Живым не место в мире мёртвых.
Преданный колдуньей воин, ярл Вьёрновой пади и по совместительству чемпион Тура исчез из материального плана и оказался в другом слое реальности. Обители неприкаянных и голодных призраков, рабов и слуг самой смерти.
Он пал туда, укрываясь волшебным щитом и только поэтому пережил первый удар чёрного, иззубренного клинка, способного разрубить саму душу. Молох, страж мира мёртвых, ужасный кентавр которому воин был дарован в жертву, ослеплённый куполом света, укрывшем воителя, закричал и прикрыл уродливую голову лапой, спасая глаза от слепящих лучей. Он ждал свою жертву, но оказался не готов к её появлению.
И отразивший нападение воин, воспользовался его уязвимостью.
Освещённый Крест, перекованный в солнечном колодце, покинул ножны подвижной молнией, ударил в уродливое, четырёхлапое туловище. Рассекая серую плоть, проник в его глубины, нанося страшную рану и возвращая иссушённой плоти подобие жизни.
Впервые за века своего существования Молох почувствовал боль и пролил на землю багровую жидкость.
Под чёрным солнцем мёртвого мира блеснул иззубренный клинок, чья рукоять была длиннее лезвия. Громом среди ясного неба прогремел новый удар, нанесённый рукой Молоха, и солнечными бликами разлетелся в стороны солнечный купол, прикрывающий воина. Там, где эти блики коснулись стража, его серая плоть окрасилась в живые цвета, ожила… и стала уязвимой. В отличии от нежити свет не обжигал ангела смерти и не калечил, но делал оболочку смертной, оборачивая серую пыль в давно ссохшихся венах вскипающей кровью.
Молох ударил снова, но не дав чёрному клинку добраться до тела, его отбросил Оплот.
Выкованный одним из восьми богов и освещённый светом, он стал достойным противником для благословлённого смертью оружия. Среди каменистых и унылых пустошей бездны, на потрескавшейся и лишённой красок земле, столкнулись два мира.
Миры света и тьмы. Мир живых и мир мёртвых.
Освящённая броня сопротивлялась энергиям бездны и хранила своего владельца. Обычный смертный стал бы безликим призраком, сбросившим пыль истлевшей плоти, но владыка Морран не только устоял, но и сохранил способность к действию.
Ярл пропустил удар уродливой лапы над головой и почувствовал, как когти зацепили покрытие закрытого шлема. Рванувшись вперёд излюбленным приёмом, он пронёсся мимо ужасной твари, отсекая одну из её нижних конечностей там, где плоти коснулся блик света.
Из культи ударила кровь, присоединяясь к той, что лилась из рассечённой грудины.
Воин пролетел мимо Молоха поднырнув под его удар и тот, потеряв конечность из передней пары, завалился вперёд. Огромный клинок был выброшен вслед обидчику размашистым выпадом и встретился с руной защиты, сломив сформированный ею купол, но не достигнув цели.
А затем волшебный меч свистнул, проносясь мимо стража повторно… и схватка закончилась.
Молох обернулся пылью. Чёрной истаявшей дымкой. Прахом подхваченным ветром. Кровью и тленом. Его голова, отделённая от туловища клинком волшебного меча, осталась цела. Виной тому был свет, вернувший серую плоть к подобию жизни.
Чёрные губы изогнулись, вещая проклятье на древнем, ужасном языке, но стальной, рыцарский ботинок, заткнул болтливую голову. Опираясь на лицо своего поверженного, но не мёртвого врага, ярл вонзил искрящейся меч в землю и осмотрелся.
Обломки склада, разбросанные повсюду обрывки шкур и щепа, провалились вместе с ним в ловушку устроенную Серрисой. Их раскидало по округе, среди покрытой трещинами земли и крови, пролитой Молохом.
Те части стража, которых коснулся свет, остались материальны и не считая головы были представлены кровью, полуистлевшей рукой, мелкими частичками разрубленных костей и плоти, а также кусками шкуры. Продолжая прижимать голову к земле, закованный в латы воин ударил мечом сверху вниз и повёл им в сторону, с хрустом взрезая квадратную челюсть. Голова утратила способность болтать, но глаза продолжали смотреть с невообразимой яростью, а язык извивался.
Трёхликий знал, что пока эта голова живёт, её хозяин не возродиться в новом теле. Не обретёт форму, способную атаковать его вновь. Такое существо как Молох невозможно уничтожить в царстве бездны, только изгнать на время или как это произошло в этом бою — обездвижить.
Ярл Въёрновой пади отыскал среди обломков обрывки верёвки и связав их между собой обвязал ими трофейную голову. Закреплённая на его поясе, она продолжала истекать кровью и издавала клёкот. Отрубленные на середине предплечья руки, что торчали из её черепа подобием оленьих рогов, без конца подёргивались, но говорящему за мёртвых было плевать.
Голова Молоха могла пригодиться.
