У рифов Армагеддона

I Бухта Сломанного Якоря, Армагеддонский Риф

— Неизвестные корабли входят на якорную стоянку!

Гэвин Мартин, барон Белого Брода, резко выпрямился в своём кресле, когда крик вахтенного эхом отозвался через открытый световой люк. «Король Горжа II», флагман Тароского Флота, с трудом вставал на якорь даже здесь, в убежище Головы Демона. Это было вполне справедливо; всё на его борту было больше, чем что либо, что было здесь.

Кто-то резко постучал в дверь большой каюты, и он услышал, как его камердинер открыл её. Через мгновение один из лейтенантов флагманского корабля появился в его личной штурманской рубке.

— Простите, что беспокою вас, милорд, но…

— Я слышал, лейтенант Жоэлсин. — тонко улыбнулся Белый Брод. — Должен ли я предположить, что наши неизвестные гости — это наши долгожданные доларские друзья?

— Похоже на то, милорд, — признал Жоэлсин с улыбкой.

— Ну слава Лангхорну, — беспечно сказал Белый Брод. — Пожалуйста, скажите капитану Каилли, что я буду на палубе примерно через пятнадцать минут.

— Конечно, милорд.

Лейтенант Жоэлсин ушёл, и Белый Брод повысил голос.

— Живис!

— Да, милорд? — ответил Живис Балтин, бывший камердинером барона с самого отрочества.

— Мой новый китель, Живис! Нам нужно произвести впечатление на герцога.

— Сейчас же, милорд.

Два часа спустя, Белый Брод стоял на юте «Короля Горжи II» под прохладным весенним солнечным светом и наблюдал как доларский флот медленно и тяжело входит на вёслах в Бухту Сломанного Якоря. Бухта, хотя и защищённая от северо-восточного ветра выступающим пальцеобразным выступом Головы Демона, не была гладким зеркалом. Вне бухты, волны высотой десять с половиной футов, белые шапки пены, и брызги слишком ясно показывали, какого рода погода ожидает объединённые флоты.

Не то чтобы Белый Брод нуждался в этом напоминании. Он потерял две галеры, со всеми экипажами, просто добираясь сюда. И судя по виду доларских галер, входивших в более спокойные воды залива, у них всё было ещё хуже, чем у него.

Некоторые корабли, которые он видел, несли развевающиеся вымпелы командующих офицеров, но ни один из них не нёс красные и зелёные полосы флагмана флота. Затем, наконец, он увидел гигантскую галеру, затмевавшую своими размерами все корабли вокруг неё, ползком огибающую южный мыс. Её единственную мачту перечёркивала крохотная рея, явно бывшая временной заменой штатного такелажа, и она башней возвышалась над своими более меньшими кораблями сопровождения. Фактически, она была двухъярусной, чего Белый Брод ни разу не видел за последние лет двадцать, и он недоверчиво покачал головой, видя, как волны взлетают выше нижнего ряда вёсел, пока потоки воды каскадом низвергались из её насосов.

— Милорд, это что ещё такое? — тихо спросил стоящий рядом с ним капитан Жильберт Каилли, и барон фыркнул.

— Это, Жильберт, флагманский корабль доларского флота. «Король Ранилд».

— «Король Ранилд», — повторил Каилли, и Белый Брод усмехнулся.

— По крайней мере, мы назвали наш флагман именем предыдущего короля, — сказал он. — И если я не ошибаюсь, то это чудовище должно стоить почти как две галеры обычного размера. Не говоря уже о том, что она должна быть настоящей гончей Ада, чтобы ходить по морю.

— По меньшей мере, — пробормотал Каилли, когда очередная волна разбилась об форштевень огромный галеры и закрутилась водоворотом вокруг её старающихся изо всех сил вёсел.

— Но они как-то пригнали её сюда, — отметил Белый Брод. — Хотя они и опоздали на пятидневку.

— На мой взгляд, милорд, они проделали чертовски невероятную работу, чтобы пригнать её сюда.

Барон кивнул, глядя на покрытую слизью обшивку, кое-где пустые отверстия вёсельных портов, заплатки из необработанных досок, которые отмечали поспешный ремонт. Просто наблюдая за тем, как доларцы двигались по воде, было очевидно, что днища их кораблей от долгого путешествия сильно обросли водорослями, что, должно быть, ещё сильнее снизило их скорость.

Он ещё раз задался вопросом, каким безумием обладал гений, который планировал эту кампанию. Намного более разумнее было бы отправить доларцев вверх по западным побережьям Ховарда и Хевена, а затем прямо в Таро, где можно было бы встать на ремонт множества мелких повреждений, который им явно требовался. Но нет, они должны были прийти сюда, в самое населённое призраками, злополучное, неудачное место на Сэйфхолде, и плыть прямо отсюда сражаться с противником.

— Ну, я полагаю, сейчас начнётся настоящее веселье, — сказал он капитану Каилли, и в его голосе больше не было ни капли юмора.

Граф Тирск наблюдал со своего места за герцогом Мэликаем, как барон Белого Брода и его флаг-капитан показались в главной каюте «Короля Ранилда».

Тароский адмирал был небольшим стройным мужчиной, ростом даже меньше самого Тирска, с тёмными глазами и тёмными волосами, которые едва начали серебриться. Жильберт Каилли, командир его флагманского корабля, казалось, был специально создан в противоположность ему. Такой же высокий, как и Мэликай, он был намного массивнее, почти как глыба, с невероятно широкими плечами, и, вероятно, весил на пятьдесят или шестьдесят фунтов больше герцога, но при этом без капли жира.

За ними последовал небольшой рой из более младших капитанов и старших лейтенантов, и Мэликай приветствовал их широкой, радушной улыбкой. Тирск сомневался, что герцог знал о том, насколько эта улыбка выглядела покровительствующей.

— Адмирал Белый Брод, — пробормотал Тирск, когда настала его очередь пожимать руку таросцу, и искорки веселья заплясали в тёмных глазах маленького мужчины.

— Адмирал Тирск, — ответил он, и губы Тирска дрогнули в попытке не улыбнуться лёгкому, но безошибочному подчёркиванию в словах таросца. Белый Брод приветствовал Мэликая как герцога Мэликая, что было безусловно правильно, но, очевидно, он распознал, что, каким бы благороднорожденным не был Мэликай, он не был моряком.

Тирск и барон стояли так несколько секунд, пожимая руки, и каждый узнал товарища по профессии, а затем миг прошёл, и Белый Брод двинулся дальше. Но Тирск оценил этот непродолжительный обмен, который, казалось, обещал потенциально выгодный союз. Во всяком случае, он надеялся, что это произойдёт, потому что подозревал, что он ему понадобится.

— Прошу прощения за наше опоздание, барон Белого Брода, — сказал герцог Мэликай, когда официальный послеобеденный военный совет перешёл к делу. — Боюсь, погода на нашем первоначальном маршруте была хуже, чем ожидалось. Я был вынужден выбрать альтернативный путь.

— Я предполагал, что так и будет, Ваша Светлость, — сказал Белый Брод. — Как вы знаете, система семафоров держала нас в достаточной мере информированными о том, как продвигаются ваши дела. Учитывая погоду, с которой мы столкнулись на нашем собственном пути сюда, я не удивлён, что вы задержались. Конечно, я очень рад, что вы потеряли так мало кораблей.

— Совершено с вами согласен, барон, — улыбнулся Мэликай. — Я уверен, я выскажусь от лица всех, если скажу, что надеюсь, что неблагоприятная погода осталась позади, и…

— Я уверен, что все мы надеемся на это, Ваша Светлость. К сожалению, это очень маловероятно.

Мэликай закрыл рот с видом, одновременно удивлённым и, возможно, немного оскорблённым вежливым прерыванием Белого Брода. Он мгновение смотрел на таросца, словно не был уверен, как ему ответить, и граф Тирск кашлянул.

— Я уверен, что вы и ваш военно-морской флот гораздо лучше знакомы с погодой в этих водах, адмирал Белый Брод, — сказал он, и Белый Брод пожал плечами.

— Мы сами, конечно, редко забираемся так далеко на юг. Никто не плавает через Армагеддонский Риф, если, конечно, его не прижмёт. Но мы хорошо знакомы с погодой в Море Паркера и Котле. И, как принято говорить, в это время года непогода, похоже, порождает непогоду. Дующий с норд-оста ветер может развернуться к норд-весту, но он никогда не прекращается. И чаще всего, за ним по пятам идёт ещё один, как минимум такой же силы.

— Это звучит… неприятно, — тщательно нейтральным тоном заметил Тирск, даже не взглянув на Мэликая. На этот раз, у герцога похоже хватило здравого смысла держать свой рот на замке, и граф искренне надеялся, что так будет и дальше.

— Это не так плохо для галеонов, — сказал Белый Брод, слегка помахав рукой. — Волны высотой пятнадцать-шестнадцать футов бывают не часто. Но это может быть немного… какое слово вы использовали, милорд? Ах, да. Это может быть немного неприятно для галер.

Внезапная тишина в доларской части большой каюты была оглушающе задумчивой, и Тирску пришлось поднять руку, чтобы скрыть свою улыбку.

— Конечно, иногда случаются и полноценные шторма, — продолжил Белый Брод. — Когда такое случается, волны могут подниматься до тридцати футов, но они чаще бывают осенью, чем весной. И вы практически никогда не увидите ураганов в этих водах, даже осенью.

— Поскольку вы так хорошо знакомы с погодой в этих широтах, милорд, — сказал Тирск, тщательно подбирая слова и тон, — не могли бы вы прокомментировать наш курс с этого момента?

— Ну, раз уж вы спросили, адмирал, — сказал Белый Брод, — Я боюсь, что по ощущениям, для нас было бы плохим вариантом пересекать море Паркера к северу от Земли Триона, как указывают наши первоначальные приказы. Погода вряд ли будет благоприятствовать нам, и мы оба уже потеряли корабли и людей. Мне нравиться Армагеддонский Риф не больше, чем любому другому здравомыслящему человеку, но я бы посоветовал продолжить движение вокруг Головы Демона, затем пройти между Пиком Томаса и самым южным из Следов Шань-вэй и держаться ближе восточного побережья Рифа через Плёс Думвала и Железное Море, и дальше на восток до Плача МакФерсона, по крайней мере.

— Извините меня, барон, — сказал Мэликай, — но это прибавит много миль к нашему пути, и разве мы не рискуем быть застигнутыми на подветренном берегу, если ветер останется норд-вестовым?

«По крайней мере», — подумал Тирск, — «это был вопрос, а не высокомерное заявление о несогласии».

— Да, это добавит сколько-то миль к нашему маршруту, Ваша Светлость, — признал Белый Брод, — Но погода в Море Паркера смягчится не так сильно, как бы нам хотелось. А погода южнее Плача МакФерсона будет хуже — значительно хуже. У нас нет другого выбора, кроме как плыть южнее Плача, в Железное Море, и, хотя кто-нибудь может сказать, что можно обойти вокруг Залива Трион и пройти как можно дальше от Железного Моря, мы всё равно должны будем пересечь Море Паркера, чтобы добраться туда.

Он сделал паузу, словно смотря, слушают ли его объяснения. Мэликай ничего не сказал и таросец продолжил.

— Мы будем сталкиваться с ненастной погодой, какой бы мы ни выбрали маршрут, Ваша Светлость, и, в то время как мы, безусловно, будем плыть вдоль «подветренного берега», всё побережье Рифа покрыто заливами и бухточками. Если мы столкнёмся с такой же непогодой, что стоила нам уже стольких кораблей, мы всегда сможем найти укрытие, какое-нибудь место, где мы сможем встать на якорь и переждать её. — Он пожал плечами ещё раз. — Как я сказал, Ваша Светлость, эти воды недружелюбны к галерам.

В большой каюте воцарилась тишина. Массивный корпус «Короля Ранилда» беспокойно покачивался на волнах, даже стоя на якоре, и все слышали звук его постоянно работающих насосов, откачивающих воду из трюмов, которая попадала внутрь через его нижние вёсельные порты.

Тирск знал, что Мэликай совсем не рад слышать, как Белый Брод говорит ровно то, на чём Тирск настаивал всё время. Тем не менее, длинное, болезненное путешествие к этому моменту оказалось способным научить герцога некоторой мудрости. Жалко только, что её не было раньше, чтобы сделать выводы из тех сведений, которые имел Тирск, прежде чем они вообще куда-то отправились. Он даже имел остроумие спорить против предложенного с самого начала маршрута. Тем не менее, Тирск беззаветно верил в предположение, что лучше мудрость придёт поздно, чем вообще никогда.

Конечно, тот факт, что Белый Брод был командиром союзного флота, а не просто ещё одним подчинённым, даже если весь Тароский Флот составлял менее четверти флота Мэликая, вероятно, придавал его словам дополнительный вес.

— Барон Белого Брода, — сказал наконец Мэликай, — я склоняюсь перед вашим глубоким знакомством с условиями навигации в этих водах. Самое главное, чтобы мы добрались до места назначения в боеспособном состоянии, а из того, что вы сказали, мне кажется, что предложенный вами маршрут позволит нам прибыть туда в таком состоянии.

«Спасибо тебе, Лангхорн», — подумал граф Тирск очень, очень искренне. — «И спасибо вам, адмирал Белый Брод».

— Что вы думаете, милорд? — спросил капитан Каилли, когда он и Белый Брод стояли на юте «Короля Горжи II» и наблюдали за длинной очередью галер, гребущих в сторону выхода из Бухты Сломанного Якоря.

— О чём? — мягко спросил барон.

— Что вы думаете о наших союзниках?

— О…

Белый Брод задумчиво пожевал губами, изучая флот и обдумывая вопрос своего флаг-капитана.

Движение его флагманского корабля было беспокойным, говоря по меньшей мере, но море хотя бы немного успокоилось за два дня, прошедших с момента прибытия доларцев. Нос галеры взметнул облако брызг, когда она разрезала волну, но её вёсла двигались постоянно и сильно.

Большие доларские галеры, проплывающие вдоль кормы, двигались более тяжело. В некотором смысле, их больший размер помогал, но Белому Броду было совершенно очевидно, что они никогда не проектировались для плавания в открытом море. Их узкие, с маленькой осадкой корпуса, типичной для прибрежных вод конструкции, были предназначены для судов быстро ходивших на вёслах, но опасно чутких под парусами… и очень неустойчивых даже в более спокойном море. Он сомневался, что они когда-либо предназначались для операций за пределами Доларского Залива, и, по его оценке, их шансы потерять по крайней мере ещё полдюжины кораблей до того, как они достигнут Плача МакФерсона, были достаточно велики.

— Я бы сказал, — рассудительно сказал он Каилли, — что чем раньше этот их нелепый флагман утонет, тем лучше.

Брови флаг-капитана полезли на лоб. Не от того, что мнение Белой Реки было чем-то удивительным, но от того, насколько открыто адмирал его продемонстрировал. Белый Брод увидел выражение его лица, и невесело усмехнулся.

— Все наши идеи насчёт «подкрасться» к Хааральду с юга смешны, — сказал он, — Только идиот может подумать, что он не расположит разведчиков в проходе между Серебряным и Черис. И, в конце концов, это приведёт к лобовой атаке наших объединённых сил на его объединённые силы. Вы согласны с этим?

— Конечно, милорд.

— Ну а если бы Тирск командовал доларцами, он нашёл бы благовидный предлог, по которому его корабли должны были разведать побережье до залива Матиас. Это означало бы, что мы могли бы провести весь флот через Наковальню, и в этом случае мы, вероятно, никого не потеряли бы от простой непогоды. Но Мэликай будет придерживаться своих приказов, вопреки всему. Он уже так делал, и я не вижу никаких причин ожидать, что он сменит стиль сейчас. Это значит, что он будет командовать войсками как сухопутная крыса, кем он и является на самом деле. И это означает, что люди Хааральда опять снимут с нас стружку как с салаг. О, — помахал он одной рукой, — мы сделаем их в итоге. Шансы слишком велики, чтобы вышло как-то иначе. Но с этим идиотом, отдающим приказы, мы потеряем гораздо больше кораблей, и намного больше людей.

Каилли мысленно покачался на пятках, обдумывая едкий анализ своего адмирала, а затем вздохнул.

— Что? — спросил Белый Брод.

— По правде говоря, ничего, милорд. — Каилли покачал головой. — Я просто подумал, как было бы хорошо, если бы у меня была причина не согласиться с вами.

II Южное Море Паркера У Армагеддонского Рифа

Граф Тирск наблюдал за стаями морских птиц и виверн следовавших за флотом, словно клубы порохового дыма. Он понятия не имел, как много из них гнездилось вдоль пустынных берегов Армагеддонского Рифа, но никогда не видел их столько в одном месте за всю свою жизнь. Они кружились и взлетали, свистели и пикировали, исследуя кильватерный след корабля на наличие любых кусочков мусора, и смешанные крики птиц и высокие, каким-то образом скорбные свистки морских виверн явственно слышались сквозь звуки ветра и волн, скрип досок, случайные приказы и отклики.

Солнце садилось на западе, за едва заметной кляксой Армагеддонского Рифа. Предупреждение Белого Брода о надвигающейся плохой погоде оправдалось, но они уже прошли мимо Головы Демона и приближались к Голове Наковальни, пересекая сто сорок миль устья залива Ракураи, к тому времени, как начала накатываться свежая тяжёлая зыбь. Она была больше, чем привыкли собственные галеры и команды Тирска — или, по крайней мере, к чему они привыкли, до начала этого безумного путешествия — но, по крайней мере, у них был ветер на левом траверзе. Это означало, что они могли поднять вёсла и двигаться достаточно устойчивым курсом, с дважды зарифленными парусами, несмотря на сильную бортовую качку.

Получившаяся разница, даже для громоздкого корпуса «Короля Ранилда», была поразительный. Тирск по-прежнему чувствовал себя только что вылупившейся виверной, которая забрела в воду, слишком глубокую для неё, но он начинал думать, что совет Белого Брода действительно поможет им дойти до Плача МакФерсона без новых потерь в кораблях. Они уже прошли Пик Томаса, пройдя между ним и самым южным из островов, известных как Следы Шань-вэй, что обрадовало всех. Если у них был какой-то выбор, то никто не хотел укрываться в заливе Ракураи.

Он посмотрел на небо и нахмурился, задаваясь вопросом, может ли он искушать судьбу, позволив себе такую дозу оптимизма. Облака выстроились вдоль горизонта на востоке. С полудня бриз так же заметно посвежел, и ощущался заметно холоднее, чем это могло бы объяснить их постепенное приближение к холодным водам Плеса Думвала.

Было вполне вероятно, что погода снова испортится, но в данный момент «Залив Горат» был примерно в тридцати милях от побережья, и они должны были пройти Каменный Пик до рассвета. Как только они пройдут эту точку, побережье начнёт изгибаться к западу от них, предоставляя им больше пространства для манёвра, чем им было нужно. Что ещё лучше, они были всего в паре сотен миль от мыса Катастроф, и огромный участок Залива Демона и Бухты Разбитого Сердца глубоко врезались в Армагеддонский Риф к югу от мыса. Названия были далеки от обнадёживающих, но между тем, они предлагали защищённую якорную стоянку, достаточную для нужд флота, превышающий их собственный в размере в десятки раз, или сотни… и без взбудораживания призраков, которые, несомненно, обитали в заливе Ракураи.

Тем не менее, он предпочёл бы нигде не бросать якорь, и…

— Вижу корабль!

Тирск дёрнулся, как будто кто-то ткнул калёным железом в самую чувствительную часть его тела. Он крутанулся на месте, чтобы посмотреть на мачтового наблюдателя, и когда он это сделал, он почувствовал такое же недоверие у всех остальных, кто был на палубе «Залива Горат».

