Тьма века сего

Глава 26

— Меня начинает несколько пугать тот факт, что я не удивляюсь, — тихо произнес Мартин, медленно обойдя тело, лежащее прямо у входа. — Кто-то удивляется?

Курт подошел ближе и молча оглядел то, что когда-то было человеком. Верхняя часть мертвеца, что была ближе к арке, выглядела так, словно пролежала здесь не меньше полувека, ноги же в недешевых добротных башмаках словно лишь час-другой назад подогнулись, отказавшись держать своего хозяина.

— Я знаю этого человека… — ошарашенно прошептал Харт и, растерянно застыл, оглядывая каведиум.

Внутренний дворик белоснежного дома был довольно внушительным. Существенную часть пространства занимал неглубокий бассейн в центре, в который, весело журча, сбегали тонкие струйки воды — на трех углах прямоугольного водного вместилища, склонившись над ним и задорно приподнявшись на цыпочки, застыли мраморные купидоны, опрокинувшие верх донцами тонкогорлые кувшины в виде рыб. Курт подошел ближе и поморщился, увидев лица — недетские, с грубыми крупными чертами, широко раскрытыми глазами и распяленными ртами с далеко высунутым языком, будто каменные младенцы строили рожи своему отражению, да так и застыли. Четвертый купидон, разбитый вдребезги, валялся далеко в стороне, рядом со странным мертвецом.

Еще несколько тел лежало там и тут — у бортика бассейна, у самой стены каведиума, у подножий статуй, полукругом стоящих ближе к противной от входа стене.

— Я всех их знаю… — сказал Харт сдавленно, неловким движением указав на тело женщины у бассейна. — Это Ханна, она была среди тех, кто хотел забрать камень. А это — ее муж, Франц, он был с нами и ушел сюда вместе с остальными, чтобы остановить ее.

— И Эрна… — произнес Грегор, сделав два шага вперед; остановился, не подойдя к телу молодой девушки у стены дворика, и отвернулся, пробормотав едва слышно: — Покойся с миром…

— И камень, — добавил Мартин, и в каведиуме воцарилась тишина.

Простая мраморная тумба чуть выше пояса высотой, увенчанная широкой каменной чашей, утвердилась позади бассейна, в полукольце статуй, взиравших на нее со своих пьедесталов. Приблизившись, Курт увидел, что от чаши неведомый скульптор сохранил лишь внешнюю форму — углубления он не высек, вместо него была ровная круглая площадка, поверх которой закрепилось неясное устройство, состоящее из бронзовых шестеренок, циферблатов и рычажков разных форм и размеров. Над всей этой конструкцией возвышались три кольца, напоминающие армиллярную сферу.

— Что это? — спросил Грегор ошарашенно, подойдя к чаше, и, протянув руку, тут же отдернул ее, не коснувшись механизма, закрепленного на мраморной подставке.

— Я полагал — вы с отцом нам скажете, — отозвался Курт и обошел тумбу кругом, разглядывая то, что было в центре конструкции.

Друза с полторы ладони высотой, вдвое меньшей ширины, густо топорщилась полупрозрачными кристаллами всех размеров — от крохотных, с фалангу пальца, по краям до высоких и весьма упитанных в центре. По кромке каменную щетку окружали угольно-черные непрозрачные кристаллы, чуть дальше друза была насыщенного темно-красного цвета, зеленея ближе к середине, и центральные высокие кристаллы уже сияли на солнце густым зеленым окрасом без какой-либо примеси. По три одиночных зеленых кристалла крепились к двум кольцам сферы, в третьем кристаллов было два, однако по пустующему гнезду того же размера было ясно, что это не задумка мастера — кристалл выпал или был извлечен из кольца.

— Я… не знаю, что это, — растерянно пробормотал Харт, оглядывая устройство со всех сторон. — Господи всемогущий, я… я понятия не имею, но думаю, что… вот это и есть «поводырь». Вот тут циферблаты, рычаги, сферы, то есть… все это можно как-то двигать, и те самые ключи и настройки, о которых было в дневнике, они должны здесь как-то… настраиваться.

— Как?

— Да вы издеваетесь?! — рывком вскинув голову, свирепым шепотом выдавил бауэр. — Я откуда знаю?!

