Третий сын: Ну здравствуй… Папа

Глава 11

И вот после всего этого мне нужно было с утра ещё и в академию при токийском университете идти. Вот как? Как спрашивается учиться, когда смертельно хочешь спать. А этого всего мало, надо ка-то устроить судьбу Александра. Моего взрослого сына. Нет, к такому не привыкнешь, когда сын старше тебя. Но вот случилось, а всё в разности потоков вселенных в которых мы жили. А учитывая, насколько быстрее у них там шло время, то дорога каждая минута до его возвращения домой. И то никакой гарантии что весь их мир не схлопнется, поскольку больше нет якоря удерживающего их вселенную в стабильности.

Да именно мой потомок, случившийся между мной и императрицей Российской того мира и позволял всему их миру жить, а он тут у нас в больнице валяется. В смысле нужно срочно забрать его оттуда. Одна из Дорогобудовых уже там, так что на ноги он уже должен был встать. Короче, нужно срочно отыскать её мать Светлану, с которой он и припёрся к нам и обеспечить её сопровождающим, поскольку нашего мира она не знала.

— Фудзико, просыпайся, нам с тобой в школу, а не как остальным — продолжать бухать, — стал трясти мою, теперь уже официально, вторую невесту за плечо, стараясь при этом не разозлить окончательно, ведь дама она была не только с утончёнными манерами, но и с крайне своеобразным характером, который то и дело обламывал. Как говорится, «наследственность, воспитание и японская гордость» — три вещи, что даже совместно усмирить сложно, а в одиночку и вовсе невозможно. Но всё можно обуздать, когда дело касается собственного выбора. Так что если начнёт бузить, быстро напомню, что её тогда ждёт в ближайшем будущем.

Она, как всегда, сперва сделала вид, будто не слышит, потом тихонько, но с достоинством, повернулась ко мне лицом. Волосы её, густые и чуть спутанные, мягко рассыпались, блестя утренними бликами — в окно уже пробивался первый робкий свет, окрашивая стены моего дворца на Урале в розоватые оттенки рассвета. Комната пахла рисом, ладаном и чем-то сладковато-цитрусовым — духами, которые она, как истинная принцесса, не забывала использовать даже на сон грядущий. Но больше всего перегаром. Хоть вроде ничего крепкого не пили, но компенсировали всё это количеством.

— Ты невыносим, — пробормотала она сквозь зевок, не открывая глаз. — Как можно поднимать женщину в шесть утра после ночного застолья, да ещё и в ваших русских традициях?

— Очень просто, — ответил, стараясь не улыбнуться, — берёшь и поднимаешь. И желательно — быстро. Шевелись давай, не дома. Вернее, не так, дома, но пока моего!

На этот раз она приоткрыла один глаз и смерила меня взглядом, который мог бы заставить капитана императорской гвардии встать по стойке «смирно». Но я-то знал, что за этим ледяным взглядом прячется лукавое удовольствие — ей нравилось, когда не прогибаюсь. В её мире мужчины вокруг только и делали, что склонялись в поклонах, соглашаясь со всем подряд. А тут я, наглец из другого измерения, не боялся сказать «нет» и даже позволял себе сарказм тоннами. Видимо, именно это и удерживало её интерес. Мазохистка, одним словом. А если нет, то просто не понимаю, почему ещё не бросила эту свою дурацкую учёбу на слугу.

— Если ты не дашь мне хотя бы тридцать минут, то придумаю для тебя наказание, — проговорила она, повернувшись на бок.

— Это ты своим слугам рассказывай. Шевелись давай, сказал — наехал на неё.

— Без шуток, Кулешов!

— Хорошо-хорошо, — поднял руки, сдаваясь. — Тридцать минут. Но не больше. У нас и так аврал — академия, потом ещё надо найти Светлану, затем больница, надеюсь уже без меня.

