У рифов Армагеддона

I Дворец князя Гектора, Менчир, Корисанд

— Мой князь.

Оскар Малвейн опустился на одно колено, когда князь Гектор Корисандийский вошёл в небольшую совещательную комнату и прошёл к изящному резному креслу во главе стола. Филип Азгуд, граф Корис, проследовав за князем, сел по левую руку от Гектора. Ни один из них ничего не сказал в течение нескольких секунд, и Малвейн напомнил себе, что вытирать пот со лба может быть… немного неразумно.

— Ты можешь встать, — сказал Гектор через мгновение мелодичном тенором, который всегда казался немного странным, исходя от одного из самых хладнокровных политических калькуляторов на лице этой планеты.

Малвейн повиновался, поднявшись и сцепив руки за спиной, когда он встретил глаза правителя, на службе которого он шпионил почти двадцать лет.

За эти два десятилетия Гектор не сильно изменился. Тёмно-коричневые волосы были слегка покрыты изморозью с серебром на висках. Ещё было несколько морщин в уголках глаз и несколько белых прядей в аккуратно подстриженной бороде. Но он всё ещё был высоким, стройным и широкоплечим, и, в отличие от большинства правителей, он продолжал регулярно тренироваться со своим придворным мастером фехтования.

Рядом с ним Корис казался каким-то размытым, поблёкшим. В отличие от своего князя, граф был светловолосым, и, если он и был почти таким же высоким, как Гектор, ему не хватало ширины плеч и мускулатуры князя. — «В глазах тоже было что-то», — подумал Малвейн, не в первый раз. Они были не слабее чем у Гектора, но они были глазами человека, который знал, что он всегда будет чьим-то слугой.

Которым, конечно, он и был.

— Итак, мастер Малвейн, — сказал князь после нескольких новых мгновений тишины, — Что пошло не так?

— Мой князь, — ответил Малвейн, — я не знаю.

Он вовсе не был счастлив от того, что сделал такое признание, но гораздо лучше было быть честным и избегать оправданий.

— Похоже, это не очень хорошо говорит о ваших источниках, мастер Малвейн, — заметил Корис с тонкой улыбкой. Тот факт, что даже рябь досады не пересекла лицо Гектора, когда граф встрял в разговор, сказал Малвейну довольно много.

— Возможно, нет, милорд, — ответил он. — Но, хотя я и не оправдываюсь, я сказал бы, если позволите, что мы были не единственными людьми, которых преследовали люди Волны Грома.

— Простите меня, если я кажусь непонятливым, но это звучит так, как будто вы оправдываетесь, — заметил Корис.

— Не совсем, милорд. — Малвейн был немного удивлён, что его собственный голос звучал также спокойно, как он рассчитывал. — Я хотел сказать, что либо Волна Грома знал намного больше, чем кто-либо думал, что он знал очень долгое время, и, в связи с этим, решил не действовать, либо что-то совершенно новое было добавлено в кастрюлю в Черис. Если Волна Грома уже знал всё, на основании чего он потом действовал, то никаких оправданий быть не может. Если, однако, внезапно вмешался какой-то совершенно новый фактор, никто не мог предсказать его и заранее к нему подготовиться.

Корис поморщился и сделал отметающий жест рукой, но Гектор поднял голову и посмотрел на Малвейна чуть более заинтересованным взглядом.

—У нас есть только фрагментарный отчёт от мастера Мейсена, — сказал князь через мгновение. — Из того, что он смог сказать нам, очевидно, что что-то новое, конечно, было добавлено. Вопрос в том, что? И второй вопрос: отчего вы могли предположить, что что-нибудь из этого привело Волну Грома к вам?

— Мой князь, — сказал Малвейн, решив рассмотреть тот факт, что Гектор решил вступить в разговор лично, в качестве хорошего знака, — Я не знаю, что Жаспер, возможно, уже мог сообщить. К тому времени, когда лейтенант Мейтис и «Фрейнсин» достигли Теллесберга и я установил контакт с ним, мы с Жаспером были без связи в течение почти двух пятидневок. Было ясно, что агенты Волны Грома искали меня, и никто из нас не хотел, чтобы их охота за мной привела их к нему. Определённые… элементы ситуации стали очевидными только в последний день перед тем, как лейтенант Мейтис отплыл домой, однако, и Жаспер, возможно, мог быть не осведомлён о них, когда писал своё сообщение. Я, конечно, расскажу вам всё, что могу, но если позволите, я хотел бы сначала задать один вопрос.

Брови Кориса нахмурились, но Гектор только на мгновение задумчиво сжал губы, а затем кивнул.

— Спрашивай, — сказал он.

— Мой князь, — Малвейн собрал свои нервы в кулак, обеими руками, — вы знали, что герцог Тириен работал с князем Нарманом?

