительные тросы, которыми новомодные пушечные лафеты крепились к борту корабля. Мужчины вцепились в хвосты боковых канатов, хрипя от прилагаемого усилия, и потянули своих массивных подопечных назад от борта под громкий визг деревянных лафетов, скользящих по доскам палубы, которые были отшлифованы, чтобы облегчить их перемещение. Пушки на главной орудийной палубе «Тайфуна» были «кракенами», сделанными Эдвирдом Хоусмином. Они весили две с половиной тонны каждая, и, даже не смотря на колёса лафетов, двигались они тяжело и неохотно.

— Выбрать стопы! — прокричали командиры расчётов, объявляя о своём удовлетворении тем, что их тяжёлые орудия отодвинулись на достаточное расстояние от борта. Номер Три в каждом расчёте убрал деревянную дульную пробку, которая обычно защищала дуло от брызг, после чего Номер Два убрал свинцовый лист «фартука», который закрывал вентиляционную отдушину на закреплённых пушках, чтобы Номер Один мог прикрепить орудийный замок.

Пороховые обезьянки — мальчишки, некоторым из которых было всего семь или восемь лет — побежали каждый к своему орудию, держа в руках деревянные картузные кокоры. В каждом кокоре находился полотняной мешок, начинённый порохом, а потом зашитый, и каждая из обезьянок положила картуз на палубу рядом со своим орудием, и тут же устремилась обратно за следующим.

Номер Пять расчёта пушки подхватывал картуз и передавал его Номеру Три, который задвигал его в ствол орудия. Номер Шесть в этот момент уже выбирал пушечное ядро в гирлянде у фальшборта. Он передавал его Номеру Три пока Номер Четыре заталкивал пороховой заряд на место. Блестящее пушечное ядро — чуть меньше шести с половиной дюймов в диаметре и весящее почти тридцать восемь фунтов — пошло по стволу следующим, за ним последовал толстый круглый пыж из каболки, который не давал ядру выкатиться обратно из ствола, пока корабль маневрировал, а Номер Четыре утрамбовал их ещё ближе друг другу последним ударом прибойника.

Лафеты снова взвизгнули, когда пушки вернулись на огневую позицию. Концы стволов показались из орудийных портов по всей стороне правого борта галеона, когда «Тайфун» обнажил свои когти, а Номер Восемь и Номер Девять в каждом расчёте засунули крепкие деревянные вымбовки под стволы орудий. Лафет был сделан нисходящими ступеньками — вырезанными в его боковых стенках так, чтобы удерживать вес орудия — и орудийный расчёт использовал эти ступеньки как точки опоры, поднимая этими рычагами казённую часть орудия.

Цапфы были размещены таким образом, что казённая часть была чуть тяжелее, и после того, как вымбовки подняли казённую часть до нужной высоты, командир орудия вставил под неё подъёмный клин — простую деревянную прокладку, предназначенную для установки под казённую часть и удержания её в нужном положении. Ещё больше работая вымбовками вокруг орудий, они переместили их вперёд как можно дальше, а затем командиры вставили протравники — маленькие железные вертела — сквозь запальные отверстия, проделывая отверстия в картузах, и потянулись к запальным сумкам, которые висели у них на поясе.

Это также было нововведением. До вмешательства Мерлина, запал каждой пушки обеспечивался засыпанием пороха из порохового рога командира орудия, и, когда наступал момент выстрела, его касались раскалённым железным прутом или длинной спичкой. Но горящие спички и раскалённое железо никогда не были такими уж безопасными вещами рядом с сыпучим порохом, особенно на тесной палубе, заполненной перемещающимися людьми, так что это было большим изменением.

Теперь командиры орудий взяли гусиные перья, набитые мелкозернистым порохом, из подсумков на своих поясах и вставили их в запальники. Они оторвали провощённую бумагу, которая запечатывала засыпанный порох, и метал щёлкнул, когда Номера Два взвели оружейные замки. Спусковой механизм был переделкой «кремниевого замка» Мерлина, и был по существу идентичен замку, используемому в новых мушкетах, только без пороховой полки. Вместо этого, когда ударник двигался вперёд, кремень двигался по фрезерованной стальной поверхности и засыпал искрами наполненное порохом перо.

Полностью процесс по откату, зарядке и возврату назад занял меньше двух минут. В уме Серая Гавань уже знал, что всё это можно сделать так быстро с новыми орудиями и зарядами, но только увидев всё своими глазами, он начал понимать какие чудовищные изменения произойдут в морских сражениях. Подготовка «кракена» к выстрелу, при использовании лафета старого образца, без новых картузов, и с запалом из порохового рога, занимала, как минимум, в четыре раза больше времени.

Граф подошёл к фальшборту, осторожно держась подальше от траектории отдачи более лёгких «карронад», которые Подводная Гора специально установил на ют и бак кораблей типа «Тайфун». Они стреляли выстрелами такого же веса, как и заново расточенные «кракены», но весили в половину меньше и требовали только половину расчёта. Они так же использовали заряд меньшего веса и стреляли на меньшее расстояние, и, несмотря на то, что Подводная Гора просто их расточил — как и обновлённые «кракены» — они имели существенно меньший зазор между снарядом и каналом ствола, чем любой другой образец артиллерии, и соответственно были намного более точными на том расстоянии, на которое могли выстрелить.

Серая Гавань посмотрел вперёд. Старая галера «Принц Уиллим» и три одинаково старых, изношенных торговых судна были поставлены на якорь с интервалами в двести ярдов в относительно мелкой воде, рядом с банкой Трумана. Обширная песчаная отмель лежала достаточно далеко от обычных корабельных маршрутов, что позволяло Флоту тренироваться незаметно, а глубина была достаточно маленькой, чтобы не вызывать трудностей с постановкой целей на якорь. Сейчас флагманский корабль коммодора Стейнейра возглавлял четыре других корабля его эскадры, построенные в линию навстречу к мишеням под марселями, кливерами, и бизанями.

По сравнению со старыми галерами, которыми командовал Серая Гавань, «Тайфун», казалось, еле ползал под таким маленьким количеством парусов, и, фактически, несмотря на свежий ветер, он делал, в лучшем случае, не больше двух узлов, с едва ли пятой частью его полного парусного вооружения. Однако, эти паруса были тем, что Мерлин и Подводная Гора назвали «боевыми парусами» — ещё одно нововведение со времён Серой Гавани, когда галеры полностью спускали свои паруса и мачты перед тем как вступить в бой.

Даже при их медленном, ползущим темпе, тщательно выстроенные в линию корабли покрывали почти по семьдесят ярдов в минуту, и ожидающие их цели становились всё ближе и ближе. Серая Гавань был почти также впечатлён точность манёвров, которую демонстрировали капитаны Стейнейра, как он был впечатлён любыми другими нововведениями Мерлина. По его опыту, даже галерам было трудно точно выдерживать строй, а парусные корабли были приспособлены к этому ещё меньше. С другой стороны, к тому времени, когда флотилии галер сталкивались друг с другом в «рукопашной» битве корпус-на-корпус, сохранение строя становилось наименьшей из проблем. Но в случае с галеонами это было совсем не так, и Стейнейр и Подводная Гора безжалостно вколачивали это в головы своих подчинённых.

Ну, вот!

«Буря» поравнялся с «Принцем Уиллимом» и ранний полдень неожиданно наполнился грохочущим рёвом и дымом. Даже на таком расстоянии — двести ярдов до флагманского корабля — внезапный, одновременный залп из восемнадцати тяжёлых орудий показался Серой Гавани ударом молота по голове. Флагманский корабль внезапно исчез в плотном облаке порохового дыма, и глаза Серой Гавани расширились, когда ураган выстрелов обрушился на заякоренную галеру.

Полетели обломки и куски древесины. Галера заметно вздрогнула, когда в неё влетел железный шквал, и что-то глубоко внутри Серой Гавани сжалось, когда он представил — или попытался представить — что было бы с командой «Принца Уиллима», если бы она была на борту.

