У рифов Армагеддона

I Королевская Гавань, Остров Хелен

— Я по-прежнему думаю, что ты недостаточно потеешь, Мерлин.

Мерлин приоткрыл одно веко и взглянул на Кайлеба.

Нимуэ Албан пришла из культуры — и генетического наследия — которая тщательно осмыслила опасности рака кожи и преимущества солнцезащитных кремов. А Кайлеб — нет. Он чрезвычайно любил загорать, и у Мерлина не было хорошего способа объяснить ему недостатки облучения эпидермиса солнечным светом. Не мог же Мерлин отказаться от чести, а это была настоящая честь, быть приглашённым разделить солнечную ванну с кронпринцем королевства.

К счастью, он мог регулировать окраску кожи по собственному усмотрению, что означало, что его собственный цвет лица стал таким же бронзовым как у Кайлеба. И ещё он потратил некоторое время на само-программирование после той… захватывающей игры в регби и отключил определённые функции. Как результат, та конкретная проблема больше не повторялась, хотя Мерлин был вынужден отметить — очень конфиденциально — что Кайлеб Армак был необыкновенно привлекательным молодым человеком.

— А я продолжаю говорить, что некоторым из нас не надо так много потеть, как другим, — ответил он, и Кайлеб усмехнулся.

— Что ты думаешь о предложении Хоусмина? — спросил принц, помедлив секунду, и Мерлин открыл оба глаза, тем самым отреагировав на перемену темы. Он сел, потянулся за полотенцем и оттёр довольно слабый пот, который Кайлеб высматривал на его лице.

— Я думаю в этом есть изрядный смысл, — сказал он после этого, и потянулся за флягой охлаждённого фруктового сока, которую они захватили с собой, когда отправились на верхушку офиса управляющего гаванью.

Этот офис был в самом конце одного из основных причалов в Чаше Цитадели, исключительно военной якорной стоянки под нависающими стенами главных укреплений Королевской Гавани. Это был превосходный насест для оптимистичных рыбаков, поскольку его расположение открывало его для прохладного бриза, когда ветер дул с юго-западной стороны. Это так же делало его популярным местечком для принятия солнечных ванн у старших офицеров гарнизона, и, кроме того, здесь были особенные преимущества, в случае Кайлеба. В частности, его телохранителям нравился факт, что они могли убедиться, что офис пуст, а затем устроить оцепление через причал между ним и берегом, и позволить принцу по крайней мере иллюзию личного пространства. Кайлеб ценил его по тем же причинам, что делало приглашение сопровождать его сегодня днём ещё большим свидетельством его высокого уважения к Мерлину.

Теперь Мерлин сделал глоток сока, который был, по крайней мере, ещё прохладным, хоть уже и не холодным. На самом деле ему это было не нужно, но это не помешало ему наслаждаться вкусом, прежде чем он передал фляжку Кайлебу.

— Одной наших из главных проблем всегда было время, требуемое на изготовление артиллерии, — продолжил он, когда кронпринц с удовольствием отпил. — Я всё время полагал, что всё, что нам нужно — это отлить каждую пушку, которая нам нужна, если мы хотим, чтобы у них были цапфы. — Он пожал плечами. — И единственный способ, которым это можно было сделать на мой взгляд, это переплавить существующие орудия в бронзу и отлить их заново с нуля.

Он встал, потянулся и, накинув на шею полотенце, подошёл к доходящей до пояса стене, которая окружала верхушку плоской крыши офиса. Его аккуратно сложенная одежда и оружие были уложены на скамье, являвшейся продолжением внутренней части парапета, наверху, придавливая их, лежала вакидзаси в ножнах. Полоса тени от навеса легла на него, когда Мерлин прислонился к стене и посмотрел на гавань.

Незанятая стена офиса доходила прямо до внешнего конца причала, и вода была почти болезненной синей, местами на отмели становясь ярко-зелёной. Сегодня не было очень сильного ветра, даже высоко над уровнем моря. Нежный ветерок сквозил над сверкающей на солнце водой, и шесть или семь детей в четырёхвесельном баркасе размеренно гребли, не совсем по прямой линии, в направлении причала. Рыболовные удочки, торчащие из лодки под разными углами, точно показывали, что они делают, и Мерлин почувствовал приступ тоскливой зависти, когда вспомнил поездки на рыбалку из детства Нимуэ.

Они всё ещё были больше чем в ста ярдах, но семи- или восьмилетняя девочка, сидящая на передней банке, увидела, что он смотрит на них и помахала ему.

Он махнул в ответ, затем повернулся спиной к гавани, когда Кайлеб встал и присоединился к нему в теньке.

— Мне никогда не приходило в голову, — продолжил Мерлин нить их разговора, — что можно было бы добавить цапфы на существующие пушки.

Кайлеб хмыкнул в согласии. На крыше был интригующий беспорядок из всякой всячины, по-видимому оставленной другими загорающими и рыбаками, и одна из бровей принца изогнулась, когда он обнаружил гарпун, подпёртый в одном углу. Он поднял его, неторопливо проверяя его баланс, и посмотрел на Мерлина.

— Какую фразу ты тут сказал на днях? — спросил он. — «Нестандартное мышление», вроде так? — Мерлин кивнул, и принц пожал плечами. — Ну, я думаю мы должны чувствовать себя счастливыми, что Хоусмин так хорош в этом.

— Это мягко сказано, Ваше Высочество, — сказал Мерлин с ухмылкой, и повернулся, чтобы снова взглянуть на баркас. Девочка на носу снова помахала, и он усмехнулся.

Он подумал, что Кайлеб прав. Эдвирд Хоусмин подошёл к проблеме совсем под другим углом. Он показал, что орудие Королевского Черисийского Флота, так называемый «кракен» — шести с половиной дюймовая пушка, примерно одиннадцать футов длиной и стреляющая зарядами чуть менее тридцати пяти футов весом — подошла близко к тому, чтобы удовлетворить требования, установленные ранее Мерлином и капитаном Подводная Гора. Оно было ближе всего к имеющимся у военно-морского флота «стандартным» тяжёлым орудиям, что означало, что оно было доступно в большем количестве, чем другие типы орудий.

Были и другие, немного тяжелее — такие как «думвал», весивший более четырёх с половиной тонн и стреляющим шестидесятидвухфунтовыми снарядами. Или даже ещё больше грандиозный «великий думвал», шеститонный монстр, который стрелял семидесятипятифунтовыми снарядами. Они, однако, были слишком тяжёлыми для их целей. В итоге все они, без сомнения, должны были быть переплавлены, чтобы получить бронзу для заменящих их орудий разумного размера. Но пока они были просто бесполезны.

Хоусмин предложил привести «кракены» к единому стандарту и приварить железное кольцо вокруг орудийного ствола к стольким из них, к скольким это было возможно. Кольцо можно было отлить с цапфами, а это можно было сделать намного быстрее, чем литьё и растачивание полностью нового орудия. Это могло бы быть не так прочно, как отливать цапфы на самом стволе, но это дало бы временное быстрое решение проблемы, а как только позволит время — пушки, конечно, будут переплавлены и отлиты заново.

Это было не самое лучшее решение. В конце концов, запасы «кракенов» едва ли были бесконечными. Но это сохранило бы много времени и ресурсов, а учитывая новый дизайн карронад, который разработали он и Подводная Гора, это значило…

Внезапный крик выдернул его из размышлений, и он рывком развернулся обратно к гавани.

Баркас был сейчас не более чем в семидесяти ярдах от причала, но одна из взрослых девочек закричала, одной рукой зажимая рот, а другой показывая на трио треугольных плавников, плывших по направлению к лодке.

— Кракен! — выругался Кайлеб. Он внезапно перегнулся через ограждение крыши по направлению лодки, набитой детьми. — Не надо! — сказал он, и было понятно, что он сказал это не Мерлину. — Не паникуйте!

Но дети в баркасе не могли его услышать. Старшему из них было не больше четырнадцати, и весь их внезапный ужас проявился в беспорядочном движении вёсел. Лодка качнулась на воде, когда кричащая девочка вжалась в фальшборт в противоположной от кракенов стороне, затем ещё двое детей последовали её примеру, и лодка начала кренится.

Плавники резали воду, приближаясь к лодке, и внезапно один из кракенов поднялся из воды рядом с бортом.

Мерлин впервые вживую увидел одного из этих наводящих ужас хищников, которые обычно предпочитали более глубокие воды, чем в большинстве гаваней. Во взрослой особи кракена было около двадцати или двадцати двух футов ненасытного аппетита. При грубом сравнении, по форме его тело походило на тело вытянутой земной акулы, но их головы различались. У него был круглый рот с множеством зубов, как у миноги, но с небольшим отличием: на протяжении фута — а у полностью взрослого кракена почти трёх — его окружала кайма из десяти мощных щупалец. Щупальца были от четырёх до шести футов длинной, и при движении были прижаты к торпедообразному телу кракена. Но когда кракен атаковал, они вытягивались, хватали добычу и держали её, пока рот не поглотит её.

Этого уже должно было быть достаточно, чтобы описать ужас, который это создание наводило на любое разумное человеческое существо, но ко всему прочему они были ещё и умными. Конечно, не такими умными, как земные дельфины, но достаточно для того, чтобы собраться в стаю, когда они охотятся. И достаточно умными, чтобы распознать лодки, в которых есть еда.

Напуганные дети в ужасе завизжали, когда первый кракен поднял над водой голову, но затем крик стал пронзительным и более громким, потому что второй врезался в баркас снизу. Лодка, которая и так сильно раскачивалась, подпрыгнула на воде так, что почти опрокинулась, и один из мальчиков вывалился за борт.