— Du calme[130], — не повышая голоса призвал фон Вегерхоф и тоже неспешно приблизился, оглядывая пьедестал, статуи и тела убитых. — Давайте-ка по порядку. Камень мы нашли. Урсулы здесь нет; вероятно, мы и вправду разминулись с нею, стало быть, у нас есть время во всем разобраться. Хотелось бы начать с вопроса о судьбе этих несчастных. Мориц, ты сказал, что всех их знаешь, что это и есть твои соседи, однако описанное тобой столкновение двух сил произошло, как я понимаю, год назад. Верно?

— Да, — не отрывая глаз от друзы, кивнул тот. — И я не знаю, почему они… такие.

— Словно минуту назад умер, — подтвердил Мартин, присев на корточки у одного из тел и коснувшись пальцами щеки покойного. — Уже холодный, но еще не окоченелый, ткани мягкие. Покровы бледные, но не посеревшие.

— Время, — сказал Курт и, переглянувшись с Грегором, уточнил: — В этом ведь может быть дело? Мог магистериум, когда он, если так можно выразиться, полыхнул, выплеснуть из себя… нечто, что… смяло время в этом месте? Тогда объясняется и вид тела при выходе из каведиума — по нему ударило волной времени… разных потоков.

— Наверное, — беспомощно оглянувшись на отца, ответил тот неуверенно. — По крайней мере это единственное логичное объяснение, как мне кажется. И тогда выходит, что там, за стенами, время идет, а здесь оно остановилось.

— Но мы же двигаемся в нем, — возразил Мартин, поднявшись, и огляделся, окинув взглядом статуи и бассейн. — Вода льется… не знаю, откуда и как, но это неважно — она двигается. Здесь чувствуется сквозняк, солнце над головой сошло к горизонту ниже, чем было, когда мы вошли в дом, стало быть, и оно движется как должно.

— Возможно… это время как-то заморозило в себе убитых, но потом… вокруг них оно потекло как прежде, а они так и остались в нем… Господи, я не знаю, — обессиленно развел руками Грегор. — Если даже отец не понимает, что происходит, уж я-то тем паче. Я, кажется, сейчас и вовсе свихнусь.

— Он живой… Живой! — торжествующе сообщил Харт, и его лицо, обращенное к механизму, озарила неподдельная, почти по-детски искренняя улыбка. — Магистериум активен, я чувствую!

— Это действительно радостная новость, или это радость исследователя, готового умереть рядом с открытием? — серьезно спросил Курт, и тот закивал:

— Это отличная новость! Камень жив, и мы сможем… ну, что-нибудь сможем, — чуть менее воодушевленно договорил он, ощупывая друзу кончиками пальцев аккуратно и почти нежно. — Надо только разобраться в поводыре и как камни связаны с ним…

— Всего-то, — кивнул Мартин, продолжая разглядывать статуи.

Курт подошел к нему, встав рядом, и тоже всмотрелся в застывшие фигуры, взирающие на происходящее невозмутимо и молча. Статуи притягивали взгляд, и вместе с тем было в них что-то отталкивающее; в них не было условности, столь прочно прижившейся в современной живописи, но не было и реалистичности античных римских статуй, на коих можно было изучать строение человеческого тела вплоть до каждой мышцы. «Как живые» — это неотступно приходило в голову, но живость эта была какой-то чуждой и нечеловеческой во всем, от пропорций до выражения мраморных лиц. У каждой статуи была одна бронзовая деталь, и это странным образом примиряло их с реальностью, словно подчеркивая искусственность, рукотворность, о которой, если долго всматриваться, можно было и забыть…

— Нетипично, — согласно кивнул Мартин на его невысказанный вопрос. — Весь этот дом, этот каведиум, обстановка — все это попахивает Римом за пару веков до Христова Рождества, а это…

— Лет за пятьсот до, — договорил Курт тихо.

— Какой… эклектизм[131], — поежившись, сказал Грегор, тоже сделав два шага вперед, и остановился, не приближаясь к изваяниям. — Я не большой знаток, но это явно римские боги в лидийской манере. Должен сказать, меня их стиль немного пугает…

— Вот это Юпитер, — указав на крайнюю статую с двухконечным бронзовым дротиком в руке, уверенно сказал Мартин. — Это, я так полагаю, подразумевалась молния. Дальше… Вон тот…

— Вулкан? — предположил Грегор. — Безбородый, но он держит в ладонях огонь, и я не знаю, кто бы еще это мог быть.