Она не ответила, но заметил, как уголок её губ едва заметно дрогнул — то ли усмешка, то ли желание что-то сказать и не сказать. Вздохнул, сел на стул поудобнее и, привалившись к спинке, уставился в окно. За тонкой занавеской уже шумела тайга на окружающих горах.

Когда я только попал сюда, всё казалось чужим и холодным, даже тишина была другой — выверенной, почти стерильной. Но теперь, спустя месяцы, всё это стало частью повседневности. Может, потому, что я уже видел куда более дикие миры, где время течёт вспять, а небо живёт собственной жизнью.

Встал, аккуратно поправил чёлку у Фудзико, она тихо заврчала — кондиционер, как всегда, работал на пределе — и на поиски Светланы, но не своей соседки, а Императрицы российской их другого мира. По дороге попалось зеркало. Оттуда на меня взглянул человек, которого не сразу узнавал. Не из-за усталости или бессонной ночи, а из-за того, что он будто бы стал другим. Взгляд стал тяжелее, движения — точнее, а осанка — как у того, кто слишком часто командовал, а не просто выполнял.

Моя жизнь, кажется, давно перестала принадлежать мне одному. Слишком много миров, слишком много нитей, и всё почему-то тянется ко мне, как будто я — узел, на котором держится ткань реальности. Наконец мне встретилась Кими. Ну хоть кто-то, на кого можно было стопроцентно надеяться.

— Кими, найди Светлану, ну эту, новую, и езжайте с ней в больницу. Надо утрясти все моменты с моим сыном. Вот же ж угораздило….

Она лишь улыбнулась последним моим словам и нежно потрепала по голове, а потом резко поцеловала. Ничего такого, хоть и в губы, только в тот момент завис, поскольку ничего обычного для меня не случилось, а потому просто стоял и тупил. Она улыбнулась и ушла. Оставалось только тяжело вздохнуть.

Через полчаса, когда уже был полностью собран, в комнату вошла Фудзико. И вот что поражало — за эти тридцать минут она успела не только привести себя в порядок, но и надеть форму академии так, будто сошла с обложки рекламного плаката. Короче, шикос неимоверный. Хоть волком вой. Красотка, хоть и строптиая….

— Готова? — спросил её.

— Всегда, — ответила она с легкой надменностью. — В отличие от некоторых, умею собираться вовремя.

Ну, это чудно.

— Конечно, — кивнул я. — Ведь у некоторых с детства было трое камердинеров, две гувернантки и императорская няня, а у других — будильник да ведро холодной воды.

Пошутил нагло и беспринципно, а потом свистнул и крикнул вдогонку:

— Май, шевели булками! — прикрикнул в её сторону.

Я хоть и был ключом от телепорта в Токио, отсюда, со своего дворца на Южном Урале, но без своей прекрасной батарейки прыгнуть пока туда не мог. Увы и ах, как говорится. Нет, сегодня лицезреть обнажёнку в виде своей первой невесты мне не пришлось, поскольку филонил всю ночь на пиру в честь помолвки с теперь второй своей невестой. Девушеи улыбнулись друг другу так, словно касатки перед нападение на акулу. Ну, что тут скажешь, давнее соперничество Японии и Дайвъет никуда ведь не делось, хоть и немного стихло. А ведь они обе были принцессами и каждая одной из соперничающих держав. Тоже не всё слава богу.

На улице воздух был свежим, утренним, с легким ароматом сосны.

Мы дошли до телепорта, и за это время успел поймать взгляд парочки наёмных работников, явно заворожённых присутствием Фудзико и Май. Они шли рядом со мной, но обе держались так, будто мир вращался только вокруг них, и, честно сказать, почти поверил, что так и есть. Что сказать, принцессы, мать его.

На той стороне нас уже ждали, а я-то наивно думал, что всё ещё там во дворце точат, всё та же троица, Светлана, Елена и Нилам. С другой стороны, в кои-то веки, мне их дожидаться не пришлось, так что сразу вышли за ворота моего токийского дома, а там, всё те же лица, Джина и Юмико со своей сумкой с кирпичами. Естественно двинулись как обычно, на метро.

