Триединство

Глава 20

Беседка была гордостью детей — они сделали её почти самостоятельно. Почти, так как Максим немного помог сыновьям и дочери советами и мягким, ненавязчивым руководством.

Граб, росший за больницей, специально не выкорчёвывали — он очень быстро обновлялся, и в условиях ограниченных ресурсов подобный источник древесины был нелишним. Правда, из-за регулярной обрезки веток и стволов под самый корень он выглядел как куст, а не дерево.

Именно из грабовых веток Костик и Мирон собрали каркас, немного кособокий и на первый взгляд хлипкий. Но конструкция, хоть и ходила ходуном от ветра, оказалась на редкость устойчивой и за два года так и не рассыпалась. Виноградная лоза, разросшаяся и плотно опутавшая опору, добавила красоты и внешней законченности, а тряску от ветра и вовсе свела к нулю.

Эта живая беседка, в которой в начале лета деловито жужжали пчёлы, а к осени наливались тяжёлые гроздья розовых ягод, была просторной и уютной. Внутри дети сняли дёрн, посеяли почвопокровную тенелюбивую травку, которая создала плотный ковёр, и поставили широкий пластиковый стол и стулья. Мальчишки, правда, хотели деревянный, но Максим их отговорил — хоть вокруг Приречья и шумит лес, но сосны, ели и дубы растут слишком долго, и тратить их бездумно не очень предусмотрительно. Егор облюбовал эту беседку в первый же день, когда Максим привёл его знакомиться с семьёй.

Сегодня, как и во всю предыдущую неделю, Татьяна без зазрения совести привлекла гостя к работе: всучила резиновые хозяйственные перчатки, несколько трёхлитровых стеклянных банок, какие-то узловатые длинные корешки с резким аммиачным запахом и широкий длинный нож.

— Всё очень просто, — объяснила она. — Нарезаешь как можно мельче, ссыпаешь в банки. Заполнить их нужно до самого горлышка, но трамбовать особо не надо. Главное, не снимай перчатки, а то без кожи останешься. И аккуратней — это предпоследняя пара, новые когда ещё появятся.

— Хорошо, я понял. А что ты потом с этим делать будешь?

— Залью самогоном, прочитаю специальный заговор и закопаю в саду до следующей весны.

— А это для…?

— Для гипертоников настойка, да и с мерцалкой неплохо справляется. — Таня вздохнула: — В деревне стариков много, и почти у каждого сердце шалит. Вот и заготавливаю практически в промышленных масштабах.

День клонился к вечеру. Из беседки прекрасно просматривался весь двор и, нарезая последний корешок, Егор со щемящей тоской наблюдал за семейством Бондаренко. Но эта тоска была замешана на радости за друзей, поэтому экзорцист одновременно и страдал, и наслаждался отсветом чужого счастья. И продолжал приходить каждый день, чтобы целенаправленно погрузиться в это двойственное чувство.

То, что Бондаренко счастливы, любой понял бы с первого взгляда. Интеллигентный и уравновешенный Максим дополнял жёсткую и решительную Татьяну, чей характер сформировала постоянная ответственность за жизнь и здоровье односельчан, и нельзя было сказать, кто в этой паре ведущий, а кто ведомый — скорее, здесь имело место недостижимое для большинства супружеских пар равенство.

Татьяна, стоя у калитки, напутствовала последнего за сегодня пациента, вернее, пациентку — женщину лет тридцати пяти — сорока с забинтованными по самые локти руками. Фельдшер говорила тихо, но уверенно, несколько раз погрозила кулаком. Пациентка с виноватым видом кивала. За забором её ждали — Егор в открытую калитку видел заднюю часть телеги.

— И запомни — даже когда струпья подсохнут, посуду мыть не смей, и стирать тоже. — Таня вдруг перестала шептать и заговорила в полный голос. — Экзема будет возвращаться, рано или поздно ни одна мазь уже не справится, и вообще без рук останешься. Целители, сама знаешь, к нам редко захаживают. Вот зимой Соня Кривицкая обещала на пару недель заехать, может, она тебя полностью вылечит. А пока поберегись.