— Сатурн, — продолжил Курт, указав на фигуру с серпом, похожим на маленькую косу.

— А эта? — Грегор медленно подошел ближе к женщине, держащей в ладони веревку с навязанными на ней узлами — по всей длине, через равные промежутки. — Что-то и в голову ничего не идет…

— Веревка… — задумчиво произнес фон Вегерхоф, тоже подойдя и оглядывая каменную деву, смотрящую прямо перед собой. — Связывающая… Нет, это измерительная веревка. Богиня, которая измеряет…

— Измеряет, уточняет… «мера всех вещей»… — продолжил Мартин и, щелкнув пальцами, кивнул: — Минерва!

— Похоже на то, — согласился стриг, кивнув на последние неопознанные статуи. — А те двое?

— Из нас всех здесь ты самый начитанный историк, — усмехнулся Курт, прошагав к статуям ближе и оглядел их — молодого мужчину с обвившими вытянутую руку двумя змеями и убором из волчьей головы и старика без какого-либо атрибута, со слепыми бронзовыми глазами без радужки. — Мои познания в этой сфере болтаются где-то около напольной плитки.

— Со змеями — Меркурий, — сказал Грегор неуверенно и обернулся к стригу. — Слепец…

— Плутон, — предположил тот. — И disons que[132], в своем саду я бы такую красоту не поставил.

— Как работает эта штука?!

На заметно раздраженный голос Харта все обернулись разом, так же не сговариваясь бросили последний взгляд на статуи и вернулись к тумбе. Бауэр сосредоточенно ощупывал рычажки и кольца, пытаясь что-то сдвинуть и повернуть, однако детали сидели как влитые.

— Ты уверен, что одним движением не отправишь всех нас куда-нибудь на макушку Древа? — спросил Мартин с сомнением, и тот зло отозвался:

— Оно не двигается! А должно. Видите, эти кольца не цельнокованые, внутри них нечто вроде полозьев, и закрепленные в них кристаллы могут менять свое положение. Сами кольца явно тоже должны быть подвижны, но я не могу их даже пошевелить, не могу нажать или повернуть ни одного рычага…

— Стало быть, механизм не активен? — уточнил Курт, подойдя. — Однако Урсула…

— Урсула пользовалась камнем, насколько могла, — нетерпеливо оборвал Харт; прикрыл глаза, переведя дыхание, и уже спокойней пояснил: — Камень — активен. Я его чувствую. Его чувствовал Грегор, когда вел нас сюда. Я мог бы соединиться с ним, мог бы… С ним отчасти можно работать именно как с магистериумом, и Урсула это явно делала в меру своих сил.

— Она смогла извлечь кристалл из этой штуки? — уточнил Курт, ткнув в пустующее гнездо на одном из колец, и бауэр качнул головой:

— Нет, отсюда камень выпал, судя по всему, когда случилась схватка рядом с ним. Посмотрите, — он наклонился, поднял с мощеного пола темный осколок и продемонстрировал его на раскрытой ладони. — Это мертвый магистериум. От него никакого проку, разве что сохранить как безделушку в коллекции, но и это ненадолго. Видите черную пыль рядом на полу? В нее он и превратится вскоре.

— Стало быть, вот эти потемневшие кристаллы означают, что центральный камень тоже пострадал?

— Не просто пострадал, он умирает.

— Id est… если просто оставить все как есть, он разрушится сам, и Предел вскоре исчезнет?

— Думаю, лет за пять, да, — кивнул Харт, оценивающе оглядев камень.

— И если б не Урсула, — продолжил Мартин, — мы могли бы сейчас развернуться и уйти, запросили бы еще людей в оцепление, пресекли весь этот балаган с паломничествами, а через пяток лет все само собою прекратилось бы. Но она уже добралась до магистериума, уже получила один фрагмент и передала неизвестно кому другой…

— Вот здесь, — сказал Грегор уверенно, указав на явственно видимый скол. — Но как? Магистериум так просто не отпилишь и не отломишь… Видимо, у нее и того человека в руках отмирающие части, и в них еще достаточно силы, чтобы хоть как-то использовать, и их можно отделить… Или это были фрагменты, которые откололись во время схватки, но не умерли и еще сохранились в активном состоянии…

— И если где-то есть нечто опасное, — договорил Мартин, — можно быть уверенным, до него рано или поздно кто-нибудь доберется. Невзирая ни на какие патрули и угрозы.

