У Червленого яра

Глава V. Ссора

Стан открылся пронскому малому отряду с пригорка — яркие шатры цепью ставили в тени прибрежного ивняка. Кони паслись на жирной луговой траве, челядь суетилась вкруг костров, от пристани Исад громыхали возки с бочками и снедью. Воины разминались борьбой в обхват, метали в плетеные корзины острые стрелы и топорики, да просто сидели кучками, гогоча над чужими шутками. Даже здесь, на холме, ощущалось веселье и предвкушение разгульного пира.

— Рано приехали, только наши, — явно с облегчением выдохнул Изяслав.

— Так приедут же еще? — осторожно спросила Марфа, вытягивая шею и стараясь разглядеть, нет ли среди снующих воев чужаков.

— То не сегодня, так что, мимо сейчас проедем и я тебя сам к Исадам отвезу.

— Но… — пискнула Марфа.

— А завтра, коли приедут, так уж и быть, как всех развезет от хмельного, я женишка под руки возьму и в Исады с ним на тебя посмотреть придем.

— А ежели он ног волочить не сможет, у Глеба разве вырвешься? — заволновалась сестра.

— Принесу, — подмигнул Изяслав.

Богатое сельцо и пристань притулились к краю высокого окского берега в трех верстах от стана. Его тесанный частокол хорошо был виден в первых лучах закатного солнца.

Отряд Изяслава спустился в низину и поскакал в сторону стана. Первым навстречу брату и сестре вышел Константин, самый младший из братьев: чернявый от матушки половчанки, как и все племя Владимировичей, с миндалевидными очами, по юношески еще худой, немного сутулый, но с верткой шеей и бегающим взглядом. Красавцу Изяславу он уступал статью и породой.

— А зачем ты Марфу с собой притащил? — сразу, не соизволив поприветствовать старшого братца, выдал Константин.

— Тебя забыл спросить, — огрызнулся Изяслав.

— Глебу то не понравится, — с опаской оглянулся на большой шатер меньшой брат. — Совсем не понравится.

— А мне этот сход родни не по нраву, так кто меня спрашивал? — рыкнул Изяслав.

Марфа, затихнув и прикусив нижнюю губу, помалкивала. Услада, как и положено простой челядинке, спрыгнула с телеги, почтенно остановившись в отдалении. Она, только глядя в спину хозяйке, уже чувствовала нарастающее волнение княжны — одно дело представлять, как ты дерзко явишься на мужской пир, а другое — оказаться в гуще разрастающейся ссоры братьев. «Вот чего ей Изяслав сразу не запретил ехать, ничего б того и не было бы?» — вздыхала Услада.

— Оно конечно, у тебя уж Пронск есть, чего тебе еще желать, — в голосе меньшого Владимировича прозвучала обида, — а я жениться хочу, куда жену везти, в избу в Исадах? — он кивнул на малое сельцо.

— А двоюродные братцы бражки вашей хлебнут, расщедрятся и сразу какой уделец свой тебе подарят? — усмехнулся Изяслав.

— А, может, и расщедрятся, — тоже насмешливо проговорил Константин, прищуривая очи, — я настойчиво просить стану.

— Ну, жди, — холодно отозвался Изяслав, — смиренное ожидание к спасению души ведет.

Константин скривился, собираясь ответить тоже нечто колкое.

— А как твое здравие, Костюшка? — невпопад, чтобы остановить ссору, проговорила Марфа.

— Здрав, как бы кому иного не хотелось, — насуплено отозвался Константин.

— Ну и слава Богу, — перекрестилась Марфа. — А дорога такой утомительной была, жарко. Да я бы водички холодненькой попила, — Марфа спрыгнула с лошади, Изяслав нехотя последовал ее примеру.

Теперь братья и сестра стояли рядом. Изяслав и Константин сверлили друг друга недобрыми взглядами.

— А про «иное», то ты, Костюшка, зря. Мы давеча так обрадовались, что и ты приедешь. Так ведь, Изяславушка? — слегка тронула Марфа старшего брата за рукав.

— Ладно, иди, хоть обнимемся, — миролюбиво раскрыл объятья Изяслав.

Константин неохотно подошел, торопливо обнял брата, подставил щеку сестре и сразу отошел на пару шагов. Преодолеть давнюю неприязнь братьев не получалось даже у ласковой Марфы.

— Я там на возу меду привез, — махнул Изяслав назад. — Куда сгрузить?

— У Глеба надобно спросить. Вон и он, — с злорадным предвкушением новой ссоры, указал в сторону распахнувшегося шатра Константин.

Марфа едва заметно вздрогнула плечами, и это не укрылась от Услады. «Господи, пронеси», — простонала челядинка.

Глеб вышел мягким шагом барса. Он всегда двигался бесшумно и невесомо. Особенно поражало его искусное умение неожиданно появляться откуда-то из-за спины, когда и не ждешь. Вот и сейчас, все знали, что он рядом, а все ж вышло внезапно.