В вагоне, Май как обычно устроилась возле меня и стала домогаться, так сказать. Фудзико только презрительно фыркнула на это.

— Завидуй молча, — ответила представительница Дайвъета и продолжила своё грязное дело. А я стоял и делал вид что ничего не происходит, наблюдая, как стена тоннеля проносится за стеклом. Где-то там наверху старые районы с деревянными домами сменялись блестящими башнями, где стекло и металл отражали восходящее солнце. Весь этот Токио напоминал странный сплав древности и будущего, но я ничего из этого не видел.

— Ты опять задумался, — произнесла Май.

— Есть немного. Просто думаю, как всё это… совместить. Учёба, дела, сын, другие миры.

— Ты всегда всё совмещаешь. В этом и твоя сила.

— Так-то да, где наша не пропадала, — добавил спокойно. — Когда слишком многое держишь, рано или поздно руки начинают дрожать.

Она посмотрела на меня, чуть дольше, чем обычно, будто что-то искала в моём лице.

— Тогда найди того, кто подержит вместе с тобой.

Хотел ответить, но в этот момент поезд остановился остановился, и в салон ввалились новые пассажиры. Мы вышли на следующей остановке, прямо у моста на остров, где был Университет и академия при нём.

Впрочем, мысли мои снова вернулись к Александру. Где-то там, в больничной палате, лежал мой взрослый сын — человек, на плечах которого покоилась целая вселенная. Но он этого не знал, и вполне возможно до сих пор, если Дорогобудова не разъяснила ему ситуацию с их путешествием ко мне и всеми трудностями и опасностями с этим сопряжёнными. Так-то может статься, его страны и мира уже нет. Навестил блин отца, как говорится.

Короче, глупость во плоти и во всей красе. Пожалуй, вина за это частично лежала и на мне. Всегда был склонен действовать, а не объяснять природу своих поступкуов и так и вышло, что прошляпил копию Чёрного дракона в том мире. В смысле, тупо забыл. Вернее, не так, даже и не занл, что её забрать надо. Ну, так-то мне такие моменты не объяснил, а мой Свет… никакой на него надёжи. А без второго Чёрного дракона они бы к нам и не попали и не заварилась бы вся эта каша.

После пар, да нет, нужно срочно ехать, а то к тому времени с его вселенной по любасу уже что-то случится. Для этого надо отпросится, но будет ли такое уважительной причиной. Так-то ведь сын, хоть и старше меня…. Пока то, да сё, мы все стали расходиться по своим аудиториям, а с некоторыми даже зданиям.

В общем, пока мои друганы меня не перехватили надо срочно решать вопрос. Ведь если не дай бог что с Александром серьёзное, то тогда точно финита ля комедия целому миру, которому дал случайно жизнь.

Пока Юмико, официальный глава нашего клуба, была рядом, решил действовать через неё. Всё-таки, несмотря на то что она числилась старшей, а значит — вроде бы ответственная, вся наша компания относилась к ней с определённым, скажем так, снисходительным равнодушием. Не то чтобы мы её презирали — нет, просто воспринимали как нечто вроде милого придатка к общей картине клуба: лицо на афише, голос на собраниях, представитель перед деканатом. На деле же вся основная движуха, стратегические решения и — что греха таить — финансовые потоки проходили мимо неё, аккуратно перетекая в руки нашей троицы.

А ведь девчонка старалась. Очень старалась. Вечно в делах, вечно с кипой бумаг, что-то организует, бегает, звонит, договаривается…. И при этом выглядит так, будто только что сошла с обложки журнала. Худощавая, но с правильными округлостями третьего размера, волосы собраны в аккуратный хвост, на губах едва заметная помада цвета розовой глины — ничего вызывающего, если не считать округлости, зато благородно и утончённо. Иногда, глядя на неё, ловил себя на мысли, что вот бы кто-то с таким же упорством тащил на себе весь наш клуб за здорово живёшь. Или хотя бы помог разгрести бардак, который мы там устроил.