— Не могу поспорить, — кивнул Курт. — И каков план?

— Камень активен, — повторил бауэр, — неактивна именно вот эта машина. Но она должна как-то запускаться…

— Я, возможно, задам глупый вопрос, — с расстановкой произнес Мартин, — но зачем нам ее запускать? Кто-то здесь имеет в планах пункт «посетить соседний мир»?

— Самоуничтожение, — ответил Харт, снова начав ощупывать механизм. — Помните дневник? «Мне думается, что следует свести настройки и дать камню умереть вместе со мною, поводырем и этим опустелым обиталищем. Время от времени я подхожу к нему, и уже руки тянутся к ключам»… и так далее. «Ключи» — речь явно обо всех этих рычагах, сферах и прочих деталях, и создатели этой машины заложили в нее возможность… не знаю… взрыва или какого-то иного способа уничтожения, причем уничтожения вместе со всем этим домом. Бог знает, зачем и почему; возможно, их противники посягали на это убежище и хотели завладеть им, или это не запланированное свойство механизма, а просто есть такие настройки, о которых известно, что их нельзя использовать, примерно как нельзя брать меч за лезвие, нельзя выбрасывать угли из очага на пол… Неважно. Важно, что эти проклятые детали должны двигаться!

— И когда ты намеревался сообщить нам, что мы в любой момент можем взлететь на воздух? — с искренним интересом осведомился Курт, и бауэр замер, непонимающе уставившись на него. — Уничтожение, — пояснил он терпеливо. — Пока мы любовались статуями, ты пытался «свести настройки» и запустить уничтожение дома, в котором мы находимся. А если б у тебя получилось?

— Об этом я не подумал… — растерянно пробормотал Харт и распрямился, беспомощно глядя на тумбу. — Я не знаю, что делать…

— Давайте подумаем, — мягко призвал стриг. — На покрытые какими-то отложениями или сломанные эти детали не похожи, стало быть, двигаться они должны. Но не двигаются. Значит, что-то им мешает.

— Главный ключ, — сказал Курт, подумав, и пояснил, когда все обернулись к нему: — Или главный рычаг. Что-то, что блокирует движение всех этих шестеренок и колец и не позволяет поворачивать, назовем их так, малые ключи. И если я правильно представляю себе извращенный ход мыслей древних любителей всякой мудрости — находиться такой рычаг должен не на этой тумбе, а где-то в другом месте, на стене, в земле, в одной из этих статуй… Где-то в таком месте, о котором мы бы не подумали.

— О статуях ты подумал, — заметил Мартин, и он кивнул:

— Именно поэтому, сдается мне, осматривать их и теребить нарочито выделяющиеся бронзовые детали не имеет смысла. Статуи, думаю, здесь исключительно для красоты или отвлечения внимания, а рычаг в другом месте.

Мартин огляделся вокруг, окинув взглядом гладкие стены, мощеный плоским камнем дворик, статуи, тела, бассейн и тяжело вздохнул.

— Может, его просто разбить? — предположил Курт. — Физически. Выглядит эта друза довольно хрупкой…

— Я же говорил, — начал Грегор, и он оборвал:

— Я помню, но камень уже не в полной силе, он умирает. Быть может, и получится.

— Попробуйте, — хмыкнул Харт, опустившись на четвереньки и начав ощупывать бортик бассейна.

Курт с сомнением оглядел полупрозрачные кристаллы, помедлил и решительно прошагал к разбитой скульптуре купидона. Подняв увесистую голову уродливого младенца, он вернулся к чаше и, не давая себе времени на раздумья, с размаху опустил кусок мрамора на друзу.

На миг показалось, что руки переломились во всех суставах, в лицо брызнуло каменной крошкой, в плечо ударил мелкий осколок мрамора, а в ушах зазвенело, словно рядом кто-то ударил в огромный гонг.