У него не очень-то и получилось. Он видел множество битв за время своей службы во Флоте, но даже самая тяжёлая галера несла не больше, чем десять или двенадцать орудий, из которых на одну цель обычно получалось навести четыре или пять. И в бортовом залпе чаще всего были трёхдюймовые «соколы», стрелявшие ядрами весом всего лишь в восемь с половиной фунтов. Он видел, что могли натворить одиночные тяжёлые пушечные ядра, как они проламывали корпуса и пробивали насквозь хрупкие тела человеческих существ в отвратительных брызгах крови, вырывали из них куски, отрывали конечности. Но он никогда не думал, что такого могут сделать двадцать таких пушек одновременно в новом «бортовом залпе» Подводной Горы.

«Буря» находилась в ста пятидесяти ярдах от своей цели. Это было достаточно далеко по большинству морских стандартов, хотя её «кракены» имели теоретическую дальность стрельбы в три тысячи ярдов. Шансы на то, что кто-то попадёт по чему-то выстрелом с палубы движущегося корабля с расстояния большего чем четверть мили, были, мягко говоря, минимальны. В действительности, большинство капитанов, ждали до последней возможности сделать единственный залп, надеясь улучить время для выстрела прямо перед самым началом абордажной схватки, когда они уже не могли промахнуться, даже если бы и попытались, надеясь забросать палубы противников шрапнелью и причинить любой ущерб абордажникам другого корабля. Однако количество пушек «Тайфуна» и его кораблей сопровождения, в купе с частотой их стрельбы, сбрасывала со счетов такие расчёты.

Даже при такой медленной скорости продвижения эскадры, и учитывая частоту стрельбы, на данной дистанции было достаточно времени, чтобы каждое орудие в бортовом залпе «Бури» успело выстрелить дважды, прежде чем её собственное движение увело её достаточно далеко из зоны, в которой она могла тренироваться в стрельбе, за корму «Принца Уиллима».

Второй «бортовой залп» был более разрозненный, так как пушки стреляли самостоятельно, в зависимости от того, насколько быстро их расчёт успевал перезарядить орудие и выстрелить. Клубящийся дым от первого залпа, докатился до заякоренных мишеней, и более чем наполовину перекрыл командам видимость, но оба бортовых залпа раздавили корпус с разрушительным эффектом. Фактически, отверстия пробитые в корпусе галеры были не такими уж и большими, но Серая Гавань, хорошо знал, что происходит внутри корпуса. Щепки — достигающие четырёх или пяти футов в длину, и целых шесть дюймов в поперечнике — летали во всех направлениях. Они выкашивали на корабле всё, словно кричащие демоны, и были способны разорвать любого несчастного моряка, попавшегося им на пути.

Другие выстрелы попали в верхнюю часть борта галеры, вырывая целые куски из её фальшборта, вызвав ещё более смертоносный шквал осколков, разлетевшихся по верхней палубе. Коммодор Стейнейр предусмотрительно разместил набитые соломой манекены в разных местах палубы корабля-мишени, и Серая Гавань видел огромные облака соломы, разлетающиеся под солнечными лучами, подобно завесе золотого тумана, который в другом случае был бы ужасающе красным, поскольку осколки и пушечные ядра разорвали манекены на части.

Затем «Буря» прошла мимо «Принца Уиллима», готовясь стрелять по первому из заякоренных купцов, а «Тайфун», следуя вслед за флагманом, подошел к потрёпанной галере.

— Приготовиться, мастер Албейр. Мы будем стрелять по-батарейно, я надеюсь, — непринуждённо сказал капитан Стивирт сквозь грохочущий рокот нескольких последних выстрелов «Бури».

— Приготовиться к стрельбе по-батарейно! — в свою очередь крикнул Албейр в свой рупор, и капитан «Тайфуна» подошёл к Серой Гавани, стоящему у фальшборта, в то время как командиры расчётов натянули талрепы, прикреплённые к орудийным замкам. Стивирт задумчиво посмотрел на приближающуюся цель, плечи его были расслаблены, а глаза сосредоточены. Наверное, это был первый раз, когда Серая Гавань действительно видел в действии новое оружие, но Стивирт и другие члены Экспериментальной Эскадры тренировались с ним уже в течение пятидневки. Капитан чётко знал, что и где будет и его левая рука начала медленно подниматься. Он на несколько секунд задержал её на уровне левого уха, а потом резко опустил вниз.

— По-батарейно, огонь по готовности! — взревел Албейр, и передние орудия громыхнули почти в тот же момент.

«Буря» выстрелила всеми готовыми орудиями, единым бортовым залпом. Орудия «Тайфуна» стреляли попарно, вместе на оружейной и на верхней палубе, как только капитаны расчётов видели цель в прицеле своих орудий, и у него было установлено девятнадцать орудий вместо восемнадцати у «Бури». Это был длинный, долгий грохот, а не один короткий рёв, и выстрелы корабля были даже точнее, чем у «Бури». Пока что Серая Гавань мог сказать, что не один выстрел не пропал зря, не смотря на расстояние, и «Принц Уиллим» трясся в агонии от попаданий в его уже покалеченные борта.

Орудия отскочили назад влекомые отдачей, деревянные лафеты громыхали по дощатым настилам, из стволов вырывались клубы дыма и ещё не догоревших остатков выстрелов. От вони сгоревшего пороха у Серой Гавани першило в носу и горле, и он был практически оглушён, не смотря на хлопковые затычки, вставленные в уши. Палуба, казалось, подпрыгнула под ногами, выбивая поверхность из-под ног, а «Тайфун» дёрнулся, когда каждая пара орудий дёрнулась от отдачи, и удерживающие верёвки передали энергию трёх с половиной тонн отскакивающей бронзы прямо на его шпангоуты. Густые, удушающие облака дыма превратили палубу в сумерки, и они медленно расходились от корабля, влекомые ветром.

Разрешив своим артиллеристам стрелять независимо, в тот момент, когда они видят цель, капитан Стивирт тем самым обеспечил им несколько драгоценных дополнительных секунд на перезарядку. В случае с «Бурей», каждый член орудийной команды отвечал за перезарядку и стрельбу так быстро, как только мог, и Серая Гавань наблюдал как они начали ещё одну, хореографически выверенную, вспышку хаоса.

На каждой пушке Номер Четыре намотал влажную тряпку на один из концов своего прибойника. Тот скользнул внутрь ствола, и шипя, погасил все угли, которые остались от предыдущего выстрела и ещё не успели потухнуть. Командир расчёта закрыл запальный канал, прижав большой палец — защищённый от жары толстым кожаным напёрстком — к его входному отверстию, чтобы предотвратить попадание воздуха в ствол и не допустить разгорания любых углей, которые мог пропустить банник, когда свежий картуз был запихнут в ствол, сопровождаемый другим ядром и пыжом. Лафеты взвизгнули, когда пушки стали возвращаться на исходные позиции. Вымбовки заскрипели, поднимая орудия, гусиные перья опять были помещены в запальники, затворы взведены, командиры расчётов натянули спусковые шнуры, убедились, что все члены их команд отскочили с траектории отдачи орудий, и дёрнули за них. Ударники дёрнулись и осыпали перья искрами, и орудия выстрелили снова.

Это был потрясающий шум, самый настоящий сумасшедший дом, который нужно было испытать на себе, чтобы поверить в него, и избитый борт «Принца Уиллима» зазиял огромными пробоинами.

Впереди «Тайфуна» снова прогремел бортовой залп «Бури», которая перевела огонь на первого из поставленных на якорь торговцев. Торговые суда по строению были более хрупкими чем галеры, и эффект от прицельного огня флагманского корабля был ещё более ужасающим. Из-за клубов порохового дыма Серая Гавань не мог разобрать детали, но он увидел, как грот-мачта мишени неожиданно задрожала и начала медленно заваливаться на борт. Когда она завалилась, он услышал потрясающий грохот, исходящий от КЕВ «Шторм», следующего за «Тайфуном», когда его носовые пушки начали палить по «Принцу Уиллиму», и покачал головой.

«Спасибо Господу, что Мерлин на нашей стороне» — подумал он.

II Цитадель Королевской Гавани, Остров Хелен

— Я впечатлён, — сказал граф Серой Гавани.

Он, Кайлеб и Мерлин стояли наверху цитадели Королевской Гавани, глядя вниз, на стоящие на якоре в бухте корабли Экспериментальной Эскадры. Арнальд Фалкан и остальные морпехи-телохранители Кайлеба ждали их на самом верхнем этаже каменной башни. Там было намного прохладнее, потому что летнее солнце над головой было жарким, и это давало кронпринцу и его спутникам некоторую приватность, так как они стояли под холщовым навесом, который тихонько колыхался на ветру, дующим над крепостью.