Но нет, между нами ничего не вышло. Даже не начиналось. Если не считать удара её тяжеленной сумки мне по голове. Так-то вроде и не урод, и статус есть, и имя приличное — Иван Вячеславович Кулешов, между прочим, — но с женщинами у меня, как назло, всегда шло всё наперекосяк. Родовая, так сказать травма. Не то чтобы их не понимал, скорее, наоборот — понимал слишком хорошо, чтобы они сами на меня лезли, угрожая здоровью, а недавно выяснилось, что и вообще жизни. И вот так вот, вокруг вечно кружились какие-то — студенточки, аспирантки, репортёрши, журналистки, магички всех рангов и темпераментов. Стоит выйти из логова — и словно пчелиный рой вокруг. Только я-то уже знал цену этим взглядам и сладким улыбкам. Чуть что, и без сознания.

Юмико же держалась иначе. Сдержанно, корректно, даже холодно. И, пожалуй, именно поэтому и решил через неё всё провернуть. Ну, в смысле отмазаться от уроков.

— Юмико, ты там скажи, что я приболел и побежал в больницу, — обронил словно случайно, стоя перед входом в основной корпус и глядя на девушек, вернее на то место, где они были, когда туда заходили. — Сегодня меня не будет.

Она даже не обернулась. Только слегка кивнула, не сбивая ритм удара.

— Опять? Ты уже третий раз за месяц «приболел», Иван.

— Бывает. Возраст, нервы, давление, — ответил с ленивым усмешливым тоном.

Ну какой возраст, да ещё и давление в молодости, но как отговорка пойдёт. На самом деле почти не соврал. Действительно собирался в больницу, не по своей… вернее своей воле, но точно не по своей болезни. Там сейчас лежал мой сын. Мой взрослый сын, что само по себе звучало как какой-то нелепый парадокс, если учесть, что внешне мы с ним выглядели ровесниками. Вот уж кому я никогда не завидовал — судьбе. Она умудрилась перемешать карты настолько, что я до сих пор не знаю, где козырь, а где джокер.

Тот факт, что мой сын старше меня, казался даже не сюрреалистичным, а, пожалуй, издевательски ироничным. Когда-то, в одном из параллельных миров, в иной временной ветви, всё шло иначе: я ушёл домой, а он, прости Господи, родился, вырос, стал сильнее, умнее, а потом время сделало своё грязное дело — и теперь вот он, в нашем мире, валяется в больничной палате. Тот мир для таких как мы идеален, а этот прямо шиворот навыворот. Так что он чуть кранты не отдал. Тело, наверное, уже в порядке, но это не точно. Надо саму ехать, проверять. И думать, как его срочно вернуть назад.

А пока пошёл на монорельс. Блин, дурак, надо было ещё до моста напрячь Юмико, а не тянуть со своим решением до последнего. А теперь вот возвращайся. Хорошо, май тепло. Оно и на Урале тепло, но с нюансами, а здесь безоговорочно. Так что шёл себе просто в школьной форме, даже не запариваясь с ветровкой. Зелень вокруг безоговорочно привлекала своей зеленью, так что с удовольствием смотрел в окно. Сейчас из Университета мало кто едет, так что подвесные вагоны пусты.

На конечной остановке монорельса на той стороне пролива от Университета вызвал такси. Обычное. Сейчас час пик должен схлынуть, все как бы уже на рабочих местах, и дорога на нём не должна быть такой долгой. Главное, чтобы Кими со Светланой были уже там. А то мало ли, а его матери там нет и сиди считай мух.