Несмотря на то, что он был официальным главой разведки Лиги Корисанда, граф Корис не смог скрыть, что он вздрогнул от удивления. Выражение Гектора нисколько не изменилось, но в глубине этих острых тёмных глаз было что-то. Тишина задержалась, наверное, секунд на десять, затем князь покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Меня никто не уведомлял об этом. Почему?

— Потому что согласно слухам, витавших в Теллесберге перед тем, как мы с лейтенантом Мейтисом отплыли, Тириен не только работал с князем Нарманом, но и фактически был ответственным за попытку убийства Кайлеба.

— Что? — Односложный вопрос прозвучал спокойно, почти непринуждённо, но в глазах Гектора вспыхнуло настоящее удивление.

— Конечно, у меня не было времени чтобы подтвердить эти истории каким-либо образом, даже если бы я всё же осмелился связаться с кем-либо из моих людей, — сказал Малвейн. — Тем не менее, я считаю, что они были правдой.

— Какие истории?

— По-видимому, мой князь, Тириен долгое время работал с Нарманом. Хотя человек Нармана, Лаханг, несомненно устроил данное покушение, предложение это, похоже, исходило от Тириена. Похоже, он видел это как первый шаг к помещению себя на трон Хааральда.

— И почему, — глаза Гектора сузились, а выражение стало напряжённым, — ты веришь, что эти… истории были достоверными?

— Потому что я уже знал более пятидневки, что Тириен умер, — просто сказал Малвейн.

— Тириен умер? — Вырвался вопрос у Кориса, который мгновенно извиняющееся взглянул на Гектора, но князь почти не заметил этого, так как он смотрел на Малвейна с видом самым близким к ужасу, который Малвейн когда-либо видел у него.

— Да, милорд. — Малвейн решил ответить Корису, но его глаза смотрели на Гектора. — Хоть это просочилось намного раньше. Как и факт, что он был вовлечён во что-то предательское, но Волна Грома и Хааральд были удивительно успешны в сокрытии большей части деталей, по-видимому, пока они завершали своё расследование. Пока после прихода «Фрейнсин» я не услышал первые слухи, что он не только мёртв, но и был убит самим графом Серой Гавани.

Челюсть Кориса отвисла, а Гектор упал обратно в своё кресло, положив руки на подлокотники.

— Также я уверен, что Жаспер включил в свой последний доклад вам, милорд, — продолжил Малвейн, — что данная попытка убить Кайлеба была расстроена вмешательством незнакомца, человека, называемого «Мерлин», который, по-видимому, утверждает, что он сейджин. У меня нет возможности судить, действительно ли он является им, но он, очевидно, опасный человек, умеющий обращаться с мечом. Один из убийц был захвачен живым — опять же, по слухам, из-за этого Мерлина. Согласно одному из моих контактов внутри Дворца, человек, которого они взяли, был немного больше, чем обычный солдат, и никто бы не подумал, что он имел бы доступ к любой действительно важной информации.

— К сожалению, для герцога Тириена он, по-видимому, знал больше, чем кто-либо полагал, что он должен знать. Во всяком случае, при допросе он сказал что-то, что заставило Волну Грома подозревать, что Тириен сам был связан с Нарманом каким-то образом. Серая Гавань не желал верить в такое вещи о своём зяте — не говоря уже о королевском кузене, — но доказательства, должно быть, были достаточно убедительными, какими бы они ни были, потому что Серая Гавань пошёл лично посмотреть в лицо Тириену. Согласно большинству версий этой истории, которые дошли до меня, он надеялся убедить Тириена отдаться на милость Хааральда, что предполагает, что чтобы они ни узнали, они не начали подозревать всего целиком.

— Никто из тех, с кем я разговаривал, не был точно уверен в том, что произошло той ночью, но Серая Гавань отправился в городской особняк Тириена в сопровождении своего личного гвардейца и этого самого Мерлина. Когда он поругался с Тириеном, начались схватка. Гвардеец Серой Гавани был убит, так же, как и по меньшей мере десять или пятнадцать человек Тириена — большинство из них, по-видимому, снова Мерлином — а сам Серая Гавань убил Тириена.

— Лангхорн, — пробормотал Корис, касаясь сердца, а потом губ.

— И ты веришь, что эти истории были достоверными? — напряжённо спросил Гектор.

— Мой князь, они должны ими быть, — просто сказал Малвейн. — Нет никаких сомнений в том, что Серая Гавань убил Тириена. Сам Дворец подтвердил это за день до того, как мы отплыли, а этот человек был кузеном короля Хааральда, четвёртым в очереди на трон. Если бы у Хааральда в мозгу были какие-то сомнения насчёт вины Тириена, Серая Гавань, по крайней мере, был бы освобождён от должности и заключён в тюрьму, пока расследовались факты. Ничего из этого не произошло, и этот так называемый сейджин продолжает оставаться почётным гостем в дворце Хааральда. Более того, он стал членом Королевской Гвардии и был назначен персональным телохранителем Кайлеба, несмотря на его участие во всём, что произошло.