«Этот человек должно быть ошибся», — подумал граф. Не было абсолютно никакой причины, чтобы кто-то путешествовал через эти злополучные воды, кроме как по приказу такого же психа как тот, что писал их собственные.

— Где? — проорал лейтенант Жейкеб Метисин, который стоял на вахте.

— Прямо на левом траверзе, сэр, — в ответ крикнул вниз наблюдатель.

— Этот человек пьян! — пробормотал один из армейских офицеров, служивших морпехами.

Метисин, казалось, разрывался от раздражения от критики сухопутчика и собственного недоверия. Он сердито посмотрел на офицера, затем щёлкнул пальцами и указал на одного из гардемаринов флагмана.

— Берите подзорную трубу и лезьте на мачту, мастер Хаскин! — рявкнул он.

— Да, сэр!

Хаскин схватил тяжёлую подзорную трубу, повесил её за спину на ремень для переноски, и полез по выбленкам с проворством своих пятнадцати лет. Он вскарабкался в воронье гнездо, стянул подзорную трубу с плеча, и, положив её на ограждение марса для устойчивости, смотрел в неё следующие несколько минут. Лично Тирск подозревал, что юноша использовал как минимум часть этого времени, чтобы восстановить дыхание.

— Это один корабль, сэр! — наконец прокричал Хаскин вниз. — Идёт круто по-ветру прямо на нас.

Тирск нахмурился от нового смятения. Даже если торговое судно проходило через эти воды по какой-то своей немыслимой причине, торговый шкипер не имел уважительной причины идти через Армагеддонский Риф. И даже если бы у него была такая причина, один корабль вряд ли мог не заметить двигающийся в беспорядке строй галер длинною в милю, до того, как не был замечен сам в свою очередь! Что должно было заставить его идти в обратном направлении от них с той максимальной скоростью, какую он мог развить.

Разве что, это был курьерский корабль, посланный на их поиски?

Он покачал головой почти так же быстро, как эта мысль пришла ему в голову. Они были за пятьсот миль к югу от курса, которым им приказали следовать, и почти на три пятидневки отстали от графика. Даже если бы кто-то хотел отправить им курьера, он бы никогда не искал их здесь. Так что…?

— Выглядит как шхуна, сэр! — крикнул Хаскин, и сердце Тирска, казалось, пропустило удар.

— Повтори это! — в голосе Метисина звучало сомнение, но Хаскин стоял на своём.

— Выглядит как шхуна, сэр! — повторил он. — Я могу ясно разглядеть её марсели!

— А ну слезай! — скомандовал Метисин, и Хаскин последовал приказу. В этот раз он не стал спускаться по выбленкам: он дотянулся до бакштага, обхватил его ногами и скользнул вниз, чтобы приземлиться на палубе почти у ног Метисина.

— Да, сэр? — сказал он.

— Ты уверен, что это шхуна? — требовательно спросил лейтенант, почти крича на молодого человека.

— Да, сэр.

— Почему?

— Вы не забыли ту шхуну из Таро, которую мы видели, когда прибыли в порт Ферэйд в Дельфираке, сэр? — гардемарин покачал головой. — Тут, без сомнений, такой же такелаж, сэр.

Метисин открыл было рот. Потом он опять закрыл его и вместо этого медленно кивнул.

— Хорошо, мастер Хаскин. Передайте моё почтение капитану Мейкелу и сообщите ему о ваших наблюдениях.

— Да, сэр!

Хаскин поклонился в салюте и побежал к трапу на ют.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, но мы только что получили сигнал от «Лазутчицы», — сказал капитан Мензир, проходя мимо лейтенанта Фалкана в штурманскую рубку.

— Мы получили сигнал? — спокойно спросил кронпринц Кайлеб, оборачиваясь к нему от стола с картами.

— Да, Ваше Высочество. «Враг в поле зрения», — прочитал он из блокнота. — «Азимут от моей позиции на запад-юго-запад, расстояние — восемнадцать миль. Вражеский курс на юго-запад, приблизительная скорость — шесть узлов. Более тридцати галер в поле зрения».

Он опустил блокнот, и выражение на его лице было любопытным сочетанием страха и сильного удовлетворения.

— Спасибо, Гвилим, — сказал Кайлеб, даже не взглянув на Мерлина. — Пожалуйста, убедитесь, что адмирал Стейнейр также располагает этой информацией.

— Да, Ваше Высочество.

— Также, пожалуйста, попросите адмирала прибыть на борт и захватить с собой капитана Боушема.

— Да, Ваше Высочество.

Кайлеб кивнул, Мензир стал смирно и коснулся левого плеча в салюте, а затем вышел. Кайлеб подождал, пока дверь штурманской рубки закроется за ним, а затем, наконец, повернулся, чтобы посмотреть на Мерлина.

— Итак, вот мы и на месте, — сказал он.

— Вот мы и на месте, — согласился Мерлин.

— Ты знаешь, так ведь, — сказал Кайлеб с кривой ухмылкой, — что флот начинает думать, что я почти такой же странный, как и ты?

— Чепуха. — Мерлин с усмешкой покачал головой. — Ты прекрасно обосновал свои доводы.

— Конечно. — Кайлеб закатил глаза, и Мерлин снова фыркнул, на этот раз громче.

Все капитаны Кайлеба уже были убеждены, что мнимые тароские шпионы Волны Грома получили внутреннюю информацию о курсе, которым было приказано следовать «Южной Группе». Самое сложное было допустить возможность — на самом деле, вероятность — что Тирск и Белый Брод смогут уговорить герцога Мэликая плыть южным путём, вместо того, которым им фактически приказали следовать, таким образом чтобы объяснить любые изменения их собственного курса, которые могли потребовать «видения» Мерлина.

Кайлеб просто заметил на одном из ранних совещаний капитанов, что только сумасшедший поведёт флот прибрежных галер прямо через Море Паркера. Он высказал мнение, что сам бы он проигнорировал свои приказы и остался ближе к Армагеддонскому Рифу. И когда Мерлин подтвердил, что Тирск и Белый Брод сумели уговорить Мэликая изменить свою точку зрения, Кайлеб во время следующей встречи со своими капитанами решил, что они собираются «последовать его интуиции» и прикрыть маршрут через Армагеддонский Риф.

Вряд ли Мензир был особенно поражён тем фактом, что «Южная Группа» действительно следовала по предсказанному Кайлебом маршруту, хотя это явно не мешало ему проявить глубокое уважение к железным нервам Кайлеба при следовании своей «интуиции». То, что удивило флаг-капитана принца, так это безошибочная — кто-то мог бы сказать сверхъестественная — точность, с которой «инстинкт моряка» принца позволил галеонам перехватить флот галер на курсе, который был идеально проложен так, чтобы избежать вражеских сил.

Конечно он не знал, что Кайлеб пользуется преимуществами спутниковой разведки, которую любезно предоставил лейтенант Мерлин Атравес.

— Я надеюсь, что «Лазутчица» не станет излишне инициативной, — сказал Мерлин через мгновение. Кайлеб посмотрел на него, и он пожал плечами. — Она не знает, что она там только, чтобы объяснить, как мы их нашли. Если её шкипер будет держаться ночью слишком близко к ним, он может оказаться в беде.

— Он знает своё дело, Мерлин, — ответил Кайлеб. — И не так чтобы у нас был большой выбор. Доминик, вероятно, после столь долгого знакомства с тобой, мог бы принять как должное твои «видения» и при этом не поседеть, как и большинство капитанов первоначальной эскадры. Но остальные нет.

— И даже если бы они сделали это, всё равно остаются причины никому не говорить об этом, — со вздохом согласился Мерлин.

— В точку. — Теперь была очередь Кайлеба пожать плечами. — И особенно тогда, когда Церковь объявила нам войну. Нам не нужно давать им боеприпасы, чтобы объявить, что мы связаны с демонами! Что касается «Лазутчицы», я не жду, что она попадёт в беду. Но если попадёт, значит попадёт. Это война, такое случается.

Мерлин посмотрел на него с тщательно скрытым сардоническим весельем — и печалью — которые Кайлеб никогда бы не понял. Кронпринц не был чёрствым, просто реалистичным, и, несмотря на всю свою молодость, он действительно понимал разницу между реалиями войны и романтизмом героических баллад. Он просто не мог понять, что человек, с которым он разговаривал, был кибернетическим аватаром молодой женщины, которая видела, как вся человеческая цивилизация пала в огне и разрушении. Если кто-то на всём Сэйфхолде знал, что значит «такое случается» на войне, то это был Мерлин Атравес.

— Значит, — сказал он, меняя тему, — ты чувствуешь себя достаточно уверенно, чтобы потратить время на доставку Доминика на борт, для устроенного в последнюю минуту обсуждения?

— Да, — сказал Кайлеб. — Я предполагаю, что, если «Лазутчица» увидела их, они, вероятно, увидели её. Но даже если так и есть, они не могут ничего с этим поделать. Я уверен, что отец был прав насчёт того, как наше внезапное появление повлияет на их боевой дух, но у них есть только два варианта: сразиться с нами в море или попытаться найти какое-то место для стоянки, чтобы заставить нас прийти к ним.

— Учитывая, насколько, как ты говоришь, разбросан их флот, они вообще могут не захотеть драться с нами. До тех пор, пока они не перестроятся, во всяком случае, а если «Лазутчица» верно оценила их скорость, то просто смыкание построения скорее всего займёт большую половину дня. — Кронпринц покачал головой — Если это самое лучшее, что они могут сделать при таком ветре, то их днища заросли ещё больше, чем я думал.

Мерлин кивнул, напоминая себе, что «пять узлов» на Сэйфхолде совсем не то же самое, чем были бы «пять узлов» на Земле, где морские и сухопутные мили имели разную длину. Для Нимуэ Албан «пять узлов» были бы эквивалентны чуть более девяти с четвертью километрам в час, или пяти и трём четвертям мили в час. Здесь «пять узлов» составляли ровно пять миль в час, и всё тут.

Учитывая, что текущая скорость ветра была примерно посередине между четырьмя и пятью баллами по старой шкале Бофорта, это было очень плохим показателем. Ветер дул с постоянной скоростью в восемнадцать-девятнадцать миль в час, и галеры Кайлеба могли легко выдать скорость от девяти до десяти узлов при этих условиях.

— Лучшим для них способом привести свой строй в какое-то подобие порядка было бы найти какое-то место для стоянки, достаточно продолжительной, чтобы их эскадры перестроились, — продолжил Кайлеб. — Но между Пиком Томаса и Каменным Пиком негде поставить флот на якорь. В сущности, если они ищут безопасную якорную стоянку, то между Каменным Пиком и Скальным Крюком тоже нет такого места.

— Итак, их альтернативы такие: продолжить держаться своего нынешнего курса, по крайней мере, до Скального Плёса или попытаться развернуться и вернуться туда, откуда они пришли. Если они доберутся до Скального Плёса, они смогут зайти за Опаловый остров и встать на якорь там. Если уж на то пошло, то Плёс будет гораздо более спокойным убежищем, чем открытая вода, что подойдёт галерам намного лучше, если они захотят сражаться на вёслах.

— Учитывая, как мало осталось светлого времени суток, я сомневаюсь, что у них есть время, чтобы передать необходимые приказы для координации любых серьёзных изменений планов, которые фактически исключают поворот. Таким образом, они, скорее всего, останутся на своём нынешнем курсе, проводят ночь, делая всё возможное, чтобы уплотнить своё построение, и надеются, что мы достаточно далеко от «Лазутчицы», а они смогут дойти до Скального Плёса, прежде чем их догонит что-нибудь мерзкое. Если я прав, то мы точно будем знать, где искать их утром, и для меня важно в последний раз согласовать наши планы с Домиником и убедиться, что на рассвете мы будем на месте, чтобы весь день разбираться с этими людьми.

— И, конечно же, — усмехнулся он, — если я не прав, тебе будет нужно рассказать мне об этом, чтобы я мог придумать какую-нибудь полу-правдоподобную причину, чтобы изменить наш курс.

— Не забывай про непогоду, — предупредил Мерлин.

Облака, идущие с северо-востока, обозначали передний край группы фронтов низкого давления. Его спутниковое наблюдение показало, что передний фронт, который уже почти догнал их, был довольно мягким, без неистовых гроз, которые часто приносили такие фронты. Он должен был пролиться довольно сильным дождём, и ветер собирался окрепнуть, но он должен был закончиться за некоторое время до рассвета. Его наилучший на данный момент прогноз говорил, что это подтолкнёт погодные условия к шести баллам по шкале Бофорта, с ветрами до двадцати пяти или двадцати шести миль в час и волнами высотой от десяти до тринадцати футов.

Но фронт, наступающий на пятки, был ещё сильнее, с ветрами, которые могли бы достигнуть силы семь балов по Бофорту и волнами, достигающих семнадцати или восемнадцати футов.

— Я не забываю о ней, — заверил его Кайлеб и неприятно улыбнулся. — Но Мэликай не знает, что она надвигается, и поэтому не отдаст никаких приказаний, чтобы попытаться пройти до наступления темноты. А если шторм разразится, то у нас будет преимущество над ним.

— Есть какие-нибудь изменения в текущих приказах, сэр? — спросил лейтенант Жоэлсин. Он должен был говорить громко, чтобы перекричать звук холодного ровного дождя, но он старался не выказывать беспокойства в своём голосе, когда сменил на вахте первого лейтенанта «Короля Горжи II», Лиама Мейкелсина.

— Никаких, — ответил лейтенант Мейкелсин. Он на мгновение посмотрел на Жоэлсина, затем пожал плечами. — Мы не так много можем сделать сейчас, кроме как стараться придерживаться нашего нынешнего курса, Филип.

Жоэлсин начал что-то говорить, но остановился и вместо этого просто кивнул. Была непроглядная, безлунная ночь, ветер свежел, море вздымалось, все на палубе были насквозь мокрые и несчастные, несмотря на свои непромокаемые штормовки, а вперёдсмотрящие едва могли разглядеть кормовые и мачтовые фонари ближайших кораблей сквозь стену дождя. Возможно, герцог Мэликай мог бы приказать сменить курс до наступления ночи, если бы он оперативно отреагировал на донесение наблюдателей, но он этого не сделал. Теперь это стало физически невозможно. Всё, что они могли сделать теперь, это держать свой нынешний курс сквозь дождь и надеяться.

Все это знали, но никто не знал, откуда появилась эта шхуна. Или как могло случиться, что их тут нашли.

«Вероятно, это просто разведчик», — сказал себе Жоэлсин в тысячный раз. Если уж на то пошло, это может быть всего лишь одно из их торговых судов, плавающих дальними маршрутами доставки, потому что идёт война. В конце концов, многие их торговые капитаны являются бывшими военно-морскими офицерами. Если бы один из них совершенно случайно наткнулся на нас, он бы знал, как важно подобраться ближе, узнать всё, что может, прежде чем направиться обратно в Черис с предупреждениями.

Как бы то ни было, безусловно черисийцы не могли направить достаточную часть своего флота в воды, которые находятся так далеко от Бухты Каменной Банки, чтобы угрожать объединённому флоту! Эта идея звучала настолько безумно, что не удивительно, что Мэликай не чувствовал необходимости идти на риск путаницы от попытки разворота своего разрозненного флота. И всё же, этот парус был там, и двигался прямо на них.

— Очень хорошо, мастер Мейкелсин, — сказал Жоэлсин официально. — Вахту принял.

— Хорошо. Все мы понимаем, что мы должны завтра сделать, — сказал Кайлеб.

Он, сэр Доминик Стейнейр, их флаг-капитаны, Мерлин, и лейтенант Фалкан сидели вокруг обеденного стола во флагманской каюте КЕВ «Неустрашимый», пока дождь барабанил по световому люку каюты и стучал в кормовые окна.

Кайлеб понятия не имел о реальной причине, по которой Мерлин предложил это конкретное имя для первого из специально построенных галеонов с пушечным вооружением, но он и его отец согласились, что оно идеально ему подходит. «Неустрашимый» был почти на сорок футов длиннее, чем старые галеоны Черисийского Флота. Адмирал Стейнейр сохранил КЕВ «Буря» в качестве своего флагмана, но «Неустрашимый» нёс пятьдесят четыре пушки против тридцати шести на старых кораблях. Он также был спроектирован с самого начала с непрерывной гладкой палубой, без раздутых надстроек на баке и юте. Бак и ют были всего на шесть футов выше его главной палубы, соединённые фальшбортом и спардеком для матросов швартовой группы, и все его пушки располагались на его главной палубе или выше. Несмотря на то, что корабль был в целом изящнее и с более низкими бортами, чем его старшая сестра — по сравнению с её длиной, по крайней мере — нижние кромки орудийный портов были почти на пятнадцать футов выше ватерлинии, по сравнению только с девятью футами у «Бури». И соотношение ширины его корпуса к длине, в купе с более мощным парусным вооружением, означало что он был быстрее.

Большие размеры также сделали логичным его выбор в качестве флагмана, и у корабля были достаточно большие (для тесного, переполненного, парусного корабля, по крайней мере) каюты, чтобы разместить адмирала. Или, в данном случае, кронпринца, исполняющего обязанности адмирала.

— Думаю, мы понимаем, Ваше Высочество, — ответил адмирал Стейнейр. Он выглядел во многом, как более молодая версия своего старшего брата, хотя его борода была гораздо менее пышной. В действительности, он предпочитал кинжалоподобную, скорее как у Мерлина, за исключением его навощённых усов. Затем он улыбнулся своему кронпринцу.

— Если мы этого не сделаем, то во всяком случае не потому, что вы не объяснили это достаточно ясно, — добавил он.

— Я не хочу придираться, Доминик, — сказал Кайлеб с грустной улыбкой. — И я не пытаюсь притворяться, что знаю твою работу так же хорошо, как и ты. Просто…

— Просто потому, что окончательная ответственность — ваша, Ваше Высочество, — прервал его Стейнейр и покачал головой. — Это я тоже понимаю. И, поверьте, я совсем не чувствую себя так, как будто вы мне не доверяете. Коли на то пошло, вы, вероятно, приобрели такой же опыт командования эскадрами пушечных галеонов, как и я. Но всё-таки, для вас настало время отдохнуть так хорошо, насколько вы сможете.

Кайлеб с удивлением посмотрел на него, и адмирал пожал плечами.

— Завтра вам будет нужна ясная голова, Ваше Высочество, — сказал он твёрдо. — И вы должны помнить, что не только ваши командиры эскадр и капитаны понимают, что мы должны сделать. В данный момент каждый человек во флоте понимает это, так же как они знают, что вы привели их прямо к врагу. Поверьте мне, при этом они знают, насколько это было близко к невозможному. Они полностью доверяют вам и своему оружию, и они точно знают, каковы ставки. И если смертные люди могут выиграть эту битву, они выиграют её для вас.

Он выдержал взгляд Кайлеба несколько секунд, до тех пор, пока принц не кивнул медленно.

— Поэтому то, что вам нужно сделать прямо сейчас, так это выспаться как можно больше, — продолжил затем Стейнейр. — Завтра вам нужно будет принимать решения. Удостоверьтесь, что ваша голова достаточно свежа, чтобы принимать решения, достойные людей под вашим командованием.

— Вы правы, конечно, — сказал Кайлеб после некоторой паузы. — С другой стороны, не уверен, что смогу заснуть этой ночью. Но, конечно, я попробую.

— Хорошо. А теперь, — Стейнейр посмотрел на каютную лампу, раскачивающуюся над столом на своём кардане, и вслушался в шум дождя и неуклонно крепчающего ветра, — мне лучше вернуться на «Бурю», пока море совсем не разыгралось.

Он поморщился, когда более сильный порыв дождя ударил в световой люк, затем улыбнулся капитану Боушему

— Мы с Канейром промокнем насквозь, — добавил он.

— Конечно, — согласился Кайлеб. Он ещё раз оглядел сидящих вокруг стола, затем подхватил бокал с вином и поднял его — Тогда последний тост, перед тем как вы уйдёте.