Одна из них Дорогобудовых уже была в больнице. Так-то без разницы кто, они из-за своего продвинутого света почти единый организм, словно какие-то фантастические телепаты, при этом ими не являющиеся. Так что если одна что-то знает и умет, то и любая из них. Она должна была поставить моего сына на ноги. Уж со мной-то они уже руку набили, а проблемы у него и проистекают из моих проблем и его враждебности к таким как я. Тем более броню ему уже сделали при встрече из того Они, что уже считал своим.

Дорога до больницы заняла минут двадцать. Ехал при этом неспеша, чувствуя, как прохладный воздух бьёт по лицу, из открытого окна, а мысли постепенно становятся яснее. Каждый сигнал светофора, каждая остановка были будто отметками времени, которое уходило, как вода сквозь пальцы. Но спешить было бесполезно. Далеко не всё зависело от меня.

Когда добрался, солнце уже окончательно пробилось сквозь облака, освещая белые корпуса медицинского комплекса. В холле пахло дезинфекцией и кофе из автомата — стандартный набор любого учреждения, где время тянется вязко, а разговоры шепчутся.

У стойки регистрации дежурила медсестра с коротко остриженными волосами и взглядом человека, которому уже давно всё надоело. И будем говорить откровенно, любой её в принципе понимает, кроме тех, чьи близкие родственники в критическом состоянии попали сюда. Но это не мой случай. Так что поводов нервничать и злиться на неё у меня не было.

— Пациент Александр Кулешов, палата двести четырнадцать, — произнёс, показывая своё удостоверение.

Она мельком глянула, отметила что-то в терминале и махнула рукой.

— Второй этаж, направо, потом до конца коридора. Только долго не задерживайтесь — у него сейчас восстановительная процедура.

Непроизвольно кивнул головой и пошёл. Да, уже привычка. Япония-с.

Коридоры были длинные, белые, с тихим гулом аппаратов за стенами. Где-то мелькали медики в форме, где-то слышались сдержанные голоса. Всё будто в тумане — стерильном, безвременном, где прошлое и будущее сливаются в одно.

Дверь двести четырнадцатой палаты открылась почти бесшумно, будто боялась потревожить покой тех, кто был внутри. Тонкий, едва уловимый запах озона и мяты окутал меня с порога. Озон — значит, работало что-то из разряда энергетических стабилизаторов, мята — след от успокаивающих распылителей, их обычно ставят рядом с теми, кто недавно балансировал на грани. Всё это вместе создавало странную, будто чужую атмосферу: чистую, как лаборатория, но с мягкой ноткой уюта, за которую, вероятно, стояла Кими.

На кровати, среди белоснежных простыней и тихо гудящих сенсоров, лежал Александр — мой сын. Каждый раз, когда я мысленно называл его этим словом, во мне что-то перекашивалось. Ну какой он, к чёрту, «сын»? Лоб здоровенный, плечи — как у тяжелоатлета, и взгляд, когда открывает глаза, совсем не детский, а взрослый, выстраданный

Рядом сидела девушка. Вернее, две. Первая — Кими. Вторая — та, что сидела чуть дальше, тоже девушка, хотя в моём восприятии это слово к ней не совсем подходило. Я-то помнил, что она зрелая женщина, с морщинками у глаз и тем спокойным взглядом, что бывает у тех, кто многое пережил. Но сейчас передо мной была почти девчонка. Всё ясно — Дорогобудовы постарались. Эти демоны в человеческом обличии умели такие вещи, что даже сама смерть рядом с ними нервно курила в сторонке. Они могли отмотать возраст, переписать плоть, вернуть былую силу.

— Он стабилен, — сказала она, не оборачиваясь. Голос её был всё тот же — тихий, уверенный, без лишних эмоций, но с тем странным металлическим оттенком, что всегда выдавал в ней того, кто знает больше, чем говорит.

Сделал шаг ближе.

— Ну, здравствуй… папа, — услышал вдруг. И это слово, последнее, прозвучало так неловко, будто он проглотил половину буквы, пытаясь не обидеть ни себя, ни меня.