Гектор медленно кивнул, очевидно тщательно обдумывая логику Малвейна. Затем он снова склонил голову в сторону.

— И ты на твой взгляд то, что случилось с Тириеном как-то объясняет, что случилось с тобой?

— Я не знаю, мой князь. С одной стороны, между Жаспером или мной и попыткой убийства не было никакой связи. С другой стороны, мы оба знали, что Лаханг был человеком Нармана в Теллесберге. Я бы сказал, что это вполне вероятно, что он, в свою очередь, знал, что я один из ваших агентов, и то, что он знал, могло быть передано Тириену или одному из его собственных старших агентов.

— Очевидно, что Серая Гавань должно быть что-то вытащил из Тириена до того, как герцог был убит. И я подозреваю, это было больше чем просто подтверждение его участия в попытке убийства. Лаханг был либо убит, либо арестован той же ночью. Никто не уверен, что случилось — он просто исчез. Сам я полагаю, что он был схвачен и допрошен, вероятно, довольно… сурово, в свете попытки убить Кайлеба.

— И из-за чего ты так полагаешь?

— Из-за способа, которым Волна Грома и его агенты разорили сеть Нармана в Черис после его исчезновения, мой князь. Были арестованы десятки его высокопоставленных лиц, в том числе несколько известных черисийских купцов и более чем несколько членов дворянства. Некоторые из них были казнены ещё до того, как я покинул Теллесберг, и было множество дополнительных арестов. Вы знаете репутацию Хааральда и Волны Грома. Они редко арестовывают кого-либо, если они не уверены полностью в своих доказательствах. Эти аресты — и, особенно, казни — кажутся мне ясным признаком того, что кто-то из сотрудников Нармана, который знал все важные подробности о своей сети, заговорил. Единственными двумя кандидатами, про которых я думаю, могут быть Тириен, насчёт которого я сомневаюсь, что он имел время раскрыть такую подробную информацию прежде чем он был убит, или сам Лаханг.

— И вы верите, кто-то из тех, кто заговорил, знал о вашей собственной деятельности? — спросил Гектор.

— Это единственное объяснение, которое я смог придумать, мой князь, — откровенно сказал Малвейн. — Насколько мне известно, у них нет никаких подозрений в отношении Жаспера. И, насколько я знаю, хотя они выдали ордера на мой собственный арест, они не арестовали ни один из источников и контактов, которые я культивировал. Полагаю, возможно, что они оставят эти контакты сами по себе, ожидая увидеть, кто меня заменит, но я считаю, более вероятно, что кто-то из организации Нармана, кто мог знать о моей деятельности, упомянул моё имя под допросом. Волна Грома знает достаточно, чтобы заподозрить меня, но я сомневаюсь, что он знает об остальной части нашей организации в Черис, или он бы предпринял действия против большего числа наших агентов, а не только меня одного.

— Понимаю. — Гектор откинулся на спинку кресла, его выражение стало задумчивым. Он сидел так по крайней мере три полных минуты, затем кивнул.

— Возможно, ты прав в своих предположениях, — сказал он наконец. — Также возможно, конечно, что ты ошибаешься. Однако нет необходимости действовать поспешно.

Он взял маленький серебряный колокольчик и потряс его. Его голос был чистым и нежным, и дверь в залу почти мгновенно открылась.

— Да, мой князь? — сказал капитан в мундире персональной охраны Гектора.

— Сопроводите этого человека обратно в его покои, капитан, — сказал князь. — Следите за тем, чтобы к нему относились хорошо и с уважением, и чтобы любые его разумные потребности и желания были удовлетворены. Это понятно?

— Да, мой князь.

— Хорошо. — Гектор снова посмотрел на Малвейна. — На данный момент я очень склонен поверить, что всё, что произошло — это не ваша вина, и что ваша служба была такой же лояльной и эффективной, как это всегда было доказано в прошлом. Однако, пока я не могу быть уверенным в этом, необходимо принять меры предосторожности.

— Конечно, мой князь.

— Хорошо, — снова сказал Гектор, и сделал небольшой колышущийся жест правой рукой. Капитан стражи почтительно поклонился Малвейну, придерживая дверь открытой для него, и Малвейн вышел из залы в коридор за ней с осторожным чувством оптимизма.

— Что ты думаешь? — спросил князь Гектор, глядя на графа Кориса, когда дверь за Малвейном и капитаном стражи закрылась.

— Я думаю, что у нас нет никакой независимой информации, чтобы подтвердить одну вещь, про которую он сказал, Сир, — ответил Корис через мгновение.

— Значит, ты думаешь, он лжёт?