— Да ты что! — возмутилась пациентка. — Как ты себе это представляешь, полгода не стирать и посуду не мыть!

Таня скрестила руки на груди и прищурилась:

— У тебя в хате семь человек. Что, мамку заменить некому? Да на твоём таборе пахать можно, особенно на старших девках!

Егор ожидал, что пациентка возмутиться бесцеремонностью, граничащей с наглостью, но этого не произошло. Женщина неожиданно всхлипнула, закрыла лицо руками и горестно покачала головой.

— Ну, что ты, что ты, — тут же растеряла воинственный настрой фельдшер-знахарка. — Пойдём-ка назад, я тебе настойки успокаивающей выдам. Ну, не плачь. Подростки всегда дуря́т, особенно девочки. А ты их крапивой по мягкому месту…

Таня увела пациентку назад, в больницу. Максим, который запекал в мангале карасей, кивнул дочери (та понятливо подбежала и стала следить за рыбой), а сам вышел за калитку. Послышался незнакомый мужской голос, сначала радостный, потом возмущённый, а под конец — виноватый. Макс, как всегда, разговаривал ровно и спокойно. Слов разобрать было нельзя. Меньше, чем через минуту Максим с невозмутимым видом вернулся к мангалу. Егор догадался, что Максим объяснил ждущему родственнику, чем чревато легкомысленное отношение к здоровью женщины.

Татьяна выпроводила пациентку минут через пять, Егор как раз докрошил растение и закрыл банки пластиковыми крышками. Один из мальчишек загонял в хлев кур, гусей и индюшек, второй носился из дома в погреб, из погреба в беседку, из беседки снова в дом — собирал на стол. Настя сложила банки в корзину и понесла в больницу.

— Рыба через пять минут готова будет, — возвестил глава семьи.

— Дядя Егор, а расскажите что-нибудь интересное, — пристала к гостю Настасья после ужина. Она активнее всех интересовалась приключениями экзорциста. Вернее, активнее всех их требовала — мальчики тоже слушали рассказы Егора, раскрыв рты, но вели себя куда скромнее.

— Настёна, опять? — возмутилась Таня. — Дядя Егор скоро по второму кругу свою жизнь рассказывать начнёт. Идите-ка вы лучше домой, да книги почитайте. Скоро в библиотеку возвращать, а вы ещё не открывали даже.

— Почемуйто? — возмутился Мирон. — Открывали…

Больше всего в этом доме Егору нравилось именно общение с детьми. Его Кеша исчез в таком же возрасте, сейчас ему было бы шестнадцать лет, но Егор ни разу не представлял сына взрослым. Кеша остался в памяти именно таким — уже не ребёнком, но ещё не подростком, любознательным и ершистым, маминым защитником и отцовским помощником. Дети Бондаренко не слишком были на него похожи, но рядом с ними его болезненное удовольствие от чужого счастья было ещё полнее.

— Ничего, Тань. Пусть посидят, — попросил Егор. — У меня в запасе ещё много историй.

Хозяйка дома стушевалась и еле успела согнать с лица выражение жалости. Пару дней назад Егор, поддавшись какому-то необъяснимому порыву, разоткровенничался и рассказал о своих близких. Причём у Тани сложилось ощущение, что он вообще ни с кем и никогда не делился своей бедой, но удивилась не сильно — люди в её присутствии часто откровенничали. Возможно, потому что она из-за рода деятельности умела хорошо слушать. Так что гнать детей в дом перестала, но всё же метнула на дочь испепеляющий взгляд в воспитательных целях. Девочка вроде бы прониклась, даже виновато опустила голову, но с беседки ни она, ни её братья не ушли. Максим усмехнулся, дожевал последний кусочек рыбы, вытер губы тканевой салфеткой, откинулся на стуле и тоже приготовился слушать.

— Это случилось четыре с половиной года назад, зимой. Я уже какое-то время не был привязан к определённому жилью, можно сказать, всё время шёл, куда глаза глядят, лишь бы не стоять на месте.

— А почему? — перебил один из близнецов.