Даже скривился, не зная, улыбнуться ли, кивнуть, сказать что-то вроде «рад тебя видеть, сын», или просто стоять и делать вид, что всё в порядке. Но врать ему не хотелось. Ему ведь труднее, чем мне. Для меня он — мужчина, выросший не по дням, а по мирам, а для него я — молодой юноша, который по всем параметрам годится ему в младшие братовья. Такая вот генетическая комедия.

— А где? — спросил я, имея в виду ту самую Дорогобудову.

Ответ пришёл мгновенно, будто воздух рядом сжал сам себя.

— Да здесь я, здесь, — её голос донёсся из-за спины.

Я резко обернулся — и, разумеется, никого. Но это ничего не значило. У них такие штучки в крови: появляться ниоткуда, из той самой складки пространства, куда обычные люди даже взглядом попасть не могут. И ведь правду сказать — ощущение у меня было, что она просто выключила видимость, как лампочку, а потом снова щёлкнула тумблером.

Она вышла из полутени, улыбнулась — как всегда, чуть насмешливо. В её взгляде читалось всё: и усталость, и понимание, и та самая обречённость, что бывает у тех, кто знает наперёд, чем всё закончится.

— Ну что, надо думать, как вас возвращать, — сказал тихо, не столько им, сколько себе.

— Обоих возвращать теоретически не нужно, — отозвалась Дорогобудова. — Ведь стабильность той вселенной зиждется исключительно на твоём сыне. Но всё равно сначала им нужно отбыть туда вдвоём, чтобы хотя бы передать престол. Да и вообще, там сейчас непонятно что творится. Может уже гражданская война, или что-то в этом роде, учитывая внезапность исчезновения венценосных особ.

Непроизвольно кивнул. Хотелось возразить, но слова застряли. Всё, что следовало сказать, уже висело между нами — в том тонком свете, что иногда вспыхивает, когда мы, такие как она и я, начинаем думать в унисон. Для обычных людей это выглядело бы как дрожание воздуха, для нас — как разговор без слов.

— Есть главная проблема, — наконец произнёс я. — Кто и как будет их возвращать?

— Тут и гадать нечего, — спокойно ответила она. — Только ты. Ты один сможешь найти в бездне вероятностей их мир. Мы там не были. Так что Чёрный дракон вам не в помощь. Она переместилась сюда потому, что здесь был оригинал. Она его зеркальное отражение. Подобное притягивается к подобному. А сейчас нет никакого маяка с той стороны.

— Но что делать с якорями? — спросил, чувствуя, как внутри начинает подниматься волна раздражения. — Я же не смогу их сам уничтожить, если потребуется возвращаться. Мне что, там жить?

— Сейчас другая ситуация. Якоря тебе больше не нужны. Если потребуется помощь, ты сможешь воссоздать в том мире любого, как когда-то Чёрного дракона, — она говорила спокойно, но чувствовал, что за этой простотой скрывается что-то куда более глубокое. — Правда, возникнет коллизия. Два идентичных человека.

— Но почему коллизия? — не понял её слов. — Разве не создаю лишь проекцию?

— Нет. Теперь ты создаёшь там полноценную копию. С душой, памятью, связями. Они будут такими же реальными, как ты. А подобное, как ты знаешь, притягивает подобное. Значит, придётся забирать их с собой, чтобы не опять сюда не явились неожиданные гости.

Помолчал. Смотрел на сына, на этих трёх женщин, на свет, что лился из окон, на отражения приборов в гладком полу. Всё это казалось чересчур упорядоченным, словно сцена, написанная для спектакля, где я вдруг осознал, что главную роль играть не хочу.

Судя по всему, отдохнуть мне не дадут никогда.

А ведь я наивно надеялся, что этот раз — исключение. Но нет. Вселенная решила иначе. Опять. Ирония судьбы, или просто карма, который слишком часто туда где Макар телят не пас.