Старший Владимирович совсем не походил на князя — лицо простовато, неприметно, черты мелкие, нос курносый, реденькая бородка. Вот из одного теста были замешаны братья, да и схожи — очертанием губ, посадкой головы, чернотой волос, те же жгучие азиатские очи, а все ж получились уж больно разными. «Чудно», — дивилась Услада.

Глеб неспешной поступью хозяина пошел к братьям. Смерил чуть ехидным взглядом Изяслава, подмигнул Константину и… дернулся при виде Марфы, резко бледнея. Потом его лицо приобрело пунцовый оттенок, лоб прорезала глубокая морщина, а ноздри заработали чаще, перекачивая душный воздух. Воцарилась гробовая тишина. Уж понятно, что сейчас наружу вылезет дикая ярость. Изяслав приготовился к обороне, надменно скрещивая руки на груди, мол, да мне все равно, хоть оборись. Глеб, подойдя на расстояние трех шагов, внезапно растянул чуть натужную улыбку и вполне спокойно произнес:

— Здрав будь, брате мой Изяславе, как добрались?

— И тебе здравия в летах, — чуть растерявшись, пробормотал Изяслав, — добрались, дал Бог.

— Марфуша, сестрица моя, иди же обними братца, — радушно раскрыл Глеб объятья.

Марфа послушно подбежала.

— А я с Епифанией приехала повидаться, не в Исадах ли она? — от прилюдного вранья девичий голос дрогнул.

— Епифания? — приподнял бровь Глеб. — А чего ей здесь делать? — он вопрошающе обвел взглядом сестру и братьев.

— Ну, я так думала, — залепетала Марфа, — вы там пируете, а мы бы посидели в Исадах, да свои бы речи повели.

— Родителей навестить она в Смоленск поехала, крепко просилась, не смог отказать. Уж такие мы, к бабьим мольбам кроткие, — кольнул Глеб злым взглядом Изяслава, — веревки из нас вьют.

Изяслав смолчал.

— Ну, раз нету твоей Епифании, так что здесь и Марфе делать, пусть домой едет, — влез Константин.

— Тебе чего, сопля, надобно? Тебя кто просит? — вспылил Изяслав.

— Так и тебя никто не просил девку на княжий пир тащить! В уме ли ты, братец? — в открытую, сбрасывая маску миролюбия, попер Глеб.

«Вот оно, началось!» — задрожала телом Услада.

— Чего плохого, ежели она на Ростислава Муромского взглянет, все ж сговариваться собираемся? — тоже повысил голос Изяслав. — Никто ее на пир и не зовет, в Исадах посидит тихонько.

— Муромские князья благонравные, они такую и сватать не всхотят, — презрительно произнес Глеб. — Слава Богу, мать не дожила.

— Да я же издали, да я с ним и не собираюсь говорить, да одним глазком, — простонала Марфа, — да чего ж плохого? — повторила она вопрос Изяслава.

— Вон пошла, бесстыжая! Вон, к нянькам, мамкам в Пронск! — во все горло заорал Глеб так, что все в стане резко оглянулись.

— Да ка ты смеешь, так моей сестре сказывать?! — закрыл спиной Марфу Изяслав. — Никуда она не поедет, она под моим покровом.

— Я старший, и я велю! — Глеб снова побагровел, по шее пошли фиолетовые пятна. — Вон, чего стала, дура?! — он тонким острым пальцем указал на закат.

— Она под моим покровом, — упрямо произнес Изяслав, сжимая кулаки, — и никуда не поедет.

— Хорошо, — снова неожиданно спокойно ответил Глеб, — то твой выбор, я того не хотел, — зловеще проговорил он.

И, развернувшись, старший брат быстрым шагом пошел к шатрам. За ним засеменил Константин, что-то быстро нашептывая Глебу на ухо.

— Я не хотела, я не думала, — давясь слезами, всхлипнула Марфа.

«А я так-то и думала», — сокрушенно выдохнула Услада, сердце кололо от жалости к неразумной попрыгунье-хозяйке.

— Ну, чего ревешь, соловушка моя, — ласково приобнял сестру Изяслав, — Глебка всегда таким был, нешто не знаешь?

— Я в Пронск поеду, не хочу ссоры про меж вами, — размазала слезы по щеке Марфа.

— Ссора и без тебя была бы, что Олег был, покойный, что Глеб — только себя и слышат, да свою выгоду ищут, — в голосе Изяслава засквозила детская обида. — Поезжай в Исады, на дворе гостей[1] наших пронских посидишь, Вячко при тебе с гридями оставлю, так, на всякий случай.

— А, может, все ж в Пронск? — кисло улыбнулась Марфа.

— Уступить теперь я не могу, уступлю в малом, большее потеряю. С братцами слабину давать нельзя. Да не бойся, бражки лизнут, подобреют, — Изяслав потрепал сестру по темно-русой макушке.

Пронский отряд остался ставить свои шатры. Изяслав, как ни в чем небывало, бодро отдавал распоряжения, всем видом показывая, что ему плевать на размолвку. Лучший пронский кметь Вячко с парой гридей повез княжну и ее челядинку за частокол Исадской пристани.

[1] Гости — здесь в значении купцов.