В воде закрутился водоворот. Голова мальчика поднялась над водой и его рот наполнился ужасным криком агонии, когда один из кракенов схватил его снизу и утащил под воду.

— Шань-вэй! — Кайлеб беспомощно выругался, ударив кулаком по парапету, а разбалансированный баркас качнулся как сумасшедший, потому что его снова протаранили. На этот раз он полностью перевернулся, вываливая всех детей в воду.

Всё это время Мерлин не переставал думать. Прежде чем Кайлеб успел понять, что его «телохранитель» сдвинулся с места, рука Мерлина буквально с нечеловеческой скоростью мелькнула и вырвала у принца гарпун, с которым он играл. Мерлин взмахнул рукой, и, не веря собственным глазам, Кайлеб увидел, как гарпун взлетел плоской, неправильной дугой, которая закончилась в семидесяти ярдах от них.

Один из кракенов поднялся на две трети из воды, стоя на своём извилистом хвосте и щупальца выпустили измученное тело его жертвы, когда гарпун ударил его. Нет, понял Кайлеб, оружие не просто поразило цель — гарпун полностью прошёл через этот массивный бочонок сплошных мышц и костей.

В конце концов один из раненых кракеном мальчиков вывернулся и его кровь окрасила воду. Но сердце Кайлеба застыло внутри груди, так как ещё один кричащий ребёнок, на этот раз девочка, навсегда исчез в ужасающем кровавом ужасе, охватившем мирную гавань.

Затем он заметил уголком глаза новое движение и лихорадочно обернулся. Но было слишком поздно останавливать Мерлина, который уже перелез через парапет крыши, бывшей на тридцать футов выше поверхности воды.

Казалось, что время бесконечно замедлилось, но на самом деле всё это заняло лишь мгновенье. Кронпринц видел всё, точно понимая, что происходит, но он был зрителем. Он мог только наблюдать, как Мерлин бросил себя по плоской траектории, которая пронесла его через невозможные двадцать ярдов, прежде чем ушёл под воду.

Мерлин был уже в прыжке, прежде чем понял, что он делает, но передумывать было уже немного поздно. Он нырнул глубже под воду, несмотря на свою неглубокую траекторию. Человек из плоти и крови был бы вынужден вынырнуть на поверхность, чтобы восстановить ориентацию, не говоря уже о дыхании, но Мерлин был ПИКА. Его встроенный сонар безошибочно сказал ему где лодка, бьющиеся в воде, кричащие дети и кракены, и его ноги толкнули его по направлению к происходящему хаосу так мощно, как не смог бы ни один биологический человек.

Он бессознательно схватил свой вакидзаси, даже не посмотрев на него. И теперь он держал его рукоять в обоих руках, прижав семнадцатидюймовый плоский клинок к внутренней стороне правой руки чтобы минимизировать сопротивление воды в тот момент, когда он нырнул в воду. Путь до опрокинувшегося баркаса занял у него не больше двадцати секунд. Двадцать секунд, за которые кракен, которого он загарпунил, неистово дёрнувшись, оставил своего атакующего собрата и, судорожно и беспорядочно поплыл по направлению к мелководью. Двадцать секунд, за которые третий кричащий ребёнок был затащен в глубину.

Но теперь он был здесь.

Уцелевшие дети отчаянно молотили руками и ногами, пытаясь забраться на верх перевернувшейся лодки, в попытке найти хотя бы несколько лишних мгновений безопасности. Старший мальчик схватил одну из младших девочек и буквально забросил её на мокрое и скользкое дно, когда один из двух оставшихся кракенов поплыл по направлению к нему со всей своей смертоносной грацией. Щупальца потянулись к нему, стараясь ухватиться, похожие на атакующих змей. Одно обвилось вокруг его лодыжки, пытаясь подтянуть ногу к зубастой пасти, но рука человеческой формы в свою очередь сжалась на щупальце. Она сжалась с силой гидравлических тисков, а затем легированная сталь вакидзаси метнулась вниз, прямо за выпуклыми глазами существа. Клинок вошёл глубоко в голову кракена, и невероятно острое лезвие легко прошло сквозь кости, хрящи и мышцы.

Собственное движение кракена добавило силы руке ПИКА, и вакидзаси продолжил свою траекторию прямо через мозг существа и вышел обратно через его морду в фонтане крови. Щупальце, насмерть сжавшееся вокруг лодыжки мальчика, должно было утащить его под воду вместе с беснующейся тушей, но второй быстрый удар вакидзаси разорвал его в двух футах от раскроенного черепа кракена.

Метания кракена пробитого гарпуном всё больше слабели. Он корчился и скручивался вокруг оружия, которое пробило его тело, но сонар Мерлина уже искал третьего кракена. Он нашёл его в двадцати футах под поверхностью, где он медленно кружился, разрывая и терзая остатки второй жертвы.

Мерлин свернулся в клубок, переориентировал себя и рванулся, плывя прямо по направлению к поедающему свою жертву чудовищу. Если бы оно могло хоть что-нибудь понимать, оно бы осознало, какая угроза на него надвигается. И могло бы уплыть со скоростью, на которую ПИКА даже не мог надеяться. Но, вероятно, оно даже не заметило его приближения.

Даже на такой глубине его усиленное зрение могло видеть отчётливо, но он не позволил себе взглянуть на раздробленные останки в щупальцах кракена. Он смотрел только на кракена, а его левая рука метнулась и ухватилась за спинной плавник.

Кракен начал поворачивать свою голову, словно он был удивлён, и вакидзаси опустился ещё раз. Он прошёл вертикально через самую толстую часть позвоночника твари, прямо перед плавником, почти разрезав огромное тело пополам, и оно забилось в безумных судорогах. Оно отвалилось от него, уже мёртвое, но всё ещё бьющееся в конвульсиях пока мускулы пытались осознать факт своей смерти, и Мерлин поплыл на поверхность.

Выжившие дети всё ещё продолжали кричать, отчаянно стараясь взобраться на лодку, и он вогнал вакидзаси по рукоятку в киль баркаса для сохранности.

— Всё хорошо! — крикнул он. — Всё хорошо — вы теперь в безопасности!

Казалось, что они не заметили его, и он направился к самой маленькой девочке, которая всё ещё была в воде. Он понял, что это была та самая девочка, которая махала ему, и она закричала от ужаса, отчаянно отбиваясь, пока не поняла, что вокруг неё обвились руки, а не щупальца кракена. Теперь уже она потянулась к нему, её собственные руки ухватились за его шею, чуть не задушив. Но он ожидал такого, его искусственные мышцы были рассчитаны даже на большую силу, спровоцированную паникой, так что он подталкивал её на опрокинутую лодку так осторожно, как мог. Она схватилась за киль, пытаясь удержаться, и он бросился доставать из воды других детей.

— Теперь вы в безопасности! — крикнул он ещё раз, и на этот раз некоторые из них похоже действительно его услышали.

Он услышал ещё один голос, повторяющий то же самое, и понял, что он принадлежит мальчику, который вытолкнул девочку из воды. Знакомый голос, казалось, дошёл до сознания выживших детей, в то время как его собственный — нет, и их страшная паника начала спадать. По крайней мере достаточно, чтобы все пять из них заползли на лодку и держались на ней.

Трое из них держались за киль побелевшими костяшками пальцев, рыдая в ужасе, который поразил сердце Мерлина. Но ещё больше его повергли в отчаяние двое других детей, одной из которых была первая девочка, которую он вытащил из воды, и которая продолжала отчаянно звать двух братьев и сестру, которых она больше никогда не увидит.

Он оставался в воде, говоря с ними, пытаясь устроить их поудобнее, и даже когда он это делал, в дальнем уголке его мозга вертелась мысль о том, как он сможет объяснить всё это Кайлебу.

— Это было… впечатляюще! — спокойно сказал кронпринц Кайлеб несколько часов спустя.

Он и Мерлин сидели в стоящих лицом к лицу креслах в апартаментах Кайлеба в Цитадели. Солнце село, и комната была приятно прохладной, тусклой от света ламп, так что Мерлин посмотрел на него невыразительно.

— Я не уверен, — продолжил Кайлеб, — что я когда-либо слышал о ком-то, кто смог убить кракена, а тем более двух, вооружившись только одним коротким мечом. О, и давайте не забудем забывать про того, что ты проткнул гарпуном… с расстояния в семьдесят ярдов. Сейджин ты или нет, Мерлин, но это был запоминающийся подвиг.

Мерлин снова ничего не сказал, и Кайлеб откинулся на спинку кресла, а лицо его нахмурилось. Молчание затянулось на несколько секунд, после чего кронпринц вздохнул.

— Не потрудишься ли ты теперь просто объяснить, как ты смог всё это сделать?

Мерлин подумал, что голос принца звучал непривычно спокойно и рассудительно для сложившейся ситуации.

— Я не могу, Кайлеб, — сказал он, помедлив секунду. — Я бы хотел. Правда, хотел бы. Но я не могу.

— Мерлин, — сказал Кайлеб спокойно, — меня не волнует, что ты сейджин. Ни один смертный человек не может сделать то, что ты сделал сегодня днём на моих глазах. Никто, даже сейджин. Я спрашивал тебя однажды кто ты на самом деле, и ты уверял меня, что служишь свету. Но какого рода ты слуга?

— Кайлеб… Ваше Высочество, — сказал Мерлин тихо, — я не могу сказать вам этого. Не «не хочу», не «отказываюсь», но не могу.

— Ты просишь меня о большом одолжении, Мерлин, — сказал Кайлеб тем же спокойным голосом. — Мой отец поверил тебе. Поверил настолько, что связал всё своё королевство обязательством принимать твои «услуги»… твои «видения» и все твои знания и советы, которые ты дал нам. И я тоже поверил тебе. Мы ошиблись? Если ты можешь сделать то, что не может смертный, это делает тебя чем-то большим, чем смертный. И как я могу узнать, что кто-то, кто может быть ангелом или демоном, говорит правду?