— Сэр Альфрид же сказал вам, что так будет, Рейджис, — ответил Кайлеб тотчас же, и Серая Гавань усмехнулся.

— Действительно, барон Подводной Горы сказал мне, что я буду впечатлён, — признал он и взглянул на Мерлина. — Он также сказал мне, что я не должен уделять много внимания твоим усилиям отдать ему все лавры за это, Мерлин.

— Полагаю, в этом есть доля правды, — признался Мерлин в ответ, полностью повернувшись лицом к графу. Его отношения с Серой Гаванью сильно отличались от того, какими они были когда-то, и первый советник саркастично поднял бровь.

— Я обеспечил первоначальный импульс, — сказал Мерлин в ответ. — И я полагаю, что многие из основополагающих понятий тоже исходили от меня. Но я никогда не имел практических знаний и опыта, чтобы претворить эти концепции в жизнь без сэра Альфрида и сэра Дастина. И работа над тактическими построениями была почти полностью проделана сэром Домиником и сэром Альфридом.

«Что», — отметил он, — «действительно было так». — Королевский Черисийский Флот давно разработал сложную тактическую доктрину для своих галер, вместе со стандартными построениями и всеми концептуальными принципами. Однако, как заметил барон Подводной Горы в первый же день, ни одно из этих построений или тактик не было построено вокруг бортового вооружения. Но его военно-морской флот привык мыслить с точки зрения разработанной доктрины, а не к какой-то балаганной драке, на которую, казалось, готовы были согласиться большинство других флотов, поэтому он и Стейнейр сели и по сути заново изобрели линейную кильватерную тактику конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков до того, как были завершены работы по первой переделке для Экспериментальной Эскадры. С тех пор они практиковали и совершенствовали её, и Мерлину их достижения откровенно внушали благоговение.

— Как я уже сказал, — продолжил он, — нам действительно нужен этот опыт. А Кайлеба было вполне достаточно, чтобы заставить всё работать, если уж на то пошло.

— Я могу поверить, что достаточно, — сказал Серая Гавань и одобрительно улыбнулся своему кронпринцу. — Кайлеб всегда был без ума от Флота.

— О, нет, он не был! — с усмешкой сказал Кайлеб. — С тех пор, как вы и отец отправили меня в море, во всяком случае! — Он посмотрел на Мерлина и драматично вздрогнул. — Здесь, в Черис, имеется такая неудачная традиция, — объяснил он. — По какой-то причине люди, похоже, полагают, что наследник трона должен знать, как работает Флот, так что они отправляют его в море в качестве гардемарина. И, — добавил он с чувством, — его старшим офицерам категорически запрещено обращаться с ним не так, как с любыми другими гардемаринами. Я не один раз «целовал дочь канонира».

— «Целовали дочь канонира», Ваше Высочество? — спросил Мерлин с поднятыми от удивления бровями, и теперь настал черёд Серой Гавани хихикать.

— Боцманская ответственность состоит в дисциплинировании гардемаринов, — объяснил он. — Это означает, что правонарушители оказываются привязанными к одному из орудий, в то время как боцман достаточно сильно порет их, так что даже гардемарин дважды подумает перед повторением своего проступка.

— О, я всегда думал дважды, — весело сказал Кайлеб. — Я просто пошёл дальше и делал это в любом случае.

— Почему-то я нахожу, что в это удручающе легко поверить, — сказал Мерлин.

— Как и я. — Серая Гавань сделал всё возможное, чтобы произвести должным образом неодобрительный взгляд. К сожалению, он отскочил от далёкой от раскаяния ухмылки кронпринца, даже не поцарапав её.

— Тем не менее, — продолжил граф более серьёзно, — эта «неудачная традиция» существует по какой-то причине, Ваше Высочество, и то, как вы это восприняли, показывает, почему. Буду честным, Кайлеб. Когда ваш отец сначала поручил это вам, часть меня подумала, что это только способ удалить сюда Мерлина без возбуждения каких-либо вопросов. Но я был неправ. Он поручил вам эту работу, так же потому, что он знал, как хорошо вы её сделаете.

Кайлеб помахал одной рукой, продолжая оставаться в достаточной степени мальчиком в глубине души, чтобы смущаться от всего, что звучало как похвала, но Мерлин покачал головой.

— Граф прав, Ваше Высочество, — сказал он, более формальным тоном, чем обычно говорил с Кайлебом в эти дни. — На самом деле, я был очень впечатлён, наблюдая за вами и бароном Подводной Горы в действии. Думаю, у вас есть природный талант к такого рода вещам.

«И», — подумал Мерлин, — «ты достаточно молод, чтобы не иметь слишком много предубеждений для преодоления этого процесса».

— Я тоже, — согласился Серая Гавань. — И я понимаю, почему вы двое оба хотели, чтобы я увидел всё это из первых рук. Я читал ваши доклады королю, и, разумеется, Кайлеб несколько раз информировал старших членов Совета, но пока ты на самом деле не видел это, ты не можешь поверить в это или понять все последствия.

Мерлин кивнул. Кайлеб должен был сам провести эти совещания, потому что даже сейчас Серая Гавань и Волна Грома были единственными советниками, которые знали правду о участии в деле Мерлина. Но даже несмотря на то, что с самого начала Серая Гавань был полностью ознакомлен с подробностями, это был его первый шанс на самом деле увидеть новое оборудование. Демонстрация была тщательно спланирована, чтобы показать новую артиллерию в действии в почти идеальных условиях, что граф прекрасно понимал, но его подлинный энтузиазм чрезвычайно поразил Мерлина. Это не было неожиданностью — первый советник был очень умным человеком, который также оказался опытным морским командиром — но это не сделало его менее приятным.

— В то же время, — сказал граф, поворачиваясь, чтобы оглянуться на стоящие на якоре корабли эскадры, — я беспокоюсь о том, сколько времени у нас есть. Очевидно, Гектор всё больше и больше нервничает из-за того, что мы делаем, и я боюсь, что наше время может выйти намного быстрее, чем мы надеялись. Особенно, — он повернул глаза к лицу Мерлина, — в свете сообщений, которые мы получаем из Храма и офиса епископа Жеральда, прямо здесь, в Теллесберге.

— Я знаю, — вздохнул Мерлин. Он наклонился вперёд, опираясь сложенными руками о зубцы стены, а его сапфировые глаза были устремлены в даль и расфокусированы, когда он смотрел на гавань.

— Я надеюсь, — продолжил он, — что беспокойство Храма… немного утихнет, когда у последних отчётов отца Пейтира появится шанс дойти до адресата.

— В разумном мире это, вероятно, может случиться, — сказал ему Серая Гавань. — В мире, где Гектор и наш добрый друг Нарман льют свою ложь в ухо Церкви, этого, вероятно, не будет.

Выражение первого советника было мрачным, и Кайлеб кивнул в горьком согласии.

— Вы думаете, что Совет Викариев, предпочтёт занять официальную позицию? — спросил Мерлин.

Даже с его нежеланием рисковать, внедряя жучков внутрь самого Храма, он прекрасно понимал, что говорят иерархи Церкви, благодаря его способности подслушивать подчинённых самих викариев, живущих в Зионе. Но он обнаружил, что знание того, что они говорят, это не то же самое, что знание того, о чём они думают. Подобно тому, как он понял, что Серая Гавань и Хааральд гораздо лучше понимают реалии теократической политики Сэйфхолда, чем он сам.

— Наверное, нет, — сказал Серая Гавань через мгновение. — Не открыто, по крайней мере. Их собственный интендант сообщает, что мы не нарушали ни один из «Запретов», что является настоящей правдой, в конце концов. Церковь может издавать любые декреталии и заповеди, которые она желает, и никто не имеет права противоречить ей, но Совет обычно осторожно относится к проявлению произвола. Это не означает, что Викарии — или, по крайней мере, «Группа Четырёх» — не будут делать того, что, по их мнению, им нужно делать, но, традиционно, они предпочитают действовать сознательно, после рассмотрения всех доказательств. Официально, по крайней мере.

Теперь была очередь Мерлина изогнуть бровь, и Серая Гавань усмехнулся. Звук был одновременно и циничным, и довольно грустным.

