Торг с мертвецами, часть 2

7.4 Миссолен

Виттория отпустила слуг, заперла дверь и провернулась к Демосу. Тот стоял напротив зеркала, оглядывая безразличным взглядом собственное нагое отражение. И хотя рассвет только забрезжил, за окном уже шумела толпа — люди с ночи заполнили улицы, надеясь найти удобное место, чтобы рассмотреть коронационную карету.

— Надеюсь, в этот раз обойдётся без сюрпризов, — сказала Виттория, подавая мужу одежду.

Демос пожал худыми плечами.

— Младенцы у Ладария точно закончились. Да и сама Изара уже на пути в Гайенху. Больше её здесь ничего не держит. Впрочем, Агала тоже едва ли ждёт сестрицу с распростёртыми объятиями, но там хотя бы их дом… — Он обернулся к супруге. — Ты почему не готовишься?

— Успеется. Тебя облачать всё равно быстрее.

Демос рассеянно кивнул, позволив Виттории зашнуровать сорочку. Одежды для коронации были выбраны строго в чёрно-белых тонах, поскольку церемония приходилась на период траура по скончавшемуся Креспию.

— Как вовремя он умер, — задумчиво проговорила Виттория, подавая мужу расшитый золотом и серебром чёрный бархатный камзол с гроздьями жемчуга на воротнике.

— Думаешь, не случайность?

— Слишком уж удачное совпадение, согласись. Но доказательств, что его могли убить, нет. Хотя в ту ночь в покои императора заходил Ихраз.

— Я не приказывал ему ничего подобного, — ответил Демос.

«Впрочем, нельзя исключать, что он мог сделать это по своей воле. Но зачем? Он же знает, что я не стремился нацепить на голову корону».

— И всё же ребёнок умер.

— Дети умирают слишком часто. Из десятка даже у знати выживают двое-трое, особенно во младенчестве. Болезни, лихорадка, невнимательность кормилиц…

— Но император…

— Все дети Маргия умерли во младенчестве, — начал перечислять Деватон. — У моей матери было пятеро детей, но до зрелого возраста дожили трое. И так почти везде. Если выживают все, это чудо.

Виттория кивнула, но Демос понял по её взгляду, что она не была готова списать смерть Креспия на ужасное стечение обстоятельств.

— Если бы мне дали осмотреть тело…

— Не говори чепухи. Тело императора столь же священно, сколь и его статус. Тебе бы не позволили.

— Знаю. Но это бы могло что-то прояснить.

— Сейчас ясно одно: если Креспий умер не своей смертью, тот, кто это устроил, рассчитал всё очень точно, — сказал Демос. — Я не желал зла мальчишке, хотя он и был не на своём месте. Это мой племянник. Я бы не смог поднять на него руку. Только не на ребёнка.

«Смерти родного брата от моей руки уже и так достаточно. Не хочу больше крови. Не могу её видеть. Нас осталось слишком мало».

— Но Двор полнится слухами. Поговаривают, что это ты приказал избавиться от мальчишки.

Демос лишь отмахнулся.

— Двор всегда ищет и поднимает на поверхность всю тьму. Что думает Двор, меня сейчас не особенно интересует. Гораздо важнее, что думает народ.

Виттория усмехнулась, продолжая сражаться с петлями и крючками на камзоле.

— А вот чернь тебя обожает. Как иронично: после Божьего суда тебя полюбили все те, кто раньше ненавидел.

«А всего-то показал один простой фокус…»

Наконец Виттория закончила с облачением супруга и отступила на пару шагов, разглядывая в зеркальном отражении итог своей работы.

— Ты единственный бельтерианец на моей памяти, кому настолько идёт чёрный цвет, — с удовлетворением заключила она.

— Может, дело в том, что я наполовину энниец?

— В Эннии почти не носят чёрного. Слишком жарко.

Виттория напомадила отросшие до плеч тёмные с сединой волосы Демоса так, чтобы они немного прикрывали шрамы на лице.

— Всё. Теперь точно красавец.

— Издеваешься?

— Нет, я действительно так думаю. Всегда думала.

— С тех пор, как мы познакомились, я и правда стал выглядеть и чувствовать себя лучше. Твоими стараниями. Уже и не рассчитывал сесть в седло.

— А теперь ты поедешь верхом к Эклузуму на лучшем рикенаарском скакуне, наденешь императорский венец и сделаешь мир лучше. — Она прижалась губами к его изуродованной щеке. — А я наконец-то подарю тебе наследника.