— Я не ангел и не демон, — ответил Мерлин. — Я клянусь в этом. Я просто не могу сказать вам, кто я на самом деле. Ни сейчас, ни возможно никогда. И я полагаю вам нужно самому решить для себя будете вы или нет доверять тому, кто не может ответить вам на этот вопрос.

Он посмотрел прямо на Кайлеба, и Кайлеб посмотрел в эти странные сапфировые глаза. Кронпринц всматривался в них, ничего не говоря, целую минуту. Затем глубоко вздохнул.

— Тебе не следует делать больше то, что ты сделал сегодня днём. — Тон его разговора звучал так естественно, что казался необычным для сложившихся обстоятельств. — Если бы ты не сделал всего этого, я бы не знал того, что я знаю сейчас, не так ли?

— Нет, — согласился Мерлин. — Вы не знали бы. Но это не значит, что я не должен был делать это.

— Нет, не значит, — сказал Кайлеб, а затем, к удивлению Мерлина, улыбнулся. Это была почти нежная улыбка, а затем принц покачал головой. — И это, Мерлин, причина того, почему я доверяю тебе.

— Правда? — вопреки себе Мерлин не смог сдержать удивление в своём собственному голосе, и Кайлеб тихо усмехнулся.

— Ты показал мне на что способен, подтвердив, что ты даже больше, чем сейджин, потому что ты спас группу сорванцов из гавани, которых даже не знал. Для этого ты рисковал всем доверием, которое ты сумел вызвать у меня и моего отца. И я верю, что ты сделал это не раздумывая.

— Вы правы. Я не раздумывал, когда делал это. — Мерлин тоже покачал головой. — Вероятно я должен был, но это никогда не приходило мне в голову.

— Вот поэтому я и верю тебе, — просто сказал Кайлеб. — Человек — или даже больше, чем человек — который служит тёмным силам, никогда не позволит жизням каких-то портовых отродий испортить путь к достижению своей цели. А ты позволил. Если ты готов рисковать всем чего ты достиг ради спасения жизни детей, это говорит мне всё, что я хотел бы знать. Но это не значит, — на его лице неожиданно блеснула улыбка, подозрительно похожая на усмешку — что я не хочу знать больше!

— Ваше Высочество, — сказал Мерлин, даже не старался сдержать облегчение в своём голосе, — если однажды наступит день, когда я смогу рассказать вам больше, я сделаю это. Я обещаю.

— Я надеюсь этот день настанет, — ответил Кайлеб. — А теперь, я думаю, тебе и мне нужно потратить некоторое время, придумывая какое-то объяснение для сегодняшних событий. Хорошая новость состоит в том, что на берегу никто, кроме меня, не находился в таком месте, чтобы в точности разглядеть, что произошло. Плохая новость состоит в том, что версия детей насчёт того, что случилось, довольно невероятна.

— Вы же знаете, насколько впечатлительны дети, Ваше Высочество. — улыбнулся Мерлин. — Я не сильно удивлюсь, если им всё покажется даже более впечатляющим, чем было на самом деле.

— Это всё хорошо и здорово, — сказал Кайлеб более рассудительно. — Но, думаю, они уже вытащили тушу одного кракена. Того, которого ты пронзил гарпуном. Поверь мне, за всем этим наблюдало больше, чем всего лишь несколько поднятых бровей, даже после того, как я, э… несколько преуменьшил расстояние броска, так скажем. А что будет, если они достанут оставшихся двух?

— Ох, я полагаю, вы можете смело сказать, что они могут достать, — признался Мерлин.

— И будет ли это как-то связано с ножом, которым ты полностью пробил киль того баркаса? — вежливо спросил Кайлеб.

— На самом деле, так и будет.

— Прекрасно. — Кайлеб задумчиво потёр щёки, а затем пожал плечами. — В конце концов они всё ещё в главном судоходном фарватере. Один, которого ты загарпунил, нашёл свой путь на мелководье перед тем, как окончательно сдох, но вокруг вода там глубокая, и, как я понимаю, там бывает скверный прибой во время прилива. Мы можем по крайней мере надеяться, что двое других не будут найдены вообще.

— Это будет без сомнения самый лучший вариант, — согласился Мерлин, сидя и глядя на принца несколько секунд.

— А ты уверен, что тебя устраивает это, Кайлеб? — спросил он наконец.

— Устраивает — это не совсем то слово, что я выбрал бы. — Улыбка Кайлеба была зловещей. — На самом деле, это совсем далеко от слова, которое я бы выбрал. Но если ты имеешь в виду, что я могу подумать второй раз, ответ будет «нет».

— Я ценю это, — сказал Мерлин мягко. — Глубоко.

— Хорошо, давай взглянем на всё это, — предложил Кайлеб. — До сих пор ты спас мою жизнь, жизнь Рейджиса, разобрался с тем, кто вероятно был самым опасным предателем в истории Королевства, разрушил обе крупнейшие агентурные сети в Черис, научил нас тому, что может на самом деле спасти нас от уничтожения, а теперь спас пять подданных моего отца от неминуемой смерти. Я бы сказал, что ты создал достаточно весомый положительный образ передо мной. Пока что, по крайней мере.

— Я не задумывался об этом в таком ключе.

— Тогда должен задуматься. На самом деле… — Кайлеб прервался, потому что в дверь кто-то постучал.

Он поморщился и недовольно покачал головой.

— Я же дал указание, чтобы нас не беспокоили, — сказал он, затем встал и повернулся лицом к двери.

— Входите! — позвал он голосом, не предвещавшим ничего хорошего, в отсутствии подходящего оправдания, для кого бы то ни было с другой стороны двери.

Дверь открылась и, сконфуженно глядя на принца, вошёл Арнальд Фалкан.

— Я знаю, что вы дали приказ не беспокоить вас, Ваше Высочество, — сказал он. — Но прибыл курьерский корабль из Теллесберга.

Он протянул конверт, скреплённый малиновым воском с личной печатью короля Хааральда. Кайлеб взял его, с внезапно потерявшим выразительность лицом, и сломал печать. Плотная, тяжёлая бумага затрещала, когда он развернул небольшое послание бывшее внутри и прочёл его. Затем он поднял глаза и встретил взгляд Мерлина с тонкой улыбкой.

— Похоже, что ты и я требуемся в Теллесберге, — сказал он. — Церковный Интендант… выразил желание пообщаться с нами.

II Королевский Дворец, Теллесберг

Это был первый раз, когда Мерлин когда-либо встречался с отцом Пейтиром Уилсинном, и когда старший священник был проведён в тронный зал, он искренне желал, чтобы эта встреча могла пройти при других обстоятельствах. Практически любых других обстоятельствах.

Уилсинн был молодым человеком, старше Кайлеба, но, вероятно, не старше Нимуэ Албан в момент её биологической смерти. Он был стройным, с рыжими, кудрявыми волосами, и живым интеллектом, казалось парившим в серых глазах, которые вместе с этими волосами выделяли его как иностранца для любого черисийца.

Он также носил фиолетовое одеяние Ордена Шуляра, а вышитый меч и золотое пламя на рукаве, кроме всего, обозначали его как Церковного Интенданта в Черис.

Он проследовал за камергером к подножию помоста и серьёзно поклонился. Сначала Хааральду, затем епископу Мейкелю, который стоял у плеча короля, и, наконец, Кайлебу.

— Ваше Величество. — Его голос был приятным тенором, с акцентом Храма и элиты города Зион.

— Отче, — ответил Хааральд, его собственный мягкий черисийский акцент звучал сильнее обычного, в отличие от акцента старшего священника.

— Я благодарю вас за то, что вы согласились принять меня в такой короткий срок, — продолжил Уилсинн. — И я благодарю вас за то, что вы присоединились к нам, Ваше Высокопреосвященство, — добавил он с ещё одним небольшим поклоном епископу Мейкелю.

— Не стоит благодарности, отче, — сказал епископ. — И позвольте поблагодарить вас за то, что вы уведомили меня, что намереваетесь устроить этот разговор. Я глубоко ценю эту любезность.

Уилсинн улыбнулся и махнул рукой в крошечном жесте отстранения, словно его уведомление Стейнейра не имело никакого значения. Но это определённо не было такой вещью. Будучи Церковным Интендантом, отец Пейтир имел право идти куда угодно, в любое время по своему выбору, и допрашивать любого, кого он выбрал, никого во всём королевстве предварительно не уведомляя, включая епископа-исполнителя Жеральда.

— Ваше сообщение требовало присутствия кронпринца Кайлеба и лейтенанта Атравеса, — заметил Хааральд после непродолжительной паузы. — Как вы заметили, оба они присутствуют. Можем ли мы теперь узнать причину, по которой вы хотели нас видеть?

— Конечно, Ваше Величество. — Уилсинн склонил голову в том, что на этот раз было не вполне поклоном, но всё равно было жестом уважения.

— Я боюсь, что некоторые отчёты, дошедшие до Храма, касаются вопросов здесь, в Черис, — спокойно сказал он. — Большинство, я подозреваю, являются результатом естественного преувеличения. Некоторые, увы, могут быть злонамеренно умышлены теми, чьи интересы… не идентичны интересам вашего королевства, скажем так. Однако, когда есть так много дыма, Совет Викариев и Управление Инквизиции чувствуют обязательство удостовериться, что под ним нет огня. Отсюда моя просьба об этом разговоре.