— Мать-Церковь предположительно должна быть выше вопросов политической власти и жадности, Мерлин. Некоторые из её духовенства действительно такие — например, отец Пейтир, или епископ Мейкел. Но другие — такие, как канцлер Трайнейр и его союзники по «Группе Четырёх» — нет. Я бы не сказал этого при других людях, но правда в том, что епископат и даже Совет Викариев в наши дни больше озабочены обладанием властью, чем спасением душ людей. — Он медленно покачал головой, его карие глаза были устремлены вдаль, и Мерлин почувствовал, чего ему стоило признать свой собственный цинизм, в котором были затронуты хранители его религиозных убеждений. — Расчёты, я боюсь, производятся в Храме, и в публичных и игровых домах Зиона, исходя из политической целесообразности и жадности, но и часто, на основе церковной доктрины или Писания.

— Даже чаще, — резко сказал Кайлеб. Мерлин посмотрел на него, и глаза кронпринца были глубокими и тёмными от горьких воспоминаний. — Было время, — продолжал принц, — когда Мать-Церковь действительно была матерью для всех своих детей. Этот день ушёл.

Мерлин постарался сохранить своё выражение спокойным, но это было самое откровенное, что он когда-либо слышал из того, как Кайлеб или Серая Гавань выражали своё мнение по поводу Церкви, даже после интервью с отцом Пейтиром, и горькие наблюдения Кайлеба поразили его, как всплеск холодной воды. Он по-настоящему не осознавал до этого момента, насколько полностью оправданно было беспокойство Совета Викариев о черисийском активном сопротивлении репрессивному контролю Церкви.

— Я боюсь, что Кайлеб прав, Мерлин, — тяжело сказал Серая Гавань. — С другой стороны, — продолжил он, — возможно, именно из-за того способа, как эти политические факторы повлияли на решения Совета, Викарии чрезвычайно осторожны, чтобы не привлекать к ним внимания. «Группа Четырёх» должна быть точно уверена в том, что любое решение — любое официальное решение — которое Совет или Великий Инквизитор может официально объявить, тщательно сформулировано. Это сделает ортодоксальность и преданность Совета истине кристально чистой. И пока отец Пейтир настаивает в отчётности, что мы не впали в заблуждение, не нарушали «Запреты» мыслью или делом, у Совета нет никаких оснований открыто выступать против нас.

— Это, к сожалению, не означает, что «Группа Четырёх» не будет действовать против нас. Никогда не забывайте, Мерлин, что Храмовые Земли являются одними из величайших королевств Сэйфхолда. Викарии — это не просто князья Церкви, они также и светские князья. Таким образом, они являются субъектами политического давления и расчётов — и амбиций — как и любые другие правители. Независимо от того, насколько открыто Мать-Церковь осуждает Черис за доктринальную ошибку, Совет может предпочесть выдвинуть свои светские силы против нас. Мы оказались, пожалуй, — чуть-чуть улыбнулся он, — недостаточно уступчивыми в представлении Совета.

Мерлин посмотрел на первого советника, и Серая Гавань пожал плечами.

— Не поймите меня неправильно, Мерлин. Король — и Кайлеб, и я — не сомневаемся ни в силе, ни в любви Бога. Мы также не сомневаемся в том, что Церковь была создана и рукоположена в защиту спасения людей. Но Викарии также являются людьми, а, если те, кто несёт ответственность за спасение других, впадают в заблуждения, в ловушки амбиций, жадности и коррупции, кто спасёт их?

— Я не знаю, милорд, — сказал Мерлин через мгновение, голос его был мягким. Если горечь Кайлеба была открывающей глаза, последствия анализа графа были захватывающими.

— Я тоже, — грустно сказал Серая Гавань. — Но, осмелился бы любой из нас признать это открыто или нет, большая часть нынешней опасности, угрожающей Королевству, является прямым результатом поощрения Церковью Гектора и Нармана. Черис стала слишком богата, слишком могущественна, по мнению Совета. Этому есть много причин, но, как следствие, «Группа Четырёх» спокойно и совершенно неофициально поддерживает стремление Гектора… сократить нашу силу. Я подозреваю, что Гектор, несмотря на всю свою хитрость, не понимает, что его используют, чтобы усмирить нас, потому что Совет вряд ли разрешит ему занять наше нынешнее положение. Хотя на данный момент это не имеет значения.

— Что имеет значение, так это то, что на сегодняшний день «Группа Четырёх» только поддерживала естественные амбиции наших врагов. Этого, без вашего появления, было бы вполне достаточно для целей Викариев, в нужный момент. Но появились вы, и я очень сомневаюсь, что у Совета есть какое-то представление о том, как радикально изменится конфликт между нами и Гектором, и его союзниками, в результате этого. Когда «Группа Четырёх» поймёт положение вещей, она будет действовать. Не официально, возможно — или, может быть, не от имени Матери-Церкви, как минимум. Но есть много возможностей для этого, и я чувствую уверенность, что она найдёт одну из них.

Голос графа был даже мрачнее, чем выражение его лица, и Мерлин повернулся к нему лицом полностью.

— Милорд, — сказал Мерлин тихо, — если эта «Группа Четырёх» предпочтёт задействовать против Черис все церковные ресурсы, сможет ли Черис выжить?

— Я не знаю, — мягко ответил Серая Гавань. — Я правда не знаю. До вашего прибытия я бы сказал, что мы не сможем — что ни одно королевство не могло бы надеяться на это. Теперь я вижу некоторую возможность, которую мы имеем, но только возможность.

— Моим намерением не было вовлекать Черис в прямой конфликт с Церковью, — сказал Мерлин. — «Пока ещё нет, по крайней мере», — добавил он про себя с болезненной честностью. — «Пока мы не перестроим королевство во что-то, что могло бы пережить конфронтацию».

— Я никогда не говорил — или не думал — что так и есть, — ответил Серая Гавань. — Но правда в том, Мерлин, что я долгое время считал, что лучшее, на что мы могли бы надеяться, это оттянуть несчастье на какое-то время. Возможно, на время моей жизни. Возможно, на время жизни Кайлеба. Но не более того.

Мерлин взглянул на огорчённого кронпринца, и Кайлеб кивнул. На мгновение маска кронпринца соскользнула, и Мерлин увидел сквозь обычный весёлый юмор молодого человека настоящее отчаяние, которое скрывалось за ней.

«Это похоже будет днём откровений», — подумал он, так как Серая Гавань продолжил.

— Конечно возможно, что вещи, которые вы сделали, возбудят подозрения и недоверие Совета к Королевству немного раньше, но этот день наступит, в конечном счёте, с вами или без вас. Решение короля настаивать на том, чтобы епископом Теллесберга стал священник, родившийся в Черис, не было принято с лёгкостью, и епископ Мейкел видел приближающуюся бурю так же ясно, как и любой из нас. Единственное, что изменилось — это то, что вы, возможно, позволили нам выжить в этой буре. И, если вы этого не сделаете — если моё королевство и мой король, и принц, и то, что мы как верим Бог требует от всех нас, всё равно превратится в руины — это всё равно будет лучшей судьбой, чем жить как кастрированные рабы кого-то вроде Гектора. Или, — граф посмотрел Мерлину прямо в глаза, — Совета Викариев, который настолько развращён своей светской властью, что использует авторитет Самого Бога для своей собственной выгоды в этом мире.

— Отец согласен, — тихо сказал Кайлеб. — И я тоже, Мерлин. — Кронпринц посмотрел прямо в сапфировые глаза Мерлина. — Возможно, ты начинаешь понимать, почему отец был так готов слушать, когда ты появился. Не думай, что ни один из нас — или епископ Мейкел — не заметил, насколько ты осторожен, чтобы открыто критиковать Церковь. И не думай, что мы не догадались, что ты понял, что, в конечном счёте, то, во что мы верим, то, что мы считаем своей ответственностью перед нашими подданными, представляет угрозу для Совета.

В глазах принца были тени, и в этих тенях Мерлин так же увидел память Кайлеба об их разговоре, последовавшим после атаки кракена.

— Я не буду, — сказал он после короткой паузы.

— Хорошо, — сказал Серая Гавань, и его голос был таким же мягким, как у Кайлеба. Но потом он глубоко вздохнул и сказал гораздо более энергично.