— Я же говорил, — сквозь неутихающий звон донесся до него насмешливый голос Харта. — Лучше примените свои знания инквизитора и проведите обыск в этом дворе.

Курт отер лицо рукавом, с трудом проморгавшись от каменной пыли, и посмотрел на механизм древних умельцев. Щетка красно-зеленых кристаллов стояла на месте, как прежде, и лишь несколько почерневших треснули.

— Статуи, — медленно проговорил Мартин. — Быть может, они все-таки имеют значение? И подсказка в их количестве или расположении?

— Подсказка кому? — возразил Курт, снова отерев глаза ладонью. — Самим себе? Не строили же они эту машину в расчете на гостей, которым захочется в ней поковыряться.

— В этом вся проблема символизма и эстетики, — медленно двинувшись по двору и озираясь, сказал тот негромко. — Даже когда этого не требуется, даже когда нет практической цели — история показывает, что второй смысл так или иначе закладывается, намеренно или нет. Они просто не могли этого не сделать. Где-то должно быть что-то… намекающее.

— Здесь шесть статуй, — пожал плечами Грегор, оглядев изваяния. — Боги. Боги римлян, но не только их. И — самые почитаемые. Шесть… Что такое шесть? Совершенное число. Число граней куба. Бог сотворил мир за шесть дней. Шесть вершин звезды Давида.

— У насекомых шесть ног, — безвыразительно договорил Курт, и тот, запнувшись, обиженно смолк.

— Они все развернуты лицом на механизм… — отметил фон Вегерхоф и сам себе возразил: — Что, в общем, логично. В чем еще может быть дело?

— Я что же, один буду здесь вытирать штанами камни? — недовольно окликнул их Харт, закончивший осмотр бортика бассейна. — Прекращайте гадать и помогите.

— Пути… Пути, — повторил Курт, когда взгляды обратились к нему. — Этот камень и этот механизм открывают путь на Древо Миров, но ни один из этих богов к путям прямого отношения не имеет. Кое-как подходит Плутон, но путь в подземный мир мертвых явно не может служить символом путешествия по мирам живых. Да и Меркурий — хранит и сообщает тайны, разносит вести, но провести смертного может лишь по пути к Плутону. Если уж символизм должен быть — какого-то божества здесь явно не хватает.

— Янус, — тихо подсказал фон Вегерхоф. — Бог дверей, проходов, входов и выходов… а также начала и конца, что особенно интересно в свете Древа. И его здесь нет.

— Его здесь нет, — повторил бауэр с упором. — Стало быть, нет и смысла в вашей догадке.

Мартин медленно прошелся по двору, снова оглядев уже многажды осмотренные стены и мощеный пол, заглянул за спины статуй, бросил взгляд на выход и на несколько мгновений замер, задумчиво покусывая губу. Подойдя к арке, заглянул за одну из створок, широко и самодовольно улыбнулся и с громким стуком захлопнул дверь.

— А вот и двуличный сукин сын, — констатировал Курт удовлетворенно и вместе с остальными приблизился, рассматривая украшенную резьбой и бронзовыми барельефами поверхность двери.

Два лика божества поместились на двух створках — юноша справа, старец слева, и оба смотрели не в противоположные стороны, а вниз, в пол.

— Здесь только лица, — отметил Харт. — Изображения тела нет… Что это значит?

— Возможно, ничего, — отозвался фон Вегерхоф, оглядывая створки. — Возможно, даже сам он ничего не значит, а секрет в одном из этих барельефов…

— Здесь виноград, ветки, пара птичек и пучок цветов, — возразил Курт. — Или это иносказательное изображение Древа, или просто на мастеров напал приступ украшательства. Или все это не значит вообще ничего, а Януса сюда прилепили просто потому что это дверь, а пантеон без него не вполне цел.

Он подошел к двери вплотную, рассматривая извивы барельефного орнамента, провел пальцами по стилизованной виноградной лозе, с усилием опустился на корточки, упершись в каменный пол коленом, и всмотрелся в лик молодой ипостаси. Мартин приблизился ко второй створке и тоже присел, разглядывая бородатый лик.

— Почему они смотрят в пол? — пробормотал Грегор за спиной. — Что это может значить? Что начало и конец едины? Что нет ни входа, ни выхода? Что путь завершается там же, где начинается?