— Я этого не говорил, Сир, — сказал граф с спокойной уверенностью в себе, скорее в противоречии с отношением, которое он обычно проецировал в присутствии Гектора, когда присутствовал кто-то ещё. — Я сказал, что у нас нет какого-либо независимого подтверждения, и мы не можем получить его. Возможно, он лжёт — представление о том, что его организация была разрушена каким-то видом случайных, ни кем не предвиденных обстоятельств, было бы одним из способов прикрыть его задницу, в конце концов — но я не знаю его. Я просто не готов автоматически предположить, что это не так. И даже если это так, из этого не обязательно следует, что его анализ того, что произошло, правильный.

— Я думаю, — сказал Гектор после долгого, задумчивого мгновения, — что я ему верю. Мы не выбрали дураков, чтобы отправить в Теллесберг, и только глупец закрутил бы такую историю, зная, что рано или поздно мы узнаем, что он солгал нам. И я подозреваю, что его теория о том, что произошло, также в основном точна.

Князь толкнул назад своё кресло, встал и перешёл к окну залы. Это было широкое окно, заложенное в толстую стену из теплоотводящего камня, и оно было также открыто для любого вздоха ветра, поскольку столица Корисанда, находящаяся в Менчире, была даже ближе к экватору, чем Теллесберг, а полуденное солнце было жарким и стоящим высоко над головой. Он опёрся на подоконник, глядя на блестящие тропические цветы его дворцовых садов, слушая случайное чириканье птичьего пения, издаваемое стайками певчих птиц, которые содержались в птичнике дворца.

— Нарман — дурак, — тихо сказал он, с бесстрастием, которое могло бы обмануть большинство людей, но не обмануло Филипа Азгуда. — Лангхорн знает, что Томас не гений, но он хорошо знает, что такое ссориться со мной, и он, также, не полный идиот. Нарман, с другой стороны, может выдать очень убедительное подражание ему. Мы всегда это знали. Но он работает с инструментами, которые имеет, и, честно говоря, я боюсь, я никогда не понимал, насколько большой он глупец.

— Мы уже знали, что его люди были вовлечены в попытку убийства, Сир, — заметил Корис, и Гектор кивнул, не отводя взгляда от садов за окном.

— Соглашусь. Но позволить втянуть себя в ситуацию с Тириеном было невероятно глупо. В конце концов, один из них должен был предать другого, а позволить себе быть вовлечённым в попытку покушения на Кайлеба…!

Князь наконец повернулся лицом к Корису, покачав головой, его квадратная челюсть сжалась от гнева.

— Если бы покушение было успешным, это только означало бы, что Тириен предал его ещё раньше. Конечно, даже он должен был понять это!

— Я согласен, что Нарман не особенно смышлёный, Сир. В то же время он проявил определённую беспощадность в отношении утилизации инструментов, которые становятся долговыми обязательствами. Я не буду удивлён, обнаружив, что он поставил кого-то с ножом рядом с Тириеном в качестве страховки.

— Возможно ты прав. — Голос Гектора прозвучал так, словно он против своей воли упустил значительную возможность, но потом он пожал плечами и сердито покачал головой.

— Даже если предположить, однако, что ты прав, любая страховка, которую он имел, похоже не сработала, согласись? И это будет видно из того, что Малвейн хочет сказать, что Хааральд реагирует намного сильнее, чем я должен был предполагать. Это идиотское покушение должно быть стоило Нарману большей части десяти лет построения его собственной сети в Черис! Не говоря уже о том, как это скажется на наших собственных усилиях! И я боюсь, что возможность, о которой упомянул Малвейн — о том, что они знают личности по крайней мере некоторых его агентов и Волна Грома просто решил оставить их на месте и следить за ними теперь, когда их начальник должен был бежать, спасая свою жизнь — также должна быть очень серьёзно обдумана.

Он на секунду снова посмотрел в окно, затем вернулся обратно к своему креслу и снова сел.

— И, — продолжил он более мрачно, — если Хааральд захочет рассмотреть это прямое нападение на монархию как военный акт, он может не остановиться на шпионах Нармана.

— Вы действительно думаете, что это возможно, Сир?

— Я не знаю. — Гектор пробарабанил пальцами одной рукой по столу. — Все знают, как он до безумия любит Кайлеба и других своих детей. Из того, что он уже сделал очевидно, что он не воспринимает это маленькое дело несерьёзно. А если у него есть достаточно убедительные доказательства, и, если он решит рассматривать это как акт войны, Нарман может внезапно обнаружить, что черисийский флот плывёт в Эрейсторскую Бухту. И в этот момент нам придётся решить, поддерживать ли этого идиота — который, кстати, также свяжет нас с этой попыткой покушения, по крайней мере постфактум — или увидеть, как основной компонент нашего генерального плана уходит у нас из-под носа.

Корис с глубокомысленным видом обдумал слова князя, прикрыв глаза.