— Это, однако, возвращает нас к вашей Экспериментальной Эскадре. Хотя я никогда не желал бы несчастья князю Церкви, — его улыбка, как заметил Мерлин, была откровенно неприятной, — я должен признать, что несчастный случай, случившийся с архиепископом Эрайком, который помешал ему посетить нас как запланировано, предоставил полезную отсрочку. К тому времени, когда он действительно попадёт сюда, доклады отца Пейтира, вероятно, ещё более затруднят рассмотрение Советом любых официальных действий против нас. И, — он пробуравил Мерлина взглядом, — мы успеем ещё больше скрыть тот факт, что многие из «наших» недавних нововведений произошли от одного человека. Поверьте мне, Мерлин — сейджин вы или нет, Инквизиция очень внимательно посмотрела бы на вас, если Храм поймёт всё, что вы показали нам за последние несколько месяцев.

— Это так, — согласился Кайлеб.

— Но какова бы ни была позиция Совета, — продолжил Серая Гавань, — Гектор и Нарман будут не очень рады, если — когда — они поймут то, как вы, Кайлеб и сэр Альфрид, участвуете в процессе увеличения боевой мощи флота. В настоящий момент Бинжамин разделяет вашу уверенность в том, что они ещё не споткнулись о то, что происходит здесь, в Королевской Гавани, но они должны быть осведомлены о других изменениях, которые претворяете в жизнь вы и Колледж.

— Я знаю, — согласился Мерлин. — «И», — подумал он, — «Волна Грома прав насчёт того, что Гектор и его приятели знают… на данный момент. Жучки СНАРКов делают это достаточно ясным. Как долго мы можем это сохранять это в таком виде, это, вообще-то, другой вопрос, верно?»

— Они были осторожны, чтобы избегать открытой войны с нами так долго, Рейджис, — заметил Кайлеб, и Серая Гавань кивнул:

— Это верно. Но это было потому, что наш флот почти равен по численности флотам Гектора и Нармана, в сочетании, и они знают, что наши капитаны и экипажи лучше, чем у них. Однако, как показали видения Мерлина, они напряжённо работают, чтобы привлечь на свою сторону новых союзников для увеличения своей военно-морской мощи. Если им удастся сделать это, и особенно, если они смогут понять, как вещи, подобные новой пушке, увеличат нашу существующую силу, они вполне могу захотеть нанести быстрый удар, пытаясь уничтожить нас раньше, чем мы сможем завершить наши планы и приготовления.

— Граф прав, Кайлеб, — сказал Мерлин рассудительно. — В настоящий момент они верят, что у них есть время — что наша нынешняя сила является фактически наибольшей, которую мы можем поддерживать. Это означает, что время благоприятствует им, если они смогут привлечь тех союзников, о которых говорит Рейджис. Однако, если они решат, что время больше не на их стороне, их планы, скорее всего, изменятся.

— Точно. — Серая Гавань энергично кивнул. — Что возвращает меня к тому моменту, который я хотел поднять с самого начала. Как быстро мы можем завершить наше запланированное наращивание?

— Во многом, это действительно вопрос, на который сэр Альфрид и мастер Хоусмин могли бы ответить лучше, чем мы, — ответил Кайлеб, взглянув на Мерлина.

— Это правда, — согласился Мерлин. — И всё-таки, я думаю, мы могли бы, вероятно, сделать довольно точный предварительный расчёт.

— Тогда, пожалуйста, сделай, — пригласил Серая Гавань, и Мерлин пожал плечами.

— Проблема в том, как мало галеонов было в строю Флота, когда мы начали, — сказал он. — Это, и тот факт, что ваши галеры несли так мало тяжёлых пушек, значит, что у нас нет такого большого количества оружия, с которым можно работать.

Серая Гавань терпеливо кивнул, а Мерлин внутри поморщился. Как он раньше рассказывал графу, совместный опыт и знания Эдвирда Хоусмина, сэра Альфрида Хиндрика, и сэра Динниса Оливира были бесценными. Было бесчисленное множество проблем, связанных с тем, чтобы довести концептуальное знания, которые Мерлин мог предоставить, до практического этапа воплощения в железе, которые ему даже и не приходили в голову. И из-за этого, к сожалению, он недооценил, сколько времени потребуется, чтобы запустить это оборудование в производство в достаточном количестве.

«Кроме», — с иронией подумал он, — «техники покрытия медью. Единственная вещь, выполненная превосходно, и которую наиболее трудно скрыть при использовании, и она же оказывает наименьшее непосредственное влияние на огневую мощь наших кораблей. Конечно», — тут его веселье сошло на нет, — «боевая эффективность — это не только сила пушек».

Тем не менее, даже — или, может быть, особенно — покрытие медью достаточного количества корпусов, заняло больше времени, чем он первоначально позволил себе допустить. Особенно в свете количества кораблей, которые враги Черис могли совместно мобилизовать.

Традиционные сэйфхолдийские военные флоты считали свою силу в галерах. Эти галеры — или большинство из них, во всяком случае — может быть больше не могли устанавливать старомодные остроконечные тараны, но за исключением этого, они могли бы быть прямо дома, как в случае, когда Афинский флот выступил против Ксенофонта в Саламине. Это было, вероятно, несправедливо, но они наверняка могли бы быть знакомы с доном Хуаном Австрийским в битве при Лепанто. Они эволюционировали из чисто прибрежных кораблей во что-то, что, по крайней мере, стремилось к настоящему морскому военному кораблю, особенно в случае с Черис, но они никогда не пережили бы типичные погодные условия Атлантики на Старой Земле.

К счастью, моря Сэйфхолда были, как правило, меньше таких же на Старой Земли, а неразвитость сэйфхолдийской навигации означала, что до сравнительно недавнего времени даже самые смелые моряки, как правило, имели тенденцию не отплывать далеко от зоны видимости побережья. Одна из вещей, которая подтолкнула черисийское продвижение к морскому превосходству, заключалась в основанной на стальных нервах готовности её капитанов совершать более длительные рейсы, например, двухтысячное путешествие через самое сердце моря, известное как «Наковальня», руководствуясь лишь звёздами и чистым счислением пути.

Выживание в таких путешествиях было больше, с чем могли справиться традиционные типы прибрежных кораблей, а галеон — подобно кораблям эскадры коммодора Стейнейра — представлял собой относительно новый тип, который развился в ответ на новые вызовы. Мерлин заставил себя думать о галерах как о «средиземноморских типах», а о галеонах, как о прототипах — грубых и до сих пор далеко не полностью разработанных — «атлантического типа». Они были менее манёвренными, чем галеры, медленнее при тихом ветре и неподвижными в штиль, но были гораздо более живучими, чем любая галера в штормовую погоду.

Однако большинство сэйфхолдийских флотов не испытывали большой необходимости в принятии галеона в качестве военного корабля. Частично из укоренившегося консерватизма, но и по некоторым очень практическим причинам. Каждое крупное морское сражение в сэйфхолдийской истории велось в прибрежных водах, а морская стратегия была сосредоточена на контроле стратегических проливов, проходов и морских портов. Живучесть в глубоководных, далёких от побережья водах едва ли была основным фактором в военных действиях такого рода, зато манёвренность галеры, её способность двигаться даже в штиль, и большая команда делала её гораздо более подходящей платформой для абордажных операций, которые являлись кульминацией практически всех военно-морских сражений при отсутствии действительно эффективной артиллерии.

Но, как барон Подводной Горы понял в первый же день, галера скоро должна была стать безнадёжно устаревшей, независимо от того, где велись битвы. Тот неоспоримый факт, что корабль, который зависел от длинного ряда вёсел в качестве основного средства передвижения, просто не мог установить такой вид бортовой артиллерии, который мог бы быть установлен на парусном судне, обрекал её как тип.

К сожалению, Королевский Черисийский Флот обладал лишь ненамного бо́льшим количеством галеонов, чем кто-либо ещё… и каждый из них был поставлен на якорь в Королевской Гавани в составе эскадры коммодора Стейнейра.

Это было достаточно плохо, но тот факт, что на галерах Флота было установлено так мало пушек, было почти одинаково плох. Каждый корабль Стейнейра нёс от тридцати шести до сорока орудий. Оборудование пяти из них потребовало в общей сложности ста восьмидесяти четырёх… что представляло собой вооружение «кракенов» с почти пятидесяти галер.