Демос опешил. В горле застрял ком.

— Что? — хрипло спросил он. — Неужели получилось?

Она заговорщически подмигнула:

— Лунные дни дважды не пришли. У меня набухла грудь, по утрам скверно себя чувствую, но, чёрт возьми, это самое радостное недомогание. Я уверена, что ношу ребёнка.

— Мёртвые боги! — Он подхватил её так, что ноги Виттории перестали касаться пола, и закружил по комнате. — Почему не сказала раньше?

— Не хотела обнадёживать зря. Мы слишком долго пытались, и моя ошибка разбила бы тебе сердце. Но теперь я знаю точно.

Демос опустил её и растерянно уставился на своё отражение в зеркале.

«Теперь этой развалине предстоит стать отцом. Когда-то я не ценил этого дара. После — сожалел, что не смог помочь в роковой час, когда погибли Фиера и мальчики. Но сейчас я сделаю все, чтобы защитить это дитя».

— Очевидно, я тебя озадачила.

— Не то слово, — отозвался Демос. — Но это лучший подарок на коронацию из всех, что можно представить.

«Давно забытое ощущение. Я наконец-то чувствую себя счастливым?»

Демос вывел коня на площадь перед Святилищем Эклузума, битком заполненную народом. Вокруг царил такой шум, что у Деватона закладывалось уши. Чернь, что ещё два года назад собралась здесь же перед несостоявшейся коронацией, теперь искренне ликовала вместо натужной радости.

«Неужели для того, чтобы завоевать их любовь, потребовалось всего лишь единожды воспользоваться своим даром?»

Он давал им деньги — его презирали. Строил дома призрения, больницы и приюты — этого не ценили. Уберег, насколько мог, город от чумы — им было этого мало. И лишь зрелище, устроенное им на Божьем суде, что-то переломило в этих людях.

«Почему их любовь можно заслужить только творя чудеса? Почему они не видят плодов рутинного труда и замечают лишь громкие жесты?»

Он спешился под громогласное приветствие толпы, ступил на усыпанную цветами мостовую и смахнул лепесток с плеча. В прошлый раз были розовые, но они, к счастью, уже отцвели. Демос не знал, как назывались те цветы, но при всей красоте от них невыносимо несло гнилью. Сейчас же его дорогу забрасывали лиловыми бутонами безвременника, шапками гортензий, звёздами астр и ворохом хризантем.

«Даже жаль ходить по такому цветистому ковру».

Поводья он передал слугам и взмахнул рукой, приветствуя собравшихся зевак, в ответ. Позади остановилась карета с Витторией, и разряженные в праздничные ливреи слуги поспешили открыть дверь. Демос сам подал супруге руку, в очередной раз восхитившись её красотой.

«Почему мне так повезло? Чем же я всё-таки заслужил её любовь?»

Виттория царственно сошла со ступеней, придерживая шлейф расшитого жемчугом чёрного с белым платья, идеально сочетавшегося с нарядом самого Демоса.

«Она перешила старое траурное одеяние. Экономит казну», — заметил он.

Следуя традиции среди замужних дам в империи, она убрала волосы под белое покрывало, на которое скоро должны были возложить венец императрицы. На груди гацонки сверкал алмазами символ веры, в ушах искрились длинные нити серёжек с жемчугами и горным хрусталём, на пальце сияло обручальное кольцо с огромным даже по меркам королей изумрудом.

— Рядом с тобой я чувствую себя ущербным, — улыбнулся Демос и позволил себе вопиющую дерзость — поцеловал жену на глазах у всей толпы.

«Пусть помнят, что я тоже человек. Пусть знают, что я умею любить».

Виттория смущённо опустила глаза, но не отстранилась.

— Пора?

— Пора.

«Лишь бы обошлось без сюрпризов», — повторял как молитву Демос.

Имперские гвардейцы расчистили им путь до дверей Святилища, откуда веяло прохладой и ладаном, но Демос видел, что воинам с трудом удавалось сдерживать натиск любопытных людей. Казалось, сам воздух изменился с момента прошлой коронации: если тогда в нём витали тревога и безысходность, то сейчас он видел улыбки и надежду в глазах тех, кто раньше его презирал и именовал не иначе как Горелым лордом. Впрочем, недоброжелателей оставалось больше, чем хотелось бы.

«И теперь они повысят меня до Горелого императора».