— Это совсем другая история, — Егор взял из тарелки обглоданную рыбную косточку и стал вертеть её в руках. — И длинная. И не для детских ушей.

— Но… — заёрзала любопытная Настя.

— Ш-ш-ш, не мешай, — оборвал её Максим. — Пусть дядя Егор дальше рассказывает.

— Так вот. Четыре с половиной года назад, зимой, Туман вынес меня в очень маленькое поселение в Норвегии, хотя поселением его на самом деле язык не поворачивается назвать — по сути, половина магазина, пусть и здоровенного. Вырай не только подступил к этому торговому центру вплотную, окружил его со всех сторон, но и поглотил, как я уже сказал, ровно половину. Из-за Тумана, клубящегося впритык к окнам, люди даже выйти на улицу не могли. Жителей всего восемь, и все женщины. Но в самом начале Новой эпохи их было больше двухсот, как они рассказали. — Егор сломал косточку и взял следующую. — По их словам, на неизменённой части торгового центра располагался огромный магазин косметики и женской одежды, и во время конца света там как раз проходила распродажа. Поэтому перекос по половому признаку появился с самого начала. А потом из-за того, что полуголодное существование женщины переносят чуть лучше, чем мужчины, получилось стопроцентно дамское поселение. Если честно, мне сразу показалось, что они врут. Решил, что мужчины, как более рисковые и храбрые, просто ушли за Туман искать лучшие условия, а женщины испугались. И не захотели признаться чужаку, то есть мне, в трусости.

Таня хмыкнула:

— Ох, Егор. А вроде взрослый человек. Нормальная тётка не боится сказать «я боюсь». Особенно мужчине. Это вы умрёте, но слабость не покажете ни женщинам, ни уж тем более друг другу.

— Мам! — воскликнула Настя. — Давай дальше слушать!

— Всё, всё, больше не перебиваю.

— Так они соврали про мужчин? Или про что-нибудь другое? — спросил то ли Мирон, то ли Костя.

— Спойлеров не будет, — погрозил пальцем Егор. — Вы же историю хотите, а не краткое описание событий. В общем, приняли меня хорошо…

— Погодите, — не утерпела Настя. — После Катастрофы двенадцать лет прошло, вы были у них четыре с половиной года назад, значит, больше семи лет человеческое поселение в половине магазина? Как они выжили? Чем питались, например, и вообще?

Максим с гордостью посмотрел на дочь и поддержал её вопрос:

— Ты говоришь, Норвегия. Там климат достаточно суровый. Как они зимы переживали? Я бы на твоём месте насторожился. Почему ты всего лишь заподозрил, что они испугались Тумана?

— А вы молодцы. Я сказал, что почувствовал какой-то обман с первой же секунды. Но вот какой именно, смог понять только через несколько часов, ночью. По поводу своей жизни они очень складно рассказывали — на первом этаже крупный продуктовый магазин, семена в специализированной лавке, приспособились выращивать еду на окнах и в кадках. Воду дождевую на крыше собирали, зимой снег растапливали, на крыс охотиться научились. В торговом центре можно найти что угодно, они и нашли — генераторы, обогреватели, одеяла тёплые… Так и жили, по их рассказам, конечно.

— Но? — требовательно спросила девочка.

— Но, — Егор неожиданно понял, что эта история тоже не для детских ушей и замялся, на ходу заменяя реальные события целомудренным вариантом, — им скучно было, и они, едва я перевёл дух после долгой дороги и поел, стали меня, э-э-э, просить, чтобы я с ними, ну, по очереди на свидание сходил.

— Секса хотели, да? По очереди? — сочувствующе спросил один из мальчишек.

Егор закашлялся, потом перехватил взгляд Макса. Тот криво улыбнулся и недовольно повёл плечом. Таня, заметив мужскую «телепатическую беседу», пошла в атаку:

— Им уже по одиннадцать лет! Это простая физиология, лучше пусть узнают о ней от меня и из медицинских учебников, чем за околицей. Сколько я абортов сделала, а? И с каждым годом пациентки всё моложе! А периодические вспышки гонореи в Потаповке? А чужаки-сифилитики? Короче, если люди не хотят обезопасить своих детей и ввести в школе уроки полового воспитания — это их дело. Но конкретно мои обалдуи должны понимать, что это не хухры-мухры!