Дела были не такими уж плохими, как это могло показаться, учитывая, что более трети общей артиллерии эскадры состояли из недавно разработанных и отлитых карронад, но он, Кайлеб, и Подводная Гора всё равно исчерпали весь резервный запас «кракенов» Флота.

Восемьдесят галер, которые Королевский Флот держал в постоянном составе, могли предоставить «кракены» ещё на семь или восемь галеонов, а также были пятьдесят галер резервного флота, которые он и Кайлеб уже планировали ограбить на орудия. Но пятнадцати или шестнадцати вооружённых пушками галеонов было бы недостаточно, чтобы сразиться с объединёнными флотами врагов Черис.

Было удачей, что в Черис были как залежи меди, так и значительные залежи олова. Мерлин знал, что рано или поздно — и, вероятно, рано — у них не будет выбора, кроме как начать использовать железо (особенно учитывая прожорливый аппетит к меди из-за новой противо-бурильщиковой и противо-обрастающей обшивки), но бронза на самом деле была лучшим сплавом для гладкоствольной артиллерии. Она была слишком мягкой, чтобы противостоять износу от нарезных снарядов, но при этом более эластичной и гораздо менее хрупкой, чем железо, что делало бронзовые изделия менее подверженными взрыву, с катастрофическими результатами для всех, кто был рядом.

К сожалению, даже бронзовые орудия ещё нужно было изготовить, а это занимало много времени. Привариваемые цапфы Хоусмина невероятно помогли в отношении существующих орудий, и он также использовал немного сэкономленного времени для своего проекта повторной расточки стволов. Это, наконец, дало подлинно стандартизованный калибр орудия, и, рассверлив часто неодинаковые по своему калибру каналы ствола «кракенов», он смог уменьшить зазоры между стволом и снарядом, что одновременно повысило точность и одновременно увеличило начальную скорость и мощность выстрела. Это также позволило ему использовать один и тот же снаряд для длинноствольных пушек и новых карронад, что значительно упростило требования к боеприпасам.

— Мы должны принять некоторые решения, — сказал Мерлин Серой Гавани. — Мы в значительной степени исчерпали существующие запасы «кракенов», и мы не можем позволить себе взять существующий флот и ограбить его на артиллерию, чтобы получить большее их количество. Даже если это и не заставит Гектора и Нармана что-то подозревать, нам понадобятся существующие корабли, чтобы подстраховать новые типы, если что-то случится.

— Мы можем изготовлять почти три карронады из такого же количества металла, что уходит на один кракен, и у нас есть большое количество лёгких артиллерийских орудий — и довольно много тяжёлых, — которые мы можем расплавить и отлить заново. Фактически, мы это уже делаем, отчасти потому, что повторное использование существующей бронзы позволяет нам зарезервировать больше доступной меди на обшивку корпусов. Но даже если карронады можно отливать и растачивать быстрее, чем длинноствольные пушки, это по-прежнему занимает как минимум половину или две трети времени от производства одной длинноствольной. И они менее дальнобойные.

— Дальнобойность должна заботить меня меньше, чем многие другие факторы, на данный момент, по крайней мере, — задумчиво сказал Серая Гавань. — Насколько я понимаю, эти «карронады» точны как минимум до двух или трёх сотен ярдов, правда?

— Почти два раза больше, на самом деле, — согласился Кайлеб.

— Ну, большинство морских сражений — большинство старомодных морских битв — решаются на несколько более коротких дистанциях, чем эта. — Тон Серой Гавани был чрезвычайно сух. — На самом деле, они обычно решаются на расстоянии меча. Если вы сможете держаться на расстоянии до пятидесяти или сотни ярдов и колотить их так, как эскадра Стейнейра сегодня колотила свои цели, этого должно быть более чем достаточно.

— Я склонен согласиться, милорд. — кивнул Мерлин. — И у карронады есть ещё одно преимущество: вес каждого отдельного экземпляра. Никто никогда не проектировал корабли, чтобы нести такой вес артиллерии. Несмотря на всё, что сэр Дастин и я смогли сделать, чтобы уменьшить общий вес, галеоны Стейнейра всё ещё перегружены весом их собственных орудий.

Теперь пришла очередь Серая Гавани рассудительно кивать.

— Если мы используем карронады вместо кракенов, мы уменьшим вес орудий почти на две трети на борт, — продолжил Мерлин. — Это, в свою очередь, означало бы не только то, что новые корабли, которые мы строим, могли бы иметь более мощное вооружение, но также и то, что мы могли бы переделать больше существующих торговых судов. В некотором смысле мне не очень нравится мысль о переделках. Купеческие корабли строятся не такими крепкими, как военные, они не могут брать столько же зарядов и нести тот же вес артиллерии. С другой стороны, если какие-либо сражения, в которых мы будем участвовать, пойдут тем путём, как мы надеемся, они будут, решающим фактором.

— И карронады весят почти столько же, как «соколы», — заметил Кайлеб. — Если у нас будет время, чтобы отлить достаточное их количество, мы также можем заменить бортовое вооружение наших галер.

— Всё это хорошие стороны, — сказал Серая Гавань. — Тем не менее, я думаю, что проблема с дальнобойностью — это то, что нам придётся решать в долгосрочной перспективе. В конце концов, наши враги собираются открыть для себя большую часть того, что мы делаем, даже если нам удастся скрыть этот сюрприз до тех пор, пока они в первый раз не столкнутся с новыми кораблями в бою. Когда они это обнаружат, любой, кроме абсолютного идиота — кем, к сожалению, ни Гектор, ни Нарман не являются — должен будет осознать, что им нужны такие же типы кораблей. И когда они их получат, мы не сможем самостоятельно выбирать дистанцию стрельбы. Это означает, что в конечном итоге будут более длинноствольные пушки, поэтому нам нужно будет найти способ решить проблему с высоким весом.

— Это, конечно, правда, Рейджис, — сказал Кайлеб. — Большинство кораблей эскадры уже начинают прогибаться, по крайней мере, немного.

— Я не удивлён, — поморщился Серая Гавань. В конце концов, феномен, известный как «перегиб», едва ли был неизвестен среди галер. Когда вы размещаете тяжёлые грузы на концах деревянного корпуса (где обычно устанавливалось большинство галерных орудий), это неизбежно создаёт серьёзную нагрузку на киль корабля. Обычно результат заключался в том, что концы корабля опускались вниз, и его киль «выгибался» — буквально искажался и поднимался вверх посередине, иногда достаточно опасно, чтобы угрожать безопасности корабля.

— Сэр Дастин и я обсуждали эту проблему с бароном Подводной Горы… в наше огромное свободное время, конечно, — сухо сказал Мерлин. — Я считаю, что сэр Дастин может быть на пути к решению, но сейчас, никто из нас не хочет вносить какие-либо изменения в существующие методы строительства, если у нас нет на то серьёзных причин. Гораздо важнее построить корабли, чем строить самые лучшие корабли, которые мы могли бы сделать.

— Я согласен, — твёрдо сказал Серая Гавань. — Даже если это оскорбляет мои чувства тем, чтобы построить так много кораблей из сырой древесины.

Кайлеб сделал лицо, которое отразило недовольство графа. Корабли, изготовленные из невыдержанной древесины, быстро гнили. Сэйфхолдийское тиковое дерево, которое действительно напоминало земное дерево с таким же названием, было самым популярной судостроительной древесиной на планете. Оно был очень крепким, очень твёрдым и — при правильной выдержке — удивительно стойким к гниению. Но они не использовали тик для большинства новых кораблей. У Черис были большие лесопосадки тиковых деревьев, по меньшей мере половина из которых принадлежала короне и королевскому флоту. Но даже тик не смог эффективно противостоять гниению, без времени на правильное выдерживание, а Хааральд и Кайлеб категорически отказались использовать свои драгоценные запасы тика на судах, чьё время жизни неизбежно будет коротким, если не сказать больше.

Мерлин знал, что было бы огромной удачей, если бы они получили более пяти лет службы для любого из судов, за строительством которых Оливир наблюдал в настоящее время здесь, в Королевской Гавани. К сожалению, доступный запас выдержанной судовой древесины был ограничен, а корабль, который сгнил бы до непригодности через пять лет использования, но мог быть доступен в этом году, был гораздо предпочтительнее того, который не мог бы гнить, но не мог быть построен вовремя. Это означало, что у них не было особого выбора.