Хааральд несколько секунд сидел молча, глядя на молодого старшего священника, его выражение было задумчивым. Мерлин сохранял своё собственное лицо совершенно бесстрастным, когда он стоял за креслом Кайлеба, но его ум был занят обдумыванием объяснения Уилсинна. Тон старшего священника был спокойным и взвешенным, но был оттенок, намёк на что-то, что могло бы быть почти раздражением, и Мерлин вспомнил короткий разговор с епископом Мейкелем о причинах, по которым Уилсинн мог быть назначен в Черис.

— Простите меня, отче, — сказал Хааральд через мгновение, — но я должен предположить, что любые такие отчёты будут связаны с новыми процессами и устройствами, которые были введены здесь, в Черис, в течение последних нескольких месяцев. Мне казалось, что все они были проверены и найдены свободными от скверны.

— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — согласился Уилсинн. — Более того, я лично изучил все процессы и устройства, которые были представлены, в точности так, как это было необходимо, в Офис Интенданта для одобрения. И, безусловно, моим решением было, что никто из них даже не приблизился к нарушению Запретов. Это остаётся моим мнением.

Если бы Мерлин был существом из плоти и крови, он бы глубоко вдохнул от облегчения. Но Уилсинн не закончил и слегка поднял руку к королю в полупримирительном жесте.

— К сожалению, Ваше Величество, я был прямо проинструктирован архиепископом Эрайком перепроверить мой первоначальный результат. Его семафорное сообщение было, конечно, довольно кратким и не включало причин, из-за которых он почувствовал, что такое повторная проверка желательна. Я могу только высказать догадку, что это результат тех преувеличенных отчётов, о которых я уже упоминал.

— Я понимаю. И, конечно, я осознаю вашу ответственность подчиняться указаниям архиепископа. Тем не менее, — Хааральд позволил толике озабоченности просочиться в свой голос, — поскольку мы были уверены, что все эти вещи соответствовали требованиям, мы уже начали внедрять многие из них. Если мы снова начнём процесс проверки, это вызовет большие трудности — и немаленькие финансовые потери — для многих наших подданных, которые действовали добросовестно.

— Поверьте мне, Ваше Величество, мне об этом хорошо известно, — сказал Уилсинн. — С тех пор, как я получил послание архиепископа, я много думал об этом вопросе. Я полностью уверен в своём мнении касающегося моего первоначального постановления обо всём, что было представлено в мой офис. Хотя я, безусловно, обязан ревностно повиноваться архиепископу, я действительно не вижу смысла повторять процесс проверки и тестирования, так как я уверен, что мои выводы будут такими же в конце этих трудозатратных работ. В настоящее время, однако, я склонен сомневаться в том, что любой протест архиепископу с моей стороны… будет служить интересам вашего королевства.

Глаза Мерлина сузились, и он почувствовал, как напрягаются плечи Кайлеба. Молодой отец Пейтир был широко известен как презрительно не обращающий внимание на политические реалии внутренних фракций Церкви Господа Ожидающего и на то, как светские правители пытались использовать их в своих интересах. Что делало его последнее изречение ещё более интересным, чем оно могло бы быть в противном случае.

— Хотя я и могу чувствовать, что сомнения архиепископа, предполагая, что это на самом деле его сомнения, а не Совета Викариев, неуместны, — продолжил Уилсинн, — я связан как моими официальными обетами, так и моим долгом, как одного из священников Божьих, выполнять его указания наилучшим способом из мне доступных. После долгих размышлений я пришёл к выводу, что истинный характер выражаемых опасений имеет меньше общего с реальными процессами и устройствами, которые я уже одобрил именем Матери-Церкви, чем с будущим, к которому они могут привести.

«Что», — подумал Мерлин более чем с опаской, — «показывает даже большее «политическое» понимание с его стороны. И подводит прямо к делу одним простым предложением».

— Святое Писание предупреждает нас, что изменения порождают перемены, и что соблазны Шань-вэй находят свой путь в наши сердца шаг за шагом, — серьёзно сказал Уилсинн. — С учётом этого, я понимаю законные тревоги архиепископа. И, если быть абсолютно честным, я нахожу, что разделяю их в какой-то небольшой степени. Ваш народ здесь, в Черис — это… буйная компания, Ваше Величество. Я люблю их и восхищаюсь ими, но может случиться так, что те, кто находятся внутри Матери-Церкви, которые чувствуют некоторое опасение относительно их вкуса к постоянному улучшению того, что они делают, имеют какое-то оправдание для своего беспокойства.

— Из-за этого, и в качестве средства решения того, что, по моему мнению, было намерением архиепископа, после долгих молитв и размышлений, я принял решение о том, как я должен действовать. Я предлагаю поразить прямо в сердце проблемы архиепископа.

— И каким образом, отче? — слегка настороженно спросил Хааральд.

— Вот таким, Ваше Величество, — ответил Уилсинн и потянулся за своим нагрудным скипетром Лангхорна. Он был больше, чем большинство подобных ему и изящно украшен драгоценностями. Точно такой скипетр, можно было бы ожидать от кого-то с богатством и известностью семьи Уилсинн. Но никто в тронном зале не ожидал, что произошло, когда Уилсинн взял его обеими руками и раскрутил.

Коронованное навершие скипетра отвалилось, раскрывая тот факт, что конец жезла содержал покрытую золотом полость внутри наконечника.

Уилсинн отпустил навершие, позволив ему повиснуть на золотой цепочке вокруг его шеи, и прикоснулся к выступающему концу жезла кончиком своего правого указательного пальца. И когда он коснулся его, он начал светиться.

Хааральд, епископ Мейкел, Кайлеб и королевские телохранители все вытаращили глаза, парализованные этим непрерывно крепнувшим голубым сиянием. То же самое сделал Мерлин, но по совершенно другим причинам.

— Это, — мягко сказал Уилсинн, — сокровище Матери-Церкви, которое было доверено моей семье века назад. Согласно преданиям, которые были переданы вместе с ним, оно было передано нам самим архангелом Шуляром.

Он коснулся своего сердца, а затем губ, и все остальные в тронном зале, включая Мерлина, сделали то же самое.

— Природа Камня Шуляра, — продолжил Уилсинн, — заключается в том, что, если какая-либо ложь будет произнесена кем-то, касающегося его, Камень изменит цвет на кровавый. С вашего позволения, Ваше Величество, я предлагаю задать каждому из вас по очереди несколько простых вопросов. Камень подтвердит мне правдивость ваших ответов и это, в сочетании с исследованиями, которые я уже провёл, позволит мне добросовестно ответить на вызывающие беспокойство вопросы архиепископа.

Он встретил взгляд Хааральда прямо, всем своим выражением и манерами излучая искренность, и положил свою руку на сияющий голубой кристалл.

— Никто за исключением немногочисленных членов моей семьи не знает, кому Камень был дарован в этом поколении, — сказал он. — На самом деле, большинство в Церкви полагает, что он был навсегда потерян во времена смерти Святого Эврихарда. Я не без труда раскрываю вам это в настоящее время, но у меня есть… собственные опасения в отношении характера обвинений, которые выдвигаются против Черис изнутри Храма.

Для Мерлина было очевидно, что молодому старшему священнику было почти физически больно признать это, но кристалл устойчиво горел синим, а Уилсинн непреклонно продолжил.

— Я верю, что Бог послал мне Камень именно для этого самого момента, Ваше Величество. Я верю, что Он намеревается ответить мне на мои собственные сомнения, чтобы я мог знать, как лучше всего отвечать на такие у других.

Он перестал говорить, и Мерлин задержал своё дыхание, когда Хааральд VII Черисийский глубоко заглянул в глаза молодого старшего священника.

В отличие от Хааральда, Мерлин точно знал, что было скрыто в реликварии Уилсиннов, но он совсем не ожидал когда-либо это увидеть.

Это был верификатор — окончательное развитие старого, неуклюжего докосмического детектора лжи. В отличие от предыдущих попыток создать надёжные средства определения правдивости, верификатор использовал мозговые волны индивидуума, подвергающегося опросу. Согласно закону Земной Федерации, верификаторы не могли использоваться без явного приказа суда, и даже тогда существовали строгие гарантии и ограничения на вопросы, которые могли быть заданы, для предотвращения попыток сбора компромата или охоты на ведьм.

Даже верификатор не был идеальным блюстителем правды. За почти столетие использования не сообщалось ни об одном экземпляре верификатора, который бы неточно сообщал о известной лжи, как о правде, но он мог только рассказать следователю, действительно ли тот, кого он опрашивал, говорил правду как он её знал. Он не раскрывал магическим способом истины, которую никто не знал… и при некоторых психических расстройствах мог возвращать противоречивые показания.

Тот, что был в руке Уилсинна, вполне мог действительно принадлежать Шуляру. Во любом случае, он должен был принадлежать кому-то из состава руководящей команды Лангхорна, и он явно был предназначен функционировать неопределённо долго. Сам кристалл был, в основном, твёрдым куском молекулярных схем, по которому можно было долбануть кувалдой, не причинив чрезмерного ущерба, но должно было быть какое-то средство для энергопитания жезла. Мерлин был не вполне уверен, но, похоже, тот же самый «ангел», что передал «реликвию» семье Уилсинна, проинструктировал их о ритуале, требуемом для того, чтобы поддерживать её заряженной, возможно, через простой преобразователь солнечной энергии, встроенный в неё.

Ничего из этого не имело значения в этот конкретный момент. Важно было то, что местный представитель Инквизиции в Черис её имел.

— Я польщён вашей готовностью раскрыть существование этой реликвии, отче. А так же вашей верой в наше благоразумие и вашей решимостью справедливо судить эти вопросы, — сказал наконец Хааральд. — Что касается меня, я не боюсь простого вопроса. — Он даже не смотрел на других.

— Мы ответим на то, что вы спросите, — сказал он.