Все остальные также взяли свои бокалы и подняли их.

— Король, Черис, победа и проклятие врагу! — решительно сказал Кайлеб.

— Проклятие врагу! — пророкотало ему в ответ, и стекло запело, когда стаканы соприкоснулись.

III Битва при Каменном Пике, У Армагеддонского Рифа

Мерлин Атравес стоял вместе с Арнальдом Фалканом и капитаном Мензиром позади кронпринца Кайлеба на шканцах КЕВ «Неустрашимый», в усиливающемся сером свете и ветреном предрассветном холодке, когда отец Рейманд возвысил свой голос в молитве.

Рейманд Фуллир был урождённым черисийцем. В связи с этим, было маловероятно, что ему когда-либо позволят подняться выше его нынешнего звания старшего священника, но он по-прежнему был рукоположенным священником Церкви Господа Ожидающего. И так же он был священником, который знал, потому что Кайлеб удостоверился, чтобы все на борту его кораблей знали, кто в действительности организовал эту неспровоцированную атаку на Черис. Не только на их короля, но также на их дома и семьи.

Мерлин внимательно смотрел на спину капеллана флагмана. Фуллир стоял рядом с корабельной рындой у поручней шканцев, лицом к собравшемуся корабельному экипажу, что означало, что Мерлин не мог видеть выражение его лица. Но то, что он видел в старшем священнике, стоявшем, словно он кол проглотил, и слышал в голосе Фуллира, было удовлетворительно… и, возможно, также тревожно, как это было обнадёживающе для человека, который принёс такие изменения в Черис.

— И сейчас, — Фуллир довёл свою молитву до конца, его голос был твёрдым и сильным, противостоя свисту ветра в такелаже, — так же, как и архангел Чихиро молился перед последней битвой против сил тьмы, мы берём на себя смелость сказать: Боже, ты знаешь, как мы должны быть заняты в этот день трудами Твоими. Если мы забудем Тебя, то Ты, о Господь, не забудешь нас. Аминь.

— Аминь, — выдохнула в ответ собравшаяся команда с яростным энтузиазмом.

Аминь Мерлина прозвучал одновременно с другими, такой же пылкий, как и любой, что он когда-либо произносил, несмотря на упоминание плагиата «архангела Чихиро» с батальной молитвы сэра Джейкоба Эстли[7]. И всё же искренность Фуллира, тот факт, что с того дня, как они отплыли, в любой из его проповедей экипажу «Неустрашимого», не было никаких оговорок, только подчёркивал его чувство, что «Группа Четырёх» где-то просчиталась.

Мерлин не знал, что в их решении уничтожить Черис было от подлинной озабоченности в отношении ортодоксальности королевства, а что циничным расчётом надменного, полностью коррумпированного священноначалия. Он подозревал, что они, вероятно, и сами не знали. Но одна вещь, которую он точно знал, заключалась в том, что им никогда ни на одно мгновение не приходило в голову, что их план раздавить Черис может не увенчаться успехом. Кроме того, что бы они не думали, они боялись, что у них есть повод, из-за которого может начаться настоящая религиозная война. Но если бы они были в состоянии услышать отца Рейманда этим утром, то, возможно, они могли бы распознать в звуках его твёрдого, разгневанного, благословляющего голоса похоронный звон над их неоспоримым владычеством на Сэйфхолде.

Это было именно то, что хотел Мерлин, хотя он никогда не хотел, что это случилось так скоро, прежде чем он — и Черис — успеют подготовиться ко всему этому. Но Нимуэ Албан изучала военную историю, и поэтому, в отличии от «Группы Четырёх», Мерлин знал, какой может быть всеобъемлющая религиозная война, и когда он услышал этот твёрдый, уверенный «Аминь!» и присоединил к нему свой, сердце, которого он больше не имел, было внутри него холодным.

Кайлеб повернул голову, оглядывая свой флагманский корабль в последний раз. Палубы были посыпаны песком для лучшего сцепления. Орудия уже были откачены, заряжены пушечными ядрами и зарядами шрапнели, и поставлены обратно на места. Морские пехотинцы, вооружённые новыми мушкетами и штыками, расположились вдоль коечных сеток спардека и на боевых марсах, рядом с матросами, обслуживающими поворотные пушки, называвшихся на Сэйфхолде «волками», которые были смонтированы там. Были подготовлены вёдра с песком и водой, чтобы тушить пожары. Шлюпочные тали были пусты, а сами лодки были заведены за корму. Над палубой паруса и такелаж были выстроены в острый, геометрический узор, захватывающий всю силу ветра. А под палубами, как знал Мерлин, наблюдая как тяжело сглотнул один из младших гардемаринов, ждали целители и хирурги с их скальпелями и пилами.

— Хорошо, капитан Мензир, — наконец сказал Кайлеб, намеренно повысив голос, чтобы другие услышали, когда он повернулся к своему флаг-капитану. — Поднимите, пожалуйста, для меня этот сигнал.

— Так точно, Ваше Высочество, — решительно ответил Мензир, и кивнул гардемарину Кёрби. — Поднять сигнал, мастер Кёрби, будьте любезны.

— Так точно, сэр! — отсалютовал Кёрби, после чего повернулся отдать собственные чёткие приказы сигнальной группе.

Вереница флагов быстро взлетели вверх до нок-рея, как раз в тот момент, когда восходящее солнце вышло из-за облаков на восточном горизонте. Оно осветило сигнальные флажки глубоким золотистым светом и было встречено мощным, алчущим одобрительным восклицанием команды «Неустрашимого». Мало кто из них мог прочитать эту последовательность сигнальных флагов, но всем им сказали, что она означает, и губы Мерлина, прикрытые усами, дрогнули в улыбке.

«Если уж я единственный человек на всей планете, который знает историю Старой Земли», — подумал он, — «то я буду двигать вперёд в нужном направлении всё, о чём я могу подумать!»

Кайлебу понравился текст того сообщения, которое Мерлин предложил ему прошлой ночью, после отъезда Стейнейра.

«Черис ожидает, что каждый человек выполнит свой долг»[8], — сказали эти флаги, и когда восходящее солнце полностью осветило сигнальные флаги, Мерлин услышал, как приветствие «Неустрашимого» буйным эхом отразилось от следующего корабля, заглушенное ветром, но всё ещё хорошо слышимое.

Кайлеб повернулся к нему с улыбкой.

— Ну, ты определённо был прав насчёт этого, — сказал он. — Фактически, я…

— Вижу корабль! — отозвался эхом крик наблюдателя.

— Противник в поле зрения!

Граф Тирск поднялся в воронье гнездо «Залива Горат», задыхаясь от утомительного подъёма вверх по выбленкам. Он был слишком стар — и слишком не в форме — для такого рода упражнений, но ему нужно было увидеть всё своими глазами.

Он откинулся назад, прислонившись к колеблющемуся стволу мачты, и заставил себя не обхватывать его рукой, чтобы сделать своё положение устойчивее. На такой высоте бортовая качка галеры была выражена ярче, чем на палубе, и казалось, что воронье гнездо раскачивается даже по более широкой дуге, чем, как он знал, было на самом деле.

«Прошло слишком много времени с того момента, как я поднимался сюда», — подумал он краешком сознания, но это было слишком слабым отражением того, что видели его собственные глаза, подтверждающие невозможные донесения наблюдателей.

Ветер за ночь постепенно посвежел и колебался в направлении одного градуса на север. Волны были достаточно высоки, чтобы сделать греблю на кораблях как минимум тяжёлой, если не сказать хуже, особенно для доларских галер, с их мелкосидящими корпусами и низко расположенными вёсельными портами. На самом деле он знал, что скорость «Залива Горат» была больше, чем минимально безопасная в этих условиях, и, если бы он осмелился, он бы подумал о том, чтобы приказать своей эскадре взять третий риф, чтобы уменьшить площадь парусов ещё больше.

Но единственное чего он не мог сделать, так это уменьшить скорость. Не при таком разрыве между его эскадрой и флагманским кораблём герцога Мэликая. «Король Ранилд» практически скрылся за горизонтом, если смотреть с палубы «Залива Горат», почти полностью пропав из поля зрения, а корабли Белого Брода были впереди ещё дальше. Это было не то время, чтобы дать разрыву увеличиться ещё… особенно тогда, когда минимум двадцать пять галеонов Королевского Черисийского Флота надвигались с наветренной стороны на разбросанный, двигающийся в беспорядке «строй» объединённого флота.

Они не могли быть здесь. Вопреки тому, что доказывали его глаза, вопреки тому, что золотой кракен на чёрном фоне развевался на верхушках бизань-мачт, его разум настаивал на повторении этой невероятной мысли. Даже если Хааральд знал, что они наступают, он не мог предсказать, где искать объединённый флот! И только сумасшедший мог послать такую часть своего собственного флота в середину этой огромной пустыни из солёной воды в сумасбродный поход, чтобы найти противника.

И всё же, они были там.

Дождь, который мочил флот всю ночь, начал сходить на нет, так как пасмурность начала проясняться незадолго до рассвета. Тем не менее, сзади его догоняли ещё несколько фронтов ливня, а свежие облака закрывали восточный горизонт, обещая к ночи ещё более сильный дождь. Более ранний ливень уменьшил видимость до нескольких миль, пока не стала редеть, что могло объяснить, как эти галеоны подобрались так близко, до тех пор, пока их не заметили.

Но, конечно, это не объясняло, как те же самые галеоны могли точно знать, где находился флот, не смотря на завесу дождя.

Он глубоко вздохнул и поднял свою подзорную трубу, чтобы изучить противника.

Он никогда не видел, чтобы парусные суда так точно держали строй. Это была первая мысль, когда ведущие корабли двух кильватерных колонн, надвигающихся на них, попали в фокус зрения его подзорной трубы.

«Я никогда не видел раньше так много орудийных портов», — подумал он мгновением позже, наблюдая как они смело прорываются через белые шапки десятифутовых волн во взрывах разлетающихся брызг. Определённо, слухи о том, как много орудий черисийцы размещает на борту своих галеонов, были точны. На самом деле, выглядело так, что они, скорее всего, недооценили вооружение кораблей противника.

Так как он продолжил изучать их, он начал выискивать различия между отдельными кораблями. По его выводам, по меньшей мере половина из них была перестроена из торговых судов. Все они имели новое черисийское парусное вооружение, но изменения были небольшими, хотя некоторые из них имели даже больше орудийных портов, чем другие корабли, превосходящие их по размерам. Он был готов поспорить, что не все они были одинаково хороши, хотя пока и не имел доказательств этого. Тем не менее, они приближались, со скоростью, по крайней мере, на половину большей, чем у его собственных кораблей, и они делали это идя под марселями и одними кливерами. Было очевидно, что у них был ещё не использованный резерв скорости и манёвренности… в отличие от его собственных галер с одиночными парусами, испытывавшими сильную качку и с днищами обросшими водорослями.

Его рот сжался в раздумьях. Погодные условия чрезвычайно благоприятствовали более мореходным, более способным держать курс, галеонам. Что ещё хуже, он знал, что его ошеломляющие неверие от созерцания здесь этих кораблей, эхом пронесётся по всему флоту на фоне того, что результаты опознания подтвердились, деморализуя офицеров и экипажи. Утренние молитвы и увещания капелланов его кораблей, несмотря на весь пыл, с которым они были сделаны, не могли изменить этого. И когда напуганные и полные предчувствий экипажи, поймут, насколько велико преимущество в манёвренности у противника, то их уверенность в себе упадёт ещё больше.

«Хватит!» — сказал он сам себе. — «Да, всё будет плохо. Просто прими это. Но у тебя всё ещё более ста пятидесяти кораблей против не более чем тридцати! Это преимущество пять-к-одному!

Он резко, решительно кивнул и опустил свою подзорную трубу, а затем вылез из вороньего гнезда и начал спускаться по выбленкам вниз на палубу. Весь путь вниз он снова и снова повторял про себя эти цифры.

Это не помогло.

Его ноги, наконец, коснулись палубы, и он передал подзорную трубу бледному гардемарину, а затем степенно и спокойно пошёл к капитану Мейкелю.

— Их двадцать пять или тридцать, — сказал он невозмутимо, показывая рукой в сторону массы марселей, появляющихся на фоне сине-серых дождевых облаков на северо-западе. — Они выстроились в две колонны. Мне кажется, что они хотят рассечь напролом наш строй — такой, какой он есть, и что в нём есть, — его губы дрогнули в улыбке, которая отражала как минимум призрак подлинного юмора, — а затем попытаются прожевать всё, что они поймают между ними.

Он сделал паузу, и Мейкел кивнул в понимании, его выражение стало напряжённым.

— Если они сохранят свой нынешний курс, их наветренная колонна пересечёт наш курс по крайней мере в пяти-шести милях перед нами. Я подозреваю, — он снова улыбнулся, — что их внимание привлёк огромный размер «Короля Ранилда», и они планируют сделать его своей первоочередной целью. Если это случится, то всё, что мы можем сделать, это удерживать наш нынешний курс и попытаться прийти на помощь герцогу как можно скорее.

— Да, милорд, — сказал Мейкел, когда граф сделал очередную паузу.

— Сигнал остальной эскадре, придерживаться курса и держаться ближе к нам. Я знаю, что большинство из них не сможет этого сделать, но каждая крупица будет полезна.

— Немедленно, милорд. — Мейкел кивнул лейтенанту Метисину. — Проследите за этим, — сказал он.

— После этого, капитан, — сказал Тирск, — всё, что мы можем сделать, это подготовиться к бою.

— Да, милорд, — Мейкел поклонился, и когда Тирск подошёл к наветренному фальшборту и стал всматриваться в приближающиеся паруса, он услышал глухой рокот барабанов, призывающих к бою.

— Ну что же, они нас увидели, — прокомментировал Кайлеб, когда последние капли дождя упали на палубу «Неустрашимого».

Принц проигнорировал воду, капающую с края его шлема, и задумчиво нахмурился.

Дождь прекратился, но, если предсказание Мерлина было точным, новый, более сильный дождь — и ещё более сильные ветры, приближающиеся с севера — должны были дать о себе знать не позже полудня. У него было, возможно, шесть часов, прежде чем видимость опять начнёт ухудшаться.

Теперь он мог видеть ближайшие галеры совершенно отчётливо прямо с уровня палубы. Он поморщился, так как весь западный горизонт, от севера и до юга, насколько он мог видеть, был усеян парусами. Несмотря на описания Мерлина и доклады о наблюдениях от «Лазутчицы» и совместно действующей с ней «Вероники», он в действительности не представлял, насколько была велика — и растянута — его цель.

Он задумался над тем, что видел, задаваясь вопросом не должен ли он скорректировать свой план сражения. Шесть шхун, приданных к его флоту, находились с наветренной стороны, с приказом держаться подальше от битвы, но оставаться достаточно близко, чтобы видеть и повторять сигналы от «Неустрашимого» или «Бури» или для них. Если он хотел что-то изменить, то у него оставалась ещё время для этого, не очень много.

«Неустрашимый» был ведущим кораблём в наветренной колонне. В каком-то смысле, было бы более целесообразно поставить флагманский корабль в середину линии, где Кайлеб был бы в лучшем положении — по крайней мере теоретически — чтобы видеть завязку боя и более точно координировать действия хотя бы на начальных этапах. К сожалению, как только начинал клубиться дым от выстрелов пушек, никто не имел возможности видеть далеко, даже при таком ветре; это стало болезненно очевидно исходя из работы Стейнейра с Экспериментальной Эскадрой. Таким образом, и Кайлеб и Стейнейр были ведущими в своих колоннах, что давало им максимальную степень контроля над тем, куда шли их колонны до начала боевых действий. И до тех пор, пока корабли, стоящие позади них в линии, следовали за ними в кильватере, это давало им максимальный контроль над тем, куда пойдёт действие после того, как начнётся сражение.

Он нахмурился сильнее. Каждая колонна растянулась почти на три мили, а пятнадцать кораблей Стейнейра находились примерно в шести милях с подветренной стороны, когда они направились к противнику. «Неустрашимый» шёл чуть севернее точки, которую первоначально выбрал Кайлеб, но это его не беспокоило. Капитан Мензир заметил огромную галеру, несущую вымпел доларского адмирала, и скорректировал его курс так, чтобы пройти позади неё.

Клубы грязно-серого дыма начали появляться рядом с некоторыми галерами, которые были ближе всего. Вероятность того, что кто-то, обладающий пушками без доработок Мерлина, попадёт в них с такого расстояния была настолько несущественной, что Кайлеб её даже не рассматривал. Он даже не видел всплесков, где большая часть ядер — которые должны были быть нацелены в «Неустрашимого» — упала в воду.

Он размышлял над ситуацией ещё мгновение, а потом пожал плечами. План, который он, Стейнейр и Мерлин составили вместе, был лучшим из того, что они могли придумать. Он не собирался начинать портить его просто потому, что у него разгулялись нервы перед своей первой битвой.

Он тихо фыркнул, посмеявшись собственным мыслям, и даже не заметил, как его внезапная улыбка расслабила плечи офицеров, стоявших около него на шканцах флагмана.

— Ещё минут пятнадцать, я думаю, капитан Мензир, — сказал он непринуждённо.

— Около того, Ваше Высочество, — согласился Мензир.

— Очень хорошо, капитан, — сказал Кайлеб более официальным тоном. — Вступить в бой с врагом.

— Так точно, Ваше Высочество!

Фейдель Альварез, герцог Мэликай, стоял на юте «Короля Ранилда» и наблюдал, как колонна галеонов направилась к его флагману. Ведущий корабль в линии противника был одним из крупнейших в черисийском построении, и его челюсти сжались, когда он подошёл достаточно близко, чтобы он увидел корону над золотым кракеном, развевающимся на бизань-мачте. Только один человек во всей Черис мог плавать под таким флагом: наследник престола.

«Кайлеб», — подумал он. Кронпринц Кайлеб Армак, собственной персоной, шёл на него, подобно какому-то демону. Мэликай не особо верил в очевидные подозрения Церкви относительно ортодоксальности Черис, но чем ещё можно было объяснить присутствие этих галеонов, за семь с лишним тысяч миль от Бухты Каменной Банки? Как ещё можно объяснить, что они могли просто найти его флот, да ещё и в позиции, подходящей для атаки?

Холодный, унылый страх горел глубоко внутри него, постепенно становясь сильнее по мере приближения к Армагеддонскому Рифу. Он ни за что не должен был позволять Тирску и Белому Броду уговорить его приближаться так близко к этим проклятым землям! Ему нужно было плыть так, как он хотел с самого начала, так как ему было приказано. Намного лучше было рискнуть потерять весь флот от ветров и штормов, чем дать его уничтожить этим легионам Ада!

Капитан Экирд стоял у левого фальшборта, напряжённо наблюдая за приближающимся противником, и Мэликай впился взглядом в спину своего флаг-капитана. Экирд рекомендовал отдать флоту приказ сделать поворот оверштаг, даже если это нужно было сделать на вёслах, сразу же, как только они увидели первый неизвестный парус. Конечно, Мэликай отмахнулся от этого предложения. Доклад наблюдателей был, скорее всего, неверным, а даже если это было и не так, за этим одиночным парусом не могло быть ничего такого… что могло быть способно угрожать флоту такого размера, какой был у него!

Сейчас его собственный флаг-капитан игнорировал его.

Мэликай взглянул на прямую спину Экирда, а затем коснулся рукояти своего меча. Он чуть вытянул его из ножен, убедившись, что он свободно двигался, а затем посмотрел на артиллеристов, согнувшихся над казённиками своих пушек.