— Я думаю, Сир, — сказал он наконец, — что, если бы Хааральд был склонен предпринять прямые военные действия, он бы уже предпринял их. У Черис есть достаточно галер в постоянном строю, чтобы уничтожить весь флот Нармана за один день, без нашей поддержки, и Хааральд не дал бы ему времени даже попытаться активировать свои союзы с нами.

— Возможно, он хотел бы, а, возможно, и нет, — сказал Гектор. — Хааральд должен быть немного осторожен, ты знаешь. Он не особенно популярен в Зионе или Храме, и он это знает. Кроме того, все знают, что Нарман — и я, конечно же — поддержал Мантейла против Брейгата в Ханте. Есть люди в Храме, такие как Клинтан, и остальные из «Группы Четырёх», которые могут предпочесть интерпретировать любые действия, которые он принимает против Нармана, как месть за это. Поэтому вряд ли он начнёт быстрые атаки без предварительного доказывания с очень убедительными свидетельствами того, что он полностью прав.

Корис кивнул.

— Вы вполне можете быть правы насчёт этого, Сир. Если так, то как мы поступим?

— Мы заявим о нашей невиновности, если он попытается связать нас с атакой Нармана. — Гектор слегка улыбнулся. — И мы действительно будем говорить правду для разнообразия. Это должен быть новый опыт. И я думаю, мы должны пригласить некоторых из наиболее важных наших аристократов на личную встречу… не упоминая об этом Нарману. Мне нужно быть уверенным, что они понимают, что мы делаем — или так много, как им нужно знать, во всяком случае. И я хочу увидеть Томаса здесь, где я могу посмотреть ему в глаза.

— Сир? — Брови Кориса изогнулись. — Вы считаете, что Томас думает о том, как бы лечь в постель с Нарманом?

— Нет, — медленно сказал Гектор. — Не то, чтобы. Но я не был бы удивлён, если Нарман не попытается его убедить. Это было бы похоже на Нармана: попытаться ослабить мою власть здесь, в Лиге, чтобы увеличить свою собственную силу на переговорах. Я не думаю, что Томас достаточно глуп, чтобы купиться на это, но я должен быть уверен.

— А если Нарман узнает, что вы двое встретились наедине, Сир? И что он не был приглашён направить представителя на любые ваши собрания?

— Это может быть неплохо, если бы он это сделал. — Гектор холодно улыбнулся, его глаза были мрачными. — Во-первых, Томас является одним из самых высокопоставленных дворян в Лиге, а Изумруд не является даже членом Лиги. Нарман не имеет права сидеть за нашим столом, если мы не пригласим его присоединиться к нам. И, во-вторых, мне бы доставило удовольствие заставить этого дурака немного вспотеть. Кроме того, — фыркнул Гектор, — учитывая его участие в заговоре об убийстве, едва ли он может надеяться сменить сторону и предать нас Хааральду, даже если мы раним его чувства, верно?

— Полагаю, нет, — согласился Корис, тоже тонко улыбнувшись.

— Тем временем мы должны, вероятно, решить, какие шаги мы можем предпринять, чтобы усилить давление на Черис, в то время как Хааральд всё ещё отвлекается своей сосредоточенностью на Изумруде. И, конечно же, — добавил князь горько, — чтобы сохранить себя занятыми, пока мы оправимся от урона, нанесённого маленьким фиаско Нармана нашей собственной организации в Теллесберге.

— Какие шаги вы имели в виду, Сир?

— Я не думаю, что у нас есть все возможности для прямого действия, — признал Гектор, — и даже если бы мы их имели, я мог бы избегать их до сих пор. В конце концов, это было представление Нармана о «прямом действии», которое создало этот беспорядок в первую очередь! Но мне приходит в голову, что одна вещь, которую нам определённо нужно сделать — это немедленно расширить наши усилия по оказанию влияния на Совет Викариев.

— Рискованно, Сир, — заметил Корис. Глаза Гектора вспыхнули, но он принял предостережение графа гораздо более спокойно, чем могли бы ожидать большинство его придворных.

— Я знаю, что это так, — согласился он через секунду или две. — Но, я думаю, рискованнее для Хааральда, чем для нас. У него есть этот его треклятый Колледж, висящий на его шее. С небольшой удачей мы можем убедить «Группу Четырёх» превратить его в удавку палача.

Корис кивнул, но жест выразил больше одобрения, чем согласия, и Гектор знал почему. Корисанд был ещё дальше от Храма, чем Черис, и те же автоматические подозрения, которые возникали к Черис в глазах Церкви, также относились к Корисанду. Но Гектор очень старался не делать ничего, что поощряло бы эти подозрения, в то время как поддержка Хааральдом «Королевского Колледжа» его отца и социальной политики, приведённой в движение его прадедом, делала обратное. И Гектор и Нарман на двоих разбросали гораздо больше золота вокруг гораздо большого количества рук в Храме, чем Хааральд. Тем не менее, Корис всегда был более амбивалентен, чем его князь в том, чтобы играть на карте Храма.