Оставшаяся на земле кровь тоже была ценным артефактом и Морран собрал её прежде, чем продолжил путь. Свернув Оплот в походное положение, ярл устремился к ближайшему холму. Царство мёртвых, серое, безликое, смертельно опасное само по себе, вгрызалось в его доспехи, но те держались, не позволяя иссушить уязвимую плоть. Куда бы воин ни кинул свой взгляд, всюду его встречала сплошная бесцветная хмарь, в которой утопали холмы.
Будучи наследником человеческого и машинного разумов, трёхликий испытывал хандру, сожалея о произошедших событиях, но при этом не собирался сдаваться. Он знал, что сожаления о том, что Серриса предала его, не приблизят его к конечной цели. Ему не хотелось её убивать, некромантка была полезна.
Иногда польза перевешивает риски, но не в этом случае. Колдунья зашла слишком далеко. Настолько, что Морран считал, что её голова с лёгкостью заменит на поясе голову Молоха.
Попавший в ловушку ярл знал, что бездна — это обиталище мёртвых, осквернённых душ. Сюда попадают те, чьи души были поражены порчей некромантии. Призраки, колдуны, порождения их магии и брошенные места. Отражения забытых кладбищ, брошенных замков и тому подобных точек, где реальность материального мира истончилась, позволяя духам проникать в мир живых.
Взобравшись на холм, под сползающей, серой землёй которого белели бесчисленные кости, Морран осмотрелся.
В низине между двух земляных отвалов простёрлись покосившиеся дома. Они упирались в башню, которая перекрывала ущелье и теряла свои очертания в серой дымке. Сильно левее на холме стояла часовня. Справа, на аналогичном холме, болтался висельник на мёртвом дереве.
И конечно надгробия. Сотни надгробий на обоих холмах.
Опустив руку к поясу и сняв верёвочную петлю, воин поднял голову монстра на вытянутой руке и глядя в искажённые злобой глаза вытащил из-за пояса нож. Его лезвие вонзилось в лоб чудовища, заставляя торчащие из его головы руки вцепиться в латную перчатку ярла, но тот не повёл даже бровью.
Мофик, Тур и Хрост выстроились в одну линию. Руны разума и лидерства говорящий за мёртвых смазал своей кровью, а Мофик, руну подчинения — оставил нетронутой. Голова Молоха шипела, дёргала своими «рогами» и издавала клёкот, но не смогла предотвратить начатое.
Влив в активацию рун энергию, трёхликий дождался, когда сияющие шрамы потухнут, а затем, чувствуя запах палёной плоти и волос, сказал:
— Кончик твоего языка укажет ближайшее место, которое поможет вернуться в мир живых. Выполняй.
Магия сработала. Молох моргнул и успокоился. Его окровавленный язык повернулся и указал в сторону висельника… а затем повернулся на башню и убедившись, что новый хозяин всё понял правильно, ткнул в сторону часовни.
Бездна была сформирована из призраков проклятых мест. Стоит ли удивляться, что она напоминала головку покрытого дырами сыра?
Живым в мир мёртвых путь заказан, особенно если они не обладают средствами противостоять местным ветрам, способным срывать плоть с тел несчастных и оголять их души. Но на счастье преданного Серрисой ярла, его доспех противостоял им с лёгкостью, а найти выход из мира мёртвых было куда легче, чем вход.
Трёхликий пошёл к дереву висельника напрямик, прямо через поселение под холмом. Без труда спустился и уже у первых домов столкнулся с тенями. Отголоски чужих страданий, полупрозрачные отпечатки истлевших душ, бродили среди покосившихся хибар. Они были безобидны, если держаться от них на расстоянии. Безумны и поглощены страданием.
Говорящий за мёртвых не стал ввязываться в стычки. Хотя мог без труда уничтожить подобных существ и получить за это некоторое количество эктоплазмы. Посёлок, как и башня в ущелье, скрывали в себе вероятность хорошей добычи, но воину хватало золота и ресурсов в подчинённом ему городе. Карлы добывали куда больше, чем он смог бы добыть в одиночку.
Где-то далеко раздалось лошадиное ржание, и закованный в броню воитель понял, что нужно спешить. В этом мире были свои владыки, ревностно защищающие каждую пядь серой земли от вторжения смертных.
Прибавив шагу, он миновал дворы, сторонясь безликих теней и стараясь не слушать плач, что доносился до него из распахнутых настежь домов. На окраине, у самого подножья висельного холма, его встретила ещё одна напасть. Чёрные норы на склоне, из которых полезли трупные личинки и некротические твари, состоящие из черепов и позвоночников, усеянных многочисленными рёберными ногами.
Руна света Иллюминус отняла у них подобие жизни и прогнала личинок, но уже взбираясь по склону, трёхликий услышал за спиной звуки и понял, что чёрное солнце возвращает немёртвых слуг к их подобию жизни. Впрочем, он успел уйти достаточно далеко от логова чтобы избежать новой агрессии.