Этим утром Экирд опять выдвигал аргументы против приказов Мэликая. Он хотел попробовать держаться подальше от черисийцев, достаточно далеко, чтобы пушки с его возвышающегося корабля могли хотя бы надеяться попасть по ним, вместо того, чтобы идти напрямик прямо под их орудия, но Мэликай резко оборвал его. У их галеонов могло быть больше пушек, чем у любого из его кораблей, но все его галеры несли бо́льшие экипажи, усиленные тяжёлыми частями лучших полков Королевской Армии. Если они смогут как-то прижаться боком к одному из этих галеонов, то они сметут своими пиками, мечами и топорами с его палуб всё, не взирая на то, сколько орудий несёт эта проклятая штука! И что бы не думал Экирд, Мэликай имел в пять раз больше галер, чем было галеонов.

Он обнажил зубы, противопоставляя гнев на трусость своего флаг-капитана против холодного яда своего собственного страха, в то время как с других галер начинало стрелять всё больше пушек, а черисийцы подплывали всё ближе и ближе.

Первые несколько ядер просвистели в воздухе выше «Неустрашимого» как потерянные, проклятые души. Одно из них попало в грот-марсель и прорвало мокрый парус насквозь, словно по нему шлёпнули гигантским кулаком. Ещё одно пролетело едва в пяти футах перед носом корабля, а затем он получил первое настоящее попадание.

Ядро, скорее всего восьмифунтовое из длинноствольного «сокола», попало по нему под гамачные сетки спардека и прямо перед грот-мачтой. В облаке зазубренных обломков, оно проломило фальшборт правого борта и разорвало пополам морского пехотинца, превратившегося в кровавый взрыв. Крики и несколько воплей известили о том, что обломки причинили ещё несколько ран, и больше, чем один член экипажа «Неустрашимого» вздрогнул. Но корабль продолжал двигаться вперёд, а огромный корпус «Короля Ранилда» находился уже менее чем в семидесяти ярдах от него.

— Рулевому готовность к повороту на левый борт! — сказал капитан Экирд своему первому лейтенанту. — У нас будет единственный шанс после того, как они пройдут позади нас!

— Да, сэр.

Мэликай презрительно скривил губы, когда услышал слабую дрожь в голосе лейтенанта. Очевидный страх другого человека приятно отвлекал от своего собственного, и он вытащил свой меч, так как конец длинного бушприта «Неустрашимого» начал пересекать кильватерный след «Короля Ранилда» всего в пятидесяти ярдах позади его флагмана.

— Огонь по готовности! — прокричал капитан Мензир, когда «Неустрашимый» нацелил свои передние орудия на свою цель.

Высокая, массивная корма «Короля Ранилда» возвышалась над низко сидящим галеоном. Несмотря на износ, который галера претерпела за тысячи миль путешествия, совершённого ей, чтобы достичь этой точки, несмотря на слизь и нити водорослей вдоль её ватерлинии, следы золочения всё ещё были видны на великолепной резьбе, сияя в утреннем свете на фоне цвета рыхлых серых облаков и ярко-синего неба. Зелёная вода и белые брызги завихрялись позади её корпуса, когда волны омывали нижний ряд вёсельных портов, а ряды её огромных кормовых окон сверкали на солнце, несмотря на покрывавший их налёт соли. Над кормовым фальшбортом можно было увидеть тускло блестящую сталь шлемов, а множество солнечных лучей отражались от наконечников абордажных пик, лезвий топоров, алебард и стволов фитильных мушкетов. Зарифенный парус галеры, поставленный вместо основного, поношенный и залатанный, раздулся словно щит, и с неё раздались пренебрежительные крики.

Но эти крики прозвучали нерешительно, и были встречены лишь молчанием со стороны дисциплинированной команды «Неустрашимого».

Кормовые орудийные порты «Короля Ранилда» осветились огнём, но порты были слишком высоко расположены, артиллеристы не учли поправки на движение корабля, а «Неустрашимый» был слишком близко к нему. Орудия галеры, в отличие от черисийской артиллерии, не могли быть наведены вниз, и ядра просвистели сквозь «Неустрашимого», не задев ничего, и без толку упали в воду далеко позади него.

И в этот момент передние орудия галеона начали стрелять.

Орудие за орудием, из стволов вырывалось пламя и удушающие клубы дыма, когда командиры расчётов дёргали свои спусковые шнуры. Расстояние было меньше шестидесяти ярдов, и, в отличие от канониров «Короля Ранилда», у расчётов орудий было время учесть движение своего корабля. Орудийный порт за орудийный портом, по всей длине галеона, орудия отскакивали назад, шарахаясь в безумном хоре визжащих опорных катков, когда их ядра — каждое из которых был снаряжено хорошим зарядом картечи — врезались в «Короля Ранилда» как железная лавина.

Кормовые окна галеры исчезли без следа, когда продольный огонь «Неустрашимого» превратил величественную кормовую надстройку в пасть зияющей пещеры ужаса. Ядра и картечь взрывались по всей длине судна. Летели осколки, кричали люди, и вздымающийся дым от бортового залпа скрыл ужасающие результаты этого удара.

Когда галеон приблизился к корме «Короля Ранилда» времени было только на один выстрел из каждого орудия, но раздался голос капитана Мензира.

— Вытянуть шкоты и брасы! Рулевому право на борт! — выкрикнул он.

Мир герцога Мэликая распался в ошеломляющей вспышке опустошения. Он никогда не представлял, никогда не мечтал, ни о чём, подобном бесконечно длящемуся рёву бортового залпа «Неустрашимого». Двадцать семь орудий выстрелили в его корабль ядрами шести с половиной дюймов в диаметре, каждое из которых весило более тридцати восьми фунтов и сопровождалось двадцати семью зарядами полуторадюймовой картечи. Они вломились сквозь корму галеры, совершенно не смутившись хрупким стеклом и резными досками, и полетели прямо к носу, убивая и калеча всех на своём пути.

Этот тщательно нацеленный и выверенный бортовой залп убил или ранил более ста тридцати членов экипажа «Короля Ранилда». Люди кричали, когда ядра, шрапнель и обломки их собственного корабля вонзались в них. Кровь разлетелась по доскам палубы большими, гротескными узорами, и люди, которые никогда не представляли себе такого урагана огня — люди, уже деморализованные и напуганные необъяснимым появлением своего противника в тысячах миль от Черис — в ужасе уставились на своих искалеченных товарищей по команде.

Большая часть залпа «Неустрашимого» пришлась ниже уровня юта «Короля Ранилда». Полдюжины пушечных ядер пролетели прямо через главную каюту галеры, вырвались наружу прямо из-под среза кормовой надстройки и пробили глубокие, кровавые борозды сквозь людей, находящихся на палубе. Но как минимум два ядра пробились вверх, прямо через палубу юта, и Мэликай пошатнулся, когда воющая метель осколков пронеслась сквозь офицеров, собравшихся там.

Что-то большое, тяжёлое и быстрое врезалось в его собственную кирасу, почти сбив его с ног. Броня, однако, выдержала. Взрыв развернул его кругом, как раз, чтобы увидеть, как капитан Экирд падает навзничь, хватаясь за толстый осколок, который вонзился в его шею, словно зазубренный гарпун. Кровь брызнула из раны, словно вода из сопла насоса, и капитан упал на палубу.

Мэликай пытался удержать равновесие, в то время как последние выстрелы громогласного бортового залпа «Неустрашимого» молотили по его флагману. Его разум был ошеломлён, словно его поймали горячие зыбучие пески. Он изумлённо оглянулся и увидел, что «Неустрашимый» свободно проскользнул к правому борту его корабля.

Галеон переложил руль, постепенно поворачивая на левый борт, всё больше ловя ветер с траверза[9], а не прямо с кормы. Его реи двигались плавно, с механической точностью, когда он встал левым бортом, в сотне ярдов с подветренной стороны, между «Королём Ранилдом» и Армагеддонским Рифом, как кракен между только что вылупившейся морской виверной и землёй.

Путаница и кровавая бойня, вызванная его огнём, парализовали «Короля Ранилда». Капитан галеры был мёртв; её первый лейтенант был смертельно ранен; её рулевые лежали в крови на палубе. К тому моменту, когда его второй лейтенант начал восстанавливать контроль, «Неустрашимый» вышел на новый курс и снова прогремел бортовой залп.

На этот раз, очередная порция ядер ударила галеру в возвышающийся правый борт, а не в её хрупкую корму. Более толстая обшивка позволяла чуть лучше сопротивляться тяжёлым ядрам галеона, но, в то же время, давала больше более крупных осколков, которые смертельно ранили её экипаж. И в тот момент, когда «Неустрашимый» снова выстрелил в неё, КЕВ «Разрушитель», следовавший вслед за «Неустрашимым», пересёк кильватерный след «Короля Ранилда» и обстрелял его снова.

Мэликай отвернулся от «Неустрашимого» в тот момент, когда «Разрушитель» открыл огонь, и во втором оглушающем пушечном залпе галеона он увидел разгром своего флота. Ни одна из его галер не могла сравниться с массированной огневой мощью галеонов Кайлеба; они были безнадёжно разбросаны и дезорганизованы, в то время как черисийские корабли шли тесным, хорошо контролируемым строем, стреляя из своих орудий с невероятной частотой; кроме того галерам при текущей обстановке на море безнадёжно не хватало манёвренности. Количество ничего не значило, если оно ни во что не могло стрелять, как в его случае.

Он услышал, как второй лейтенант флагмана выкрикивает приказы вставшим на замену рулевым, отчаянно сражаясь, чтобы хотя бы отвернуть корму «Короля Ранилда» от этого ужасающе разрушительного огня. Но ровно в тот момент, когда громоздкая галера наконец, с неохотой, начала слушаться своего руля, пушечное ядро срезало её грот-мачту прямо на уровне палубы. С грохотом, она начала вываливаться за борт вместе с кучей обломков, развевающейся парусины и сломанного такелажа. Когда она упала в воду, галера дико покачнулась, в тот же момент став совершенно беспомощной. Обломки действовали как огромный якорь, тянущий её по кругу, и всё тот же беспощадный огонь бил по ней снова и снова, и снова.

Мэликай смотрел в сторону кормы, и его ошеломлённый мозг сжался, когда третий корабль из строя Кайлеба начал стрелять по ним. «Король Ранилд» повернулся достаточно, чтобы огонь КЕВ «Отвага» попадал ему в раковину, а не прямо в корму, но флагманский корабль по-настоящему не был её основной целью.

«Герцог де Ферн», следующая галера за кормой «Короля Ранилда» отдала один риф, пытаясь прийти на помощь командующему флотом. Площадь её парусов опасно увеличилась, что дало ей возможность плыть быстрее… только чтобы понять, что заодно она идёт прямо под бортовой залп правого борта «Отваги».

Мэликай съёжился, когда залп галеона извергся с вулканической яростью. Он едва мог видеть сквозь удушающую пелену порохового дыма, но стена дыма поднялась ещё выше от огненного дыхания ещё одного галеона, так как в дело вступил КЕВ «Защита». Он обрушился своей яростью на его корабль, и на «Герцога де Ферна», а за ним последовал КЕВ «Разрушение».

Всё что он мог слышать было громом черисийской артиллерии. Казалось, он доносился отовсюду — со всех сторон — так как ведомые «Неустрашимого» следовали за ним, неуклонно продвигаясь на юго-запад. Они были быстрее — намного быстрее — под парусами, чем любая из его галер, и их пушки стреляли постоянно, безжалостно, с той же невозможной быстротой, когда как они настигали корабль за кораблём.

Движение «Короля Ранилда» становилось всё тяжелее и тяжелее. — «Должно быть его корпус набирает воду», — мутно подумал Мэликай, пока пошатываясь шёл к борту. Он опёрся на разбитый фальшборт, и осознал, что весь ют в беспорядке завален телами и частями тел. Главная палуба, там где люди капитана Экирда были собраны для попытки абордажа, который так и не произошёл, была хаосом из трупов, лежавших искорёженными кучами, и он смотрел, как густые потоки крови стекали за борт через шпигаты галеры. Казалось, сам корабль истекает кровью, подумал уголок его мозга. Затем что-то заставило его посмотреть, как КЕВ «Разрушение» развернулось вокруг разрушенного, медленно тонущего обломка, который когда-то был гордостью доларского военно-морского флота.

Он поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть оглушительные вспышки орудий галеона.

Это было последнее, что он когда-нибудь видел.

«Неустрашимый» постепенно двигался на юг, подгоняемый давлением северо-восточного ветра. Громовая канонада позади него беспрерывно продолжалась, так как другие корабли его колонны пересекали линию движения «Южной Группы», потом поворачивали и следовали вслед за ним.

Сильный бриз катил клубящуюся туманную гряду порохового дыма по направлению к едва видимому пятну Каменного Пика, а ожесточённость всё ещё продолжавшегося пушечной огня, рычащего позади него, показывала, что некоторые галеры к северу от тонущего флагмана Мэликая продолжают пытаться пробиться в сторону герцога с бесполезной храбростью.

Ни Кайлеб, ни Мерлин особо не беспокоились по этому поводу. Весь вражеский флот был слишком раздроблен и разбросан, чтобы сконцентрировать достаточное количество кораблей в ударный кулак, который мог бы прорваться сквозь бортовые залпы галеонов. Если же они желали подходить по одиночке или вдвоём, то Кайлеб был рад оставить решение вопроса их уничтожения на усмотрение своих капитанов, в то время как он сам сосредоточился на оставшейся части «Южной Группы».

— Я думаю, мы должны немного увеличить скорость, Гвилим, — сказал он, глядя на клубы дыма в двух милях впереди, где колонна адмирала Стейнейра тоже пересекала вражеский курс, и проверяя, как высоко поднялось солнце.

Капитан Мензир взглянул вверх на марсели и вымпелы на верхушке мачты, прикидывая силу ветра, затем выждал, пока отгремит очередной бортовой залп. Галера, которая пыталась прорваться на запад, подальше от «Неустрашимого», вздрогнула, когда пушки с правого борта галеона ударили по её корме. Такелаж распался, её единственная мачта завалилась на сторону, и она начала закручиваться, когда обломки стали тащиться за ней.

— Поднять брамселя? — предложил капитан.

— Давайте, — согласился Кайлеб.

— Так точно, Ваше Высочество. — Мензир поднял свой кожаный рупор. — Мастер Жирард! Прикажите команде поднять паруса, будьте любезны! Пусть поставят брамселя!

— Так точно, сэр! — подтвердил распоряжение первый лейтенант, и начал отдавать приказы сам, и моряки из орудийных расчётов левого борта полезли по выбленкам вверх, чтобы добраться до брам-рей, в то время как другие побежали на бак и ют по спардеку над пушками к кофель-планкам отдавать шкоты, бык-гордени и гитовы.

— Ослабить брамсели! — прокричал Мензир в свой рупор, и матросы начали распускать паруса, ослабляя сезени[10], которые крепили паруса к реям. Капитан внимательно наблюдал за этим, пальцы левой руки барабанили по бедру, в то время как корабельные пушки сделали ещё один бортовой залп в галеру по правому борту.

— Опустить брамсели! — крикнул капитан, и матросы над головами свалили полотнища парусов с рей на их гордени.

— Шкоты брамселей травить! — скомандовал Мензир.

— Шкоты травить! — эхом ответили офицеры у каждой из мачт.

— Ослабить бык-гордени и гитовы! — скомандовали старшие у кофель-планок, и брамсели стали опускаться как огромные шторы, раздуваясь над уже поставленными марселями, когда сильный ветер начал наполнять их.

— Шкоты выбрать!

«Неустрашимый» наклонился сильнее, когда давление ветра на брамсели начало увеличиваться. Корабль шёл в солнечных лучах сквозь белые взрывы брызг, и пушечные порты его правого борта опустились ближе к воде. Но тот же увеличивающийся крен, поднял орудийные порты с наветренной стороны выше, что позволило ему наброситься на галеры впереди словно атакующему ястребу.

Последний бортовой залп с правого борта ударил в галеру с подветренной стороны, и Кайлеб посмотрел назад. «Разрушитель» ставил собственные брамсели, как и флагман, а дальше за ним, за клубами дыма, от его выстрелов в ту же самую несчастную галеру, он мог видеть всё больше раскрывающихся парусов на других кораблях в его колоне.

Он взглянул на Мерлина с жёсткой, кракеноподобной ухмылкой, а затем повернулся обратно в сторону юга, так как капитан Мензир слегка изменил курс, чтобы обратить свои пушечные порты в сторону очередной доларской галеры.

Гэвин Мартин, барон Белого Брода, стоял как статуя на вершине кормовой надстройки «Короля Горжи II». Рядом с ним стоял капитан Каилли, и оба они смотрели на север. Тароские галеры возглавляли объединённый флот, а «Король Горжа II» был почти во главе всего построения. Белый Брод был слишком далеко к югу, чтобы ясно видеть, что же происходило, но его наблюдатели оставили ему мало шансов сомневаться, что произошла полная катастрофа.

— Как они это сделали, милорд? — пробормотал рядом с ним Каилли, и барон пожал плечами.

— Я понятия не имею, Жильберт, — признался он откровенно. — Но как они это сделали, на самом деле это не имеет значения, разве нет?

— Нет, милорд, — угрюмо согласился Каилли и повернулся, чтобы посмотреть на своего адмирала.

Белый Брод продолжил смотреть в северном направлении. Ветер доносил до него прерывистые раскаты тяжёлый канонады, и её звук становился устойчивее и громче по мере её приближения. Его наблюдатели докладывали ему о «множестве» галеонов, но он был совершенно уверен, что они ещё не увидели их всех. Если бы Хааральду Черисийскому пришлось пойти на безумный риск отправки какого-то количества своих галеонов так далеко от Бухты Каменной Банки, то он бы послал их все. И судя только по тяжести залпов, которые слышал Белый Брод, они должны были постепенно превращать доларский флот позади него в обломки.

Он поднял глаза к небу. Солнце продвинулось хорошо к западу от полудня, а облака, которые раньше парили на восточном горизонте, неуклонно — и быстро — сгущались. В действительности, первые облака уже висели над головой. — «Опять дождь», — подумал он. — «Скоро. И судя по тому, как быстро он надвигается, ветер тоже усилится ещё больше».

Он повернулся и посмотрел на запад. Скальный Крюк, этот перст среди скалистых утёсов, тянущихся на юго-запад, чтобы прикрыть Скальный Плёс, был ясно виден по правому борту, и он чувствовал глубокое, жгучее искушение изменить курс. Если он пройдёт между Скальным Крюком и островом Опал в защищённые воды плёса, его корабли будут укрыты от непогоды, надвигающейся с запада. И в этих более спокойных водах, они могли бы маневрировать под вёслами, что — в теории, конечно — дало бы им лучшую возможность противостоять мстительно преследующих их галеонам.

Но…

— Мы будем придерживаться нашего курса, — сказал она, отвечая на невысказанный вопрос Каилли, — И мы ещё больше отпустим рифы на парусах.

В глубине взгляда флаг-капитана был виден протест, и Белый Брод резко рассмеялся.

— Это заманчиво, — признался он, показывая рукой в сторону прохода в Скальный Плёс. — Это очень заманчиво, и я знаю, что рискую кораблём, увеличивая площадь паруса на таком ветру. Но если мы решим укрыться в плёсе, они либо приплывут сразу за нами, либо будут ждать у острова Опал, чтобы держать нас в руках, как овец, пока они не будут готовы атаковать. И когда они это сделают, их пушки сделают из нас приманку для кракенов.

Каилли посмотрел протестующе, и Белый Брод покачал головой.

— Я знаю, о чём ты думаешь Жильберт, но послушай вот что. — Ветер донёс до них гром пушек ещё яснее, и барон поморщился. — У них не просто больше пушек, они также стреляют из них гораздо быстрее. Это единственное объяснение, как они могу делать так много выстрелов. А также, — мрачно улыбнулся он, — это объясняет, почему они поместили так много пушек на своих галеонах, не так ли?

— Да, милорд. Я полагаю, так и есть.