Ихраз коснулся руки одного из самых наглых зевак — тот каким-то чудом умудрился пролезть сквозь ограду и живую цепь солдат и теперь тянулся к Демосу:

— Благословите, господин! Всего благословение! Прошу!

Ихраз шикнул на него, намереваясь отправить наглеца обратно в толпу. Демос слегка качнул головой и остановился.

— Да смилостивится Хранитель над тобой и твоей семьёй, — проговорил он, позволяя до себя дотронуться. — Виттория?

Она кивнула и вытащила из расшитой золотом поясной сумочки с монетами для раздачи милостыни один серебряный кругляш и подала наглецу.

— Храни тебя Гилленай, добрый человек, — сказала она. — Но, пожалуйста, вернись за ограду. Ты заставляешь стражу нервничать.

Мужчина замер, то открывая, то закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба. Видимо, не ожидал такой милости.

— Ну же, ступай, — мягко, как мог, Ихраз подтолкнул его к гвардейцам. — Сегодня, как закончится церемония, еще отпразднуешь. Их величества устроят праздник для всех.

Демос переглянулся с супругой, и они продолжили медленное шествие. Быстро Виттория идти не могла: мешали гигантской длины шлейф и тяжесть расшитого каменьями платья.

— Почему церемониальные одежды всегда такие неудобные? — тихо проворчала она, не переставая дарить зевакам улыбки.

— Хочешь, завтра же издам закон, разрешающий всем женщинам носить мужское платье? Будешь щеголять в шелковых штанах, как рикенаарская танцовщица, и никто слова поперёк не скажет.

Демос едва не прыснул, представив реакцию Двора на подобную выходку. Причём, зная Витторию, она бы проделала эту шалость с абсолютно невозмутимым лицом.

— Что будет завтра, будет завтра, — отозвалась супруга. — Сейчас я просто хочу пережить сегодняшний день. Самый важный день в твоей жизни.

«Самый важный будет лун через восемь».

Но Демос не решился ей возражать. Виттория потратила слишком много сил, помогая организовывать церемонию для него.

Они вошли в распахнутые настежь двери главного храма империи. Стены Великого Святилища украшало множество флагов, стягов, вымпелов; мечи Криасмора, серебряный диск Хранителя, герб Таллонидов как основателей династии, башня Деватонов, кораблик Гацоны — все те же, что были два года назад. Скамьи ломились от сотен знатных и весьма откормленных задниц, а верхняя галерея слегка шаталась под тяжестью разряженных аристократов и важных гостей. Как всегда, здесь стояла духота, но отчего-то сегодня стало немного светлее. Возможно, дело было в развешенных в качестве украшения хрустальных звёздах и дисках, что сверкали гранями, отражая свет сотен свечей, и походили на маленькие солнца.

Герольд объявил их появление, все присутствующие поднялись с мест в знак почтения, и чета Деватонов медленно двинулась между рядов скамеек и статуй святых к алтарю, кивая и приветствуя важных гостей.

— Послов Хайлингланда нет, — шёпотом заметила Виттория.

— Неудивительно.

— Зато, вон, смотри! Вагранийцы!

Демос уставился на высоких седовласых людей во все глаза. До этого ему не приходилось встречаться с ними воочию, и необычный вид представителей этого загадочного народа его поразил.

— Хочу с ними аудиенцию.

— А я хочу на ней присутствовать, — всё тем же шёпотом добавила Виттория. — Жуткие они, но что-то в них есть.

Возле алтаря их уже ждал Великий наставник, окружённый наряженными в белое с серебром церковниками. Братья-протекторы выстроились плотной шеренгой за спинами монахов, как и в прошлый раз. Но сейчас их копья были обращены наконечниками вниз в знак мира. Позади Ладария, словно две тени, бдели Чёрный Гриф Рувиний и брат Ласий. Демос отметил, что впервые видел яйцеголового бывшего дознавателя в поистине роскошных церковных одеждах.

«Доселе он предпочитал скромность и аскезу. Неужели повысили?»

Ладарий кивнул, встретившись глазами с Демосом. Хрустальная с алмазами тиара — символ наместника божьего на земле, сверкала при каждом его движении. Церковник шагнул вперёд, к самому краю алтарной лестницы, и застыл, дожидаясь Демоса с супругой. Виттории поспешили на помощь служанки: справиться со шлейфом она сама не могла. Деватон обратил внимание, что Ладарий выглядел ужасно: серая безжизненная кожа, волосы поседели почти полностью, не было силы в тонких руках. Великий наставник выглядел раздавленным. Лишённым воли жестом он приказал внести императорские регалии.