— Что вы думаете об этом «Мерлине» Малвейна, Сир? — спросил граф, и Гектор слегка улыбнулся тактичной смене темы.

— На данный момент, не много, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что этот парень действительно хорош с мечом, но из того, что произошло с организацией Нармана в Черис, кажется довольно очевидным, что ему не нужно было быть гением — или «сейджином», предполагая, что они на самом деле существуют где-то, кроме старых легенд — чтобы проникнуть в неё. Это похоже на то, что он споткнулся обо что-то, что раскрыло покушение на Кайлеба, и он, возможно, «едет» на этом с тех пор, как это случилось.

— Значит, вы думаете, авантюрист, Сир?

— Я думаю, это наиболее вероятное объяснение, — согласился Гектор. — В то же время, — нехотя продолжил он, — Хааральд, в отличие от Нармана, не дурак. Учитывая тот факт, что человек явно спас, или помог спасти, жизнь его сына, я ожидал бы, что такой человек, как Хааральд, отнесётся к парню как к почётному гостю. Вероятно, он найдёт для него довольно удобное местечко при дворе на весь остаток его жизни, и если уж на то пошло, то эта должность «личного телохранителя» звучит именно так. Но если этот Мерлин войдёт во внутренний круг советников Хааральда, тогда у меня возникнет соблазн поверить, что он нечто большее, чем просто авантюрист.

— Должны ли мы предпринять шаги, чтобы… устранить его, Сир?

— После того, как Нарман напортачил с покушением на Кайлеба? — Гектор покачал головой с жёстким, резким приступом хохота. — Последнее, что нам нужно, это наши люди — если мы, конечно, всё ещё будем иметь в Теллесберге людей — втянутые во второе убийство! Если бы это сработало, Хааральд, вероятно, подозревал бы Нармана, но мы только что получили убедительное доказательство того, что заказные убийства не всегда срабатывают так, как планировалось, верно?

— Полагаю, получили, Сир, — согласился Корис с ещё одной тонкой улыбкой.

— Нет, — сказал Гектор. — Я думаю, мы подождём некоторое время, прежде чем мы примем решение о том, что хороший сейджин будет ликвидирован. Если он не начнёт представлять из себя серьёзную угрозу, у нас есть намного лучшие цели, чтобы расходовать наши усилия.

II Шхуна «Рассвет», У острова Хелен

— Итак, капитан Ровин? Что вы думаете сейчас?

Мерлин должен был кричать, чтобы быть услышанным сквозь порывистый шум ветра и воды. Чайки и морские виверны кружились в бурлящих облаках белых перьев и блестящей, многоцветной шкуры под ярким весенним солнцем. Они плавали и ныряли около пятидесятифутовой двухмачтовой шхуны «Рассвет», которая неслась через блестящую голубую воду Бухты Южный Хауэлл во вспышках рассеянных радужных брызг, оставляя прямой белый след позади себя.

«Рассвет» был первой шхуной, когда-либо виденной на Сэйфхолде. Сэр Дастин Оливир был официальным конструктором парусного вооружения, и официально Мерлин был просто пассажиром на борту. Но Хорас Ровин, шкипер личной яхты Оливира, «Аньет», был одним из маленькой, но неуклонно растущей горстки людей, которым нужно было рассказывать хотя бы часть правды о внезапном потоке новых нововведений. Ровин знал, кто действительно придумал новую схему парусного вооружения переделанного каботажного судна, и, несмотря на свою веру в своего патрона, он откровенно скептически относился к утверждениям Мерлина.

Что явно менялось.

Капитан — коренастый, лысеющий человек с полоской седых волос вокруг голого, загорелого скальпа и впечатляюще выветренном лицом — стоял на коротких, тесных шканцах шхуны, и смотрел с чем-то очень похожим на недоверие на вымпел на топе мачты, показывающий направление ветра.

«Рассвет» шёл в крутом бейдевинде левым галсом. Само по себе это не было чем-то особенным, но, жёстко наклонившись к правому борту под нажимом его нового, белоснежного паруса, он делал это лучше, чем кто-либо ещё когда-нибудь мечтал.

Даже лучшие схемы прямого парусного вооружения уже придуманные на Сэйфхолде, были чуть более способными держаться круче к ветру, чем корабли Колумба в 1492 году, и их версия «крутого бейдевинда» сильно отличалась от демонстрируемого «Рассветом». Галеоны, которые плавали по морям Сэйфхолда, могли держать курс не ближе семидесяти градусов непосредственно к ветру, что Нимуэ Албан могла бы назвать чуть лучше, чем крутой бейдевинд, даже в идеальных условиях. На самом деле, более реалистичная цифра была бы ближе к восьмидесяти градусам, и большинство сэйфхолдийских шкиперов могли бы согласиться на это без сожалений.