Протест исчез из взгляда Каилли, но осталась глубокая озабоченность, и Белый Брод его прекрасно понимал. Они всё ещё были почти в двухстах пятидесяти милях к северу от Мыса Катастроф, а между Скальным Плёсом и Бухтой Демона не было защищённых якорных стоянок.

— Полагаю, мы потеряем ещё несколько галер, если ветер по пути будет таким же, как и сейчас, — сказал барон, не отводя взгляда. — Но плохая погода очень усложнит им погоню за кем-либо из нас, а у нас будет больше шансов противостоять морю, чем им.

Он мотнул головой в сторону севера, и наконец, медленно, его капитан кивнул не только в знак согласия, но и соглашаясь.

— Да, милорд, — сказал он.

— Хорошо, Жильберт. — Белый Брод слегка положил руку на плечо Каилли, а затем глубоко вдохнул. — И передайте сигнал на все корабли эскадры, поднять дополнительные паруса.

IV КЕВ «Неустрашимый», У Армагеддонского Рифа

— Закрепите пушки, капитан, — сказал кронпринц Кайлеб.

— Так точно, сэр, — ответил капитан Мензир. — Мастер Седлир, закрепите пушки.

— Так точно, сэр, — лейтенант Бинжамин Седлир был вторым лейтенантом «Неустрашимого», но он действовал за первого. Лейтенант Жирард был среди девятнадцати корабельных раненых.

По всему кораблю, измученные моряки в последний раз катали пушки, осторожно работая с их двухтонными питомцами на качающейся палубе. Вымбовки под винградами вздымались, опуская дула пушек, пока заряженное пушечное ядро не выкатится на палубу, выталкивая пыж перед собой. Затем использовались пыжовники с крюками на конце для извлечения пороховых картузов перед тем, как пушки были пробанены, чтобы отчистить наросший нагар от пороховых отложений, а запальные отверстия были тщательно вычищены. Командиры орудий тщательно осматривали детали, затем заменяли дульные пробки и вентиляционные фартуки, после чего их тащили обратно к закрытым орудийным портам и закрепляли по-походному.

Пока расчёты орудий работали, Кайлеб шагнул к кормовым поручням и посмотрел за корму. «Разрушитель» продолжал медленно двигаться в кильватерном следе «Неустрашимого». Он отдалился дальше за корму — на расстояние в шестьсот ярдов, промежуток между ними увеличился в два раза, по сравнению с тем, что было в начале операции — но постепенно сокращал утраченное расстояние.

Было очень трудно разобрать что-то позади него. Заходящее солнце было невидимо за толстым облачным покровом, пена начинала вздуваться в полосы, и то, что начиналось как порывистый дождь, превратилось в постоянный ливень. Паруса следующего корабля, идущего за кормой «Разрушителя», были смутно видны сквозь дождь и брызги, но сам корабль не мог быть рассмотрен Кайлебом, и он вообще не мог увидеть другие корабли его колонны.

Кронпринц повернул голову, когда сбоку к нему подошёл Мерлин. Лейтенант Фалкан стоял между ними и остальной частью шканцев, обеспечивая им приватность и выступая в качестве осторожного предостережения другим, чтобы они делали то же самое.

— Они все всё ещё там сзади? — спросил Кайлеб. Он должен был поднять свой голос почти до крика, чтобы пробиться сквозь шум дождя, ветра, скрипящих досок и волн.

— Не совсем. — Мерлин повысил свой голос, вглядываясь в сгущавшийся дождь. Но его глаза были расфокусированы, поскольку он изучал не «Разрушитель», но снятые с воздуха разведданные, которые Сыч передавал со своего СНАРКа. — Колонна не такая аккуратная, какой она была. «Кинжал» и «Ужасный» плывут почти борт о борт, и большинство кораблей изменили свои относительные позиции. Все они в какой-то момент покинули линию, чтобы иметь дело с кем-то выведенным из строя или кем-то, кто пытался сбежать, а «Девица» и «Поток» так и не смогли воссоединиться — они сделают это у острова Сэмюэл — но мы не потеряли никого из них. Остальные двенадцать все как-то вернулись в построение, и они всё ещё там.

— Я с трудом могу в это поверить, — признался Кайлеб. Он повернулся, чтобы посмотреть вдоль палубы «Неустрашимого». — Я имею в виду, я знал, что новые пушки дадут нам огромное преимущество, но всё же…

Его голос затих. Мерлин кивнул, но выражение его лица было омрачено не только дождём и брызгами.

— Мы, возможно, действительно не потеряли ни одного корабля, но не остались безнаказанными, — заметил он, и теперь настала очередь Кайлеба мрачно кивнуть.

Сам «Неустрашимый» получил шестнадцать попаданий, девять из них были из орудий, по крайней мере столь же тяжёлых, как и его собственные. Дважды он был пробит ниже ватерлинии, но плотник и его помощники забили деревянные затычки в отверстия, чтобы остановить течи. Одна из его карронад на баке была выбита из лафета, а большая часть её расчёта была убита тем же попаданием. Ещё одно пушечное ядро вырвало кусок из его грот-мачты. Это, к счастью, был скользящий удар, и до того, как он был ранен, лейтенант Жирард «залечил» раненую часть мачты, наложив на неё решётку в качестве шкало[11], чтобы закрепить её, как шину на сломанной руке.

Дагликс — левый становой якорь — тоже был оторван попаданием, а в бегущем такелаже были десятки новых сращиваний, не говоря уже о дырах почти в каждом из его парусов. Но, несмотря на всё это, и несмотря на его семнадцать убитых и девятнадцать раненых, большинство из которых срубили летящие обломки, он был в невероятно хорошей форме.

Другие галеоны, как знал Мерлин, были менее везучими. КЕВ «Тайфун», из первоначальной Экспериментальной Эскадры, бывший в колонне адмирала Стейнейра, обнаружил себя бегающим между двумя особенно умело управляемыми тароскими галерами. Он разбил их обеих до остовов, но удачный удар из их собственной артиллерии срезал его грот-мачту не больше, чем в дюжине футов над палубой. Хуже того, рушащаяся мачта упала с подветренной от таросцев стороны, и выжившие члены экипажа галеона были взяты приступом сквозь путаницу из упавшего рангоута при отчаянной попытке абордажа.

Она потерпела неудачу, несмотря на ужасные потери, нанесённые в немалой степени кремниевыми мушкетами и штыками восьмидесяти морских пехотинцев «Тайфуна». Но это вызвало ещё большие потери среди экипажа «Тайфуна». Общие потери галеона в людях составило более двухсот человек, что было более чем половиной его полной корабельной команды, и он потерял контакт с остальной колонной Стейнейра. Но капитан Стивирт всё ещё стоял на ногах, несмотря на то что во время попытки абордажа он получил небольшую рану, и держал ситуацию под контролем. Несмотря на повреждение его мачт и такелажа, галеон всё ещё был мореходным, и он осторожно пробивался сквозь дождь и постоянно усиливающийся ветер по направлению к условленному месту встречи у острова Сэмюэл, где два корабля снабжения ожидали остальную часть флота.

Очень немногие корабли Кайлеба остались неповреждёнными, но никто из них не пострадал так сильно, как «Тайфун». Фактически, повреждения «Неустрашимого» были хуже, чем у большинства, вероятно потому, что он был во главе своей колонны.

— Что ты можешь рассказать мне о Доминике и другой стороне? — спросил Кайлеб, наклонившись ближе, так что их головы были всего в нескольких дюймах друг от друга.

Ему всё ещё приходилось напрягать свой голос, чтобы быть услышанным из-за шума ветра и моря, но даже Арнальд Фалкан не мог его подслушать, и на этот раз Мерлин повернул голову, чтобы спокойно посмотреть на него. Он поднял одну бровь, и Кайлеб показал свои зубы в напряжённой усмешке.

— Немного поздно для всех нас притворяться, что тебе нужно уйти в твои комнаты и медитировать, Мерлин, — сказал он, с блестящими от юмора глазами.

— Хорошо, — согласился Мерлин, потом в задумчивости погладил секунду один из своих усов.

— «Путешественник» и «Летняя луна» ждут на рандеву с «Отважным», — сказал он, начиная с кораблей снабжения и сопровождающей их шхуны. — Все остальные шхуны всё ещё в хорошей форме, но прямо сейчас они больше беспокоятся о погоде, чем о чём-либо ещё. Я думаю, что большинство из них тоже достигнут острова Сэмюэл, так быстро, как только смогут.

— Колонна Доминика в значительной степени не повреждена. «Тайфун», «Удар молнии» и «Водоворот» все отделились от своего подразделения — они независимо следуют к острову Сэмюэл, также как «Девица» и «Поток» — но остальные по-прежнему остаются с ним. Сам Доминик продолжает сражаться с замыкающими формирование Белого Брода, но я думаю, что по меньшей мере десять или двенадцать таросцев собираются ускользнуть от него в этой дряни, — он помахал рукой в сторону шторма. — Белый Брод возглавляет их, и он справляется ужасно хорошо при данных обстоятельствах. Он к тому же давно прошёл мимо Мыса Катастроф. Думаю, он сейчас проходит Мыс Декстера, но думает ли он в категориях Плёса Демона или продолжает бежать, я не могу сказать.

— На востоке есть ещё пять или шесть галер, — продолжал он, указывая на почти беспросветно-тёмный восточный горизонт, и выражение его лица было мрачным. — Две из них довольно сильно повреждены, я не думаю, что они переживут эту ночь. Другие могут, но две из них — доларские, и они уже в беде.

Он остановился на мгновение, уставившись в темноту, где люди, составлявшие экипаж этих галер, сражались за свои жизни против голода моря за пределами зрения даже его глаз, затем снова оглянулся на Кайлеба.

— Граф Тирск распоряжается тем, что осталось, — сказал он. — У него имеется около шестидесяти галер и всех оставшихся судов снабжения, и прямо в эту минуту он огибает Скальный Крюк. Он будет безопасно стоять на якоре в Скальном Плёсе через два или три часа.

— Понятно.

Кайлеб нахмурился, глядя в пустоту, пока он обдумывал то, что сказал ему Мерлин. Он оставался таким несколько секунд, затем снова посмотрел на Мерлина.

— Какова наша нынешняя позиция? — спросил он.

— Итак, теперь я так же твой штурман? — парировал Мерлин с улыбкой.

— Когда волшебник — или сейджин — появляется, чтобы предложить вам свои услуги, заодно вы можете воспользоваться всеми преимуществами этого, — ответил Кайлеб с ещё одной из своих напряжённых ухмылок.

— Что ж, к вашему сведению, мы находимся примерно в тридцати трёх милях к юго-юго-востоку от северной оконечности острова Опал.

— А Тирск встаёт на якорь за Скальным Крюком или с подветренной стороны Опала?

— За Скальным Крюком, — ответил Мерлин.

Кайлеб опять кивнул, явно напряжённо думая, после чего поморщился.

— Я не очень хорошо помню карту, — признался он. — Можем ли мы пройти между Опалом и Скальным Крюком отсюда за один галс?

Теперь была очередь Мерлина нахмуриться, когда он изучил спутниковые снимки, переданные ему от висящего над ними СНАРКа.

— Я так не думаю, — сказал он через мгновение, говоря немного медленнее. — Направление ветра поменялось слишком сильно.

— Этого я и боялся. Всё же, может быть это к лучшему. Люди смогут использовать эту передышку.

Мерлин повернулся прямо лицом к принцу.

— Кайлеб, ты же не думаешь о том, чтобы идти в Скальный Плёс за ними сегодня вечером, правда?

— Это именно то, что я думаю, — сказал Кайлеб, и Мерлин нахмурился ещё больше.

— Кайлеб, у тебя есть только тринадцать кораблей — предполагая, что никто из других не потеряет контакт по пути, а ты говоришь о том, чтобы вдеть нитку в иголку в темноте! Проход между Опалом и Скальным Крюком шириной всего двадцать миль; идёт сильный дождь, наступает ночь, ветер продолжает усиливается, у нас шестнадцатифутовое волнение, и каждая глубина на твоих картах показывает, что они восемьсот лет как устарели!

— Согласен, — спокойно сказал Кайлеб. — С другой стороны, согласно картам, основной канал более девяти миль в ширину и почти шестьдесят футов в глубину, пока ты не пройдёшь северную оконечность острова. Положение дел могло измениться с тех пор, как Хастингс создал оригинальные карты, но должен быть достаточный запас, чтобы дать нам пройти.

— В середине дождливой ночи? — требовательно спросил Мерлин. — Не дожидаясь Доминика или других отставших?

— Мы потеряем, по крайней мере, пару дней, дожидаясь встречи с Домиником, а затем возвращаясь на позицию, — заметил Кайлеб.

— Это не меняет того факта, что будет темнее, чем внутри бочки, к тому моменту, когда мы сможем туда добраться. Твои вперёдсмотрящие даже не смогут увидеть Остров Полумесяца, а тем более избежать столкновения с ним!

— Ах, но у меня же есть помощь волшебника, не так ли, сейджин Мерлин? — мягко ответил Кайлеб. — Ты можешь видеть Остров Полумесяца и, возможно, остров Опал и Скальный Крюк, все одновременно. Так что «Неустрашимый» возьмёт на себя инициативу, а остальные последуют по его кильватерному следу.

— Но зачем рисковать, чтобы один из них сбился с пути? — возразил Мерлин. — Если один из наших галеонов выбросит на берег в непогоду подобную этой, мы, вероятно, потеряем всю его команду, а Тирск никуда не денется. Конечно, не до рассвета!

— Нет, не денется, — согласился Кайлеб. — Но я скажу тебе, что он собирается сделать. — Мерлин поднял брови, и Кайлеб пожал плечами. — Он собирается прикрепить шпринги к своим якорным тросам. Он собирается переправить на берег столько своих тяжёлых орудий, сколько сможет, и установить их в качестве береговых батарей. Он будет думать о том, что мы с ним сделали, и думать о том факте, что Скальный Плёс намного лучше подходит для его галер, чем открытое море. И он будет делать всё возможное, чтобы компенсировать панику и шок у своих людей. Он собирается использовать каждый день — каждый час — что мы ему даём, чтобы приготовиться убить как можно больше моих людей, когда мы наконец атакуем.

— Но… — начал Мерлин, но Кайлеб покачал головой.

— Я знаю, что, если мы дождёмся Доминика, мы всё равно сможем уничтожить каждый корабль, который есть у Тирска, чтобы он ни делал тем временем. Но если мы дадим ему время подготовиться, мы потеряем собственные корабли. Далеко не так много, как потеряет он, я уверен, но мы будем вынуждены встретится с ним на гораздо менее выгодных условиях, и нет никакого способа, чтобы он сдался без боя — вероятно неприятного, при таких стеснённых условиях.

— С другой стороны, если мы атакует сегодня вечером, пока его люди ещё истощены и напуганы, в то время как он сам, вероятно, всё ещё пытается справиться с тем, что мы уже сделали с ним, инициатива будет на нашей стороне. Его люди будут чувствовать себя в ловушке и беспомощными, а люди, которые чувствуют себя таким образом, гораздо более склонны просто сдаваться вместо того, чтобы сражаться до горького конца.

Мерлин начал открывать рот в новом протесте, но сейчас же закрыл его. Он всё ещё думал, что схема Кайлеба была рискованной, но он должен был признать, что принц казался довольно хорошо привыкшим к идее, что там будут использоваться сверх-человеческие способности его сейджина — или волшебника. И учитывая собственные возможности Мерлина, идея захода в Скальный Плёс в разгаре почти что бури, была не такой безумной, как казалась на первый взгляд.

Но не это было тем, что разбило его протест. Нет, это было осознание того, что Кайлеб был прав.

Это было не то, что могло бы прийти на ум Нимуэ Албан, поскольку в войне, в которой она сражалась, не было сдавшихся. Были только победители и мёртвые, и сама концепция пощады была бессмысленной. Мерлин допустил последствия деморализации и паники в отношении боевых возможностей противника, но он не пошёл ещё на один шаг дальше и не вспомнил, что почётная капитуляция была глубоко укоренившейся частью сэйфхолдийских боевых действий.

«И», — признался он сам себе, — «он был слишком обеспокоен потенциальными трудностями простого проникновения в Скальный Плёс, чтобы подумать, насколько ужасной может являться ночная атака в «безопасной якорной стоянке». Особенно в такую ночь, какой она обещала быть… и сразу после того кошмарного дня, который люди, бывшие по ту сторону, только что пережили».

Это продолжало быть сомнительным решением, по его мнению. Это можно было бы утверждать в любом случае, и совершенно обосновано. Тем не менее он подозревал, что Кайлеб Армак всегда предпочёл бы более дерзкое решение практически для любой проблемы. Это могло бы быть плохо, но только если бы принц позволил своим инстинктам взять верх над своим холодным расчётом потенциальных преимуществ и недостатков. И, несмотря на первоначальную реакцию Мерлина, это было не то, что здесь произошло.

«Похоже, он унаследует больше, чем просто трон от своего отца», — подумал Мерлин, вспомнив прохладный, расчётливый ответ Хааральда про вселяющие ужас шансы против его королевства. — «Интересно, есть ли ген для такого рода вещей?»

— Хорошо, Ваше Высочество, — сказал он, наконец, тоном немного более формальным, чем уже стало нормой. — Если вы полны решимости сделать это, я полагаю, что наименьшее, что ваш ручной «волшебник» может сделать для вас, это помощь.

— Вот это по-нашему! — сказал Кайлеб, ударив его по спинке его кирасы, с которой лилась вода, и повернулся, чтобы посмотреть через собственное плечо.

— Капитан Мензир! Общий сигнал: «Образовать линию за моей кормой. Приготовиться к ночным действиям. Передать всем подразделениям». Потом давайте зажжём наши ночные огни и поднимем их, пока у нас ещё есть дневной свет. После этого, — он показал зубы флаг-капитану, — я хочу, чтобы вы изменили курс.

V Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

Опустившись в кресло, граф Тирск подавил стон чистого изнеможения. В животе у него внезапно и резко забурчало, поскольку запах горячей еды, которую смог собрать его камердинер, напомнил ему, что он не ел с тех пор, как позавтракал, по меньшей мере тридцать шесть часов назад.

Он начал тянуться за бокалом вина, но потом остановился, а его рот криво дёрнулся. Вино было последней вещью, которая нужна была его пустому желудку. Он передумал и вместо этого принялся за большую булочку с маслом.

Он впился в неё, и в это мгновение это была самая вкусная вещь, которую он когда-либо пробовал. Он заставил себя жевать медленно, смаковать, а не пожирать с жадностью, как полуживая хлещущая ящерица, и затем проглотил со вздохом удовольствия.

Он наклонился вперёд, взял вилку и нож и отрезал кусок от ломтя жареной баранины, лежащей на его тарелке. Он также последовал за булочкой к нему в рот, и он закрыл глаза, блаженно жуя.

«После такого дня, как этот, это довольно скромное удовольствие», — подумал он и проглотил еду. Он позволил себе небольшой глоток вина и поморщился от того, что вино смыло вкус баранины.

Даже сейчас он не знал точно, сколько кораблей осталось под его командованием. По лучшим оценкам, всё, что он смог собрать — это от сорока пяти до восьмидесяти, включая, по его расчётам, все корабли снабжения. Это было не очень много из объединённого флота, который насчитывал более ста семидесяти ещё этим утром.

Он наколол на вилку исходящий паром кусочек картофеля с маслом, но несмотря на голод, от размышлений о бесконечной цепи бедствий, произошедших за этот день, еда вдруг показалось ему не такой вкусной.

Он не знал как много ещё кораблей флота в действительности было потеряно, но он знал, что их число было огромным. Он собственными глазами видел изобилующие трупами обломки «Короля Ранилда» — и смытые с него прочь тела — прямо перед тем, как разрушенный корпус перевернулся и затонул. Ещё он видел по меньшей мере дюжину кораблей, напоминающих погребальные костры, вздымающиеся там, где они либо загорелись в разгар боя, либо были подожжены черисийцами. Он надеялся, что враг позволил их экипажам хотя бы добраться живыми до лодок, прежде чем спалил их корабли позади них, но он не был уверен в этом.