— Сэр Дастин считает, что мы сможем найти большую часть древесины, которая понадобится нам для нескольких десятков кораблей, разобрав резервные галеры, — предложил Мерлин. — Конечно, мы не можем этого сделать, пока у нас не будет достаточно свежепостроенных галеонов, но мы начнём, как только сможем, с разрешением от вас и короля, милорд.

— Моё разрешение у вас уже есть, — сказал ему Серая Гавань. — Я чувствую уверенность, что король тоже согласится.

— Нам всё ещё будет трудно строить новые корабли, — предупредил первого советника Кайлеб. — Я в восторге от успеха мастера Хоусмина в производстве листовой меди для корпусов, но просто найти подходящие деревья для мачт будет настоящей проблемой. И вы не можете выпускать брёвна в частном литейном цеху так, как вы можете делать листовую медь. Если флот начнёт скупать всю подходящую для этого древесину, это, в любом случае, заставит кого-то вроде Гектора начать задавать вопросы.

— И брёвна и медь являются лишь частью этого, — согласился Мерлин. — Нам нужны холст, верёвки, смола: всё, что вы можете представить.

Он печально покачал головой. С одной стороны, он был поражён тем, как быстро сэр Дастин Оливир мог закладывать и строить новые корабли. Оценка военно-морского конструктора — а она выглядела точной — заключалась в том, что он мог завершить строительство нового корпуса галеона не более чем через девяносто дней с того момента, как сырая древесина прибыла на верфь Королевской Гавани. Согласно данным найденным Мерлином, это было сравнимо с временем строительства кораблей в восемнадцатом веке на Старой Земле при чрезвычайных нагрузках. К сожалению, Оливир мог строить только около полудюжины из них за раз, и, как бы быстро он не мог строить корпуса, на корабли, как только что указал Кайлеб, всё ещё нужно было ставить мачты и тянуть такелаж. Не говоря уже о том, чтобы найти оружие, чтобы установить его на борт, и людей, чтобы обеспечить для них экипаж.

— Это ещё одно место, где может помочь переделка торговых судов, — отметил Серая Гавань. — Конечно, мы можем прорезать орудийные порты и изменять уже существующее парусное вооружение быстрее, чем строить с нуля.

— Я уверен, что вы правы, милорд, — сказал Мерлин, — хотя мы должны думать, как укрепить их корпуса, чтобы они могли противостоять отдаче. Тем не менее, я боюсь, что наши самые оптимистичные оценки предполагают, что на это нам потребуется затратить, по крайней мере, ещё один год, чтобы достичь наших первоначальных целевых показателей.

Серая Гавань выглядел мрачным.

— Я не думаю, что мы сможем сохранить всё это в тайне так долго, — сказал он.

— Я согласен, — сказал Кайлеб. — На самом деле, мне кажется, нам нужно пересмотреть вопрос о закладке дополнительных кораблей в Хейрете.

Глаза Серой Гавани грустно сузились от этого предложения, и кронпринц пожал плечами.

— Я не закрываю глаза на то, что Мерлин называет «аспектами безопасности» этой идеи, Рейджис. Как только Флот начнёт строить где-нибудь большое количество галеонов, люди узнают, что мы это делаем, и кто-нибудь начнёт задаваться вопросом почему. Я знаю это. Но после Теллесберга, самые большие наши судоверфи расположены в Хейрете. Мы могли бы построить в Хейрете дюжину только на королевской верфи.

— Это правда, я понимаю, Кайлеб, — сказал первый советник. — И как только мы достигнем диапазона досягаемости наших окончательных прогнозируемых цифр, достройка последних кораблей «публично», как бы не будет проблемой, я полагаю. Но все равно…

Он позволил своему голосу сойти на нет, и Кайлеб кивнул соглашаясь. Но потом глаза кронпринца сузились, так как Мерлин задумчиво погладил один из своих навощённых усов.

— Что? — спросил принц. Мерлин посмотрел на него, и Кайлеб фыркнул. — Ты снова тянешь свои усы. Ты собираешься рассказать нам, какое новое коварство ты обдумывал в это время, или нет?

— Я не уверен, что я бы назвал это «коварством», — кротко сказал Мерлин, — но мне в голову пришла мысль.

— Ну, — сказал Серая Гавань с усмешкой, — хоть Кайлеб и говорил в данном случае с юношеской импульсивностью, он, похоже, прав. Говори быстрее, парень!

— Мне просто пришло в голову, — сказал Мерлин, — что нет причин, по которым мы не сможем строить дополнительные корабли прямо в открытую, если мы действительно этого хотим. Я думаю, мы все забыли, что сэр Дастин является одним из наиболее известных частных кораблестроителей королевства. Я знаю, что он уже принял заказы на постройку по меньшей мере дюжины шхун в Теллесберге, все для разных владельцев. Нет причин, по которым мы не могли бы заставить его заложить на частных верфях ещё примерно десяток галеонов для Флота, не говоря никому, для кого он их строит.

— Но… — начал Кайлеб, но остановился, когда Серая Гавань поднял руку.

— Вы предлагаете нам объявить — или, вернее, чтобы он и владельцы судостроительной верфи объявили — всем, что он строит их, как торговые суда для частных владельцев?

— Именно. — Мерлин пожал плечами. — Они не будут выглядеть точно похожими на существующие галеоны, даже на стапелях, но не будут так уж и отличаться. Мы не сможем покрыть их медью там же, где построим, не раскрыв игры, но как только они будут спущены и закончены работы над такелажем, мы могли бы отправить их в Королевскую Гавань или Хейрету, поставить в док и покрыть их медью там. Вероятно, это действительно сэкономит время. И если эти корпуса будут выглядеть немного странно по сравнению со стандартными торговцами, так все знают, что сэр Дастин только что представил совершенно новый тип шхуны, и ещё он оснащает два галеона, которые он уже построил, новым квадратным парусным вооружением. Учитывая, что все знают, что он экспериментирует, почему он не должен строить галеоны с корпусами, которые выглядят не совсем похожими на существующие корабли?

— И, — добавил Кайлеб, чей любой первоначальный соблазн возражать исчез во внезапном энтузиазме, — сам факт того, что мы строили их открыто, на самом деле поможет избежать подозрений насчёт того, что мы задумали! Насколько вероятно, что Гектор или Нарман ожидают, что мы будем строить «секретное оружие» прямо на виду у всех?

— Хммм. — Серая Гавань задумчиво потёр своей подбородок, затем кивнул. — Я думаю, что вы правы, Мерлин. На самом деле, вы оба правы. Я порекомендую королю серьёзно подумать над тем, чтобы одобрить это предложение. Но я думаю, я также предложу, чтобы мы не оставляли владельцев верфей в неведении, если у нас нет на это серьёзной причины. Я думаю, лучше будет выбрать нескольких судовладельцев, которых мы хорошо знаем, и которым мы можем доверять и действовать через них. Они смогут размещать за нас заказы, а оплачивает корабли, когда они будут завершены, в действительности будет Казначейство.

— Если это реально, я думаю, что это была бы очень хорошая идея, милорд, — согласился Мерлин.

— Что ж, очень хорошо. — Серая Гавань снова посмотрел на стоящую на якоре эскадру, затем глубоко вздохнул.

— Я думаю, мне пора возвращаться в Теллесберг, — сказал он. — У короля и меня будет много вещей для обсуждения, но, по крайней мере, я могу сказать ему, — он оглянулся на Мерлина и Кайлеба и широко улыбнулся, — что наши усилия здесь находятся в отличных руках.

III Королевский Дворец, Эрейстор

— В последнее время, меня не очень волнует тон Гектора, — сказал Тревис Олсин.

Граф Сосновой Лощины сидел за обеденным столом на крытой террасе напротив князя Нармана, наблюдая как его кузен с удовольствием достаёт моллюсков из их раковин. Хэл Шандир присоединился к ним, но аппетит у главы разведки явно отсутствовал. Он лишь едва притронулся к салату на своей тарелке.

— Меня это тоже не очень волнует, — пробормотал Нарман с набитым ртом. Он сглотнул, затем утончённо отпил из бокала маленький глоток воды, смешанной с фруктовым соком.

— Меня не волнует его тон, — продолжил князь, ставя бокал обратно, — и я быстро прихожу к выводу, что я не особо волнуюсь и о нём.