Мерлин очень неподвижно стоял за креслом Кайлеба, когда Уилсинн подошёл к королю. Старший священник протянул верификатор, и Хааральд взял его крепко, не колеблясь, несмотря на его неземное сияние. Он посмотрел на голубой свет, который превратил его пальцы почти в прозрачные, и невозмутимо встретил взгляд Уилсинна.

— Я постараюсь задавать свои вопросы настолько коротко, насколько я смогу, Ваше Величество, — пообещал старший священник.

— Спрашивайте, отче, — уверенно ответил Хааральд.

— Очень хорошо, Ваше Величество. — Уилсинн кашлянул. — Ваше Величество, насколько вам известно, нарушает ли что-либо из новых процессов, устройств или концепций, которые были или будут введены здесь, в Черис, «Запреты Чжо-чжэн»?

— Они этого не делают, — сказал Хааральд в формальных, выверенных тонах, и верификатор светился устойчивым голубым светом.

— Знаете ли вы о каком-нибудь человеке здесь, в Черис, который будет противостоять Божьей воле на Сэйфхолде? — спросил Уилсинн, и Мерлин задержал свой вдох.

— Я не знаю никого здесь, в Черис, кто будет действовать против воли Божьей, — сказал Хааральд. — Я не сомневаюсь, что есть такие, потому что всегда есть те, кто предпочитает зло добру, но, если они существуют, я не знаю, кто они могут быть или где.

Как и в предыдущем случае, верификатор продолжал светиться.

— Принимаете ли вы, как человек и монарх, замысел Божий о спасении Сэйфхолда? — спросил Уилсинн, и на этот раз лицо Хааральда ожесточилось, словно от вспышки гнева. Но он ответил тем же выверенным тоном.

— Я принимаю замысел Божий для этого мира, для своего королевства и для себя, — сказал он, и верификатор вспыхнул чистым голубым цветом.

— Желали ли вы зла кому-нибудь, кто не желал зла вам? — тихо спросил Уилсинн, и Хааральд слегка склонил голову.

— Простите меня, отче, — сказал он в синем свечении верификатора, — но этот вопрос кажется мне немного не относящимся к делу.

Уилсинн начал открывать рот, но король покачал головой, прежде чем он смог это сделать.

— Тем не менее, — продолжил Хааральд, — я отвечу на него. Вы оказали своё доверие мне, и поэтому окажу своё вам. Отвечая на ваш вопрос, я не желал зла никому, кто не хотел зла мне или подданным, за чью жизнь и безопасность я несу ответственность.

Верификатор продолжал светиться, и Уилсинн глубоко поклонился королю и отступил назад.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — сказал он, и посмотрел на Кайлеба.

— Ваше Высочество? — сказал он, и Кайлеб протянул руку так же бесстрашно, как и его отец.

— Вы слышали ответы короля на мои вопросы, Ваше Высочество, — сказал Уилсинн. — Могу я спросить, согласны ли вы с его ответами?

— Согласен.

— Вы разделяете убеждения вашего отца по этим вопросам?

— Разделяю.

— Спасибо, Ваше Высочество, — сказал Уилсинн, в то время как верификатор продолжал ярко светиться. Затем он посмотрел на Мерлина.

— В дополнение к своей озабоченности по поводу утверждений о нарушениях «Запретов», архиепископ сообщил мне, что были сообщения о враждебном влиянии на королевских советников. Он не назвал никаких конкретных имён, но я предположил бы, что любые подобные слухи, вероятно, будут сосредоточены на вас, лейтенант Атравес. Вы, в конце концов, чужеземец, и ходят постоянные слухи о том, что вы так же сейджин. Архиепископ специально не поручал мне расследовать эти слухи, но это было бы очень полезно для меня — и облегчением для моего собственного разума — если бы вы разрешили мне это сделать.

Мерлин глядел на него несколько секунд, чувствуя напряжение, которое внезапно поднялось выше в Кайлебе. Затем он кривовато усмехнулся и поклонился старшему священнику.

— Я никогда не ожидал ничего подобного этому, отче, — сказал он с полной искренностью. — Но, если я могу быть полезным, вы, конечно, имеете моё разрешение.

Он протянул свою руку и положил её на верификатор. Когда он это сделал, в углу его зрения загорелась маленькая зелёная иконка, и он втянул в себя глубокий вдох в подтверждение того, что верификатор был полностью функциональным. Его схемы и программное обеспечение обнаружили, что он был ПИКА, работающий в автономном режиме. У него не было возможности понять, что он работает под управлением взломанного программного обеспечения, или он не мог сообщить об этом факту Уилсинну. Но он был разработан для взаимодействия с молицирконовым мозгом ПИКА, также как с человеческим, и он автоматически переключился в нужный режим.

Что означало, что прибор узнает, если он соврёт старшему священнику.

— Вы сейджин, лейтенант? — спросил Уилсинн.

— У меня есть некоторые, но отнюдь не все, способности сейджинов, который как полагают, они имеют, — спокойно ответил Мерлин, выбирая свои слова с крайней осторожностью. — Я приобрёл их после многих лет в Горах Света, но ни один из моих учителей или наставников никогда не называл меня сейджином.

Уилсинн посмотрел на устойчивое синее свечение верификатора, а затем поднял взгляд на лицо Мерлина.

— Почему вы пришли в Черис?

— По многим причинам, — сказал Мерлин. — В частности, я пришёл в это королевство, чтобы предложить свои услуги и меч в его распоряжение, потому что я восхищаюсь и уважаю короля Хааральда, и потому, что я считаю, что Черис предлагает людям лучший шанс жить так, какой мог бы в действительности предложить им Господь.

— Могу ли я предположить из вашего последнего ответа, что вы верите в замысел Божий для Сэйфхолда?

— Отче, — сказал Мерлин очень уверенно, — я верю в Бога, я верю, что у Бога есть замысел для всех людей, где бы они ни были, и я считаю, что каждый мужчина и женщина обязаны стоять и бороться за свет против тьмы.

Верификатор даже не замерцал, и напряжённое выражение Уилсинна неожиданно расслабилось и превратилось в лёгкую, кривую улыбку.

— Я собирался задать вам ещё несколько вопросов, лейтенант, — сказал он, — но вы, похоже, верите в исчерпывающие ответы.

— Я старался, отче, — пробормотал Мерлин, и он и старший священник поклонились друг другу, после чего Уилсинн отступил от помоста, осторожно дезактивировал верификатор и вернул его в его потайное убежище.

— Благодарю вас, Ваше Величество, Ваше Высочество. И вас, лейтенант Атравес. Я считаю, что теперь знаю, что мне нужно знать, чтобы ответить на беспокоящие архиепископа вопросы.

— Не стоит благодарности, — ответил Хааральд, и Мерлин подумал, не скрывает ли голос короля такое же облегчение, какое чувствовал он.

— А сейчас, Ваше Величество, Ваше Высокопреосвященство, я знаю, что у вас есть много обязанностей, требующих внимания. С вашего разрешения, я оставлю вас с ними.

— Конечно, отче, — сказал Хааральд, и епископ Мейкел поднял одну руку в благословении.

— Вы хорошо поработали сегодня, отче, — сказал епископ. — Хорошо бы все священники Матери-Церкви были такими же верными, ревностными и внимательными в выполнении своих обязанностей. Да пребудут с вами благословения Бога и Архангелов.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, — спокойно ответил Уилсинн. Затем он снова поклонился, и вышел.

III Стадион короля Хааральда Пятого, Теллесберг

— Страаааайк три!

Болельщики, до отказа забившие стадион короля Хааральда Пятого, неодобрительно взревели по поводу свистка, но одетый в белое судья за «базой» проигнорировал нарастающие крики. Судьи, в конце концов, были единственной ветвью в иерархии Матери-Церкви, привыкшей к освистыванию болельщиками и вопиющему несогласию с их мнением.

Епископ-исполнитель Жеральд Адимсин иногда сожалел о том, что это было так. Это оскорбляло его чувство приличия в отношении любого из слуг Матери-Церкви, являющегося предметом такого злоупотребления, хотя, по крайней мере, архангел Лангхорн был осторожен, когда он устанавливал заповеди Писания для игры, чтобы зарезервировать должность судьи для мирян. В конце концов, толпа освистывала не рукоположенного священника. И на этот раз, даже самый яростно протестующий фанат, вероятно, понял, что свисток судьи был правильным.

Конечно, было бы немного самонадеянно ожидать, что все они согласятся с этим. Ежегодная Серия Чемпионата Королевства — в этом году опять между «Теллесбергскими Кракенами» и их традиционными, ненавистными соперниками, «Драконами Хейреты» — была построена на трёх играх для каждого, и они были в седьмом иннинге решающей игры с Кракенами, уступая два очка и с занятыми базами, что сделало второй аут из объявленного страйка особенно болезненным.

Шум толпы опустился до её нормального фонового прибоя, и лишь случайный голос всё ещё кричал надуманные комментарии о качестве зрения судьи, а следующий бэттер уже выдвинулся на базу. Насмешливые ободрения полетели от зрителей, когда он вышел на позицию отбивающего. Жан Смолт был одним из самых доминирующих питчеров в лиге, особенно в окончании сезона, и он обычно был очень популярен. Но, как и большинство питчеров, его результативность, как отбивающего, была в лучшем случае посредственной. При этом, он попал в завершающую иннинг двойную игру в его последнюю очередь бить, и домашние болельщики, явно ожидали быть… разочарованными этим.

Эти обстоятельства, по мнению Адимсина, сделали предыдущий страйк-аут бэттера ещё более мучительным для зрителей.