Он подождал секунду, потом покачал головой, раздражённый сам собой.

«Да, ты знаешь, что они позволили экипажам хотя бы некоторых из своих призов сперва покинуть их», — сказал он себе. — «Чёрт, ты принял более ста девяносто выживших только на борт «Залива Горат»!»

Это было правдой. Но число людей, которых подобрал его собственный корабль, только подчёркивало все те сотни — тысячи — других людей, которые были на других галерах Мэликая.

Он отрезал ещё один кусочек баранины и положил его себе в рот, методично пережёвывая.

Он не видел ничего, кроме тонущих разбитых обломков и пылающих корпусов, когда его флагман плыл по следам продолжающейся битвы. Черисийские галеоны похоже не оставляли выживших галер позади себя. Они были в два раза быстрее, чем его собственные корабли, особенно после того, как они поставили свои брамсели, и они использовали эту скорость, чтобы беспрепятственно преследовать свою добычу, уверенно настигая — и топя — каждую галеру на своём пути. Не было ничего, что он мог бы с этим поделать, но, вероятно, так же было хорошо и то, что они были слишком быстры, чтобы он смог поймать их, мрачно сказал он самому себе, вспоминая старую историю о охотничьей собаке, которая «поймала» хлещущую ящерицу.

Он снова покачал головой, на этот раз в почти ошеломляющем шоке. Выжившие, которых подобрал «Залива Горат», подтвердили то, что он уже понял. Каким-то образом, черисийцы нашли способ стрелять из тяжёлых пушек в три или четыре раза быстрее, чем все остальные в мире. Он всё ещё пытался привести в порядок свои мысли о последствиях, связанных с искусством военно-морской войны, но принц Кайлеб — а некоторые из выживших опознали флаг черисийского кронпринца на борту одного из этих смертоносных галеонов — провёл жестокую демонстрацию, что эти последствия будут… значительными.

По крайней мере, Тирск сумел довести корабли, оставшиеся в компании «Залива Горат», до безопасного убежища Скального Крюка. Даже здесь, за каменным барьером изогнутой каменной косы, его стоявший на якоре флагман дёргало и резко, неожиданно швыряло. Беснующийся дождь барабанил по световому люку над его головой и журча по палубе убегал через шпигаты, и он мог слышать, как ветер свистит в вантах галеры и вздымает пенящиеся брызги.

Лампы качались над ним на своих карданах, заливая знакомый комфорт его кают-компании тёплым светом, и он вспомнил другие ночи. Вспомнил, как сидел здесь, куря свою трубку, наслаждался кубком вина или кружкой пива, в тепле и комфорте, и ещё больше осознавал это от звука дождя или вздоха ветра.

Но сегодняшний вечер не был комфортным. Было только осознание того, что он выиграл не более чем передышку. Кайлеб должен был сделать вывод о том где он без особых сложностей. И, сделав такой вывод, он должен был бы что-нибудь с этим сделать.

Исходя из рассказов выживших и его собственных наблюдений, он очень сомневался в том, что Кайлеб потерял больше одного или двух своих галеонов, максимум. Молодой черисийский принц только что выиграл то, что несомненно было величайшей, самой неравной военно-морской победой в истории, и, в отличие от Мэликая, Кайлеб был моряком. Королевский черисийский флот знал о завершении задач, к которым он приложил руку, и принц вряд ли смог бы отказаться от возможности завершить свою победу. Через день или два Тирск может увидеть, как эти галеоны стоят в Скальном Плёсе, и когда так будет, настанет его очередь увидеть, как его корабли расстреливают на кусочки у него на глазах

«Но они не победят нас так же дёшево, как Мэликая», — пообещал он себе.

Он уже передал на каждую галеру приказы привязать шпринги к их якорным тросам, как только рассветёт. Шпринги — швартовые канаты, выведенные через орудийные порты и прикреплённые к якорным цепям кораблей на одном конце и к их кабестанам на другом — должны были позволить любому из его кораблей поворачиваться на месте, просто наматывая трос вокруг кабестана. Это позволило бы им нацеливать их пушки в любом направлении, что было бы лучшим, на что он мог надеяться. Его артиллерия всё равно не смогла бы стрелять так быстро, как по-видимому мог бы Кайлеб, но Кайлеб, также, не смог бы использовать всю свою огневую мощь одновременно.

«И в следующий раз», — подумал Тирск угрюмо, — «то, что он сможет сделать, не станет для нас полной неожиданностью».

Он вонзил свою вилку в ещё одну картофелину и оскалил зубы.

Как только рассветёт, он также начнёт посылать на берег поисковые команды, чтобы найти подходящие места для береговых батарей. Это будет трудно, но он был уверен, что сможет найти хотя бы несколько — а учитывая крутизну склонов, вздымающихся за пределами пляжа, вероятно, достаточно высоких, чтобы дать его пушкам бо́льшую досягаемость. Как только они будут на месте, цена, которую Кайлеб заплатит за любую победу, должна будет вырасти.

«Очень даже возможно», — сказал он себе, — «что, если я смогу сделать вероятную цену достаточно высокой, Кайлеб может отказаться платить её». — В конце концов, он уже разрушил этот зубец запланированного наступления союзников, и его галеоны должны были представлять огромную часть общей морской силы Черис. Учитывая выбор между тяжёлыми потерями в обмен на уничтожение уже побеждённого врага или возвращение с его собственными неповреждёнными кораблями для поддержки остальной части черисийского флота против объединённых сил Корисанда, Изумруда и Чизхольма, он вполне мог бы выбрать последнее.

«И ты действительно хочешь убедить себя в этом, не так ли, Люис? — сказал он себе с кислым фырканьем.

Он проглотил ещё один кусочек картофеля, а затем удивлённо моргнул, когда понял, что это последний кусок. Ему также удалось съесть весь толстый кусок баранины и порцию зелёного горошка. И, как он обнаружил, заглядывая в пустую корзинку с хлебом, по крайней мере, ещё три булочки.

Он рассмеялся и устало покачал головой. Он был однозначно ещё более измотан, чем он думал, и ему было крайне необходимо поспать.

«Дела могут не выглядеть лучше утром», — подумал он, — «но по крайней мере несколько часов сна на полный желудок приведут меня в более лучшую форму, чтобы справиться с ними».

Он прикончил бокал вина, встал и спотыкаясь пошёл в свою спальную каюту.

VI КЕВ «Неустрашимый», У Армагеддонского Рифа

Мерлин Атравес стоял на выбленках бизань-мачты, в восьми футах над шканцами и вглядывался в темноту.

Скорость ветра, как он и предсказывал, продолжала расти, но на самом деле, похоже сейчас немного снизилась. Она упала «всего» до около тридцати четырёх миль в час, но дождь был даже ещё сильнее, чем прежде. Даже его искусственные глаза не могли видеть очень далеко сквозь почти сплошную стену дождя и брызг.

«Жалко», — подумал он, — «что ПИКА не оборудуется радаром. Всё-таки», — предположил он, — «это было бы немного перебором, поставить радарные излучатели, достаточно мощные для того, чтобы сделать его очень хорошим, при таких обстоятельствах, в ПИКА, предназначенный для прогулок по окрестностям высокотехнологичной цивилизации».

— Сыч, — еле слышно произнёс он, спускаясь обратно на палубу и хватаясь за один из штормовых лееров, привязанных на ней.

— Да, лейтенант-коммандер?

— Мне нужны эти изображения сейчас.

Ответа не последовало, и Мерлин поморщился.

— Начни передачу ранее указанных изображений, — сказал он, немного более раздражённо.

— Да, лейтенант-коммандер, — ответил ИИ, своим совершенно невозмутимым тоном, и в поле его зрения замелькала подробная, полупрозрачная схема.

В отличие от глаз Мерлина, датчики СНАРКа были отлично способны проникать в бушующую тьму, и Мерлин почувствовал несомненный всплеск облегчения, увидев значки всех тринадцати галеонов Кайлеба. Конкретно то, как простые смертные наблюдатели на борту любого из этих кораблей были в состоянии следить за кормовыми фонарями и дополнительными фонарями, подвешенными на вершине бизани корабля перед ними, было больше, чем Мерлин был готов объяснить. Но так или иначе, они это сделали.

Теперь ему следовало завести их в защищённые воды Скального Плёса.

Он обдумал схематичный снимок местности. Было похоже, что «Неустрашимый» шёл в почти правильном направлении, но «почти» было недостаточно хорошо.

— Сыч, — почти беззвучно повторил он ещё раз.

— Да, лейтенант-коммандер.

— Добавь вектор текущего направления ветра и вектор с проекцией курса для «Неустрашимого» на снимок и непрерывно обновляй.

— Да, лейтенант-коммандер.

Запрошенные стрелки и пунктирная линия появились мгновенно, и Мерлин фыркнул. Затем он пробрался через круто наклонённые, качающиеся шканцы, перебирая руками по штормовому лееру, туда, где Кайлеб стоял с капитаном Мензиром рядом с рулевыми. На руле было двое мужчин, а третий моряк стоял готовым прибавить свой вес, если это окажется необходимым.

«Мензир действительно должен был бы немного отдохнуть», — подумал Мерлин, но флаг-капитан даже не рассматривал эту возможность. «Неустрашимый» был его кораблём. Всё, что касалось корабля, было его ответственностью, и теперь, когда он позаботился о насущных потребностях своих людей, он без колебания стоял там, безмолвно молясь, чтобы его кронпринц не был таким сумасшедшим, каким он казался.

Рот Мерлина скривился от этой мысли, но, возможно, он был несправедлив к капитану. То, что Кайлеб уже совершил в этот день (конечно, со скромной помощью Мерлина), казалось, дало каждому человеку на борту флагмана почти идолопоклонную веру в инстинкт моряка принца. Если бы он захотел поплыть прямо к скалистому подветренному берегу в середине полуночной бури, они были бы готовы сделать именно это… хотя Мензир, очевидно, собирался остаться прямо здесь и лично присматривать за всем процессом.

Сам Кайлеб казался совершенно недовольным любыми возможными опасениями относительно его умственной стабильности. Ноги принца были широко расставлены, когда он держался для равновесия за другой штормовой леер своим правым кулаком, и он накинул клеёнчатое пончо поверх своей кирасы и кольчуги. Ветер вздымал свободный конец пончо, дождь и брызги сбегали с края его морионо-подобного шлема[12], как водопад, и свет, исходящий от подсвеченной картушки компаса в нактоузе, осветил снизу его лицо. На этом лице отражалась усталость, а его скулы были измождёнными, выгравированными на туго натянутой коже, но рот был твёрдым и уверенным, а сияние в его карих глазах не являлось исключительно отсветом нактоуза.

«Он может», — подумал Мерлин, — «быть очень молодым человеком, но сейчас это был тот момент, для которого он родился».

Кайлеб поднял взгляд при его появлении, и Мерлин наклонился, наполовину крича ему в ухо.

— Мы слишком круто идём бейдевинд! Направление ветра немного изменилось на восток, и нам нужно идти примерно на полтора градуса к подветренной стороне!

Кайлеб кивнул, и Мерлин подошёл к тому месту, где стоял Арнальд Фалкан, половина тела которого освещалось сиянием из светового люка кают-компании, охранявший спину Кайлеба даже здесь.

Кайлеб подождал несколько минут, затем умышленно наклонился над нактоузом, косясь на компас. Он выпрямился и пристально посмотрел на множество едва заметных парусов, затем несколько секунд постоял явно задумавшись, прежде чем повернулся к Мензиру. Никто не мог услышать, что он сказал флаг-капитану, но разговор длился всего минуту или около того. Затем Мензир наклонился к своим рулевым.

— Измените свой курс на юго-запад-запад! — прорычал он сквозь грохот.

— Так точно, сэр! — крикнул в ответ старший рулевой. — Юго-запад-запад!

Он и его напарник отвели штурвал, спица за спицей, зафиксировав глаза на картушке компаса. Удерживание точного курса при любых обстоятельствах было невозможно для любого парусного судна. В такую погоду не было смысла даже пытаться, но они были очень опытными рулевыми. Они держались как можно ближе к нему, и Мерлин с удовлетворением улыбнулся, когда проецируемый курс «Неустрашимого» протянулся прямо в глубоководный канал к северу от острова Опал, между Скальным Крюком и намного меньшим островом Полумесяца.

«Или», — напомнил он себе, — «в то, что по крайней мере было глубоководным каналом восемьсот лет назад».

— Он сделал это хорошо!

Мерлин повернулся и посмотрел на Фалкана, когда морпех крикнул ему на ухо. Они ясно видели лица друг друга в сиянии светового люка, и Мерлин поднял одну бровь.

— Кто что сделал хорошо? — спросил он.

— Кайлеб, — ответил Фалкан с усмешкой. Он вытер воду с лица и покачал головой. — Эти люди ни за что не догадаются, что вы дали ему коррекцию курса!

— Я не понимаю, о чём ты говоришь! — Мерлин ответил с настолько невинным видом, насколько кто-либо мог при нынешних условиях ветра и моря.

— О, конечно, нет, сейджин Мерлин! — согласился Фалкан с ещё более широкой улыбкой, и Мерлин рассмеялся. Затем он стал серьёзным.

— Ты прав, он сделал это хорошо! — закричал он. — И это важнее, чем когда-либо!

— Согласен! — Фалкан энергично кивнул. Затем он взглянул на принца, и его улыбка была глубоко одобрительной. — Он растёт, не так ли? — сказал он Мерлину.

— Такой уж он есть! — согласился Мерлин. — Такой уж он есть!

«Фалкан был прав», — подумал он, — «и более чем в одном смысле». — Кайлеб уже продемонстрировал свою собственную тактическую и стратегическую проницательность, а также свою готовность поддержать собственную оценку ситуации. Он не полагался на предложения Мерлина — если только он не соглашался с ними, по крайней мере. Он использовал способности Мерлина… а затем принимал собственные решения.

И этот молодой человек проявлял впечатляющее внимание к деталям. Он сознательно отплыл на восток дальше, чем он был должен, прежде чем повернуть обратно к Армагеддонскому Рифу. Он добавил по крайней мере ещё два часа к общему времени транзита, и капитан Мензир использовал это время, чтобы разжечь огни камбуза и накормить каждого человека таким количеством горячего супа, тушёным мясом с рисом и овощами, сколько он мог съесть.

Невозможно было оценить, как много эта горячая еда будет значить для людей, которые уже пережили изнурительный день и столкнулись с ещё более изнурительной ночью. Но Мензиру также удалось дать каждому человеку по крайней мере по два часа в его гамаке. Моряки и морпехи «Неустрашимого» должны были вернутся в бой, настолько хорошо накормленными и отдохнувшими, насколько могли бы, и капитан даже сумел привязать полотна для сбора дождевой воды, чтобы пополнить свои баки для воды, после чего приказал поварам приготовить галлоны горячего чая прежде чем, они снова загасили камбуз.

Люди на борту «Неустрашимого» осознали всё это, и корабль облетело известие, что принц специально дал им время для этого. Такого рода внимание — и подготовку — они не собирались забывать.

Те из них, кто выживут этой ночью, по крайней мере.

VII Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

— Благодарение Лангхорну, что мы не там снаружи, — заметил лейтенант Рожир Блейдин, прислушиваясь к шторму.

Снаружи было темнее, чем внутри ботинка, но регулярное, дикое биение сильного прибоя на дальней стороне Скального Крюка и острове Опал можно было услышать даже сквозь дождь и ветер. Конечно ветер — так же, как и волны — был намного слабее здесь, в защищённых водах Скального Плёса. Не то чтобы эти воды были именно теми, что Блейдин назвал бы «спокойными».

Якорная стоянка была глубокой, с отвесно вздымающимися из воды крутыми стенами, особенно на её восточной стороне, где большая глубина подходила к самому подножью сорокафутового утёса, из которого формировался западный срез Скального Крюка. На западной стороне берег был менее вертикальным, а вода резко мелела. Были даже какие-то маленькие скалистые пляжики в карманах, вырезанных в подножиях крутых холмов той стороны. Но мелководье там было ещё более бушующим, и большинство капитанов флота предпочли отойти дальше, в более глубокие воды, которые давали им больше безопасного пространства, если их корабли должны были бросить свои якоря.

Корабль Блейдина, «Королевская Бе́дард», был одной из последних галер, которые достигли этого безопасного места. К тому времени, когда она прибыла, видимость была уже более, чем плохой и заходя в плёс она столкнулась со своим спутником, «Королевским Чемпионом», потеряв один из своих носовых якорей в процессе этого. Учитывая её поздний приход и сгущающуюся темноту, она была вынуждена искать подходящее место чтобы встать на якорь как могла, фактически сама по себе, и её капитан смог ощупью проложить себе осторожный путь так далеко в плёс, насколько он осмелился, после чего бросил её оставшийся носовой якорь. В результате, она оказалась одной из самых крайних среди сбившихся в кучу кораблей флота на южной стороне, а также одной из самых дальних с востока, отделённая от «Паладина», ближайшей к ней галеры, примерно сто двадцатью ярдами. Она была в порядке под укрытием Скального Крюка, хоть и более незащищённой, чем большинство других кораблей, но даже теперь она, казалось, нервно вздрагивала, словно пугалась ярости непогоды извне якорной стоянки, дёргаясь и перекатываясь на своём якоре.

— Я не понимал, что ты такой набожный, Рожир, — сказал Невил Мейридис в ответ на его замечание.

Он и Блейдин стояли, укрываясь от ветра и дождя с подветренной стороны носовой надстройки, у подножия трапа по правому борту. Мейридис был первым лейтенантом «Королевской Бе́дард», тогда как Блейдин — только что закончивший личную проверку якорной вахты[13] — был вторым лейтенантом галеры. Первый лейтенант должен был сменить его на посту вахтенного офицера примерно через десять минут. После чего Блейдин, наконец, сможет присесть внизу, найти что-нибудь поесть и получить по крайней мере несколько часов отчаянно необходимого сна.

— После такого дня, как сегодня? — Блейдин скорчил гримасу своему начальнику. — Да каждый проклятый человек на борту сегодня вечером чертовски намного более набожен, чем он был сегодня утром!

— Подытожил, словно сам Великий Викарий Эрайк, — сардонически заметил Мейридис.

— Что ж, ты предпочёл бы быть там, или живым и здоровым тут? — требовательно спросил Блейдин, махая одной рукой в общем направлении кипящего белого прибоя, невидимого сквозь густую дождливую ночь.

— Это было не совсем то, что я имел в виду, — ответил Мейридис. — Я имел в виду…

Он никогда не закончил это предложение.

Три человека из якорной вахты увидели это первыми.

Их послали на нос «Королевской Бе́дард» в не качестве наблюдателей. Они были там только для того, чтобы следить за якорным канатом, и убедиться, что галера не болтается, а канат не перетирается — это задача приобрела более чем обычное значение, учитывая, что теперь это был единственный якорь, который у неё остался. В вороньем гнезде галеры расположился наблюдатель, но не потому, что кто-то — включая его — действительно думал, что ему есть за чем наблюдать. Он был там только потому, что граф Тирск приказал, чтобы каждый корабль выставил наблюдателей, и несчастный моряк в вороньем гнезде «Королевской Бе́дард» глубоко возмущался приказами, которые привели его на этот холодный, вибрирующий, промокший и качаемый ветром насест, без каких-либо серьёзных на то оснований.

Он был промокшим, продрогшим до костей, несчастным и истощённым, как и все остальные, и потребность его тела в отдыхе была похожа на мучительную жажду. Он съёжился в вороньем гнезде, расправив свою штормовку, чтобы она защищала его как можно больше, и сосредоточился на том, чтобы продержаться до тех пор, пока он не сменится и не сможет наконец рухнуть в свой гамак.