— И всё тлен, — договорил Курт, проведя пальцем по двери над безбородой половиной Януса, и переглянулся с Мартином. — У тебя так же?

— Euge[133], — подтвердил тот довольно, пригнувшись почти вплотную к барельефу. — Царапины. Еле заметные, но — вот они, полукруглые.

— Их надо повернуть, — уверенно сказал фон Вегерхоф, подойдя ближе и вглядевшись тоже. — Тогда Янус станет таким, каким ему положено быть, и будет смотреть в разные стороны. Имеет это отношение к механизму или нет, неизвестно, но для чего-то ведь это было сделано.

— Это оно! — радостно прошептал Грегор. — Поворачивайте!

— Я бы поумерил восторги на твоем месте и не ждал слишком многого; возможно, это просто замок, который закрывает дверь изнутри, нечто вроде последней линии обороны, — осадил его Курт, снова переглянулся с Мартином, и оба положили ладони на бронзовые лица. — На счет три. Раз, два…

— Поехали, — выдохнул тот. Оба резко повернули ладони и рывком поднялись на ноги, отступив на два шага.

Две части бога сомкнулись со звонким щелчком, и в каведиуме воцарилась тишина. Курт выждал несколько секунд, глядя на изображение Януса в окружении виноградных гроздьев и птиц, и тихо хмыкнул:

— Или я был прав, и это просто замок, или надо вернуться к механизму и проверить, стало ли возможным что-то в нем сдвинуть.

Харт мгновение стоял на месте, тоже глядя на двуликую голову, потом молча кивнул и, развернувшись, торопливо возвратился к конструкции на мраморной тумбе. Грегор устремился за ним почти бегом и встал рядом, нервно приплясывая на месте.

— Попробуй пошевелить вон то! — нетерпеливо проговорил он, протянув руку к одному из колец, и Харт шлепнул его по ладони, недовольно бросив:

— Не хапай.

Грегор отдернул руку, неловко задев кольцо, и оно легко, без единого звука, провернулось, вновь замерев через два оборота.

— Сработало! — восхищенно вскрикнул тот и порывисто зажал рот ладонью, оглянувшись и бросив на господ конгрегатов такой торжествующий и довольный взор, будто сам был мастером этой неведомой конструкции.

— Так… — напряженно пробормотал Харт, убрав руки подальше от механизма, и медленно перевел дыхание, снова внимательно оглядев детали. — Одного кристалла здесь нет. Думаю, это должно добавить нестабильности, когда я запущу систему, и повысить вероятность разрушения.

— И как это будет? — уточнил Курт, опасливо приблизившись. — Мы успеем покинуть пределы этого дома?

— Думаю, да. Камень в напряжении, реакция должна быть быстрой, но вряд ли мгновенной.

— «Думаю» и «вряд ли», — повторил Мартин с усмешкой. — Это ободряет. А запущенный тобой процесс не прервется, когда мы откроем дверь снова? Нам ведь придется ее открыть, чтобы отсюда выйти, если у тебя нет других предложений.

— Нет, уверен, что нет. Будьте готовы бежать, господа дознаватели. Я начинаю; сколько времени это займет — минуту или пару часов, я не могу сказать, посему будьте готовы каждую секунду: как только крикну — бежим.

Харт глубоко вдохнул, размял пальцы, словно доктор перед сложной операцией, и протянул руку к одному из колец.

По ушам ударил глухой звук, будто бы где-то над головой невидимый великан хлопнул ладонями в толстых варежках, Грегора вдруг подбросило, как марионетку с обрезанными нитями, швырнуло прочь, к бассейну, и ударило о каменного младенца с кувшином. Харт вскрикнул, метнувшись к сыну, и вверху, над головами, послышалось громкое:

— Придержи коней, знаток.

Курт и Мартин вскинули арбалеты одновременно, выстрелив на голос, и оба болта, словно ударив в невидимую стену, под резким углом ушли в сторону, не долетев до Урсулы, во весь рост стоящей на крыше. Она проводила стрелы равнодушно-насмешливым взглядом и сделала шаг ближе к краю.

— Ну вот, сразу всем всё понятно, да? — улыбнулась Урсула, кивнув на неподвижно лежащего Грегора.