Холм висельника утопал в тумане и тот серьёзно снижал видимость, но слышимость оставалась достаточной, чтобы латник услышал приглушённое ржание на холме, с которого спустился половину часа назад. Становилось понятно, что неизвестная угроза приблизилась.
И приблизилась быстро.
Перейдя с шага на лёгкий бег Морран развернул Оплот и вытащил трещащий энергией ауры Крест. Потоки вирта влекли его вперёд. Место, на которое указал Молох своим языком, было поблизости. Иссохшее дерево показалось из тумана через минуту и оказалось куда больше, чем казалось с вершины другого холма.
Рассечённая трещиной, чёрная кора, подпиралась у корней разрытой могилой. А вместо висельника, на изогнутой и кривой ветви, висела оборванная верёвка. Морран замедлил шаг, чувствуя, что попытка проникнуть в разрытую могилу у корней дерева, неизбежно закончиться схваткой.
И не ошибся.
Висельник оказался стражем, не допускающим чтобы нежить прорывалась в смертный мир, а смертные в мир мёртвых. Он поднялся из разрытой могилы связанный по рукам и ногам, завёрнутый в покрытые пятнами ткани, с петлёй на шее, что стягивала горловину мешка, в который была заключена его голова.
Показывая мощный талант к левитации, проклятый взмыл над землей на несколько метров. Прямой как столб и пышущий магической аурой.
Лошади заржали у подножья холма и Морран бросился в битву.
Его встретил ментальный удар, жестокий и сильный. Психическая атака, так нетипичная для нежити, не застала владыку врасплох. Он метнул клинок за секунду до того, как ментальный толчок заставил его споткнуться и упасть на колено.
Волшебный меч преодолел разделяющие их расстояние за считанные мгновения. Ударил в грудь висельника искрящейся молнией и в электрической вспышке испепелил призрака, заставив потерявшие опору и горящие тряпки, пасть обратно в могилу.
Несмотря на бегущую из носа кровь и звон в ушах, воин сформировал рукой руну исцеления и немедленно восстановил аватар, чтобы услышать за своей спиной нарастающий топот копыт и увидеть в тумане силуэты всадников. Принимать бой с неизвестными Морран не собирался. Течения вирта вели его в разрытую могилу, к своему мечу и выходу в мир живых.
Он добрался до неё рывковым приёмом и немедленно спрыгнул. Влажная, серая земля не толкнула его в ноги, а провалилась, лишая воздуха и сковывая движения. Сжав зубы и чувствуя попавшую в рот землю, он рыл её руками, прекрасно зная в какого рода субстанцию угодил. Могила была устроена таким образом, что не отпустит, пока он не сделает первый судорожный вздох своей агонии.
Так и вышло.
Он вырвался из-под земли, когда в глазах поселилась предобморочная тьма. Втянул себя воздух и едва не захлебнулся. Полез дальше, борясь с головокружением и грязью норовившей заполнить шлем. В разрытой могиле по эту сторону реальности стояла дождевая вода, которая его едва не убила. Больших трудов стоило выбраться из этой грязной ловушки и отдышаться.
Моррану подумалось, что множество ходоков окажись они на его месте, захлебнулись бы в этой луже из-за банального стечения обстоятельств. В реальности живых… шёл дождь.
Борьба со стихией высосала силы из аватара. Долгую минуту скинув с головы шлем, он сидел в могиле и восстанавливал дыхание. А когда восстановил его, нашарил меч, разгоревшийся при его прикосновении голубым сиянием ауры, промыл шлем и полез наверх.
Оружие потрескивало разрядами молний, которые изредка впивались в держащую его латную перчатку и мокрую землю, но не причиняло вреда своему носителю. Оказавшись на поверхности, чемпион Тура убрал клинок в ножны и понял, что предательство унесло его далеко от дома.
Причём дело было не в одном только расстоянии, но и во времени.
Снаружи цвело лето. Зеленела трава и лишь проклятое дерево в обоих реальностях оставалось сухим и мёртвым, как и земля под ним. С затянутого, пасмурного неба без конца накрапывал дождь. Скрипела верёвка, на которой болтался висельник. Вездесущий туман, самого обычного цвета затягивал холм.
В этой реальности не было стоящих повсюду надгробий, сухой земли с хрустящими под ней костями, заброшенных домов, башни, часовни и соседних холмов. Только лес, далёкий горный кряж и озеро по правую руку. Скроенная из «холмов висельника» местность осталась по ту сторону могилы, напоминая о себе лишь срезанной и обугленной головой Молоха.
Тварь уже сбросила с себя вырезанное на лбу заклятье. Была слишком сильной чтобы подчиняться рунам вечно. Раны затянулись и язык в лишённой челюсти пасти Молоха снова дёргался и размазывал по доспеху у бедра кровавые слюни.