— К сожалению, мой князь, — сказал Шандир, — это чувство, по-видимому, взаимно.

Нарман сердито посмотрел на барона. Шандир, в этот момент, точно не купался в восхищении своего князя. Однако тот факт, что Нарман, так же хорошо, как и Шандир, знал, что его нынешние проблемы не совсем его вина, не делал князя более счастливым. К сожалению, он не мог не согласиться с тем, что Шандир только что сказал.

— Это никогда не было чем-то большим, чем просто брак по расчёту, — сказал он после короткой паузы, и потянулся серебряными щипцами за другим моллюском. — И мы совсем не обязательно должны любить друг друга.

— Нет, — согласился Сосновая Лощина. — Но что меня беспокоит, так это его решения. Например, посмотрите вот на это. — Он постучал по одному из писем, которые принёс на этот деловой обед. — Он ничего с нами не обсуждает, он озвучивает нам свои решения. Это похоже на письмо, которое я мог бы отослать управляющему в одно из моих второразрядных поместий!

— Это не так уж плохо, — возразил Нарман. Его кузен фыркнул, а князь пожал плечами. — Я не говорю, что ты ошибаешься, Тревис. Я просто говорю, что Гектор всегда считал себя старшим членом нашего маленького партнёрства. Насколько мы можем судить, дела в Теллесберге у них идут ненамного лучше нашего, поэтому, в результате, он может получить лишь ненамного больше.

— Это не то оскорбление, которое бы меня задело, Нарман. А, если задевает, то чуть-чуть. За всем этим стоит замысел. Если он так с нами разговаривает, в то время как мы оба всё ещё союзники против Черис, то что будет после того, как Черис падёт? И кто, по-твоему, как он представляет себе, получит львиную долю прибыли?

— Я уверен он планирует, что это будет он, — спокойно сказал Нарман, — но, конечно, он может слегка ошибиться в расчётах.

Глаза Сосновой Лощина сузились. Откинувшись на спинку кресла, он некоторое время пристально смотрел на своего кузена. Затем склонил голову на бок.

— Происходит что-то, о чём я должен знать? — спросил он.

— Ну, — сказал Нарман, вскрывая очередную раковину и задумчиво исследуя её содержимое, — на самом деле, происходят две вещи. Во-первых, у меня была небольшая беседа с епископом-исполнителем Уиллисом. Похоже, архиепископ Лиам уже прощупывает поддержку Храма насчёт предоставления нам церковного мандата над Землёй Маргарет, основываясь на наших исторических связях с этими людьми. По словам епископа-исполнителя, встреча с архиепископом прошла на позитивной ноте. В конце концов, мы уже отлично сработались с новым графом Хантом. И наша ортодоксальность более сильна, чем у Хааральда. Или, если уж на то пошло, у Гектора.

Он выковырял моллюска из раковины и отправил его себе в рот, стараясь одновременно жевать и сардонически улыбаться.

Сосновая Лощина задумчиво нахмурился. Лиам Тирн, архиепископ Изумруда, был жаднее большинства архиепископов. Что, на самом деле, говорило о многом. Кроме того, Тирну досталось не самое высокодоходное из архиепископств. Изумруд, конечно, не был совсем уж нищим, но по сравнению с Черис — или Корисандом, если на то пошло — его десятина была куда как более скудна. А прибыль от предприятий Тирна за пределами Изумруда воображения не поражала. Тем не менее, этот человек вышел из одной из самых могущественных церковных династий, и его имя и семейные связи давали ему больше влияния, чем могло показаться, основываясь на недостаточном размере его богатства. И этот недостаточный размер его богатства заставлял его гораздо более охотно использовать своё влияние в обмен на уместное в нужный момент мнение.

— Ладно, — сказал граф спустя мгновение. — Я могу понять это. В конце концов, вероятно, Церковь будет включать любую новую территорию в его архиепископство. Но это всё ещё оставляет острова Серебряный и Черис предоставленными самим себе.

— Церковь не позволит никому отхватить хоть что-то от Черис, Тревис, — ответил Нарман. — Совет Викариев вполне готов позволить Гектору и мне разорвать Черис на части, но викарии не собираются позволять никому из нас сожрать всё, что сделало Хааральда таким… раздражающим для них. Гектор воображает, что как-то обхитрит их, и, я полагаю, возможно, что он заставит их подписать мандат, касающийся Серебряного. Если на то пошло, то он даже может получить прямой титул на него. Но Серебряный стоит намного меньше, чем Земли Маргарет, а люди живущие там ещё больше привязаны к Армакам. Контролировать их будет довольно напряжённым времяпрепровождением — я бы быстро сбежал.

— Что касается самой Черис, я буду очень удивлён, если Церковь не выступит и не установит прямое правление — возможно, от имени несовершеннолетних детей Хааральда, предполагая, что кто-то из них выживет — или же установит подходящую собственную марионетку. Возможно, и то, и другое. Регентство при младшем сыне Хааральда может дать им достаточно времени, чтобы приучить Черис к прямому Церковному правлению, и у него будет достаточно возможностей, чтобы погибнуть в одном из тех трагических детских несчастных случаев, когда в нем больше не будет надобности. В любом случае, ни Гектор, ни я не получим во владение Теллесберг. Разница между нами в том, что я знаю, что я его не получу, и я уже принимаю меры, чтобы быть уверенным, что получу второй самый желанный кусочек пирога.

— Справедливое замечание, — кивнул Сосновая Лощина. — С другой стороны, я твой первый советник, Нарман. Я думаю, что было бы неплохо держать меня в курсе этих ваших небольших переговоров. Хотя бы для того, чтобы я не наступал кому-нибудь пальцы на ногах просто потому, что не знаю, что они там есть.

— Веский довод, — согласился Нарман. Он отпил вина и прищурился на освещённый солнцем сад из тени террасы. — Я постараюсь это учесть, — пообещал он, хотя Сосновая Лощина и не ожидал особо, что он добьётся успеха. Нарман, скорее всего, рассказывал ему далеко не о всех своих планах.

— Но ты сказал, что есть два момента, о которых Гектор не знал, — напомнил после короткой паузы граф, и Нарман мерзко усмехнулся.

— Я знаю, что Хэл не особо преуспел в восстановлении сети своих агентов в Теллесберге, — сказал он. — Но что бы там с ним не происходило, он отлично справляется в других местах. Это одна из причин, — голос князя стал опасно вкрадчивым, — почему я терпелив с ним насчёт Черис.

Сосновая Лощина кивнул. Все усилия барона Шандира по замене команды сбежавшего из Черис Брейди Лаханга потерпели неудачу. Казалось, что каждая попытка была почти мгновенно разоблачена, и Шандир потерял по крайней мере полдюжины своих лучших людей, пытаясь выяснить, что же происходит не так.

— В числе вещей, которые он сделал правильно, — продолжил Нарман чуть более беспечно, — это установление контакта с бароном Каменной Крепости.

Глаза Сосновой Лощины опять сузились: Эдиминд Растмин, барон Каменной Крепости, был не только первым советником короля Горжи Тароского, но также его эквивалентом Хэла Шандира.

— Каменная Крепость продолжает информировать нас о переговорах Горжи с Гектором. Его услуги стоят недёшево, но, когда настанет время, мы используем его, чтобы рассказать Горже, что у Гектора на самом деле на уме насчёт Таро. Который из-за этого не получит от сделки ничего, кроме разрыва своих договоров с Черис. Я уверен, что Горжа не потерпит этого. Особенно, если мы предложим поддержать его претензии, по крайней мере, на его кусок черисийской территории. Мы также обеспечиваем Каменную Крепость несколькими нашими возвращающимися домой вивернами, которые могут пригодиться, если необходимо принять быстрые политические решения.

Сосновая Лощина снова кивнул, на этот раз с неприкрытым одобрением, хотя у него возник соблазн указать, что это была одна из тех маленьких хитростей, которую Нарман должен был довести до внимания своего первого советника.

— И, так сказать, как последнее средство, — продолжил Нарман, — у Хэла есть свой человек в Менчире. На самом деле у него их там даже двое. В случае нештатной ситуации, здоровье Гектора может оказаться гораздо более хрупким, чем он полагает.

Князь снова улыбнулся, затем кивнул на одно из сервированных блюд.

— Передай роллы, пожалуйста, — сказал он любезно.