Епископ посмеялся над этой мыслью, а затем, когда Смолт крепко вонзил свои шиповки и постучал по базе своей битой, откинулся на своём удобном, хорошо затенённом сиденье в ложе, зарезервированной для использования Церковью на каждом крупном бейсбольном стадионе. Все остальные на стадионе были сосредоточены на драме, разворачивающейся на залитом солнцем поле, но улыбка Адимсина постепенно угасла. У него самого на уме были другие, более важные дела.

На стадионе Хааральда Пятого, Церковная Ложа была расположена сразу же справа от Королевской Ложи. Жеральду нужно было только повернуть голову, чтобы увидеть короля Хааральда и кронпринца Кайлеба, пристально наблюдающих за красиво ухоженным полем, и при виде этого, он, совсем немного, нахмурился. Это была тревожная нахмуренность, но она не имела никакого отношения к текущей игре.

Жеральд Адимсин не прослужил бы столько лет епископом-исполнителем в королевстве Черис, не приобретя, даже на таком удалении, определённой чувствительности к политическим потокам, протекающим внутри Храма. Никто, как правило, на самом деле ничего ему не рассказывал в подробностях, но у него был большой опыт чтения писем архиепископа Эрайка, и последний набор депеш был даже более… откровенным, чем обычно. Адимсину было очевидно, что его временные начальники необычайно тревожились из-за сообщений, которые они получали — не все от него — о Черис. Что, конечно, не было хорошо, и несчастный случай, который помешал архиепископу совершить его запланированное пастырское посещение, оставил его епископа-исполнителя, ответственным за борьбу с этим. Что, по мнению Жеральда Адимсина, было даже ещё хуже.

Он минуту жевал эту неприятную мысль, затем посмотрел на молодого священника, сидящего рядом с ним.

Отец Пейтир Уилсинн был тёмным мазком фиолетового среди епископских белых, коричневых и зелёно-земных тонов других епископов и священников, заполняющих ложу. Конкуренция за места на Серии Королевства всегда была жестокой, и технически Уилсинн был значительно младше некоторых из старших священников других церковных орденов, которые в этом году не смогли выиграть места в церковной ложе. Но это не имело значения. Будучи Интендантом Матери-Церкви (и Инквизиции) в Черис, единственным членом черисийской иерархии, функционально старшим, чем молодой, активный шулярит, был сам Адимсин.

Это причиняло епископу-исполнителю более чем небольшое беспокойство. Священники, подобные Уилсинну, часто являлись проблемой для своих административных начальников, даже при нормальных обстоятельствах. Но эти обстоятельства, если только Адимсин не упустил много в своих предположениях, не были такими.

— Скажите мне, отче, — сказал он через мгновение, — появились у вас какие-то новые мысли по поводу того, что мы обсуждали в четверг?

— Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство? — Уилсинн повернул голову к епископу. — Я сосредоточился на поле, и, боюсь, я не совсем расслышал ваш вопрос.

— Всё в порядке, отче, — улыбнулся Адимсин. — Я просто спросил, есть ли у вас дополнительные мысли по тому предмету, который мы обсуждали на днях.

— Ах. — Уилсинн поднял голову, его выражение внезапно стало задумчивым, затем он слегка пожал плечами.

— Вообще-то нет, Ваше Высокопреосвященство, — сказал он после этого. — Я очень тщательно обдумал последние депеши и инструкции архиепископа, и, как вы знаете, я лично беседовал с королём и кронпринцем в свете этих посланий. Я также исчерпывающе рассмотрел мои оригинальные заметки из моего первоначального рассмотрения всех новых процессов и устройств. И, как я уже говорил, я провёл немало часов в своей комнате, искренне молясь об этом. Однако, пока что ни Бог, ни Архангелы… — он прикоснулся пальцами своей правой руки к сердцу, затем к губам — …не удостоили меня дополнительным озарением. Я…

— Первый страйк! — закричал судья, когда питчер Драконов пропустил «фастбол» прямо через центр страйк-зоны. Запоздалый, неуклюжий удар битой Смолта даже не коснулся мяча, и несколько фанатов лишь громко застонали. Уилсинн был одним из них, но затем он покраснел, поняв, что позволил игре отвлечь его от разговора со своим духовным начальником.

— Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство. — Его внезапная улыбка заставила его выглядеть ещё моложе, почти мальчишески. — Я знаю, что я хороший северный мальчик из Храмовых Земель, но я боюсь, что «Кракены» совратили мою преданность «Хлещущим Ящерицам». Пожалуйста, не говорите отцу! Он лишит меня наследства, по меньшей мере.

— Не волнуйтесь, отче. — Несмотря на всю мрачность своих мыслей и забот, Адимсин обнаружил, что улыбается в ответ. Несмотря на часто зловещую репутацию ордена Шуляра и собственную раздражающую невосприимчивость Уилсинна к внутренним политическим взаимоотношениям Храма, интендант был очень симпатичным молодым человеком. — Ваша тайна со мной в безопасности. Но вы о чём-то говорили?

— Я полагаю, что собирался сказать — до того, как судья так грубо прервал нас — что, несмотря на все мои молитвы и размышления, или, может быть, из-за них, я чувствую себя вполне уверенным в моём первоначальном решении по этим вопросам.

— Значит, вы по-прежнему не испытываете беспокойства по поводу каких-либо нарушений «Запретов»?

— Ваше Высокопреосвященство, — серьёзно сказал Уилсинн, — как член Ордена, и как Интендант Матери-Церкви в Черис, я всегда обеспокоен возможными нарушениями «Запретов». Конечно, Орден чётко осознаёт необходимость проявлять особую бдительность здесь, в Черис, настолько далеко от Храма, и я заверяю вас, что я внимательно следил за указаниями Великого Инквизитора и архиепископа в этом отношении. Однако, ничто из всех новейших разработок здесь, в королевстве, даже не приблизилось к порогу Запрещённого преступления.

— Я понимаю, что это по-настоящему сфера ответственность Шуляритов, отец Пейтир, — сказал Адимсин. — И, если было похоже, что я лелеял какие-то сомнения в отношении усердия, с которым вы выполняете эти обязанности, это не было моим намерением. — Он задумчиво нахмурился. — Полагаю, это просто внезапное появление стольких… нововведений за такой короткий промежуток времени вызывает у меня некоторое беспокойство.

«И, похоже, у некоторых других людей, они вызывают даже большее беспокойство, чем это, теперь, когда новости о них достигли Храма», — подумал он.

— Второй страйк!

Болельщики застонали громче, когда мяч шмякнулся в рукавицу кэтчера. Не то чтобы на этот раз кто-то особенно обвинял Смолта. Питчер Драконов знал, что даже единственный промах мог бы отразиться на табло, и он не бросал мяч Смолту так, как, в большинстве случаев, он должен был бы бросить его кому-то с обычной сезонной результативностью Смолта в роли отбивающего. Этот скверный, поздно проявляющий свою траекторию «слайдер» заставил бы нервничать почти любого хиттера.

— Я могу, конечно, понять, почему вы чувствуете некоторую озабоченность, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Уилсинн, улыбаясь и с оттенком иронии качая головой, в то время как он наблюдал, как Смолт уходит с позиции отбивающего, чтобы привести в порядок свои мысли. Затем шулярит повернулся лицом к лицу к Адимсину.

— На самом деле, — сказал он более серьёзно, — я сам был совершенно ошеломлён ими, даже здесь, в Черис! Пока я не видел свидетельств демонического вмешательства за все годы моего пребывания здесь, но я должен признаться, что энергия, с которой черисийцы ищут лучшие способы делать вещи, часто довольно пугающая, и этот их Королевский Колледж только всё усугубляет. У меня были свои собственные сомнения о них, и так много новых идей, появившихся сразу, были чем-то вроде шока.

— Сказав это, однако, кажется очевидным, что все нововведения, которые мы рассматривали в течение последних нескольких месяцев, на самом деле не более чем, как применение уже существующих, одобренных методов и практик новыми способами. Каждый из этих методов и практик, в свою очередь, был тщательно протестирован Матерью-Церковью, прежде чем он получил одобрение Ордена, если уж на то пошло. И Писание не содержит заповедей против использования одобренных практик для новых целей, если эти цели не угрожают замыслу Божьему.

— Понимаю. — Адимсин несколько секунд изучал молодого человека и желал, чтобы он мог задать вопрос, который он действительно хотел спросить.

С большинством других интендантов он, вероятно, мог бы это сделать, но Уилсинн был послан в Черис по какой-то причине. Некоторые из них, на самом деле, включали его явное неодобрение способа, которым старшие прелаты Матери-Церкви, даже в его собственном ордене, позволили… прагматизму раскрасить процесс принятия решений. Его столь же очевидное неодобрение того, что он считал «упадком» образа жизни, охватившим тех же самых старших прелатов, было так же ярко выражено, и его происхождение сделало возможные последствия его позиции потенциально зловещими.

Из семьи Уилсинн произошло не менее шести Великих Викариев. Последний из них получал этот сан всего лишь за два великих викариата до теперешнего, и один из них — Великий Викарий Эврихард Справедливый — был ревностным реформатором храмовых «злоупотреблений» сто лет назад. Его великий викариат длился менее двух лет, прежде чем он каким-то загадочным образом упал со своего балкона и погиб, но его всё ещё продолжали вспоминать с дрожью ужаса в старших рядах епископата. Как прямой наследник Святого Эврихарда — во многих отношениях — молодой Пейтир легко мог стать значительной силой в Храме, если бы он решил сыграть в эту игру. И это создало бы невыносимую угрозу слишком многим уютным Храмовым взаимоотношениям.

К счастью, он был столь же не заинтересован в политике, насколько он мог бы возможно быть, и те же семейные связи оберегали его от худших последствий неодобрения его начальства. С другой стороны, учитывая его семью, его нынешний ранг всего лишь старшего священника, вполне мог быть истолкован как наказание за его склонность к созданию волн. Как и его назначение в Черис, если уж на то пошло.