В то же время «Рассвет» плыл всего лишь под пятидесятью градусами к истинному ветру. Даже это было далеко не эффектное зрелище по стандартам парусных яхт, которые Нимуэ знала по солёной воде Старой Земли, но «Рассвет» был переделан из типичного каботажника Бухты Хауэлл. Он был относительно мелкосидящим и ширококорпусным, без плавникового или шверт-киля как у одной из этих яхт. Мерлин и сэр Дастин добавили шверцы, чтобы придать ему лучшую гидродинамику, но это была неудобная, кустарная доработка, а сама шхуна была по своей природе менее способной держаться круче к ветру, чем шлюпы или ялы, на которых Нимуэ когда-то плавала для отдыха.

Однако, несмотря то, что Нимуэ Албан, возможно, могла быть разочарована ходовыми качествами «Рассвета» в те давние дни на Северном море Старой Земли, Мерлин был в восторге, а Ровин был однозначно поражён. Ни один корабль, который он когда-либо видел, не мог сравниться с этим по ходовым качествам, и, если двадцать или тридцать градусов, возможно, могли звучать не так уж хорошо для сухопутного жителя, это значило очень много для опытного моряка.

Единственный способ, с помощью которого парусный корабль мог двигаться против ветра, состоял в том, чтобы лавировать, идти как можно более крутым бейдевиндом и поворачивать взад и вперёд через ветер. В лучшие времена это было медленным, трудоёмким, ужасно неэффективным делом по сравнению с плаванием по ветру или в полветра, или тем, что могло бы достичь моторное судно. Или, если на то пошло, галера… пока сохранялась выносливость её гребцов.

Лавирование, которое, по сути, было задачей поворота корабля через ветер, было более эффективным способом передвижения чтобы добиться этого, но для этого требовалось, чтобы судно лавировало для того, чтобы поддерживать скорость движения вперёд — и управляемость рулём — достаточно долго, чтобы пройти через линию ветра. Учитывая, насколько типичный сэйфхолдийский барк должен был повернуться, чтобы развернуться через ветер, это было обычно… проблематичной задачей в лучшие времена. Гораздо чаще, особенно при умеренных или лёгких ветрах, барку нынешнего поколения приходилось вместо этого делать поворот фордевинд, поворачиваясь по ветру, вдаль от направления, куда он действительно хотел идти, через впечатляющую дугу длиной более двух сотен градусов, чтобы он мог обосноваться на своём новом курсе. В ходе этого процесса ему приходилось отказываться от душераздирающего количества тяжело достигнутого результата, поскольку ветер подталкивал его к подветренной стороне во время манёвра.

Было неудивительно, что лавирование было предпочтительной техникой, но даже там, барк должен был разворачиваться через полную смену курса на сто сорок градусов через ветер каждый раз, когда он лавировал. С другой стороны, полная смена курса «Рассвета» была бы чуть больше девяноста градусов. Это оставило ему гораздо более короткую «мёртвую зону» для пересечения, и его базовая оснастка была тем, что моряк назвал бы намного быстрым при повороте оверштаг, чем любой сэйфхолдийский барк. Что, в основном, просто означало, что он проходил его более быстро, и его паруса могли быть переброшены на новый галс намного быстрее.

Даже полностью игнорируя тот факт, что он мог быстрее перейти на новый галс, преимущество «Рассвета» в двадцать градусов над самым лучшим сэйфхолдийским барком, когда-либо построенным (а на самом деле оно было ближе к двадцати пяти градусам), означало, что для достижения точки в шестидесяти милях прямо против ветра от его стартовой позиции, при прочих равных условиях ему придётся проплыть в лучшем случае девяносто миль, в то время как барк должен будет проплыть сто восемьдесят. И это предполагало, что барк вообще сможет менять галсы, вместо того чтобы делать повороты фордевинд.

В отличие от до-метрической Старой Земли, морские и сухопутные мили на Сэйфхолде были одинаковой длины, а это означало, что, если бы «Рассвет» и барк оба перемещались со скоростью шести узлов, «Рассвет» пройдёт шестьдесят миль против ветра за пятнадцать часов, в то время как барку потребует тридцать. Во время рейса в несколько сотен или даже тысяч миль, это означало бы значительно более короткое общее время рейса. Это также означало, что барк никогда не сможет поймать маленькую шхуну в погоне против ветра, что было бы удобным страховым полисом против пиратов. Точно так же барк не смог бы ускользнуть против ветра от шхуны, что имело интересные последствия для вероятных военных кораблей… или пиратов.