Справедливости ради, даже если бы он был свежим и бдительным, учитывая условия видимости, было маловероятно, что он увидел бы что-нибудь, несмотря на маленькую дальность, раньше, чем за несколько секунд до того, как это заметила якорная вахта. Но это было потому, что КЕВ «Неустрашимый» потушил все свои фонари и ходовые огни, за исключением одного затенённого кормового фонарика, который был направлен прямо за корму.

К сожалению для «Королевской Бе́дард», она — как и каждое другое судно, стоявшее на якоре рядом с ней, и в отличие от флагмана Кайлеба — была освещена якорными огнями, кормовыми фонарями и фонарями на входных портах. Ещё больше огней горели под палубой, изливая свет из кормовых и каютных окон, из вёсельных уключин, палубных люков и открытых иллюминаторов. Несмотря на темноту и дождь, её совсем нетрудно было увидеть.

Один из якорной вахты внезапно выпрямился, вглядываясь в ночь, когда тень, казалось, вторглась между ним и кормовыми окнами «Паладина», почти к северу от его собственного корабля.

— Что это? — требовательно спросил он у своих товарищей.

— Что что? — раздражённо ответил один из них. Погода интересовала его намного меньше отдыха, так же, как и остальных, а его характер был вспыльчивым.

— Это! — резко сказал первый мужчина, когда неопределённая тень стала намного яснее. — Это выглядит похожим на…

Капитан Гвилим Мензир совершенно неподвижно стоял у ограждения шканцев. Никто не разговаривал, так как весь экипаж «Неустрашимого» ждал, превратившись в статуи на своих боевых постах. Капитан знал о кронпринце, его охранниках-морпехах и лейтенанте Атравесе, стоящих позади него, но каждая унция его внимания была сосредоточена на фонарях, окнах и иллюминаторах, сверкающих сквозь дождь.

Даже теперь, Мензир едва мог поверить, что принц Кайлеб безошибочно привёл их в Скальный Плёс с потоком прилива позади них. Сочетание прилива, течений и ветра создало опасную турбулентность, но канал между Скальным Крюком и островом Опал был столь же широк, как показывали их карты. Хорошо, что это было так. Внезапный затеняющий эффект от возвышавшейся высоты Скального Крюка украл ветер и силу у парусов «Неустрашимого» за несколько минут до того, как начавшийся прилив и его импульс вывел корабль из ветровой тени.

В более тесных водах это вполне могло бы оказаться фатальным, но Кайлеб доставил их туда, что было, как мог бы сказал Мензир, точным центром глубоководного канала. И теперь они собирались пожинать плоды смелости принца.

Капитан обнаружил, что затаил дыхание, и фыркнул. Неужели он ожидал, что враг услышит его дыхание, несмотря на шум бури за пределами плёса? Он скривился в ироничном само-изумлении, но эта мысль была лишь поверхностной, поскольку его корабль прокрался между галерой, стоящей довольно далеко к югу от главного вражеского флота и ближайшей к ней галерой, в сотне ярдов к северу от неё. Свет якорного фонаря южного корабля резко выделялся у неё на носу, выделяя её для его канониров левого борта. Её спутница на севере была ещё более заметна, потому что её кормовые окна светились для канониров Мензира на правом борту как блестящий маяк.

«Ещё несколько секунд», — подумал он, медленно подняв правую руку, предупреждая командиров пушек, присевших за своими орудиями по обоим бортам. — «Ещё… несколько…»

— Огонь!

Его правая рука опустилась вниз, и темнота разлетелась на части в подобной грому ярости двойного бортового залпа.

— Это выглядит похожим на…

Предупредивший об опасности моряк не имел ни единой возможности закончить свой наблюдение. Тридцативосьмифунтовое пушечное ядро истошно вопя вылетело из внезапного возникшего прямо перед «Королевской Бе́дард» потока дымного пламени и ударило его чуть выше талии.

Его ноги и бёдра мгновение стояли вертикально, разбрызгивая густую кровь сквозь дождь. Затем они бухнулись на палубу одновременно с тем, когда начались крики.

— Руль влево! — рявкнул Мензир, когда дымящиеся пушки откатились, и их расчёты набросились на них с банниками и трамбовками. — Поверните нас на два румба на правый борт!

— Так точно. Два румба на правый борт, кэпт'н!

— Встать на кормовой якорь!

Лейтенант Блейдин в ужасе отшатнулся, когда визжащее пушечное ядро ворвалось в нос, пробив сквозной пролом в носовой надстройке в вихре смертоносных осколков, и ударило лейтенанта Мейридиса словно демон. Первый лейтенант буквально разлетелся на части, окатив Блейдина взрывом горячей, дымящейся крови, который был настолько шокирующим, что он едва ощутил внезапную вспышку боли в голени своей правой ноги.

Пушки «Неустрашимого» были заряжены двойным выстрелом. Пушечные расчёты подготовились с отменной тщательностью, потратив время, чтобы убедиться, что всё сделано правильно. Каждая пушка была заряжена не только ядром, но ещё и с излишком зарядом картечи сверху. Это уменьшило точность и создало потенциально опасную нагрузку на стволы пушек, но дальность была маленькая, каждое из его орудий было новым, выплавленным, чтобы выдерживать именно такое давление, и последствия для их цели были катастрофическими.

Расстояние было чуть более сорока ярдов, и пушкари «Неустрашимого» могли с таким же успехом стрелять по мишеням. Для них физически невозможно было промахнуться, за исключение чего-то совсем-совсем невероятного.

Двадцать семь орудий вбили свою ненависть в «Королевскую Бе́дард», абсолютно без предупреждения, не дав галере времени на подготовку. Её собственные пушки были закреплены по-походному. Её не находящийся на вахте экипаж был в гамаках. Её капитан спал в своей каюте. Её морские пехотинцы не были ни вооружены, ни одеты в броню. Эта страшная лавина воющей чугунной дроби вышла из сердца бури, словно предвестник Ада, почти прямо вниз по осевой линии корабля, и резня, которую она устроила, была непередаваемой.

«Паладин», находящийся в тридцати ярдах дальше, мог рассчитывать, что ему повезёт больше из-за большего расстояния, но его освещённые кормовые окна предлагали даже лучшую цель… и гораздо меньше защиты, чем крепко обшитый досками нос «Королевской Бе́дард». Разрушительный бортовой залп прорвался внутрь его, раздирая и убивая, и крики увечных и умирающих следовали за ним по пятам.

Люис Гардинир, граф Тирск, пошевелился в своём сне от внезапного грохота. Он скривился, не до конца проснувшись, его спящий ум идентифицировал звук грома, который мог бы сопровождать любой шторм, гораздо менее сильный, чем тот, который барабанил по Армагеддонскому Рифу этой ночью.

Но потом это случилось ещё раз. И ещё.

Его глаза распахнулись… и это случилось ещё раз.

«Неустрашимый» послушался своего руля. Сделав поворот на правый борт под одними марселями и кливерами, исходя дымом с обеих бортов, он отвернулся от «Королевской Бе́дард» и углубился в основную якорную стоянку. Его длинный бушприт вонзился в доларское формирование, как копьё, а батарея правого борта снова взревела, пройдясь по левой раковине «Паладина». Он протолкнулся между своей целью и «Архангелом Шуляром», лежащим почти прямо к западу от него. Оба они, как и все другие корабли в доларских силах, были осмотрительно поставлены на якорь достаточно далеко друг от друга, чтобы позволить им качаться на якорях без риска столкновения, и это оставило достаточно места «Неустрашимому», чтобы скользить между ними.

Капитан Мензир стоял за спинами своих рулевых, одной рукой опираясь на плечи матросов, почти мурлыкая свои приказы им в уши. Он направлял свой корабль с изысканным старанием, и дым и грохот били струями с обеих бортов, взрываясь в стоящих на якоре кораблях, члены экипажей которых только начинали приходить в себя от изнуряющего забытья.

Пока он пробирался всё глубже и глубже в массу стоящих на якоре галер, по его пятам следовал КЕВ «Разрушитель». А позади «Разрушителя» шли «Опасность», «Защита» и «Дракон».

— Всему экипажу, приготовиться встать на якорь! — крикнул Мензир.

— Приготовиться спускать паруса! — рявкнул лейтенант Седлир в свой рупор, в то время как гардемарин Кёрби присел рядом с якорной партией на корме.

— Отдать кормовой якорь! — приказал Мензир, и Кёрби эхом повторил приказ. Якорь исчез среди барашков волн, и канат пошёл в корму по центру кубрика, дымясь от трения о нижний брус одного из его кормовых пушечных портов.

— Спустить паруса! — крикнул Седлир.

Офицеры, отвечавшие за каждую мачту, повторили приказ, и матросы ослабили фалы на кофель-планках, опуская реи марселей на их подъёмниках и уменьшая давление ветра на них. Другие моряки держали бык-гордени и нок-гордени, когда реи спускались, и Седлир внимательно наблюдал за этим.

— Вытянуть подветренный брас! Взять марсели на гитовы!

Парус исчез, когда матросы на гитовых подтащили его к реям и закрепили. Другие люди на шкафуте убрали кливера, пока якорный перлинь бежал наружу, и корабль остановился, когда рога его якоря зарылись в дно Скального Плёса.

— Закрепить шпринг! — приказал Мензир, и моряки Кёрби быстро привязали уже подготовленный шпринг-трос к якорному перлиню прямо за орудийным портом.

— По местам стоять, на кормовой кабестан! — крикнул капитан, и те же самые матросы побежали к кабестану, чтобы создать натяжение на шпринг.

Граф Тирск выскочил из своей каюты в дождь, босиком, одетый только в бриджи, когда начали грохотать ещё больше пушек. Он забросил себя по лестнице на вершину юта, и, не обращая внимания на ледяную воду, льющуюся по его обнажённому торсу, уставился с ужасным недоверием на дикие вспышки, освещающие дождь.

Это было зрелище, какого никогда раньше не видел ни один сэйфхолдиец. Черисийский пушки гремели и грохотали, дула невероятно долго вспыхивали и сверкали во тьме. Дым курился, вздуваясь в серовато-зелёные облака, вонявшие серой самой Шань-вэй. Каждая дульная вспышка вырисовывала падающие капли дождя на фоне ночи, подобно рубинам или кровавым бриллиантам, а столбы дыма устремлялись вверх, освещённые снизу, подобно дыму над извергающимися вулканами.

И не было ничего, что граф Тирск мог бы сделать с этим.

«Королевская Бе́дард» накренилась, когда ещё один галеон — шестой, как отметил сжавшийся от страха мозг лейтенанта Блейдина — медленно прошёл мимо её носа, грохоча пушками. Лейтенант стоял на верхушке трапа на бак по левому борту — трап правого борта был разрушенной развалиной, как и мачта, чей сломанный обломок возвышался в десяти футах над палубой — цепляясь за поручни бака для поддержки, а голень его правой ноги была разрезана осколком, словно мечом. Он чувствовал горячую кровь, льющуюся вниз по ноге, но проигнорировал её, как он проигнорировал дождь, поскольку он кричал, поощряя моряков, пытавшихся зарядить пару погонных орудий галеры, несмотря на пушечные ядра, визжащие рядом с их головами.

Но затем он почувствовал запах дыма. Не порохового дыма, разносящийся сквозь хлещущий дождь ветром от вражеских орудий, но гораздо более страшного. Дыма горящего дерева.

Его голова закружилась, и он побледнел от ужаса. Оторванная мачта упала поперёк палубы под углом, завалив разбитым реем и тяжестью его промокшего паруса люк в миделе корабля. Но теперь дым вздымался из-под наполовину заблокированного люка, просачиваясь сквозь упавший такелаж и обломки, сжимаясь в плотный, пламенеющий столб, который струился вокруг реи и мачты.

Он не знал, что случилось. Скорее всего, разбился один из осветительных фонарей под палубой, разлив пылающее масло по палубе. Или это могло быть несчастным случаем с одной из пороховых обезьянок, пытающихся доставить боеприпасы к пушкам. Возможно, это был просто горящий пыж, извергнутый одной из черисийских пушек.

Но на самом деле было неважно, как это началось. Худшим врагом кораблей было не море — им был огонь. Построенные из выдержанных досок, покрашенные внутри и снаружи, проконопаченные смолой, оснащённые пропитанными дёгтем снастями, они были пороховницами, ожидающими искры, даже в такую погоду, а искра «Королевской Бе́дард» была обеспечена.

При других обстоятельствах c огнём можно было бороться, сдержать и потушить. Но не в этих условиях. Не пока пушечные ядра продолжали пробивать насквозь корпус корабля, калеча и потроша испуганных членов экипажа, чьи измученные мозги всё ещё продолжали лавировать на пути из сна в кошмар.

— Покинуть корабль! Покинуть корабль!

Блейдин не знал, кто первым выкрикнул эту команду, но борьбы с паникой, которую она вызвала, не было. Если уж на то пошло, не было никакого смысла сражаться с ней, и он протащил себя через оставшийся до верха отрезок трапа до прохода в фальшборте. Он посмотрел через него вниз, и его челюсти сжались. Шлюпки галеры были спущены, когда она встала на якорь, и люди, которые бросались за борт, из последних сил барахтались в воде, пытаясь добраться до этого, по крайней мере, временного убежища.

Блейдин повернулся к фальшборту. Один из орудийных расчётов всё ещё сражался за то, чтобы зарядить своё орудие, и дохромав назад, он схватил ближайшего человека за руку.

— Забудьте об этом! — крикнул он. — Некогда! За борт, парни!

Остаток пушечного расчёта на мгновение уставился на него дикими глазами. Затем они исчезли, перебравшись через фальшборт. Блейдин наблюдал, как они уходят, а затем повернулся, чтобы бросить последний взгляд на палубу и убедиться, что все покинули её или покидают.

Пламя начало вырываться из трюмного люка. Он мог почувствовать его жар на своём лице с того места, где он стоял, даже сквозь дождь, и он попытался заткнуть уши, чтобы не слышать отчаянные крики людей, пойманных внизу в этом пылающем аду.

Он больше ничего не мог сделать, и поэтому повернулся, чтобы последовать за пушечным расчётом… но в это мгновение одиночное ядро, из последнего прогрохотавшего бортового залпа, ударило его прямо в грудь.

Четырнадцать минут спустя пламя добралось до порохового погреба его корабля.

Как минимум три из стоящих на якоре галер сейчас горели, ярко освещая якорную стоянку, несмотря на дождь. Мерлин стоял рядом с Кайлебом на шканцах «Неустрашимого», пока орудия галеона продолжали неистовствовать над своими целями, а дикий вид разрушения вокруг него затмевал всё, что Нимуэ Албан, которая воевала силой ядерного синтеза, когда-либо видела своими собственными глазами.

Корабль больше не двигался. Он был неподвижен — возможно, не такой устойчивый, как береговая крепость, в этих покрытых барашками водах, но достаточно близко к этому для артиллеристов, привыкших к перекатывающемуся движению корабля в море. При этих условиях, наносящие повреждения попадания, по таким же стоящим на якоре целям, были для них детской игрой, и скорость их стрельбы была намного выше, чем с палубы движущегося корабля. Они стреляли и заряжали, заряжали и стреляли, как автоматы, низводя свои цели до состояния разбитых вдребезги обломков.

Пар вился из горячих пушечных дул между выстрелами, шипя и превращаясь в завитки тумана, отгоняемые ветром. Вонь сгоревшего пороха, пылающая древесина, горящая смола и верёвки носились по волнам во вьющихся полотнах дыма, скрученные и разбитые, ярко вырисовываясь на фоне вспышек орудий и пылающих кораблей.

Одна из пылающих галер дрейфовала, так как её якорный канат перегорел. Ветер медленно нёс её в направлении «Неустрашимого» — не прямо на него, но достаточно близко — увенчанную огненной короной её собственного разрушения. Капитан Мензир увидел её, и его приказы провернули кабестан, натягивая шпринги до тех пор, пока бортовой залп с правого борта галеона не ударил по пылающим обломкам.

Он был готов перерубить свой канат и поднять паруса, при необходимости, но трёх быстрых, громоподобных бортовых залпов хватило, чтобы прикончить уже тонущую галеру. Она завалилась на бок в огромном, шипящем облаке пара, когда вода погасила пламя, в ста пятидесяти ярдах от его корабля, и ещё одно рычащее приветствие победы пронеслось среди его артиллеристов.

«Королевская Бе́дард» взорвалась.

Оглушительное извержение, случившееся, когда пламя добралось до её порохового погреба, затмило любой другой звук, включая наглые голоса черисийских орудий. Огромная вспышка, казалось, мгновенно выжгла брызги и дождь. Она осветила нижний слой стоящих над головой облаков, отразилась обратно от вертикального западного склона Скального Крюка и бросила пылающие фрагменты высоко в ветреную ночь, словно тоскующие по дому метеоры, возвращались на небеса.

Пышущие огнём обломки взмыли вверх, затем упали назад, шипя при затухании, когда они ударялись об воду, или сваливались на палубы соседних галер и галеонов в каскадах искр. Члены экипажей неслись выбрасывать горящие обломки разбитого корабля за борт, и тут и там вспыхивали маленькие пожары, но барабанящий дождь и гонимые ветром брызги так сильно пропитали надстройки кораблей с обеих сторон, что ни один корабль не испытывал серьёзной угрозы.

Тем не менее яростное действие приостановилось, как будто впечатляющий, страшный распад галеры ужаснул обе стороны до состояния временного шока.

Пауза продолжалась две или три минуты, а затем она исчезла во вновь ожившем бедламе, когда канониры Кайлеба снова открыли огонь.

Граф Тирск беспомощно смотрел на адскую панораму.

Он понятия не имел, как долго стоял на юте «Залива Горат». Это казалось вечностью, хотя на самом деле не могло продолжаться намного больше двух часов, возможно, немного больше. Кто-то накинул на его плечи плащ — он понятия не имел, кто — и он съёжился внутри него, удерживая его на себе, смотря на окончательное крушение находящейся под его командованием группировки.

Черисийцы разделились, по крайней мере, на две или три колонны. Они были глубоко внутри его стоящего на якоре формирования, стреляли беспощадно, и повсюду, куда он смотрел, дождь был похож на пелену кровавого стекла, освещённого изнутри бликами горящих галер и вспыхивающей артиллерии.

Он недооценил своего врага. Он не мог представить, что у Кайлеба хватит безумной смелости провести целый флот галеонов в Скальный Плёс ночью сквозь ярость почти что штормового ветра. Он всё ещё не мог в это поверить, даже с разрушительными доказательствами, пылающими на водной глади перед его глазами.

Останки «Королевской Бе́дард» затонули, забрав с собой своё пламя, но полдюжины других его кораблей ярко пылали, а за то время пока он смотрел на бойню, воспламенился ещё один. Он наблюдал, как из его трюмов вырывается пламя, облизывая просмолённые ванты, и видел, как вырисовываясь на фоне света, переполненные лодки энергично удаляются от этого ада. Насколько он мог сказать, ни один черисиец даже не стрелял в пылающий корабль, и его зубы заныли от того давления, с каким мускулы сжали челюсти, когда он понял, что экипаж преднамеренно поджёг своё судно, а затем покинул корабль, вместо того, чтобы посмотреть в лицо врагу.

Он отвернулся от этого зрелища, только чтобы увидеть, как ещё одна из его пока неповреждённых галер начала движение. Но не приближаясь к противнику, а гребя прямо по направлению к западному берегу якорной стоянки. Потом, как он видел, она сама выскочила на скалистый пляж, и её команда потекла рекой через борта, шлёпаясь в мелкую воду, спотыкаясь при выходе на берег и удирая в темноту.