Егор, пока фельдшер фыркала и возмущалась, храбро решил, что так даже проще. К тому же в абсолютную откровенность скатываться необязательно.

— Да, Костя, именно этого они и хотели.

— Я Мирон.

— Извини. В общем, я считаю, что мужчина на то и мужчина, чтобы думать головой. Как правильно заметила твоя мама, секс, эм, ну… дело рисковое, от него можно заиметь детей и кучу нехороших болезней…

Отроки слушали очень внимательно, совершенно не смущаясь. А Егор сбивался всё больше и в итоге всё-таки решил обойти эту скользкую тему.

— Как вы поняли, я отказался, сославшись на ужасную усталость после долгой дороги. Меня уложили спать, в отдельном углу, чтобы я отдохнул как следует и подумал, от какого, хм, счастья отказываюсь. А ночью…

— Пришли все сразу? — «догадался» Мирон.

— Что ты, нет. С тех пор, как у меня появились колдовские способности, я сплю очень чутко. Слышу любой шорох. Видно, это какая-то нужная и полезная магия, но всё никак не соображу, как ею пользоваться. Так вот. Я проснулся, услышав коровье мычание. — Егор замолчал, театрально затягивая паузу.

В беседке установилась тишина, которую нарушал лишь звон комаров, проснувшихся в сумерках, да звук торопливого клацанья зубами: Гайка у входа в беседку ожесточённо выкусывала блох из шерсти.

Первой, естественно, не выдержала Настя. Она громким шёпотом спросила:

— А откуда у них корова в магазине?

— Я аккуратно вылез из-под одеяла, — с готовностью ответил экзорцист, в душе радуясь, что тема секса осталась позади, — и тихонько вышел из-за стеллажей, за которыми спал. В комнате никого не было, все, так сказать, постели, оказались пусты. Корова ещё пару раз мукнула, слышалась какая-то мирная беседа, хруст странный, ну, я и пошёл на звук. Пришлось опуститься на этаж ниже. А там целое стадо. Точнее, восемь штук коров. И хозяйки поселения, абсолютно голые, ночную дойку устроили. Всё как положено — вымя, вёдра, молоко цвирк-цвирк… И светло, как днём. Я сразу понял, что это не люди.

Костя ахнул, Мирон отрывисто спросил:

— А кто? По каким признакам поняли?

— Кто — не знаю. Самое интересное — обычно я чую нечисть издалека, а тут несколько часов бок о бок — и ничего.

— Глаза отводили, наверное, — деловито предположил Мирон.

— Наверное. И вот наконец-то ауры считались. К тому же женщины оказались голыми, так что хвосты сразу в глаза бросились. Длинные, книзу кисточками расходятся, один-в-один, как у тех же коров. А питомицы их с видимым удовольствием хрумкали костями. Человеческими. Перед каждой рогатой мордахой горка костей лежит, длинный язык так р-раз, нямку подхватывает и в пасть тянет. И: «хруп… хруп… хруп».

Настя взвизгнула, но как-то тихо и вяло, больше для поддержания атмосферы, чем от испуга.

— И что вы сделали? — тихо спросил Мирон.

— Просто ушёл, пока не заметили, ведь так? — раздалось откуда-то сверху.

Вот теперь Настя взвизгнула натурально и громко. Ей вторили братья.

Егор вздрогнул, схватил вилку и сжал её в кулаке, одновременно жалея, что оружие оставил на гостевом хуторе. Вилка, повинуясь мысленному приказу, раскалила зубцы и немного увеличилась.

Запоздало залилась лаем Гайка. Даже Макс и Таня дёрнулись от неожиданности, но ничего предпринимать не стали — они узнали голос.

— Дети, вы чего? — приземлилась перед беседкой Марина. Метла самостоятельно долетела до калитки и там замерла, прислонившись к косяку.