Но ни один живущий человек не мог подвергнуть сомнению благочестие отца Пейтира Уилсинна или его интеллектуальные способности. Конечно, это было лишь частью проблемы Адимсина. Уилсинн был слишком яростно сосредоточен на долге своего ордена защищать ортодоксальность Церкви, чтобы тратить время на такие вещи, как внутренние фракции Храма или раздоры между ними, и никто во всём его ордене не был лучше информирован о том, что входит в эту обязанность. Это могло быть связано как с его назначением в Черис, так и, в какой-то мере, с желанием убрать его из Зиона, но все эти факторы вместе объединились, чтобы исключить любую возможность обсуждения им и Адимсином потенциальных последствий стольких черисийских нововведений в политических расчётах Храма.

Или последующих последствий для карьеры некоего епископа-исполнителя Жеральда.

— Можете ли вы сказать, — спросил епископ вместо этого, — что эти новые «цифры» доктора Маклина и это его устройство «абак» тоже падали в ту же категорию?

— Какую категорию, Ваше Высокопреосвященство? — Уилсинн выглядел озадаченным, и Адимсину удалось не вздохнуть.

— Категорию опирающихся на утверждённые практики, отче, — терпеливо сказал он.

— Простите меня, Ваше Высокопреосвященство, — ответил шулярит, — но этот вопрос действительно не возникает. Хотя я с готовностью признаю, что я менее разбираюсь в математике, чем многие, из моего исследования работы доктора Маклина очевидно, что это будет исключительно полезным. Торговцы, которые уже используют эти его новые «цифры», совершенно ясно это продемонстрировали.

— Конечно, как учит Писание, сам факт, что что-то кажется полезным в мирском смысле, не обязательно делает его приемлемым в глазах Бога. Так Шань-вэй соблазнила своих первоначальных последователей злом и проклятием, в конце концов. Но Запреты ничего не говорят, так или иначе, о способах подсчёта или записи чисел. Уверяю вас, после наших предыдущих бесед я провёл довольно много времени с моими алфавитными указателями изречений, ища любое упоминание в Писании или Озарениях. Я не нашёл ни одного.

— «Запреты» имеют дело с нечистым знанием, природа которого открывает двери для тех искушений, которые приводят людей в сети Шань-вэй. Архангел Чжо-чжэн весьма конкретна в этом отношении, как и «Озарения», но искушение лжёт в нечестивом стремлении осквернить эти знания и силу, которые предназначены для Бога и его ангелов. В сфере знаний, подходящих для смертных людей, тот факт, что способ выполнения поставленных задач более эффективен и работает лучше, вряд ли угрожает душам людей проклятием. До тех пор, по крайней мере, пока ни одно из пороговых значений «Запретов» не пересекается.

— Понятно, — повторил Адимсин, хотя он был хорошо осведомлён, что взгляды Уилсинна не были повсеместно распространены, даже в ордене Шуляра. С другой стороны, было что-то в голосе Уилсинна, или, возможно, это были его глаза. Ответы молодой интендант произносил быстро и легко, с уверенностью того, кто действительно провёл много часов, размышляя над ними. Но был и оттенок… вызова. Не неповиновения, и не неуважения. Ничего подобного. И всё же у Адимсина было смутное ощущение, что молодой человек принял своё решение в полном понимании, что это не то, чего желал его архиепископ или, возможно, даже сам Совет.

Епископ-исполнитель посмотрел, как Смолт возвращается на позицию отбивающего и заново принимает свою отбивающую стойку, ожидая, пока питчер и кэтчер попытаются вместе решить, что они хотят сделать дальше. Хотя, по мнению Адимсина, решение не должно было быть таким сложным. С уже двумя аутами и счётом в два страйка и ноль болов, Смолт должен был чувствовать себя настороже, а у Драконов было три свободных подачи, с которыми можно было работать. Все на стадионе должны были понимать, что пришло время для чего-то не перехватываемого, вне страйк-зоны, что они, возможно, могли соблазнить его на погоню за страйк-аутом.

По-видимому, человек на питчерской горке был единственным человеком в Теллесберге, который этого не понимал, сардонически отметил епископ. Он посмотрел, как кэтчер быстро подаёт жест за жестом питчеру, затем оглянулся на Уилсинна.

— Тогда я полагаю, что это всё, что нужно сказать, отче, — сказал он. — Могу ли я предположить, что ваш собственный отчёт по этим вопросам будет завершён в течение следующего дня или двух? У меня есть посыльное судно, готовое отправиться в Кланир. Если ваш отчёт будет доступен, я могу придержать его в порту достаточно долго, чтобы добавить ваш отчёт к моей собственной корреспонденции архиепископу Эрайку.

— Я могу представить его вам завтра днём, Ваше Высокопреосвященство.

— Отлично, отче. С нетерпением буду ждать, чтобы прочить его самому, и…

ТРАХ!

Внезапный резкий звук древесины, столкнувшейся с кожей, оглушил толпу и заставил её на мгновение замолчать. Питчер Драконов, наконец-то, выбрал, как ему делать подачу, и это было чем-то отвратительным. Фактически, мяч летел почти над землёй и, по крайней мере, в десяти дюймах от базы. Но каким-то образом питчер Кракенов действительно смог отбить его. И не просто «отбить». Его нанесённый от плеча удар выглядел невероятно неудобным, но он поднял мяч за пределами поля, просто вне досягаемости второго, прыгающего бейсмена, и положил его на траву в центре поля. Он приземлился со свирепым вращением, а затем, казалось, ударился обо что-то, что вызвало неприятный отскок, который отправил мимо нырнувшего к нему в прыжке центр-филдера. Он пронёсся мимо него, не более, чем в футе от его отчаянно выставленной перчатки, и с занятыми базами и двумя страйками, бегущие начали движение, как только Смолт сделал отбив.

Невероятный рёв восхищения толпы был оглушающим, и даже Жеральд поднялся на ноги, когда мяч докатился почти до самой центральной стенки, прежде чем правый инфилдер Драконов сумел догнать его и подхватить. Первый Кракен уже пересёк базу к тому времени, когда он сбросил бросок, и он бросил его на голову отсекающего. Учитывая расстояние, которое он должен был покрыть, и как быстро ему удалось это сделать, это был не такой уж плохой бросок. Но этого было недостаточно. Он вытащил кэтчера на четверть пути от линии первой базы, довольно далеко от домашней базы, и он слегка мял ловушку, когда второй Кракен пересёк дом и сравнял счёт.

Питчер Драконов был обязан закрыть базу, но он начал с опозданием, как будто он не мог поверить, что Смолт действительно ударил по мячу. Он поверил сразу после второго бегущего, но он всё ещё продолжал поворачиваться к кэтчеру, который продолжал жонглировать мячом и пытался решить куда бросать, когда третий Кракен с грохотом бежал по линии третьей базы, весь путь от первого. Кэтчер, наконец, сделал бросок — ядро, идеально заброшенное на базу — но питчер даже не смотрел в направлении бегущего, когда Кракен бросился в его сторону, сбил с ног и дотронулся до домашней базы, несясь напролом. Мяч отпрыгнул от поражённого питчера, а Смолт — несясь сильнее, чем когда-либо в своей жизни, — оказался на третьей базе, тяжело отдуваясь, пока стадион сходил с ума.

— Что же, — сказал Адимсин с усмешкой несколько минут спустя, когда суматоха закончилась, и он снова занял своё место, — кажется, чудеса случаются, не так ли, отче?

— Конечно случаются, Ваше Высокопреосвященство!

Тон Уилсинна привлёк глаза Адимсина к его лицу. Молодой священник, казалось, был поражён легкомыслием наблюдения епископа. — «Нет», — подумал Адимсин, — «не «поражён». Неодобрителен, пожалуй, хотя это тоже было не совсем верное слово. Может быть, он хотел был «разочарован»».

«Как бы то ни было, мне нужно это запомнить», — сказал сам себе Адимсин. — «Он здесь не для того, чтобы вытащить его из-под чьего-то башмака в Храме. И он не заинтересован в… административных компромиссах. Надеюсь, это не превратится в проблему».

— Да, случаются, отче, — согласился епископ-исполнитель, его собственный голос и выражение были более серьёзными. — Действительно, они случаются.

Жаспер Мейсен сидел в нескольких сотнях мест от епископа Жеральда и отца Пейтира. Как и многие люди и фирмы, которые занимались бизнесом в Теллесберге, небольшая судоходная компания, которой он якобы владел, зарезервировала абонементные билеты на игры Кракенов. Его место было не так хорошо, как в королевской или церковной ложах, но оно было почти прямо за третьей базой, и он недоверчиво покачал головой, когда Смолт оказался на ней.

— Это будет больно, — весело заметил Жамис Макферцан с соседнего места, и Мейсен хмуро посмотрел на него.

— Это только седьмой иннинг, — прорычал он, и Макферцан усмехнулся.

— Конечно, это так — успокаивающе сказал он, и потёр свой большой пальцем указательным.

Мейсену удалось сохранить подходящее дерзкое выражение, но он боялся, что Макферцан прав. Опустошающий нападающий состав Драконов сделал их фаворитом, имеющим шансы выиграть Серию в этом году. Даже теллесбергские букмекеры согласились на этот счёт, сколько бы они не могли быть расстроены из-за этого. Но Макферцан утверждал — и готов был заключить пари — что подача Кракенов, которая была очень сильной перед финишной прямой, могла бы довести домашнюю команду до победы. Мейсен принял эту ставку, с шансами два-к-одному, и он начал подозревать, что в этом отношении, по крайней мере, решение его нового подчинённого было лучше, чем его собственное.