Мерлину было очевидно, как — он был уверен — и Хорасу Ровину, что текущее парусное вооружение «Рассвета» было далеко от превосходно сбалансированного, и ему требовалось гораздо сильнее увалить под ветер, чтобы он мог держать свой нынешний курс. Но никто на Сэйфхолде не имел понятия о том, как делать правильные расчёты по водоизмещению и устойчивости, а ещё меньше, как рассчитать соответствующие площади парусов. У Мерлина был доступ к необходимым формулам, благодаря библиотечному компьютеру, спрятанному в пещере Нимуэ, но, несмотря на опыт яхтинга Нимуэ, у него был только самый ограниченный практический опыт в его применении. Более того, не было способа, чтобы он мог передать что-то подобное Оливиру или Ражиру Маклину, не поднимая всевозможных вопросов, на которые никто бы не смог ответить.

Но, несовершенное или нет, оно сделало своё дело, и конструктор с многолетним опытом Оливира должен был вскоре вывести практическое эмпирическое правило для разработки правильного набора парусов для новой оснастки.

«Что», — подумал Мерлин с улыбкой, — «только сделает преемников «Рассвета» ещё лучше».

Ровин всё ещё смотрел на топовый вымпел. Очевидно, он не слышал вопроса, который задал Мерлин, поэтому Мерлин стукнул его по плечу. Черисиец дёрнулся, а затем быстро повернул голову с вопросительным выражением на лице.

— Я спросил, что вы думаете сейчас? — повторил Мерлин громче, и Ровин усмехнулся.

— Я думаю, я хочу себе один такой, — наполовину крикнул он в ответ, — и так будет с каждым кто это увидит. Лангхорн! Просто посмотрите на это! А сокращение парусного вооружения станет ещё одним большим преимуществом для ваших прижимистых судовладельцев.

— Согласен. — Мерлин энергично кивнул. Любое судно с прямым парусным вооружением было задачей, требующей большой рабочей силы, а судно со шхуновым такелажем, такое как «Рассвет», требовало гораздо меньшего экипажа. С другой стороны, судно с прямым парусным вооружением могло иметь огромную площадь парусов, и поскольку каждый из его парусов, как правило, был меньше по сравнению с общим парусным вооружением, оно могло вынести больше повреждений, чем могли большинство судов со шхуновым такелажем.

— Сэр Дастин сказал мне, что хочет, чтобы «Аньет» тоже переоборудовали, — продолжил Ровин, скосив бровь на Мерлина, и Мерлин рассмеялся.

— «Рассвет» — это эксперимент, капитан. Теперь, когда сэр Дастин имеет к этому отношение, он готов сделать это правильно с «Аньет». А то, что он сам её сконструировал, должно дать ему гораздо лучшее представление как модифицировать её оснастку. И тогда, конечно, он будет приглашать потенциальных покупателей кораблей на борт для небольшого круиза за волноломом Теллесберга. Просто в виде чисто светского события, конечно.

— О, конечно! — Ровин согласилась с глухим булькающим смехом. — Он использовал этот корабль для «чисто светских событий» подобного этому с тех пор, как я стал у него его капитаном, но это…

Он протянул руку и почти благоговейно погладил поручень шканцев, снова взглянул на топовый вымпел и паруса, а затем покачал головой и оглянулся на Мерлина.

— Я думаю, было бы неплохо попробовать, как он управляется, лейтенант Атравес.

Технически это было заявлением, но на самом деле было просьбой, признанием того, что «Рассвет» действительно был кораблём Мерлина… и что Мерлин станет его настоящим наставником в течение следующих нескольких дней.

— Я думаю, что это превосходная идея, капитан. — согласился Мерлин, и спрятал ещё одну мысленную улыбку.

«Интересно, как отреагировал бы сэр Дастин, если бы он узнал истинную причину, по которой я выступал за косое парусное вооружение для нашего прототипа?»

Вопреки себе, он громко рассмеялся, и Ровин посмотрел на него с вопросительным выражением. Но Мерлин только покачал головой. Он был уверен в том, что, в конце концов, марсельная шхуна появится как альтернатива. С добавлением квадратных марселей на обеих мачтах и даже квадратного фока на фок-мачте это была, пожалуй, самая мощная двухмачтовая шхуна, когда-либо созданная. Она могла бы двигаться сильнее и быстрее на ветру, не жертвуя значительно мореходностью, что сделало бы её очень привлекательной для всех, кому требовались скоростные перевозки, хотя потребность в рабочей силе должна была вырасти. Но Мерлин совсем не собирался объяснять Ровину, как и сэру Дастину Оливиру, что парень, который несёт ответственность за то, что показал им этот чудесный новый рангоут и такелаж, полностью не имел понятия, как управлять барком.

«Вероятно, это не добавило бы им уверенности в моих «предложениях», — сардонически подумал Мерлин, затем мысленно встряхнулся и ухмыльнулся Ровину.

— Почему бы вам не перебраться сюда и не взять штурвал в руки на несколько минут, капитан Ровин? — предложил он.