Часть его хотела проклясть их за их трусость, но он не мог. Что ещё мог ожидать кто-то другой? Разрушение нависло над всеми ими, явившись из ночи, словно это была работа какого-то демона, а разве они не бросили якорь в водах самого Армагеддонского Рифа?

«Это была последняя соломинка», — подумал он. Сама эта земля была проклята. Каждый из его людей знал историю монументального зла, которое так давно родилось здесь, и ужасного поражения, которое его постигло, и этого было достаточно, чтобы прибавить ужас совершенно неожиданного нападения, внезапного взрыва насилия, к их совершенно беспомощному состоянию.

Загорелась другая галера, подожжённая собственной командой, а вторая начала двигаться к пляжу. И третья. А кроме того, он увидел, как вырисовываясь на фоне дымчатого отблеска их горящих сестёр, другие галеры тянули вниз свои знамёна, спуская свои флаги в знак капитуляции.

Он смотрел на них ещё мгновение, после чего отвернулся. Он спустился по трапу юта медленно, словно дряхлый старик, открыл дверь своей каюты и зашёл внутрь.

VIII КЕВ «Неустрашимый», Скальный Плёс, Армагеддонский Риф

— Граф Тирск здесь, Ваше Высочество, — необычно официально объявил Арнальд Фалкан, открывая дверь во флагманскую каюту КЕВ «Неустрашимый».

Кайлеб повернулся от вида покрытой барашками воды, открывающегося за пределами кормовых окон, лицом к двери, когда его старший морпех-телохранитель провёл через неё доларского адмирала.

— Ваше Высочество, — сказал Тирск, склоняя голову.

— Милорд, — вернул поклон Кайлеб.

Доларец выпрямился, и Кайлеб задумчиво посмотрел на его лицо. Пожилой мужчина, насквозь промокший от тяжёлого перехода в открытой лодке, выглядел измученным и измотанным, но его черты отражали больше, чем просто усталость. Его тёмные глаза — глаза, которые, как предположил Кайлеб, были, как правило, уверены и даже высокомерны — несли в себе тени поражения. И всё же было что-то большее, чем даже это, и кронпринц решил, что Мерлин снова был прав, когда Кайлеб уяснил, что он имел в виду. Даже этот человек, каким бы он всё-таки не был смелым и решительным, не был застрахован от репутации и ауры Армагеддонского Рифа.

Это должно было сделать этот утренний разговор ещё интереснее.

— Я пришёл, чтобы вручить свой меч, Ваше Высочество, — тяжело сказал Тирск, словно каждое слово причиняло ему физическую боль.

Опустив вниз свою левую руку, он взялся не за навершие, а за гарду меча, лежавшего в ножнах на его бедре. Затем он вытащил его из ножен, и, не обращая внимания на пристальный взгляд, с которым Фалкан и Мерлин одновременно наблюдали за ним, протянул его Кайлебу эфесом вперёд.

— Ни один человек никогда не забирал у меня моего меча, принц Кайлеб, — сказал доларец, когда пальцы Кайлеба сомкнулись на эфесе.

— Это меч человека, который заслуживает лучшего мотива для службы, — спокойно ответил Кайлеб. Он мгновение смотрел на оружие в своей руке, а затем передал его Фалкану, который в свою очередь положил его на стол Кайлеба.

Кронпринц внимательно посмотрел на лицо Тирска в надежде обнаружить любую реакцию на свой комментарий. Ему показалось, что он увидел, как губы доларца слегка напряглись, но он не был уверен в этом. Через мгновение он указал на один из двух стульев, установленных на противоположных сторонах обеденного стола.

— Пожалуйста, садитесь, милорд, — пригласил он.

Он подождал, пока Тирск усядется на указанном стуле, перед тем, как сам сел на противоположной стороне стола, и Мерлин, в роли его телохранителя, передвинулся чтобы встать за его спиной. Декантер бренди стоял на льняной скатерти, и принц лично налил по небольшой дозе в каждый из двух бокалов, а затем предложил один Тирску.

Доларский командующий принял бокал, подождал, пока Кайлеб возьмёт свой, а затем сделал маленький глоток. Он отпил совсем чуть-чуть, прежде чем поставил бокал обратно на стол, и Кайлеб криво усмехнувшись, поставил свой рядом с ним.

— Я пришёл также, как я уверен, Ваше Высочество уже поняли, чтобы узнать, какие условия сдачи ожидаются от остатков моего флота, — сказал Тирск ровным голосом.

Кайлеб кивнул и откинулся в своём кресле.

Девятнадцать галер Тирска были потоплены или сожжены. Ещё три были низведены до состояния разбитых вдребезги, тонущих обломков, которые едва успели пристать к берегу прежде, чем они утонули. Ещё одиннадцать спустили свои флаги, а восемь сами выбросились на берег, неповреждёнными, прежде чем их экипажи покинули их. Тем не менее, треть боевых кораблей Тирска остались целыми, вместе со всеми его кораблями снабжения, а Кайлеб заплатил за эту победу свою цену.

КЕВ «Дракон» оказался на пути одной из горящих галер после того, как перегорел якорный канат доларского судна. Пылающие обломки отнесло к галеону, и хотя «Дракон» перерезал свой собственный канат и попытался уклониться, ему это не удалось. Два корабля встретились в пламенном объятии, и оба были истреблены плавающим, ревущим адом, который в конце концов поглотил ещё два стоящих на якоре корабля Тирска.

Более двух третей экипажа «Дракона», включая его капитана и всех, кроме одного, из его лейтенантов, были потеряны: погибли, когда крюйт-камера их корабля взорвалась, или утонули прежде, чем их смогли вытащить из вод Скального Плёса.

Несмотря на это, оставшиеся боевые корабли Тирска, в количестве двадцати одного, были беспомощны. Выжившие двенадцать галеонов Кайлеба были поставлены на якорь в несколько рваную линию между ними и любой надеждой на побег. После того, что уже сделали орудия этих галеонов, никто из экипажей этих галер — или адмирал, командовавший ими — не имел иллюзий относительно того, что произойдёт, если они попытаются атаковать черисийцев или прорваться мимо них в открытое море.

— Мои условия очень просты, милорд, — сказал наконец кронпринц. — Я буду ожидать безоговорочной капитуляции каждого корабля на этой якорной стоянке.

Тирск вздрогнул, не как от удивления, а как от боли.

— Я мог бы указать, Ваше Высочество, — сказал он через мгновение, — что у вас не будет достаточного количества людей на борту ваших кораблей, чтобы взять мои в качестве призов.

— Верно, — признал Кайлеб, равнодушно кивая. — С другой стороны, я не имею намерения брать их с собой.

— Нет? — Тирск мгновение пристально посмотрел на него, затем поднял голову. — Могу ли я предположить тогда, что вы намерены освободить их, и моих выживших людей, под честное слово?

— Нет, не можете, — сказал Кайлеб гораздо более холодным тоном.

— Ваш король отправил свой флот, чтобы атаковать королевство Черис в мирное время, — продолжил он тем же ледяным голосом, осознавая, что Мерлин стоит у него за спиной. — Черис не сделала ничего, чтобы оскорбить его или причинить ему какой-либо вред. Он не предъявлял нам никаких требований и не заявлял о своём намерении. Вместо этого, словно убийца, он отправил герцога Мэликая — и вас, милорд — присоединиться к силам одного из наших собственных союзников, чтобы вероломно атаковать землю в шести тысячах миль от его собственной.

Удивление, и, возможно, вспышка гнева от острого тона Кайлеба, промелькнула в глазах Тирска, и Кайлеб фыркнул.

— Мы не были такими ничего неподозревающими, как ожидали вы — и ваши хозяева среди «Рыцарей Храмовых Земель» — милорд. Наши агенты в Таро знали всё о вашем плане нападения на нас. Как вы думаете, как тогда мы могли бы узнать в каких водах ожидать вашего появления? И даже не сомневайтесь, граф Тирск, что Горжа Тароский заплатит за своё предательство.

— Но для нас в данный момент важно то, что ваш король не заслуживает, из-за сомнения в его чести, освобождения под честное слово, которое вы или ваши люди могли бы дать. И поэтому, к сожалению, я скажу, что вам не будет предложен этот вариант.

— Я надеюсь, — сказал Тирск сквозь сжатые губы, — что в таком случае вы не настолько глупы, чтобы полагать, что мои люди не будут пытаться отобрать назад свои корабли у любых призовых экипажей, которые вы можете поставить на них, Ваше Высочество?

— Не будет призовых экипажей, — сообщил ему Кайлеб. — Ваши корабли будут сожжены.

— Сожжены? — Тирск в шоке разинул рот. — Но их экипажи, мои люди…

— Ваших людей высадят на берег, — сказал Кайлеб. — Вам будет разрешено выгрузить на берег припасы, материалы, из которых могут быть построены укрытия, и провизию с ваших судов, в том числе с ваших кораблей снабжения. Вам не будет разрешено выгружать любое оружие, кроме лесорубных топоров и пил. Как только все ваши люди окажутся на берегу, все ваши суда, за исключением одного, невооружённого корабля снабжения, будут уничтожены. Этому судну будет разрешено отплыть туда, куда вы захотите отправить его с донесениями для вашего короля.

— Вы же не серьёзно! — Тирск уставился на него с испуганным выражением. — Вы не можете высадить на берег так много людей и просто бросить их… не здесь! Не на Армагеддонском Рифе!

— Я полностью серьёзен, — безжалостно ответил Кайлеб, удерживая взгляд пожилого человека своим собственным, и позволив Тирску увидеть его яростную решимость. — Вы привели эту войну к нам, милорд. Не притворяйся даже на секунду, что вы не знали о планах «Рыцарей Храмовых Земель» по полному уничтожению моего королевства и что это будет означать для подданных моего отца! Я могу, и желаю, высадить вас и ваших людей на берег там, где я захочу, и я оставлю их там. Ваш выбор состоит в том, чтобы принять это, или вернуться на ваш флагман и возобновить сражение. Однако, если вы выберете такую линию поведения, никакие дальнейшие капитуляции не будут приняты… и никакого снисхождения не будет предложено.

Мерлин стоял за креслом Кайлеба, его лицо было маской, не выражающей никаких эмоций. Он услышал абсолютную, несгибаемую сталь в голосе Кайлеба и молился, чтобы и Тирск услышал её. Условия, предложенные Кайлебом, были поставлены кронпринцем, и больше никем. Мерлин был только немного удивлён тем, что Кайлеб решил сделать с капитулировавшим персоналом Тирска, но он почувствовал внутренний озноб, когда Кайлеб объяснил, что он намеревается сделать, если Тирск отвергнет эти условия.

Теперь Тирск уставился на непоколебимое лицо Кайлеба Армака и осознал полную готовность молодого принца делать именно то, что он только что сказал. Кайлебу могло это не нравится, но он сделал бы это.

— Ваше Высочество, — проскрежетал граф после долгого, напряжённого момента звенящей тишины, — ни один командир в истории никогда не подвергал такой опасности как эта, врагов, которые предложили почётную капитуляцию.

— Ни один?

Кайлеб посмотрел на него в ответ, а затем оскалил свои зубы в улыбке, которой могла позавидовать эмблема его династии в виде кракена и сказал с холодной, смертельной точностью.

— Возможно нет, милорд. Опять же, какой другой командующий в истории обнаруживал, что не менее пяти других королевств и княжеств объединились вместе, чтобы уничтожить его собственное, когда его король не причинил никакого вреда никому из них? Какой другой командующий узнавал, что его враги намереваются сжечь города, изнасиловать и разграбить его народ, потому что нет причины лучше той, чем кто-то предложил нанять их, словно они являются обычными разбойниками? Я сказал вам, что наши агенты в Таро знают, что ваши заказчики имели в виду, а почётные и щедрые условия капитуляции — для благородных врагов, милорд. Они не для наёмных душегубов, убийц и насильников.

Тирск вздрогнул, его лицо побелело и искривилось, так как жестокие слова Кайлеба и злобное презрение попали в цель. Но его глаза так же мерцали — мерцали от осознания того, что эти слова, какими бы жестокими и какими бы презрительными они не были, также были верны.

Кайлеб позволил тишине затянуться на целую минуту, а затем взглянул Тирску прямо в глаза.

— Итак, теперь вы знаете условия, на которых вашим судам и их экипажам будет разрешено сдаться, милорд. Желаете вы их принять или нет?

Мерлин стоял с Кайлебом на кормовом балконе «Неустрашимого», наблюдая, как баркас Тирска гребёт прочь по всё ещё бушующим водам Скального Плёса.

— Ты был немного суров с ним, — заметил человек, который когда-то был Нимуэ Албан.

— Да, — признал Кайлеб. — я был, ведь так?

Он повернулся прямо лицом к Мерлину.

— Ты думаешь, я был более суровым, чем он заслуживал? — спросил он.

Это был серьёзный вопрос, подумал Мерлин, и он серьёзно обдумал его, прежде чем ответить.

— На самом деле, я думаю, ты, возможно, был более суровыми, чем он заслуживал, — сказал он через мгновение. — Нельзя сказать, что король Ранилд не заслужил всего того, что ты сказал. Тем не менее ты мог захотеть подумать о возможных дипломатических последствиях освежевывания его так тщательно, как он того заслуживает.

— После того, что мы с ним сделали — и что он пытался сделать нам — я действительно не думал об этом, потому что очень вероятно, что даже отец или Рейджис не смогли бы договориться с ним о каком-либо договоре, вне зависимости от того, чтобы я сказал или не сказал, — фыркнул Кайлеб. — Даже если бы у Ранилда было какое-то желание простить и забыть — чего у него не будет — Клинтан и остальные из «Группы Четырёх» не позволили бы ему. И в отличие от Черис, Долар фактически находится по соседству с Храмом. Поэтому я мог сказать ему, что я на самом деле думаю о нём.

— Я уверен, что тебе лично это было приятно, — мягко сказал Мерлин, и Кайлеб закашлял от смеха.

— На самом деле, это было экстремально приятно, — поправил он. — Тем не менее, я сделал это не по этому. — Мерлин приподнял бровь, и кронпринц пожал плечами. — Тирск доложит об этом разговоре, когда наконец вернётся домой. И когда он это сделает, Ранилд будет совершенно вне себя от ярости. Хотя, это всё равно произойдёт, независимо от того, каким «дипломатичным» я мог бы быть. Но теперь, заодно произойдут ещё две вещи.

— Во-первых, в стремительности моей молодости и юного гнева, я «проболтался» о проникновении наших агентов в Таро. Это должно служить дополнительным слоем защиты для твоих «видений», Мерлин. Но, возможно даже более важно, что Ранилд — и, надеюсь, «Группа Четырёх» — поверят, что Горжа несёт ответственность за то, что упустил информацию, которая позволила нам перехватить «Южную Группу». Либо он преднамеренно передал её нам, либо он был преступно небрежен, а тот факт, что единственными оставшимися в живых после всего этого полного фиаско будут все тароские галеры, может помочь убедить его «друзей», что он всё это подстроил намеренно. В любом случае, это оставит его с крошечной проблемой, ты не думаешь?

«Злорадная улыбка Кайлеба делает его взгляд в этот момент удивительно похожим на его отца», — подумал Мерлин.

— Во-вторых, — продолжил кронпринц, — то, что я сказал Тирску, и то, что он собирается повторить Ранилду, просочится наружу. Ни секунды не думай, что этого не будет. И когда это произойдёт, это повлияет на мышление всех дворян Ранилда. Это также просочится ко всем другим правителями Ховарда и Хевена, и я подозреваю, что это создаст «Группе Четырёх» небольшие сложности при организации повторного выполнения их плана. Они, безусловно, не смогут подойти к этому словно это было не более, чем «обычное дело». И если следующая партия их потенциальных орудий точно поймёт, как мы отнесёмся к ним, и что может произойти с их флотами, если они проиграют, это может сделать их чуть менее горячими.

Мерлин медленно кивнул. Он не был полностью уверен в том, что согласился со всем, что только что сказал Кайлеб, но выраженная этим решительность, была типичной для того, что он ожидал от молодого наследника престола.

«Что касается влияния на Таро и короля Горжу, он, вероятно, говорил абсолютно точно», — отметил про себя Мерлин. Это имело другую сторону, которую Мерлин находил тревожной. — «Да, это может создать большие сложности «Группе Четырёх» в мобилизации сил для их следующей атаки, но абсолютная безжалостность выраженной Кайлебом позиции могла также спровоцировать эквивалентный ответ от будущих оппонентов».

«Тем не менее», — спросил себя Мерлин, — «насколько он может быть хуже? Кайлеб абсолютно прав насчёт того, чего хотела сделать «Группа Четырёх» с Черис в этот раз. Действительно ли похоже, что их цели будут менее радикальными после того, как их инструменты были побеждены таким образом в первый раз?»

— Ну, — сказал он тихо, — по крайней мере, Тирск проглотил это вместо того, чтобы заставить тебя атаковать.

— Да. — Кайлеб кивнул. — И ты был прав сегодня утром, когда предложил предоставить ему возможность отправить своих людей на берег острова Опал, а не на материк. Лично я не думаю, что я найду, что помещение Скального Плёса между мной и демонами, о которых, как он ожидает, его люди будут так беспокоиться, будет настолько успокаивающим. Но я так же рад, что они найдут это таким, если это поможет им проще смириться, и значит, что мне не нужно будет всех их убивать конце концов.

— Я рад, что был полезен, — сухо сказал Мерлин. — И теперь, когда он смирился, какие у тебя планы?

— Ну, — медленно сказал Кайлеб, поворачиваясь, чтобы посмотреть через водное пространство на более чем три тысячи квадратных миль покрытых деревьями склонов острова Опал, — я бы предпочёл немедленно отправиться домой, но, если «Тайфун» так сильно повреждён, как ты говоришь, ему понадобится время на ремонт. У нас есть повреждения на других кораблях, и все мы использовали много пороха и ядер. Нам нужно, чтобы сюда прибыли «Путешественник» и «Летняя Луна» чтобы пополнить наш боезапас. И я думаю, что прежде чем мы сожжём галеры Тирска, мы так же обдерём с них всё, что мы можем использовать — особенно запасной рангоут, пиломатериалы, верёвки и парусину, и другие подобного рода вещи, — а затем останемся здесь достаточно долго, чтобы починить хотя бы основные повреждения.

— Это мудро? — спросил Мерлин умышленно нейтральным тоном.

— Я буду обсуждать это с Домиником, чтобы выслушать его предложения и советы, конечно, — сказал Кайлеб, — но я не думаю, что у нас есть большой выбор. Мы не можем оставить здесь только один или два корабля для самостоятельного ремонта — не тогда, когда у Тирска будет несколько тысяч человек прямо здесь, на острове Опал, чтобы что-то попробовать. Так что, либо мы сжигаем наши наиболее повреждённые корабли вместе с галерами — что, хотя я этого и не хочу, может оказаться нашим лучшим выбором — или мы все останемся здесь достаточно долго, чтобы отремонтировать их и взять с собой, когда мы уйдём.

Кронпринц с сожалением пожал плечами.

— Ни один из этих вариантов не приводит меня в восторг, Мерлин, но что бы мы ни делали, мы по-прежнему являемся лучшей частью в пределах месяца нелёгкого плавания под парусами от Черис. Задержка на пятидневку или две для ремонта, не сильно увеличит то время, которое нам нужно, чтобы вернуться домой. В любом случае, Гектор и Нарман не будут ждать Мэликая почти целый месяц. Твои собственные «видения» говорят, что они всё ещё продолжают придерживаться первоначального расписания, и они не удивятся, если Мэликай и его флот опоздают даже больше. Не после путешествия так далеко на доларских галерах.

— Так что, пока Доминик не придумает какой-то убедительный аргумент, который ещё не пришёл мне в голову, я думаю, для нас более важно полностью отремонтировать все наши выжившие галеоны, чем пытаться вернуться домой на пару пятидневок раньше.