И это было похоже на Макферцана, который подкрепил своё мнение звоном нескольких черисийских марок, несмотря на относительно короткое время, которое он был здесь. Он приехал в Теллесберг в качестве замены Оскара Малвейна меньше месяца назад, но быстро понял гораздо больше вещей, чем то, как соревновались бейсбольные команды королевства. Уже было очевидно, что он был, по крайней мере, настолько же способным, как и его предшественник. Он также был уверенным в себе и даже более трудолюбивым… и, несомненно, амбициозным. Лучше всего было то, что он явно не был в списке подозреваемых иностранных агентов барона Волны Грома.

Всё это — кроме, возможно, амбиций — было хорошими вещами с точки зрения Мейсена. К сожалению, Макферцан всё ещё находился на самых ранних стадиях подбора своих собственных агентурных источников. Мейсен рассмотрел вопрос о том, чтобы связать своего нового подчинённого с некоторыми из старших членов старой сети Малвейна, как способ ускорить этот процесс, но он твёрдо отверг это искушение.

Казалось маловероятным, что Волна Грома сумел идентифицировать многих агентов Малвейна, несмотря на очевидное подозрение барона в отношении самого Малвейна, поскольку ни один из них не был арестован. Возможно, однако, что Волна Грома точно знал, кто работал на Малвейна, и оставил их в покое в надежде, что замена Малвейна сможет идентифицировать себя, связавшись с ними. Но учитывая тот факт, что сеть шпионов Нармана Изумрудского была полностью опустошена, то, насколько Мейсен мог сказать, собственная организация Мейсена стала единственным окном князя Гектора и его союзников в Черис. При таких обстоятельствах он решил, что было бы гораздо лучше чуть дольше выводить Макферцана на полную силу, чем рисковать попасть в ловушку Волны Грома и потерять это окно.

Не говоря уже о том, чтобы рисковать одной единственной шкурой некоего Жаспера Мейсена.

Он наблюдал, как на скамейке Кракенов отгремели торжества похлопывания по спине и взаимного поздравления. Следующий бэттер — Рафаил Фуркаль, ведущий игрок Кракенов — в конце концов вышел к домашней базе, в то время как кэтчер Драконов выбежал на горку, чтобы посовещаться с питчером. Вероятно, больше в попытке снова успокоить питчера, чем для любого серьёзного обсуждения стратегии. Драконы интенсивно изучали отчёты разведчиков по Кракенам, и они знали, что сила Фуркаля почти исключительно на левом поле. Полевые игроки уже сдвинулись по кругу налево — конечно же, бейсмен со второй базы стал почти на второй шорт-стоп, и бейсмен с первой базы переместился на полпути ко второй — в то время как кэтчер всё ещё продолжал успокаивающе болтать со своим питчером.

«Хотел бы я, чтобы хоть кто-нибудь рядом успокоил меня в последние несколько месяцев», — подумал Мейсен уныло. Было безумием осознавать все виды событий, которые явно происходят под поверхностью в тот момент, когда разумность и будущее выживание требовали от него действовать так осторожно. Он сделал всё возможное, но его собственные источники были гораздо более сильно разработаны среди торговцев, работающих в Теллесберге. До тех пор, пока Оскар не был вынужден сбежать, спасая себя, он действительно не осознавал, насколько серьёзно он полагался на суждение Малвейна и оперативные работы, в которых были затронуты политические и военные вопросы. Хорошей новостью было то, что депеши князя Гектора ясно дали понять, что князь понял ограничения, в которых был вынужден работать глава его черисийской резидентуры.

«Или, по крайней мере, он так говорит», — не смог перестать размышлять Мейсен. Он не раз задавался вопросом, особенно учитывая очевидные способности Макферцана, что Гектор, возможно, послал нового человека с намерением в конечном итоге продвинуть его на верхнюю позицию в Черис. Это была отличная возможность, и, если бы это произошло, отзыв Мейсена в Корисанд не сулил ничего хорошего для его собственной карьеры. Тем не менее, как минимум, Гектор был гораздо меньше чем Нарман похож на человека, готового просто так уничтожить одного из своих агентов.

На данный момент Мейсен решил принять уверения своего князя о его неизменном доверии за чистую монету и сосредоточиться на том, чтобы найти то, что Хааральд и Волна Грома так старательно скрывали.

Питчер сделал свой первый бросок, а Фуркаль тяжело взмахнул… и промахнулся.

— Первый страйк! — объявил судья, и Фуркаль покачал головой с явным отвращением к себе. Он на мгновение вышел за пределы домашней базы, явно успокаивая себя, что он допустил ошибку, затем вернулся в неё, даже не взглянув на кракенского тренера третьей базы ради любых свежих подсказок. Он стал в стойку, а питчер вышел и сделал свою вторую подачу.

В этот момент Фуркаль поразил каждого человека на стадионе, подставив биту под мяч и почти идеально уронив его на линию первой базы. Это было не совсем самоубийство, но это был очень рискованный ход, даже для кого-то со скоростью Фуркаля. Несмотря на это, его огромная дерзость застала оборону полностью врасплох. Тот факт, что он промахнулся на первом броске, вероятно, помог, но это была явно задуманная уловка, несмотря на отсутствие каких-либо знаков от тренера третьей базы, потому что Смолт вломился на домашнюю базу в тот же самый момент, когда Фуркаль сравнял счёт в результате удара.

Сдвиг инфилдеров оставил питчера ответственным за прикрытие первой базы, но он был левшой, и его естественное движение увлекло его к той стороне горки, которая была ближе к третьей базе. Ему потребовался один критический момент, чтобы восстановиться, рвануть и подхватить мяч. Он уже опоздал осалить Фуркаля, и к тому времени, когда он развернулся, чтобы перебросить мяч на домашнюю базу, Смолт получил достаточно форы, чтобы избежать броска и заработать очко, в то время как толпа болельщиков кричала, свистела и топала ногами в одобрении.

«Здесь есть аналогия», — решил Мейсен.

Он был слишком хорошо осведомлён о том, что он всё ещё не знал всего, что делали черисийцы. Большинство из того, что он знал, было более тревожным, чем угрожающим. Если только Мейсен не ошибся в своём пари, новая конструкция такелажа, которую придумал сэр Дастин Оливир — эта его «шхуна» — представляла самый наиболее явный вызов, о котором кто-либо знал. Мейсен до некоторой степени сомневался, что все фантастические рассказы о её эффективности и преимуществах, могли бы быть точными, но было очевидно, что эти преимущества всё же существенны. Они приносили Оливиру десятки заказов на новые корабли, первые из которых уже выходили из верфей, чтобы раздуть ряды огромного черисийского торгового флота. Торгового флота, который и так уже был слишком большим и имел слишком много преимуществ.

С другой стороны, «секрет» того, как он работает, вряд ли мог быть сохранён надолго, и уж точно не в том случае, когда он будет использоваться там, где кто-нибудь ещё мог бы его увидеть. То же самое можно было сказать и о новом способе вычислений Ражира Маклина. Действительно, Мейсен уже лично получил один из «абаков» Маклина и отправил его в Корисанд. Он и Макферцан также следили за слухами о ещё большем количестве нововведений среди черисийских производителей текстильной продукции, и он ожидал, что сможет представить предварительный отчёт о них, также в течение следующих нескольких пятидневок.

Часть его имела искушение додумать всё, что означало, что он возвращался к началу ситуации, и где-то глубоко внутри, маленький, ворчащий голос предупреждал, что он не прав. То, о чём он знал — что остальному миру было позволено увидеть — было лишь частью. Умышленная завеса, поднятая в попытке убедить всех остальных сосредоточиться на ясно видимой части айсберга, так же как первый удар Фуркаля отвлёк всех от возможности последовавшего удара.

«И мне интересно», — подумал Мейсен, — «действительно ли все эти отцы инноваций несут ответственность за свою «собственную» работу?»

Это был вопрос, над которым он размышлял не один раз. Все данные свидетельствовали о том, что Маклин, Оливир и Рейян Мичейл действительно придумали свои новые идеи самостоятельно. Тот факт, что колледж Хааральда свёл их всех вместе, где их идеи могли выбить искры друг из друга, действительно мог объяснить, как так много новых концепций расцвело за такой короткий промежуток времени. Но Мейсен не мог избавиться от подозрения, что внезапное прибытие Мерлина Атравеса в Теллесберг было связано с этим немного больше, чем он думал, и именно поэтому это заставляло его нервничать.

«Не волнуйся попусту, Жаспер», — сказал он себе твёрдо. — «Даже если есть какая-то правда в той истории, и этот человек действительно сейджин, это не делает его кем-то вроде абсолютного сверхчеловека! Если бы он стоял за всём этим, они бы сделали с ним что-то получше, чем назначить лейтенантом в Королевскую гвардию, ради Лангхорна! Вместо того, чтобы беспокоиться о нём, почему бы тебе не беспокоиться о том, что ещё не разрешили увидеть остальному миру? Если они так желают рассказать нам о вещах, о которых мы действительно знаем, что они могут скрывать за вещами, которые они сделали достоянием гласности?»

Он не знал ответов на эти вопросы, но знал, что Волна Грома и верховный адмирал Остров Замка́ усилили и без того крепкую безопасность, которую они поддерживали на островах Хелен и Песчаной Банки. После смерти Кельвина Армака, безопасность в Хейрете также значительно усилилась. Всё это можно было бы достаточно легко объяснить, как рутинную меру предосторожности после попытки убить Кайлеба, и раскрытием того, что кто-то столь же высокопоставленный, как герцог Тириен, был в союзе с врагами королевства. Но это также просто предоставило ширму, за которой могло бы происходить всё что угодно, и Жасперу Малвейну это не нравилось.

Нет, ему это совсем не нравилось.