Демос поднялся по крутым ступеням и застыл в паре шагов от Ладария. Разговоры смолкли, перестали звучать церковные гимны.

Великий наставник воздел руки, привлекая внимание, и без того сосредоточенное на происходящем у алтаря.

— Именем Хранителя, внемлите! — призвал он. — Сегодня, в первый день Десятой луны года, мы собрались здесь, дабы свершить волю господню и помазать на правление Демоса Деватона из рода Таллонидов и его супругу Витторию Деватон, урождённую Аро.

Он замолчал, дав эху прокатиться до самого конца зала, и велел наряженному монаху принести флакон со священным елеем Таллонидов. Тот, стараясь даже не дышать, на дрожащих вытянутых руках поднёс золотой ларец, а Рувиний бережно открыл замок и откинул крышку. Ладарий аккуратно, словно проводил хирургический опыт, взял небольшой и на удивление простой флакон, поднял над головой, демонстрируя его собравшимся.

— Сим священным елеем, что был дарован Таллонию Первому Святой Аньессой, ты, Демос, будешь помазан на правление империей. Пусть слёзы Гилленаевы, заключённые в этом священном сосуде, наполнят тебя божественной благодатью.

Он откупорил сосуд и вылил несколько капель на ладонь, обмакнул в них палец и очертил круг на лбу Демоса.

— Клянёшься ли ты, Демос, защищать свой народ и его земли ценой своей жизни? — спросил он.

— Клянусь.

— Клянёшься ли преумножать благоденствие своих подданных любым угодным господу способом?

— Клянусь, — прохрипел Демос. Отчего-то внезапно стало трудно говорить.

— Клянёшься ли ты защищать веру в Хранителя и Путь до последнего вздоха? — задал последний вопрос Ладарий.

Демос набрал в лёгкие побольше воздуха, но… Не смог сказать «да». Все его нутро противилось этому, каждый член протестовал, и ком в горле мешал даже выдохнуть.

«Защищать лжецов и лицемеров и давать клятву утопить страну в крови ради их прихотей? Ради бога, существование которого не доказано и ритуалов, придуманных лишь затем, чтобы выкачать из доверчивых людей как можно больше денег? Чёрт, я становлюсь похожим на Грегора Волдхарда с той лишь разницей, что, в отличие от него, вообще не верю в доброго дядьку на небесах».

Ладарий многозначительно вскинул брови, когда молчание затянулось до неприличия.

— Клянусь, — наконец выдавил из себя Демос.

— Я запомню это, — едва слышным шёпотом выдавил Великий наставник. — Скоро это может стать актуальным.

«И чем я теперь отличаюсь от них? Такой же лжец и лицемер. Сказал то, чего от меня ожидали, чтобы получить то, что требуется».

— Да благословит тебя Хранитель, избранный сын, — с удивительной громкостью для немощного тела сказал Ладарий и жестом подозвал монаха с императорским венцом. — Да пребудет с тобой благодать, да будет твоё правление долгим и мудрым.

Демос закрыл глаза, когда тяжёлый императорский венец опустился на его голову. Виттория преклонила колени следом. Её лоб не мазали елеем, но, проведя короткую церемонию, водрузили на голову золотую корону императрицы. Регалии оказались настолько тяжёлыми, что они с Витторией едва могли вертеть головами.

Зазвучали хвалебные гимны. Демос обернулся к повскакивавшим со своих мест аристократам. На миг ему показалось, что он увидел в топе Эльтинию и Ренара. Он моргнул — и наваждение исчезло. То были просто брат-протектор, а рядом с ним какая-то дама преклонных лет в зелёном платье и старомодных драгоценностях.

«Просто показалось. Но почему я чувствую, что они оба сегодня со мной?»

— Его императорское величество Демос, первый своего имени. Защитник империи и верный сын господа, — объявил Ладарий, и церковный зал взорвался ликованием. — Её императорское величество Виттория. Верная дочь господа и наша милосердная госпожа.

«Старая жизнь окончена. А что будет впереди, не знает даже Хранитель».

Он шагнул вниз, подал руку, помогая Виттории спуститься, чтобы вместе принять клятвы верности собравшихся в зале аристократов.

— И всё-таки я наконец-то смогу переспать с императрицей, — шепнул он ей на ухо.